Возрождение Феникса. Том 6

— Сейчас я думаю, что ты проказничаешь, — улыбаюсь, перебирая пальцами ее блестящие черные локоны. Мне снова вспоминает прекрасный светящийся лик Лады — женщины, которую я самому себе пообещал сделать своей.

Странное обещание для Префекта Фениксов. Но этого требует моя изменившаяся сущность — не Сеня, но зарождающийся внутри меня славянский бог. Может ли обладание женщиной быть еще одной ступенью к совершенству? Не знаю, посмотрим.

Пока что Лады не существует. Эта женщина — легендарный образ, миф, фантазм. Но я могу сделать так, чтобы она ожила, воплотилась в реальность, вышла из Анреалиума навстречу миру… и мне. Знаю, что могу, просто пока что не представляю как именно.

Катя прикусывает мочку моего уха.

— Ух, сама напросилась! — хватаю брюнетку и она с визгом прижимается ко мне, счастливая и довольная.

Целуя Катю в пухлые губы, сжимая ее сочную грудь, мыслями я возвращаюсь к насущным проблемам:

«Ладно, сначала англичанин. Потом японец. Разделаюсь с каждым лично».

Глава 11 — Опять по-новой

— Мама, что ты знаешь о богах? — задает вопрос Аркадий Волконский.

Галина Константиновна удивленно смотрит на сына. Слепыми немигающими глазами смотрит. Анфиса тоже прислушивается к словам папы. Сидя на софе, княжна держит в руках хрестоматийный учебник и как раз читает притчу о Свароге и кузнеце, когда отец вдруг нарушил тишину уютной семейной посиделки.

Разговор происходит вечером у большого, выложенного из красного кирпича, камина. Трещат горящие поленья, сложенные в портале. Волконский не отрывает взгляда от пламени. Красные языки медленно пожирают дерево — робко, осторожно, словно огонь покрывает горячими поцелуями свою любовницу в первый раз. Пламя напомнило князю о жутком пожаре, учиненном Сеней…

Сеней ли? Что это за существо? Что за невиданное создание? Что за бог способен взять в руку Серп Ярилы, выпустить Когти Царя-Огня и облачиться в шкуру Симаргла? Одновременно! И вообще, разве боги не мифы, не сказки? Разве они могут сходить на Землю, будто реальные люди?

Галина Константиновна осторожно говорит:

— О богах? О Свароге что ли?

— В том числе, — князь смотрит в камин. — Еще о Яриле и Симаргле.

— Интересный вопрос. А чем он вызван? — настороженно спрашивает княгиня.

— Да просто задумался, — вздыхает Аркадий. — О том, что независимо от того, верим ли в существование богов, они есть.

— Ну дожили, — резко всплескивает руками мать. — Ты мне еще в волхвы постригись, сын! Мало, что жен из Твери не забираешь, так еще сам в монастырь уйди с концами!

Анфиса вздрагивает, испугавшись возможной ссоры:

— Бабушка, не серчай, — молит княжна. — Папа на днях собирался вернуться в Тверь.

— Собирался, — соглашается Аркадий. — Но придется остаться еще на неизвестное время. Возникли дела.

— Какие это дела? — Галина Константинова бесстрашно напирает. — Что еще ты не успел закончить? Опять будешь караулить Арсения, чтобы Бесоновы его к себе не уволокли?

— Бабушка? — удивленно открывает ротик Анфиса.

— Мам, не при дочке говори такое, — недовольно морщится Аркадий. — Фиса пока не всё знает о княжеских делах. Это бы отвлекало ее от уроков, — нажимает князь на последнее слово, и женщины не смеют спорить, хоть глаза княжны и загораются нестерпимым любопытством. — Никто не караулит Сеню. Он уже взрослый, к тому же, глава рода. Никакие Бесоновы его не утащат никуда. Арсением сам император, как ты помнишь, мам, интересуется. Сильно интересуется. А у Софии нет и не может быть официальных оснований перечить воле государя.

— Тогда в чем дело? — Галина Константиновна щурит слепые глаза. — С государем ты все уладил. Господский налог с заводов Беркутова ты будешь получать еще три года. Транспортные льготы на ввозные пошлины получил, чтобы возместить потери за следующие года. Сам знаешь, что не получится выбить больших поблажек.

Анфиса слушает с округлившимися глазами.

— Папа, почему всего три года? Куда после этого денется Сеня?

— Через три года он никуда не денется, — отвечает Аркадий, и княжна облегченно выдыхает. — Уже этой зимой император сделает род Беркутовых Служилым.

— Что?! — с тревогой вскрикивает Анфиса. На нее оглядывается суровый отец, княжна тут же подавляет бурные эмоции и спрашивает сдержанным, но тихо дребезжащим, словно хрусталь, голоском. — Сеню сделают Служилым? Он больше не будет твоим вассалом?

— Не будет, — кивает Волконский без внешних признаков расстройства, чем несказанно удивляет и мать, и дочь. — Арсения заберут в прямое подчинение престолу. Его роду поручат контроль и управление над ответственной сферой в госаппарате.

Княжна бледнеет, губы дрожат. Она сжимает руками складки домашнего платья. Волконский уже снова смотрит на огонь, поэтому не замечает, как нервничает дочь. Княгиня же слепа и не видит, как внучка волнуется.

— Какой это сферой? — убито спрашивает Анфиса, просто чтобы не закричать в ужасе. Сеню, ее Сенечку забирают. Вскоре она перестанет быть для этого талантливого блондина особенной. Больше их не будут скреплять узы вассальной клятвы.

— НИОКР в рамках гособоронзаказа вроде бы, — небрежно отвечает Волконский, по-прежнему смотря на огонь. — ПуДы Сени впечатлили военных экспертов. Может, самоходные турели еще успеют использовать в Прика…на военных заданиях, в общем.

Князь, конечно, в курсе непростой ситуации на побережье Каспийского моря, только нагружать этим дочь точно не стоит.

— Высоко взлетит орленок, — цокает языком Галина Константиновна. — Жаль, что мы потеряем юношу, очень жаль. Но за Сеню нам следует порадоваться, внучка. Выучи это себе на зубок, Фиса. В жилетку Сене не плакаться со словами «на кого ты меня оставил».

— Э! Женщины, об этом судачить строго воспрещено, — веско заявляет Волконский. — Пока что Сеня вообще не в курсе о переезде в Кремль. Да и руководящую должность он займет только по совершеннолетию. Пока род Беркутовых всего лишь получит звание Служилых.

— А зачем? — не понимает Анфиса. — Зачем император торопится с Сеней, раз рано? Сделали бы его тогда Служилым через полтора года, когда ему исполнится восемнадацать. А Сеня бы с нами побыл побольше.

— Дело в конкурентах, внучка, — со знанием дела объясняет Галина Константиновна. — Кто у нас может поспорить с самим императором за самый вкусный кусок пирога?

— Бесоновы, бабушка.

— Вот Софию Владимир и старается опередить. Быстренько объявить талантливого самородка своим, то есть Служилым, и Бесоновой останется только кусать ногти. София же все равно никак не может прибрать к рукам Арсения, пока он не выиграет Лигу по Грону. Повода нет, даже если Сеня сам захочет в вассалы к Бесоновым. Так что император решил схитрить и, никого не спрашивая, объявить Сеню государственным человеком. То есть, если говорить простым языком, ограбить наш род.

— Мама, — только вздыхает Аркадий, покачав головой.

— Я разве не права? — поднимает брови княгиня. — Это чистой воды грабеж, с которым мы ничего не можем поделать, — она поворачивает голову к Анфисе. — А отцу твоему только и остается, как выбивать помягче условия такого вот разбоя — там господский налог сохранить подольше, кое-где отменить экспортные пошлины и так далее.

«А точно, — неожиданно вспоминает Аркадий, слушая Галину Константиновну. — Арсений же не в курсе, что его Служилым сделают, надо ему сказать… Или в курсе? Он же Огнебожич, а кто знает, какими способностями обладают боги? Может, он Всезнающий».

— Так что с богами, мама? — возвращается князь к исходной теме. — Ты коллекционируешь древние рунописи. Тебя не насторожило, что ни в одной нет упоминания Когтей-Огневиков, а волхвы теперь расписывают ими фрески в новых храмах?

— Мм, ты копался в моих рунописях? — сурово спрашивает Галина Константиновна. — Даже не спросив меня?

— Пришлось, вопрос срочный, — отмахивается князь. — Тем более письмена куплены на мои деньги.

— Ты хотел сказать, на деньги рода, сын?

— Я — глава, а значит и есть этот самый род, — Аркадий уже сам не рад, что не попросил формального разрешения. — Хорошо, мама, я был не прав. Обещаю впредь не трогать твои личные вещи. Пожалуйста, будь милостива и прости меня.

Княгиня игнорирует извинение, посчитав его слишком уж высокомерным.

— Значит, тебя интересуют Огневики, княже? — обиженно спрашивает Галина Константиновна. — Да, раньше их не упоминали в письменах, но это оружие всегда существовало у Царя-Огня.

— Как так? — удивляется Волконский. — По твоим словам, раньше Огневиков не было, но при этом они всегда были? Парадокс же!

— Ничуть. Всё очень просто. Боги существуют вне времени. Раз они приоткрыли правду о себе, мы должны радоваться. Истина существует всегда и везде. Как только боги открывают ее людям, она наполняет не только настоящее с будущим, но и прошлое. А древние писюльки можно и переписать, — пожимает княгиня плечами.

Князь ничего не понял. По этой странной логике выходит, что Сеня всегда являлся богом, просто люди пока что его не знают. А когда он решит открыться миру, вдруг окажется, что новый бог всегда существовал. И люди-сварожичи быстро адаптируются к открывшейся правде. Старые фолианты с рунописями перепишут, фрески в храмах разукрасят образами нового небожителя — и вуаля, Сеня-бог вечно был, есть и будет. Правда ведь одна, и в ней сила.

Боги, мда. То, что как минимум один ходит среди людей, до сих пор не укладывается в голове Аркадия.

А вообще, какая разница? Существуют боги и ладно. Даже очень хорошо, что жрецы не врут и что каждого человека ждет посмертие по его заслугам. Не напортачишь, проживешь жизнь достойно — и попадешь в славный Ирий, где царит бесконечное лето, всегда поют птицы и цветут цветы. Ну и гарем небесных наложниц, само собой, прилагается: пышногрудых, изящных, нежных и страстных. Восхитительная загробная жизнь!

Главное, выяснить, что Сеня делает на Земле. И сразу станет понятно, как подсобить ему и заслужить божественные дары для рода. Кстати, о дарах… Мм, интересно, а как обстоит вопрос с детишками? Насколько сильных сыновей может заделать Сеня?

Князь снова смотрит на дочку — хмурым непредвзятым взглядом. И чем не женушка для молодого бога? Нежна, стройна, прекрасна, не испорчена. В самый раз для зачатия нового рода полубогов.

Под непривычным сканирующим отцовским взором Анфиса краснеет лицом.

— Папа, что такое? — пищит княжна испуганно. — У меня что-то на лице?

— Неважно, Служилый там Сеня или нет. Он наш, родненький, — велит князь. — А посему разрешаю вам, дети мои, проводить время наедине, без присутствия посторонних, в любое время суток.

Анфиса округляет глаза. Вот так отцовское благословение! Княжна не знает, что и думать. С одной стороны, приятная, будоражащая сознание новость, а с другой — звучит она очень уж вызывающе, на грани приличия.

— Ого, — выдыхает Галина Константиновна, разом позабыв про обиду на сына. — А не радикально ли? Как же приличия?

Волконский удивленно спрашивает:

— Мама, зачем приличия внутри семьи?

* * *

Совет рода Беридзе проходит за закрытыми дверями в усадьбе Петреса. Здесь теперь разместился новый глава рода — Добзон, младший брат Петреса.

Понятно, что присутствуют только мужчины, у которых давно пробилась первая борода. Зеленым мальчишкам и женщинам не место на обсуждении судьбы славного грузинского рода.

— Нынче прискорбное время для Беридзе, мужи, — берет слово Добзон. — Мы лишились главы и наследника, славных Петреса и Амирана. А самое ужасное, что мои брат и племянник остались неотомщенными.

— За что мстить? — спрашивает Мосэ. — Петрес погиб на дуэли чести. У нас нет права мстить.

— Пускай Петрес пал в смертельном поединке, как подобает сыну гор, — кивает Добзон. — Но Амиран умер коленопреклоненным, от рук грязной шавки Дарико, этой подстилки русской свиньи! Это несправедливо, это гнусно. Это позор для всех Беридзе!

— А еще князь Багратион отдал русской свинье наш завод «Азот», — замечает седобородый старейшина Ерен, насупленный и взъерошенный, словно филин. — Предприятие, которое исконно принадлежало Беридзе! Принадлежало грузинам! Князь пустил русского на Кавказ! Тьфу! — сплевывает он на пол и, закрыв веки — отекшие, морщинистые, словно шкура мастифа, — неожиданно засыпает.

— Что ты несешь, старый хрыч? — злится Мосэ. — Мы — подданные российского императора! Русским уже пятьсот лет принадлежит весь Кавказ!

Но Ерен уже уснул и не слышит. Да и на слух старейшина уже последние лет десять как глуховат…

— Завод на самом деле отдан Беркутовым, — тяжко произносит Добзон. — Я, как новый глава нашего рода, не могу спорить с Багратионом по этому поводу. С Беркутовым мы ничего не можем поделать. Он, судя по всему, еще и Полковой, раз чуть не сжег спорткомплекс Петреса. Но Дарико — это другое дело. Нельзя безнаказанно убивать родичей. Эта девка — позор нашей крови. Я не могу терпеть ее беззаботное существование. Другие грузинские рода смеются над нами. Недавно Шашвидзе остановили брачное соглашение насчет их дочери и моего младшего сына.

— Отменили помолвку? — сурово спрашивает один из грузин. — Смеют нас так оскорблять?

— Пока не отменили, — отвечает Добзон. — Лишь заморозили. Шашвидзе требуют сначала разобраться с грязью нашего рода. И они правы. Мы можем поссориться с Шашвидзе, но они не единственные, кто разочаровался в нас. Проблема в Дарико, в том, что она еще жива.

Мосэ вздрагивает.

— Хочешь накликать на нас еще большую беду, Добзон? Убьешь Дарико — и Беркутов психанет окончательно.

Свеженазначенный глава рода Беридзе некоторое время молчит, а потом отвечает:

— Будем ждать момента. С Дарико должно произойти несчастье.

— Какое несчастье? — тут же настораживается Мосэ.

— Да какая разница? — пожимает плечами Добзон. — Кирпич на голову, яд или нож под ребра в подворотне. Дадим Беркутову время остыть и забыть нас, а потом устраним девчонку. Тогда и Шашвидзе, и прочие рода закроют глаза на наш позор. Теперь можете высказаться.

Над столом поднимается шум. Грузины громко переговариваются, кто-то говорит в пользу решения Добзона, кто-то возражает.

Мосэ молчит. Он хорошо знает Добзона, чтобы понимать: на самом деле это обсуждение не имеет никакого толка. Новый глава никогда никого не слушал и любил набивать шишки там, где можно было просто внять чужому совету. Только эту шишку ему уже не пережить.

— Все сказали свое мнение, кроме Мосэ, — замечает Добзон. — Тебе есть что сказать?

— Только спросить, — Мосэ смотрит главе прямо в глаза. — Убить Дарико — твое окончательное решение?

— Да, это мое решение, — кивает Добзон. — Девчонку нужно прихлопнуть.

«Дурак, — думает про себя Мосэ. — Ведь ты только что накликал на себя божью кару».

Вслух же он говорит:

— Слово главы — закон.

* * *

Гарнитура в моем правом ухе оживает:

— Феникс, мы на позициях. Прием.

— Лебедь, начинайте. Конец связи.

Я не скрываюсь и говорю громко. Но Добзон ничего не слышит — храпит себе, обняв двух жен. И только девушка слева поднимает растрепанную голову с подушки. За миг до взрывов.

БА-АХ-АХ!

Минометы гаркают одновременно, обрушивают частый огонь на усадьбу.

Оттолкнув закричавших женщин, Добзон подскакивает на постели, бешено крутит головой. В ту же секунду я бью ребром ладони ему в кадык. Глава рода даже пискнуть не успевает — просто валится мешком. Ага, труп.

Женщины кричат, верещат, плачут навзрыд. Одна из них даже кидается на меня, тряся пышной грудью в декольте ночнушки. Уклоняюсь от резвого кулачка, дворянка попадает в стену. Гулко схлопывается кирпичная кладка. На месте удара образуется вмятина. Значит, Воин.

Перехватываю грузинку за запястье и другой рукой толкаю в оголенный четвертый размер. Женщина с криком откидывается назад и, налетев коленями на кровать, заваливается на спину. Голые ноги задираются к потолку.