— А кто тогда там — потревожил камни?
— Аллах знает…
За Змараем, у него за спиной — стоял еще один человек. Ниже Змарая, коренастый, почти квадрантный — Зардад никогда не видел таких людей. У него за спиной было что-то вроде горба, Зардад не видел, что именно находилось там из-за темноты.
— Саламуна — Зардад решил поприветствовать и второго человека
Человек не ответил, он стоял как истукан, как человек, у которого джинны украли душу, оставив лишь тело.
— Что с ним, брат, почему он не отвечает?
— Он не знает нашего языка — сказал Змарай — это человек приехал издалека, чтобы делать джихад и стать шахидом на пути Аллаха. Он не говорит пушту.
— Почему же тогда он идет с нами, брат?
— Потому что покарать тирана — есть джихад. Тиран только притворяется благочестивым, на деле же он муртад и мунафик. Он идет в мечеть, чтобы воздать должное Всевышнему — а выходя из нее отдает приказы убивать правоверных. Он говорит о вере — но принимает подачки от неверных за то, чтобы издеваться над уверовавшими. Этот человек — его зовут Али — он тоже имеет счеты к Тирану[89]. Али из той страны, где Тиран когда-то служил в армии неверных. Он отдал приказ убивать — и десять тысяч человек убили в один день как скотов. Али был тогда ребенком — и он единственный спасся от карателей Тирана. Волей Аллаха — Аллах не принял его на небесах, чтобы было кому отомстить за пролитую кровь…
— Я не знал, что Тиран проливал кровь и в других странах — сказал Зардад
— Он проливал кровь правоверных во многих местах, и кровь эта вопиет о возмездии. Волей Аллаха мы его свершим. Веди, брат.
Зардад молча пошел в темноту одному ему известным путем.
Сегодня в секретном атомном центре в горах не было испытаний — и поэтому над горами не летали вертолеты. Меры безопасности были предприняты — но не слишком серьезные. Все склоны засыпали «бабочками» — минами с автоматических систем минирования, установленных на вертолетах. Патрули были дальше, у самого входа в подземный центр.
Они забились в промоину, возможно даже ту самую, в которой были тогда — и третий, Али — спихнул с плеч тяжеленный груз. Он шел, как и все, с неподъемным рюкзаком за плечами, не ныл, не жаловался и вообще за все время пути не произнес ни слова. Они шли всю ночь, а днем — прятались, а потом опять шли. И наконец-то — пришли.
— Дожидайся нас здесь, брат — Змарай перекинул винтовку за спину и достал какое-то странное оружие, что-то вроде автомата, но маленького, с толстым цилиндром на конце ствола. Мы вернемся до рассвета. Если же не вернемся — то пусть Аллах подскажет тебе, что делать дальше.
— Я пойду с вами и лично убью Тирана!
— Смири коня гнева своего уздечкой благоразумия, брат. Ты клялся пламенем очага и хлебом, который питает нас, что не сделаешь ничего, кроме того, о чем тебя попросят. Тиран умрет и будет это совсем скоро — но так, ты только убьешь нас всех. Позволь нам сделать свое дело.
— Аллах с вами… — смирился Змарай
— Да, Аллах с нами…
Двое моджахедов со странным рюкзаком — поползли в темноту…
Они вернулись через два часа, уже без рюкзака — и все втроем они ползли назад. Потом, когда кончилась охраняемая, прикрытая минным полем зона — они встали и пошли намного быстрее.
Близился рассвет.
— А почему не взрывается?
— Терпение, там нет Тирана.
Страшное подозрение вползало в душу Зардада подобно змее
— Ты меня обманул!
Сильный удар выбил из его рук винтовку…
Змарай очнулся, когда уже окончательно рассвело. Болела голова. Винтовка лежала рядом, он схватил ее — но стрелять было не в кого.
— Хотя патроны были…
— О, Аллах, за что ты караешь меня… — прошептал Змарай
Его обманули. Это были не мстители — моджахеды, это были шайтаны в человеческом обличье. Они ушли — а Тиран будет жить…
Нет, не будет!
У него, Зардада, снайпера, охотника и воина людей Африди есть винтовка, из которой он попадает в горного козла с нескольких сотен метров. Если шайтаны обманули его — то он сам решит судьбу Тирана. Сам, своей рукой и своей винтовкой.
Да, так и будет. Аллаху Акбар.
Зардад подобрал винтовку и пошел назад, возвращаясь по своим следам. Он видел небо, расчерченное белыми пушистыми следами инверсионных трасс, он не знал, что в этот день началась война — потому что ему было не до этого. Солнце смотрело на него с небес, и Аллах смотрел на него с небес, на него, воина и мстителя, идущего, чтобы свершить свою месть. И если Аллах решил, что Тиран зажился на этой земле, если переполнилась чаша его злодеяний — то он дойдет, дойдет и свершит месть. Ведь если Аллах решит какое-то дело, то он только говорит ему «Будь!»
И оно бывает…
Он поднялся на горный перевал и посмотрел на солнце. Солнце его не ослепляло, сегодня оно было каким-то холодным и неживым…
— Аллахумма, инни астахиру-кя би-'ильми-кя ва астакдирукя би-кудрати-кя ва ас'алю-кя мин фадли-кя-ль-'азыми фа-инна-кя такдиру ва ля акдиру, ва та'ляму ва ля а'ляму, ва Анта 'алляму-ль-гуюби! Аллахумма, ин кунта та'ляму анна хаза-ль-амра хайрун ли фи дини, ва ма'аши ва 'акибати амри, фа-кдур-ху ли ва йассир-ху ли, сумма барик ли фи-хи; ва ин кунта та'ляму анна хаза-ль-амра шаррун ли фи дини, ва ма'аши ва 'акибати амри, фа-сриф-ху 'ан-ни ва-сриф-ни 'ан-ху ва-кдур лия-ль-хайра хайсу кяна, сумма арди-ни би-хи[90] — произнес Зардад положенное при этом случае ду'а.
И вдруг впереди что-то вспыхнуло, горы высветило нереально ярким, пронизывающим, режущим светом. Ошеломленный Зардад увидел, как над горами восходит еще одно, второе солнце, которое было еще ярче первого. Аллах услышал его мольбы и покарал тирана
— Аллаху Акбар! — выкрикнул Зардад, и атомный вихрь снес его…
Сегодня их везли Антеи. Антонов-двадцать два, неторопливый воздушный гигант. Всего пятьсот восемьдесят крейсерская — но почему-то десантники предпочитали прыгать именно с него, а не с более современного и скоростного Ил-76. Тридцать тонн груза — десантники и сбрасываемые контейнеры с тяжелым вооружением. Несколько минут — и небо в куполах.
Командир пока, подполковник Хацкевич, еще в Баграме получив напутствие от своего комдива, генерала Лебедя — бумага просто не выдержит, если попытаться это описать — протиснулся в кабину пилотов, уже с парашютной системой за спиной. Как и подобает командиру, он собирался прыгать вместе со своими подчиненными.
— Что с зоной высадки? — задал он вопрос, перекрикивая натужно ревущие двигатели Антея.
— По докладам Грачи прошли, товарищ подполковник, поклевали этих гавриков — ответил радист — а так не докладывали…
— Не докладывали… А дай сюда.
Подполковник настроил рацию на нужную волну, волну и все необходимые позывные он перед операцией учил наизусть сам и заставлял делать это всех командиров до взводного звена. Если частоты и позывные знает только радист — это верный путь к беде, без связи пропадешь. И черт с ними, с инструкциями.
— Гранит, я Калибр-десять, гранит, я Калибр-десять, выйдите на связь!
В эфире творилась сущая какофония, какая всегда бывает при крупной операции — но подполковник упорно долбился со своим вызовом к Граниту, оперативному штабу в Баграме — и добился своего.
— Калибр десять, я Гранит, слушаю тебя, прием.
— Гранит, я Калибр десять, Калибр десять, прошу обстановку на точке выброски, прием.
— Калибр десять, обстановка сложная, ПВО подавлено, но в район остаются остаточные группы противника, некоторые с бронетехникой. Пробиваются на восток, как понял, прием.
Подполковник чуть не выронил гарнитуру — ничего себе остаточные группы — с бронетехникой.
— Гранит, я Калибр — десять, прошу поддержки с воздуха, крокодилами или грачами, прием.
— Калибр десять, ты сначала десантируйся, потом будешь поддержку запрашивать, прием!
— Гранит, когда десантируюсь поздно будет, прием!
— Калибр десять, тебя понял, поддержку окажем по возможности, прием.
— Гранит, тебя понял. Конец связи!
Сунув гарнитуру обратно радисту, подполковник спустился обратно в десантный отсек. Там — тускло горело освещение, по бортам сидели полностью экипированные десантники, по центру просторной грузовой кабины — стояли грузовые платформы.
Вот так вот… А вот положа руку на сердце — кто-то думал, что все это всерьез будет. Десантирование под огнем противника. Хоть и готовились воевать с НАТО, хоть и нацеливали их на Германию — а все же понимали, что с той стороны, что с другой — дураков нет воевать.
А тут — вот оно как. С юга пришли…
Подполковник встретился взглядом с майором Кебавой, одним из самых опытных офицеров дивизии, уже отслужившем в Афганистане два года, кивнул ему головой.
— Зона высадки не зачищена ни хрена! — проорал Кебаве в ухо подполковник — на земле до хрена духов! С броней!
— Что делаем?! — проорал ему в ответ Кебава на ухо
— Можно этих б… на восток пропустить! — в ответ проорал подполковник — но хрен им! Я этих б… наизнанку выверну, хоть и сам сдохну! Лучше сейчас, чем потом по одному вылавливать!
Старший сержант Федоров, родом из Владимирской области, почти двухметровый богатырь, до армии успевший поработать трактористом в колхозе — встал вместе со всеми, повинуясь жестам выпускающего и светофору, сменившему цвет с красного (отставить) на желтый (приготовится).
Аварийное покидание самолета! Четыре потока, у кого-то был один такой прыжок, у многих — ни одного. Понятно, почему так, едва ли не первое в мире массовое десантирование в боевых условиях, если не считать операций Великой Отечественной. Но тогда — не было и десятой части средств противодействия, какие есть сейчас.
Увидел, машущего рукой комроты, подошел. Получил инструктаж, из которого намертво запомнил только «е…ь конкретно все что шевелится, пленных не брать». Какие тут пленные, самим бы уцелеть.
В последний раз прошлись по подчиненным, глянули на парашюты. Потом — проверили друг друга…
Старший сержант даже не помнил, как он выпрыгнул — десантировался через боковую дверь, адреналина в крови — ведро. Привычно толкнулся, рывок, его закувыркало в воздушных струях. Пятьсот один — пятьсот два — пятьсот три — вырвал стабилку. Рванул сверху парашют — и он повис в воздухе. Немного придя в себя, глянул в низ — и натуральным образом обалдел.
Их выбросили на сам Кандагар. На город! Летуны промахнулись мимо площадки, которая была специально подобрана — нормальных площадок для десантирования. А может — просто вышли вслепую на город, решили выбросить десант здесь — ранее утро, зачем ориентиры искать. Как бы то ни было — он приземлялся на город, причем с низкой высоты. И остальные десантники — тоже.
Небо в белых куполах, инверсионные следы самолетов, столбы черного дыма, подпирающие небо. Еще один день войны между Пакистаном и Афганистаном, между Советским Союзом и Соединенными штатами Америки.
Что-то пролетело мимо — и он понял, что по ним ведут огонь. С земли.
В отличие от американских, советских десантников учат вести огонь в воздухе, для этого есть даже специальный тренажер — летишь, за шкирку подвешенный по наклонному тросу и стреляешь. Сейчас было немного сложнее, тем более что тут недолго и автомат выронить — но старшего сержанта не устраивало болтаться под куполом в качестве воздушной цели для душманов. Когда до земли было Метров двести — он привел в боевое положение свой АКС-74, откинул приклад и достал патрон в патронник — но стрелять было не в кого. На земле постреливали, он это видел — но не знал. Свои это или чужие, наугад стрелять боялся. Решил, что пока по нему стрелять не будут — он в ответ тоже стрелять не будет.
Кандагар, как и все старые города Востока, состоял из кривых узких улочек и закрытых дворов — дувалов, нормально выбрать место, куда приземлиться было сложно, собраться после приземления еще сложнее. Выбирая между улицей и дувалом, старший сержант решил попытаться приземлиться на крышу, надеясь, что его не сбросит с нее непогашенным куполом парашюта, и она не провалится у него по ногами. Крыша на вид выглядела крепкой. В последний момент, управляя стропами, чтобы попасть на крышу, он вдруг увидел троих бегущих по узкой улочке мужчин, один из них был в форме, еще у одного был РПГ. Они, почему-то не смотрели на небо — а у него оставалось несколько секунд, чтобы принять решение.
Духи!
Бросив стропы, он скосил бегущих из автомата одной длинной очередью на полмагазина, ни один из них не успел ответить — так и упали посреди улицы. Тут же загремел один автомат, второй, купол нес его непонятно куда, и ему оставалось только попытаться сгруппироваться, чтобы не переломаться при падении. Сам он пробыл в Афганистане шесть месяцев и хорошо знал, что делают с попавшими в плен духи.
Ногами старший сержант ударился обо что-то, но купол протащил его дальше, он снова ощутил под ногами пустоту и с громким матом плюхнулся в какой-то дворик. Тут никого не было, но приземлился он не совсем удачно — при попытке встать почувствовал боль в лодыжке.
Перелом? Не похоже, нога цела. Но все равно — если не наложить давящую повязку, будет все хуже и хуже. И надо погасить купол.
Купол погасить он не успел — за дувалом раздались голоса, громкие, гортанные. Плюнув на все, он резанул по стропам стропорезом, раз, другой, освободился от купола, который лежал на дувале и его было видно с улицы. На город приземлялись все новые и новые десантники, стрельба слышалась со всех сторон.
Сейчас ведь гранату бросят!
Освободившись от парашюта, он схватил автомат и вскочил — пусть попробуют достать. В железную дверь ударили, раз, другой — но она не поддалась.
Где остальные? Куда он вообще упал?
Старший сержант, забыв про боль в лодыжке, торкнулся в дверь дома, она тоже оказалась заперта. За дверью кто-то был, шумно возился, и звуки были такие, как будто в доме блеяла коза.
Прежде чем он решил, что делать, за дувалом заговорили автоматы, сначала более звонко — 5,45, и тут же ему ответили в несколько стволов — это уже 7,62, старые и еще что-то, мощное, с глухим звуком выстрела. Точно — не наши.
Старший сержант достал две РГД-5, выдернул кольца, с криком «за ВДВ!» бросил их за дувал — и сам зачем то плашмя упал на землю.
Грохнуло, дважды и почти без перерыва, кто-то взвыл на немыслимо высокой ноте, простучали еще очереди — и все стихло.
— Это кто тут за ВДВ орет, б…!? — раздалось с улицы
— Я, гвардии старший сержант Федоров! — проорал в ответ сержант
— Выходи сюда!
— А ты кто?