Клеопатра

Сенаторы снова согласились.

– Отцысенаторы, прошу вас признать мою власть законной, а Египет союзником Рима!

Ответом были аплодисменты! Надменный римский сенат, только вчера грозивший оставить египетскую царицу выступать перед пустыми скамьями, аплодировал ей стоя! Такого Рим не знал.

Цезарь шумно выдохнул, эта сможет убедить кого угодно.

– Отцысенаторы, надеюсь, ваши аплодисменты выражают согласие со словами царицы? – Ответом было единодушный возглас. – В таком случае вопросов нет, отцысенаторы, я вас больше не задерживаю.

Никуда отцысенаторы не ушли, напротив, они обступили не успевшую выйти Клеопатру и, как на приеме, пытались оказаться поближе, чтото спросить, о чемто сказать. Цезарь с трудом вытащил свою беспокойную подругу наружу и посадил в лектику (носилки).

Возвращаясь обратно в храм, он услышал, как Цицерон говорил Дециму Бруту:

– Поразительно не то, что женщина говорила вполне разумно, речь ей мог написать тот же Цезарь, а то, что меня тянуло к ней, словно рыбу на крючке.

Тот соглашался:

– Меня тоже. Словно в тумане все. Но говорила она хорошо, как настоящий оратор. Никогда бы не подумал, что женщина так сможет.

Цезарь усмехнулся:

– Эта женщина может! Клянусь Юпитером, я ничего не знал о содержании ее речи и все услышал вместе с вами.

Ему не очень поверили, но даже то, что женщина, да еще и не патрицианка могла заучить столь длинную речь и так хорошо ее произнести, произвело на сенаторов впечатление.

– Почему вы не верите, что царица все может сама? Она весьма толкова даже в науках.

Уже в лектике Клеопатра повалилась без сил, сказалось напряжение. Хармиона присмотрелась, по тому, что хозяйка довольно улыбалась, было понятно, что выступление удалось.

– И о чем ты с ними говорила?

– Сказала, что Египет верный союзник Рима.

Хармиона ахнула:

– Хорошо, что тебя не слышат в Александрии!

Клеопатра помотала головой:

– Вместе мы такая сила, которую не сможет одолеть никто! А если будем воевать, то погубим обе страны и станем добычей других, более слабых. Хорошо, что Цезарь это понимает.

– А если он захочет просто слопать этого союзника?

– А для чего я здесь? Неужели ты думаешь, мне нравится мерзнуть в этом Городе, вместо того чтобы нежиться на солнышке дома?! И зачем я выступала перед ними? Сегодня сенат признал Египет союзником Рима, союзником, понимаешь, а не своей провинцией. Союзники поддерживают в войне, но не платят дань. Воевать пока больше не с кем, а когда Цезарь соберется, я с удовольствием ему помогу.

Вообщето Хармиона думала, что Клеопатра в Риме ради Цезаря, а не ради сената, но тут она внимательно всмотрелась в лицо своей любимицы:

– Ты стала настоящей царицей!

– А была какой?

– Ты повзрослела. Отец бы гордился такой разумной и хитрой дочерью.

Гордился Клеопатрой и Цезарь, теперь никто не мог упрекнуть его, что диктатор валялся в постели у царицы ради собственного удовольствия, многие поняли выгоду произошедшего в Александрии. Царица права: Египет лучше иметь союзником, чем врагом. О том, чтобы он стал провинцией Рима, не шло и речи.

Это произойдет позже, когда к власти придет наследник Цезаря Октавиан, будущий Август, именно при нем уже без Клеопатры Египет надолго потеряет свою независимость, став, как и остальные страны, его провинцией. А тогда некрасивой, но очень разумной и хитрой египетской царице Клеопатре удалось избежать такой угрозы. Женский ум оказался не слабее мужского.

Ночью Цезарь не выдержал:

– Скажи, ты и со мной связалась, чтобы не отдать Риму Египет?

– Что тебе не нравится, то, что я в твоих объятиях, или то, что Египет не будет провинцией Рима?

– Хочу понять, тебе интересен я сам или все же это политические игры?

– Я тебя люблю, а если от этого еще и хорошо моей стране, то что же тут плохого? Цезарь, перестань придираться, лучше поцелуй, не то я подумаю, что ты мне изменяешь с Кальпурнией!

Он ахнул:

– Ты хоть соображаешь, что говоришь?! Это ей я изменяю с тобой!

– Нет! Изменяют всегда тем, кого не любят. Ты меня любишь?

– Да!

ЦИЦЕРОН

Торговец книгами в лавочке на улице Аргилет расплылся в приветливой улыбке, завидев двух женщин в сопровождении рослого рабанубийца. Женщины не римлянки, хотя они этого и не скрывали. Одна из них, та что пониже и помоложе, хозяйка, вторая явно не рабыня, скорее наперсница, вроде бедной родственницы, так и не вышедшей замуж, рядом с молодой девушкой.

Но для Непота главное не их взаимоотношения, а интерес к книгам. Эти две женщины приходили уже третий раз за последние шесть дней. В два первых они купили так много, заплатив не торгуясь, что Непот был готов сам отнести все свитки до дверей их дома, закрыв для этого лавочку!

Та, что была хозяйкой, видно, прекрасно разбиралась в литературе, особенно греческой. Неудивительно, это явно эллинки, если судить по их одежде и выговору. Женщина уверенно рассуждала о достоинствах авторов и отдельных произведений, чувствовалось, что названия книг ей знакомы. Но она попросила переводы на латынь. Непот удивился: к чему тем, кто читает Еврипида в подлиннике, покупать его перевод на латынь? Перевод всегда хуже. Но возражать не стал.

Вот и сегодня он обрадовался, только завидев выгодных покупательниц, недаром у него было предчувствие, что удача сама плывет в руки.

Женщина подошла к списку, вывешенному на косяке двери, остановилась, изучая, потом подозвала к себе Непота:

– Сколько стоит новая поэма Цицерона?

Хозяин расплылся в улыбке и принялся нахваливать кожаный футляр, в который помещался свиток:

– Одно тиснение чего стоит! Кожа лучшего качества!

Женщина засмеялась тихим грудным смехом:

– Ты мне Цицерона продаешь или футляр для него? Боюсь, Марк Туллий обиделся бы, услышав, что главная ценность его книги в тиснении на футляре. – Заметив, как вытянулось лицо Непота, женщина добавила: – Но я куплю у тебя Цицерона. И не только этот свиток, но и все, что есть нового, особенно на греческом.

– Все? – кажется, у торговца от волнения даже чуть сел голос. Столько он не продавал даже за полгода!

В ответ снова смех, тихий, волнующий… Если бы она сейчас просто забрала Цицерона и пошла прочь, Непот бы не возразил. Но женщина не собиралась обманывать продавца.

– Мне понравилось качество твоих списков, я буду покупать у тебя книги постоянно. Но давай договоримся, что ты трижды в месяц будешь приносить мне перечень новинок, а я буду из него выбирать. Тебе хорошо заплатят.

Это было то, о чем он мечтал с самого первого дня своей торговли – быть поставщиком когото из богатых покупателей.

– Эти свитки тоже доставишь ко мне.

– Да, конечно! Куда госпожа прикажет? – Он, свободный гражданин Рима, называл эллинку госпожой и ущемленным себя не чувствовал. Неужели прав его друг Тертулл, твердивший, что за хорошую плату чувство достоинства можно заставить молчать? Но женщина не обижала его ничем, она была вежлива и разговаривала уважительно. А за свои деньги вполне могла потребовать, чтобы книги доставлялись прямо домой.

– На виллу Цезаря в садах за Тибром.

У Непота перехватило горло и отвисла челюсть, он, наконец, сообразил, кто эта богатая покупательница! Египетская царица, о которой столько болтали в Риме в последние недели!

Та, видно, поняла, снова рассмеялась:

– Я жду тебя со списком, Непот. Твои книги будут храниться в библиотеке Александрии.

По ее знаку вторая женщина вложила в руку продавца солидную стопку сестерциев. Не в силах проглотить комок, застрявший в горле от волнения, Непот только молча кивал.

Женщины в сопровождении раба уже скрылись из глаз, а он все стоял, сжимая деньги в руке и пытаясь осознать произошедшее. Он будет поставлять книги для Александрийской библиотеки?! Если бы ктото сказал Непоту, что такое возможно, он прогнал бы болтуна прочь!

К лавке подошел завсегдатай просто поболтать, но Непоту не до глупых разговоров, он объявил, что лавочка закрыта и, кажется, надолго.

А Клеопатра с Хармионой дошли быстрым шагом до поджидавших носилок и отправились обратно на виллу.

– Кажется, я больше до самой весны не выйду из дома! И как они могут ходить по улицам в такой холод?

– Не думаю, что римляне считают эти дни очень холодными, смотри, сколько людей спокойно направляются по своим делам. Просто мы не привыкли жить без жаркого солнца.

– Не знаю, – мрачно хмыкнула Клеопатра, – я мерзну, хоть всюду вози с собой жаровню с углями. И Цезарион болеет. Зря я приехала в Рим осенью, надо было весной… Цезаря все равно нет, он постоянно в делах, а скоро и вовсе уйдет в Испанию, когда вернется, неизвестно…

– Но он же пишет часто.

– Пишет. Но это не может заменить живого человека.

Хармиона прекрасно понимала, что не может. Какое письмо заменит руки и губы любовника, не говоря уж об остальном. Но чем она могла помочь своей строптивой хозяйке? Разве что и впрямь таская за ней следом жаровню с углями. Жалко и Цезариона, от постоянно горячей жаровни и у взрослых болела голова, а бедный мальчик совсем скуксился.

А до весны еще так далеко… И даже уехать они никуда не могли, зимой по морю плавать опасно.

Это были самые скучные осень и зима в ее жизни. Труднее только, когда отец, практически не добившись в Риме желаемого, почти год сидел под храмовой защитой, которую раньше сам же и разрешил, пока Марк Антоний не привел помощь в виде конницы от наместника в Сирии Габиния. Но тогда она была совсем девчонкой и ее не беспокоили дела в Александрии. А сейчас, привыкшая к ежедневному бурлению жизни вокруг, когда каждый день проходили либо пиры, либо какието путешествия или с головой поглощали дела, Клеопатра маялась от безделья.

Хармиона, видевшая, что у царицы руки чешутся многое исправить в Риме, смеялась. Дай Клеопатре волю, уже давно бы принялась отводить в сторону русло Тибра, как они не раз обсуждали с Цезарем, строить новый каменный мост взамен узкого деревянного, возводить какоенибудь огромное здание библиотеки или облагораживать рынки. Вообщето у царицы было желание снести половину узеньких переулков и на их месте раскинуть широкие, как в Александрии, проспекты.

Но она прекрасно понимала, что это не ее дело, она в Риме только гостья, а ругать порядки дома, в котором гостишь, не дело.

– Тебе позволь, так ты и холмы сровняешь, чтобы удобней строить новую Александрию!

Несколько мгновений Клеопатра внимательно смотрела на любовника. Цезарь готов был поклясться, что в тот миг она просто прикидывала, во что это обойдется и как долго будет претворяться в жизнь.

– Э, э! У тебя сено на рогах!

– Что?!

– У римлян есть такой обычай привязывать на рога особо буйных быков пучки сена, чтобы все опасались. Поэтому и говорят: «У него сено на рогах».

Царица фыркнула, но, не удержавшись, рассмеялась:

– Но, Цезарь, в Риме действительно тесно и улицы узкие.

– В этом тоже его очарование. У каждого города свое.

– Я понимаю, но когда рабам приходится поднимать носилки выше своей головы, чтобы протиснуться сквозь толпу, это мешает. Сколько в Риме жителей?

Попытка отвлечь Цезаря от мелькнувшей мысли вопросом не удалась, он взял любовницу за подбородок:

– Где это твои носилки поднимали выше головы?

– Да так…

Цезарь не отводил взгляд. Пришлось признаваться:

– В Риме хорошие лавочки с книгами, я искала новые для библиотеки.

– Нашла?

– Да, нашла! – Если бы она не лежала, то непременно уперла бы руки в бока. Цезарь невольно рассмеялся: с какой еще любовницей после бурных объятий он вел разговоры о тесноте в Риме или книгах для библиотеки? Клеопатра приняла смех на свой счет, фыркнула: – И ничего смешного, я забочусь о своей стране!

Голенькая Клеопатра, заботившаяся в объятиях любовника о своей стране, была особенно забавна и привлекательна. Нет, всетаки она неповторимая женщина! Цезарь повалил любовницу на спину и, серьезно глядя в глаза, напомнил:

– Я запретил тебе расхаживать по Риму без охраны!

Царица возмущенно оттолкнула любовника, села:

– Как ты себе это представляешь?! Мне пускать перед собой боевые колесницы или отряд нубийцев в полном военном облачении со щитами и мечами?!

– Достаточно нескольких вооруженных рабов и носилок с закрытыми занавесками.

– Нет! Я хочу передвигаться по городу, как нормальные люди, а не как предмет для разглядывания!

Она собралась вообще встать с ложа, но Цезарь успел поймать за ногу, потянул к себе.

– Ты не нормальные люди! Пойми, если с тобой чтото случится, я разнесу полРима!

Клеопатра осознала, что он беспокоится всерьез, жалобно протянула:

– Ну, Цезарь… мне же скучно сидеть здесь взаперти, никого не видя и ничем не занимаясь… А ты еще и уедешь совсем скоро.

Это диктатор понимал и сам, деятельной натуре царицы такое пребывание на роскошной вилле хуже сырой темницы. Вздохнул: