Штамм Закат

Эф вспомнил, как царь-вампир торжествующим жестом сбросил плащ, вспомнил, как его лилейно-белая плоть обу­глилась в свете ясного дня, как он с дьявольским вызовом возопил на солнце, а затем пробежал по парапету крыши, спрыгнул на леса и исчез.

— Старик думал, что солнечный свет убьет Владыку. Фет пожевал кончик сигары.

— Во всяком случае, солнце обожгло эту Тварь. Кто зна­ет, как долго она способна выносить облучение. А ты еще и поранил ее. Серебром.

Эфу повезло, хотя успех был не окончательный, а всего лишь половинчатый: нанеся удар, Гудуэдер глубоко рассек мечом спину Владыки, а когда рана попала под прямой сол­нечный свет, ее бока сошлись и мгновенно сплавились, об­разовав черный рубец.

— Если эту Тварь можно ранить, — продолжил Фет, — то, полагаю, уничтожить ее тоже можно. Правильно?

— Разве раненое животное не становится более опас­ным? — спросил Эф.

— Животными, как и людьми, движут боль и страх. Но возьмем эту Тварь. Боль и страх — ее привычная среда оби­тания. Никакие дополнительные мотивы ей не нужны.

— Один все-таки нужен. Стереть нас с лица земли.

— Я долго думал об этом. Зачем Владыке стремиться к тому, чтобы стереть с лица земли все человечество? Ну, то есть, мы же его пища. Мы его завтраки, обеды и ужины. Как только он превратит всех в вампиров, его пищевой запас — ку-ку. Если убьешь всех цыплят, яиц больше не будет.

Доводы Фета, его крысоловская логика произвели на Эфа впечатление.

— Он должен поддерживать баланс, правильно? Превра­тив в вампиров слишком много людей, ты создаешь чрез­мерный спрос на обеды из человечинки.

— Блядская экономика на крови!

— Если, конечно, у него не заготовлена для нас другая участь. Я только и надеюсь, что у старика есть какие-то от­веты. Если же нет...

— Тогда их нет ни у кого.

Они вышли к тусклой развилке тоннелей. Эф поднял повыше свою лампу черного света — ее лучи тут же выяви­ли хаотичные пятна вампирских отходов: следы их мочи и экскрементов. Этот биологический материал люминес-цировал под воздействием низкочастотного ультрафиоле­та. Кричащие цвета, которые так хорошо запомнились Эфу, исчезли. Пятна потускнели. Это означало, что послед­нее время вампиры сюда больше не наведывались. Воз­можно, причиной тому была их несомненная телепатия: вампиров явно отпугнула смерть сотен их со-тварей, уби­енных Эфом, Фетом и Сетракяном.

Фет поковырял своим стальным прутком в куче брошен­ных мобильников, возвышавшейся здесь как маленькая надгробная пирамида. Бессмысленный памятник тщете человеческой — словно бы вампиры высосали из людей жизнь, и все, что осталось от смертных, — это их устрой­ства связи.

— Я тут размышлял кое над чем, — тихо сказал Фет. — Кое над чем из того, что сказал старик. Он говорил о мифах разных культур и эпох, которые обнаруживают схожесть базисных людских страхов. Об универсальных символах.

— Об архетипах.

— Именно это слово он и произнес. Старик рассуждал об ужасах, свойственных всем племенам во всех странах. О страхах, которые глубоко коренятся в людях по всему белу свету. О страхах перед болезнями, чумой, войной, ал­чностью. По мнению старика, тут штука вот в чем. А что если все эти вещи не просто предрассудки? Что если они прямо взаимоотносятся друг с другом? Не отдельные стра­хи, связанные между собой через коллективное бессозна­тельное, а что-то, что имеет реальные корни в нашем про­шлом? Другими словами, что если это не общие мифы, а общие истины?

Эф подумал, что здесь, в подбрюшье осажденного горо­да, ему будет непросто переварить эту теорию.

— Ты хочешь сказать, что, по его словам, мы будто бы всегда знали...

— Да. И всегда боялись этого. Страшная, грозная реаль­ность — реальность клана вампиров, которые живут за счет человеческой крови и поражены болезнью, овладе­вающей человеческими телами, — существовала издревле, и люди об этом знали. Но когда вампиры ушли в подполье или, как бы это сказать, отступили в тень, правду заболта­ли, и она превратилась в миф. Факт стал вымыслом. Но колодец страха уходит так глубоко, пронзая слои всех на­родов и всех культур, что просто взять и исчезнуть он не мог никак.

Эф кивнул — вроде бы заинтересованно, но в то же вре­мя рассеянно. Фет мог, отойдя на шаг назад, окинуть взгля­дом всю картину и поразмышлять о ней, в то время как Эф был не в состоянии это сделать — его ситуация, в корне от­личная от Фетовой, не позволяла такого. Вампиры отобра­ли у Эфа жену. Бывшую жену. Отобрали и обратили ее. И теперь она с дьявольским упорством пыталась обратить свою кровинушку, своего Самого Близкого и Дорогого — их сына. Эта чума, распространяемая демонами, добралась и до Эфа — не в физическом смысле: она поразила его на глубинном, личном уровне. И теперь Эфу было трудно со­средоточиваться на чем-то еще, не говоря уже о том, чтобы теоретизировать, пытаясь оценить масштаб событий, — хотя именно к этому его и готовили как эпидемиолога. Ког­да что-то столь вероломно вторгается в твою личную жизнь, все высшие соображения летят к черту.

Эф ловил себя на том, что его мысли все больше, до какой-то даже одержимости, занимает Элдрич Палмер — глава «Стоунхарт груп», один из трех богатейших людей в мире, — человек, которого они распознали как главного соучастника заговора Владыки. По мере того как атаки вампиров на территории страны набирали обороты — с каждой прошедшей ночью их количество удваивалось, и, таким образом, штамм вируса распространялся в геоме­трической прогрессии, — дикторы новостей со всей на­стойчивостью говорили обратное, сводя эти атаки к «вспышкам насилия». Это было все равно что называть революцию «протестом группы лиц». Дикторы были не на­столько глупы, чтобы ничего не понимать, и все же кто-то — не иначе как Палмер, человек, корыстно заинтересо­ванный в том, чтобы вводить в заблуждение американскую публику и весь мир в целом, — управлял ими как марионет­ками, распоряжался средствами информации и даже взял под под свое крыло ЦКПЗ — Центр по контролю и профи­лактике заболеваний. Только «Стоунхарт груп», возглав­ляемая Палмером, могла профинансировать и осуществить такую мощную кампанию дезинформации, которая развер­нулась после затмения. Для себя Эф решил: если им пока было не по силам быстро одолеть Владыку, что ж, они вполне могли покончить с Палмером, который был не только стар, но и, как знали все, чудовищно немощен. Лю­бой другой человек ушел бы в мир иной еще лет десять на­зад, однако несметные богатства Палмера и его неограни­ченные ресурсы сохраняли ему жизнь, подобно тому, как древний винтажный автомобиль поддерживается в рабо­чем состоянии за счет круглосуточного обслуживания. Как полагал врач, сидящий внутри Эфа, жизнь стала для Пал­мера чем-то вроде фетиша. Этот человек словно задался вопросом: ну, и как долго я могу протянуть?

Ярость Эфа, нацеленная на Владыку — за то, что тот об­ратил Келли и растоптал всю его веру в науку и медици­ну, — была оправданна, но бессильна: это было все равно что грозить кулаком самой смерти. Однако обличение Палмера, человеческого сообщника Владыки, послушного исполнителя его намерений, давало мукам Эфа направле­ние и цель. Даже лучше того — оно узаконивало его жажду личного отмщения.

Этот дряхлый старик разрушил жизнь Эфова сына и разбил сердце мальчика.

Фет и Эф достигли цели путешествия — большого, вы­тянутого в длину помещения с низким потолком. Прежде чем завернуть за угол, Фет изготовил свой гвоздезабивной пистолет, а Эф обнажил серебряный меч.

В дальнем конце помещения возвышалась насыпь из грязи и мусора. Вонючий алтарь, на котором должен был покоиться гроб — тот ящик с затейливой резьбой, который пересек Атлантический океан в морозном брюхе самолета рейса 753 компании «Реджис эйрлайнс» и в котором пря­тался Владыка, зарывшись в холодную мягкую глину.

Только сейчас гроба не было. Этот шкаф снова исчез, как исчез тогда, из охраняемого ангара аэропорта Ла-Гуардиа. На плоской поверхности мусорного алтаря по-прежнему хранился его отпечаток.

Кто-то — или, скорее, что-то, — словом, некая тварь вер­нулась сюда и забрала ящик, чтобы Эф и Фет не смогли уни­чтожить место упокоения Владыки.

— Он побывал здесь, — сказал Фет, оглядываясь вокруг.

Эф был горько разочарован. Он мечтал разнести в щеп­ки тяжелый резной шкаф — придать своему гневу некий физический облик разрушительного действия и самым определенным образом уничтожить обиталище монстра. Чтобы тот понял: они не сдались. И они не отступятся ни­когда.

— Вон там, — сказал Фет. — Посмотри-ка на это.

В лучах «волшебной палочки» Эфа в низу боковой сте­ны ожили буйные разводы красок — свежие струйные сле­ды вампирской мочи. Затем Фет осветил всю стену обыч­ным фонариком.

Каменную плоскость покрывала стенная роспись само­го дикого вида — казалось, граффити были нанесены как попало, совершенно случайным образом. Приблизившись, Эф разобрал, что подавляющее большинство изображе­ний были вариациями одного и того же шестиконечного рисунка — от примитивных и абстрактных до просто оше­ломляющих. Тут было нечто похожее на звезду, там — какая-то амеба... Граффити расползались по широкой стене, словно некий мотив пытался размножаться, воспроизводя себя снова и снова и заполняя каменную плоскость снизу доверху. Подойдя еще ближе, Эф принюхался — краска была свежей.

— А вот это совсем новенькое, — сказал Фет, отступив на шаг, чтобы охватить взглядом всю картину целиком.

Эф переместился вбок — ему хотелось лучше рассмо­треть символ, помещенный в центре одной из наиболее тщательно прорисованных звезд. Он походил на какой-то крюк. Или на коготь. Или на...

— Полумесяц. — Эф провел лампой черного света над сложным рисунком. В линиях узора, невидимые невоору­женному глазу, прятались два одинаковых изображения. И стрелка, указывающая в глубину тоннелей.

— Возможно, они мигрируют, — сказал Фет. — Стрелка задает направление...

Эф кивнул и проследил за взглядом Фета. Он был устрем­лен на юго-восток.

— Мой отец часто рассказывал мне об этих знаках, — по­яснил Фет. — Язык бродяг. Он узнал о нем, когда впервые попал в эту страну после войны. Меловые пометки обозна­чали дружественные и недружественные дома — места, где ты мог найти пищу, ночлег, где тебя даже могли предупре­дить о враждебно настроенном домовладельце. В течение многих лет я сам видел похожие знаки на складских поме­щениях, в тоннелях, подвалах...

— И что все это значит?

— Я не знаю языка бродяг. — Фет огляделся. — Но, кажет­ся, знаки указывают путь вон в ту сторону. Посмотри, не осталось ли в каком-нибудь мобильнике батарейки. Нам нужен тот, что с камерой.

Эф начал рыться в верхней части кучи. Он пробовал включать телефоны и, если дисплей не загорелся, отбрасы­вал аппаратик в сторону. Наконец розовый «Нокиа» с люми­несцентным брелоком в виде котенка Китти замигал в его руке, возвращаясь к жизни. Эф перебросил телефон Фету.

Василий осмотрел аппарат.

— Никогда не понимал эту блядскую кошку, — сказал он. — У нее слишком большая голова. Как вообще можно называть такое кошкой? Посмотри сам. Она же больна... ну, как это называется, когда вода внутри?

— Ты имеешь в виду гидроцефалию? — спросил Эф, не­доумевая, с чего это вдруг Фет так завелся.

Василий оторвал брелок и швырнул его прочь.

— Эта дрянь только несчастье приносит, — объявил он. — Блядская кошка. Ненавижу это блядское отродье.

Фет сначала сфотографировал символ полумесяца, под­свеченный индиговым сиянием ламп, затем снял на видео всю сумасшедшую фреску целиком — от ее вида в этом мрач­ном помещении перехватывало дыхание. Василий был в рав­ной степени заворожен надругательским характером этой гигантской росписи и заинтригован ее тайным смыслом.

Когда они вышли на поверхность, было уже светло. Эф нес на плече бейсбольную сумку — в ней лежали серебряный меч и прочее оборудование; Фет катил свои орудия в не­большом ящике на колесиках, который обычно использо­вал для хранения крысоловных инструментов и ядов. Оба были в рабочей одежде, перепачканной грязью после стран­ствований в тоннелях под Эпицентром.

Уолл-стрит была жутко пустынна, на тротуарах почти никого. Вдалеке завывали сирены, требуя хоть какого-нибудь отклика, который никогда больше не поступит. Черный дым уже стал постоянной принадлежностью го­родского неба.

Немногие пешеходы, попадавшиеся на пути Василия и Эфа, юрко огибали их, ограничиваясь едва заметным кивком. На некоторых были маски, другие прикрывали носы и рты шарфами, подвигнутые к тому ложной инфор­мацией о загадочном «вирусе». Большинство магазинов и лавок были закрыты — либо по той причине, что их уже разграбили, либо в связи с отсутствием товаров или отклю­чением энергии. Василий и Эф прошли мимо рынка — ярко освещенного, однако напрочь лишенного продавцов. Люди, бродившие по рядам, забирали то, что осталось от подпорченных фруктов на прилавках, и снимали с задних полок последние консервные банки. Все, что еще можно было съесть. Кулеры с напитками стояли полностью опу­стошенные, так же как и холодильные секции. Кассовые аппараты были обчищены до последнего цента — дурные привычки умирают последними. Впрочем, цену денег уже вряд ли можно было сравнить с той ценой, которую на гла­зах обретали продукты и питьевая вода.

— Сумасшествие, — пробормотал Эф.

— Во всяком случае, кое у кого еще осталась энергия, — сказал Фет. — Но имей в виду: скоро мобильники и ноутбу­ки выработают питание, и народ обнаружит, что подзаря­дить их негде. Вот тогда самый крик и начнется.

Знак на светофоре поменялся: красная ладошка уступи­ла место белой шагаюи;ей фигурке, — вот только перехо­дить улицу было некому. Манхэттен без пешеходов — это не Манхэттен. Эф слышал сигналы автомобилей, доносив­шиеся с главных авеню, однако на боковых улицах было тихо — лишь изредка проносились случайные такси: води­тели в сгорбленных позах за рулем, встревоженные пасса­жиры на задних сиденьях.

На следующем перекрестке Василий и Эф по привычке остановились: знак светофора сменился на красный.

— Как ты думаешь, — спросил Эф, — почему именно те­перь? Если они так давно живут среди нас — многие столе­тия, — что спровоцировало нынешнюю ситуацию?

— Временной горизонт Владыки и наш горизонт — раз­ные вещи, — сказал Фет. — Мы измеряем наши жизни дня­ми и годами, живем по календарю. Он — Тварь ночи. Если его что и заботит, так только небо.

— Затмение, — внезапно сказал Эф. — Он ждал его.

— Может, это что-то и означает, — откликнулся Васи­лий. — Что-то важное для него...

Из станции подземки вышел полицейский с нашивкой Управления городского транспорта. Он посмотрел в их сторону и остановил взгляд на Эфе.

— Черт! — Эф отвел глаза. Получилось плохо — и недо­статочно быстро. И не вполне естественно.

Даже при том, что полицейская система стремительно разваливалась, лицо Эфа то и дело мелькало на телеэкра­нах, а люди все еще смотрели телевизоры, все еще ждали, что им скажут, как надо поступать.

Василий и Эф проследовали дальше, и полицейский от­вернулся. «Это всего лишь моя паранойя», — мысленно успокоил себя Эф.

Завернув за угол, полицейский, следуя точным инструк­циям, сделал телефонный звонок.

Блог Фета

Привет тебе, мир.

Или что там от тебя осталось.

Раньше я думал, что нет ничего более бесполезного, чем писать в блоге.

Я просто не мог вообразить более бессмысленного вре­мяпрепровождения.

В смысле, кому какое дело до того, что ты хочешь там сказать.

Поэтому я и впрямь не знаю, зачем я тут сижу и пишу. Но мне это необходимо. Думаю, по двум причинам.

Первая: мне нужно привести в порядок свои мысли. Выложить их на экран компьютера, где я мог бы эти мыс­ли видеть и, возможно, хоть как-то уразуметь, что тут у нас происходит. Поскольку то, что я испытал за послед­ние несколько дней, изменило меня — в самом буквальном смысле, — и я должен попытаться вычислить, кто же я те­перь.

А вторая причина?

Она проста. Выложить правду. Правду о том, что проис­ходит.

Кто я такой? По роду своих занятий я крысолов. Если случилось так, что вы живете в одном из районов Нью-Йорка и вдруг видите в своей ванной крысу, вы, конечно, вызываете службу по борьбе с вредителями...

Ну да, я и есть тот парень, который показывается на ва­шем пороге две недели спустя.

Вы привыкли к тому, что можете сбросить эту грязную работу на меня. Чтобы я избавил вас от вредителей. Ис­требил паразитов.

Всё. Эти времена закончились.

Новая зараза распространяется по городу и из него рас­ползается по миру. Новая порода диверсантов. Чума на дом рода человеческого.

Эти твари гнездятся в вашем подвале.

На вашем чердаке.

В ваших стенах.

И вот вам новость — всем новостям новость!

Что касается крыс, мышей, тараканов, лучший способ справиться с заразой — это отрезать ее от источника пищи.

Нуда, все правильно, скажете вы.

Единственная проблема: что считать источником пищи для этой новой породы паразитов?

Этот источник — мы сами. Вы и я.

Понимаете? На тот случай, если вы все еще не допетри­ли, что к чему, — скажу: мы по уши в страшном дерьме.

Округ Фэрфилд, штат Коннектикут

Это приземистое здание ничем не выделялось среди де­сятка таких же строений, разбросанных по территории, в которую упиралась старая разбитая дорога. Когда-то это был бизнес-парк, только он захирел еще до того, как на страну обрушилась рецессия. На здании сохранилась вы­веска прежнего арендатора: «Промышленная группа Р.Л.». В прошлом это была фирма по прокату бронированных автомобилей, здесь же находился гараж, чем объясняется сохранившийся и поныне крепкий четырехметровый за­бор из сетки рабица, окружающий здание.

Вход был через ворота с электронным замком, откры­вающимся с помощью карточки-ключа.

В гаражной части здания размещались кремовый «Ягу­ар» доктора и целая флотилия черных автомобилей — кор­теж, приличествующий для сановника крупного ранга.

Офисная часть была переоборудована в небольшую частную хирургическую клинику, предназначавшуюся для обслуживания одного-единственного пациента.

Элдрич Палмер лежал в послеоперационной палате, по­степенно приходя в себя и ощущая обычный в таких случа­ях дискомфорт. Он пробуждался медленно, но решитель­но, проходя темным путем от беспамятства к сознанию, как делал до этого уже много раз. Его хирургическая бри­гада хорошо знала, какой должна быть смесь седативных и обезболивающих средств, подходящая именно для этого пациента. Они давно перестали погружать Палмера в глу­бокую анестезию. Учитывая его преклонный возраст, это было слишком рискованно. А для Палмера такой подход означал только одно: чем меньше анестетиков, тем бы­стрее к нему возвращалось сознание.

Он все еще был подключен к аппаратам, проверяющим работу его новой печени. Донором на этот раз стал под­росток — беженец из Сальвадора, прошедший тщательное медицинское обследование, которое не выявило у него ни наличия каких-либо болезней, ни присутствия в крови нар­котиков или алкоголя. Печень была здоровой, молодой, розово-коричневатой, в грубом приближении треугольной формы, размерами схожей с мячом для игры в американ­ский футбол. Ее доставили на реактивном самолете непо­средственно перед операцией; с момента изъятия органа у донора прошло менее четырнадцати часов. По подсче­там самого Палмера, этот аллотрансплантат был его седь­мой печенью. Тело Палмера расправлялось с ними пример­но так же, как кофеварка расправляется с фильтрами.

У печени — а это одновременно и самый большой не­парный внутренний орган человека, и самая большая же­леза — много жизненно важных функций: она отвечает за метаболизм, служит хранилищем гликогена, синтезирует белки плазмы крови, вырабатывает гормоны и очищает организм от ядов. Пока еще не придуман медицинский способ компенсации работы печени при ее отсутствии в теле человека — что самым несчастным образом отрази­лось на судьбе сальвадорского донора, не очень-то желав­шего расставаться со своим столь нужным органом.