— Да, — признался Фринк.
— Я всегда гордился тобой.
— Я тоже, — сказал Фринк. — Однако теперь-то уж мне работы нигде не найти. — Он ощущал себя подавленным, попавшим в безвыходное положение. — Да ты и сам это понимаешь.
— Не знаю, что и сказать. В литейном деле лучше тебя не сыщешь на всем Побережье. Я помню, как ты проворачивал все дела за какие-то пять минут, включая и первую отделку. Не говоря уже о сварке…
— Да, будет тебе, какой из меня сварщик, — сказал Фринк.
— А ты никогда не думал обзавестись собственным делом?
— И чем бы я стал заниматься? — от неожиданности Фринк запнулся.
— Ювелирными украшениями.
— Ради бога, не говори ерунды.
— Оригинальные изделия на заказ, а не серийная дешевка. — Мак-Карти увел его в угол цеха, подальше от шума. — За две тысячи зелененьких ты сможешь оборудовать рабочее место в какой-нибудь пивной или в гараже. Когда-то я занимался разработкой сережек и подвесок. Да ты, наверное, помнишь, — такие современные.
Достав клочок бумаги, он принялся не спеша и вдумчиво рисовать.
Заглянув ему через плечо, Фринк увидал набросок браслетика с абстрактным узором из плавных линий. Будет ли спрос на это? Ранее ему доводилось видеть лишь предметы традиционного искусства, антикварные вещи — старину. Никто со времен войны не интересуется предметами современного американского искусства.
— Ну так сам создай спрос! — зло посоветовал Мак-Карти.
— Мне, что же, не хватает самому торговлей заняться?
— Поставляй в магазины. В такие, например, как этот… как же он называется? Такой большой фешенебельный магазин на Монтгомери-стрит…
— «Американские Художественные Ремесла», — сказал Фринк. — Мне еще никогда не доводилось посещать такие дорогие модные магазины, да и большинству американцев, уверен, их ассортимент не по карману. Только японцы с их деньгами могут захаживать туда.
— Тебе известно, чем торгуют такие магазины? — спросил Мак-Карти. — И на чем там делают деньги? На дрянных серебряных пряжках для поясов, сделанных индейцами из Нью-Мексико. На паршивой дешевке для туристов. Как же, «местная экзотика».
Фринк пристально посмотрел на Эда.
— Я знаю, что там еще продается.
— И я тоже, — признался Мак-Карти.
Они знали, потому что уже давно и непосредственно со всем этим были связаны.
Компания «У-М» официально занималась производством лестниц, перил, каминных решеток и украшений из кованого железа для новых домов, а также их поставкой массовыми партиями и по стандартным чертежам. Для нового здания на сорок квартир, к примеру, изготовлялся один и тот же предмет в сорока экземплярах. Официально компания «У-М» числилась предприятием металлообрабатывающего профиля, чем-то вроде большой кузницы. Однако здесь прокручивались и другие, побочные, так сказать, дела, которые и приносили ей основную прибыль.
С помощью разнообразных сложных инструментов, материалов и оборудования компания «У-М» осуществляла подделку различных предметов антиквариата, которые со всеми полагающимися предосторожностями и вполне профессионально переправлялись в оптовую торговлю произведениями искусства, где и растворялись в море подлинников, собранных со всего континента. Так же, как и в торговле значками и монетами, никто не смог бы с точностью определить процент таких фальшивок на рынке. И никто, а тем более торговцы, да и сами коллекционеры, не пытались это выяснить.
Когда Фринк оставлял работу, на его верстаке лежал недоделанный «Кольт» времен Дикого Запада. Он собственноручно изготовил формы, произвел отливку и уже работал над ручной доводкой. Спрос на оружие ближнего боя времен гражданской войны и завоевания Дикого Запада по-прежнему оставался высоким. Компания «У-М» реализовывала столько товара, сколько Фринк успевал сделать. Это и было его специальностью.
Фринк медленно подошел к своему станку и взял в руки еще неотполированный шомпол для револьвера. Еще три дня — и оружие готово. «Неплохая работа, — подумал он. — Эксперт, пожалуй, и отличит подделку, но коллекционеры-японцы не считаются здесь знатоками, они не имеют ни собственной точки зрения, ни материала для сравнения».
Им и в голову не приходило задаться вопросом, являются ли предметы купли-продажи в магазинах Западного Побережья подлинниками. Возможно, когда-нибудь они и проявят интерес… и тогда мина взорвется, а спрос упадет даже на подлинники. Согласно закону Грэхема, подделки сбивают цену подлинников. Несомненно, тут кроется причина умолчания во всех этих делах. В конечном-то счете довольными оставались все. Заводики в разных городах, производящие подобные предметы, исправно приносили устойчивую прибыль. Оптовики распространяли товар, торговцы в розницу охотно его выставляли и рекламировали, а счастливые коллекционеры тащили «бесценные» покупки домой и приводили в изумление коллег, соседей и подружек.
Подобно послевоенным бумажным деньгам, антиквариат продолжал оставаться в цене до тех пор, пока она не подвергалась сомнению. Ложь еще никому не наносила и не нанесет ущерба до самого Судного дня. А тогда все так или иначе потеряет всякую цену. Но пока никто об этом не вспоминал; даже те, кто кормился от реализации предметов «старины», старались не думать о том, чем занимаются, сосредоточивая основное внимание на чисто технической стороне вопроса.
— Когда ты перестал проектировать оригинальные предметы? — спросил Мак-Карти.
Фринк пожал плечами.
— Да уже много лет назад. Мне чертовски хорошо удавались копии, однако…
— Знаешь, о чем я думаю? Даже тебя заразила гитлеровская пропаганда. Ты поверил в неспособность евреев творить, они, мол, могут лишь торговать и посредничать. — Мак-Карти устремил на Фринка немигающий взгляд.
— Может, и так, — признался Фринк.
— А ты попробуй. Сделай какой-нибудь оригинальный узор. Или начни работать непосредственно по металлу. Развлекись. Вспомни детство.
— Нет.
— Тебе недостает уверенности, Фрэнк. Ты полн стью утратил веру в собственные силы. Очень жаль, уж мне-то хорошо известно, сколь многое от этого зависит. — Мак-Карти отошел от станка.
«Действительно, очень жаль, — думал Фринк. — Жаль, но это факт. Я не могу заставить себя уверовать в собственные силы, только лишь потому, что это необходимо.
Этот Мак-Карти — чертовски хороший мастер. Он способен пришпорить человека, спровоцировать его на максимальные усилия, заставить выложиться полностью, даже вопреки желанию. Он — прирожденный руководитель: минуту назад он почти что убедил меня. Но сегодня Мак-Карти отступился, его уговоры не подействовали.
Жаль, что при себе нет гадательной книги. Я бы посоветовался с ней, обратился бы к ее опыту, опыту глубиною в пять тысяч лет». И вдруг он вспомнил, что экземпляр «И-чинг» находится в бюро Компании «У-М», и во всю прыть помчался по коридору, соединяющему цеха с Дирекцией.
В холле он уселся в металлопластиковое кресло и записал вопрос на обратной стороне конверта: «Согласиться ли мне на предложение заняться самостоятельно творчеством?» И приступил к гаданию, — на этот раз используя монетки.
В нижней линии выпала семерка, во второй и третьей — тоже. Отсюда получилась нижняя триграмма: «Ч'иен». Доброе предзнаменование; «Ч'иен» означало творческую силу. Затем четвертая линия — восемь. «Инь». Пятая линия, тоже восьмерка. «Боже Всемогущий! — подумал он с воодушевлением. — Еще одна линия «Инь», — и я получу одиннадцатую гексаграмму, — «Т'аи» — «Мир». Очень благоприятное решение». Или… Когда он встряхивал монетки; руки тряслись: линия «янь» и двадцать шестая гексаграмма, «Та ч'у»> — «Великий Насыщатель». Оба знака — благоприятны, должен выпасть один из них. Он подбросил три монетьь «Инь». Шестерка. Итак, «Мир».
Он раскрыл книгу и прочитал пророчество:
Мир. Низменное уходит, приближается великое.
Везение. Успех.
Итак, ему нужно последовать совету Эда Мак-Карти. Основать свое, пусть небольшое, дело. А теперь еще:
шестерка вверху — единственная подвижная линия. Он перевернул страницу. Что скажет текст? Он не помнил наизусть, но это должно быть нечто благоприятное, потому что вся гексаграмма весьма благосклонна: соединение Неба и Земли. Однако первая и последняя линии всегда находятся вне гексаграммы. Поэтому шестерка — наверху… Его взгляд мгновенно нащупал нужный текст:
Стена обрушилась в ров. Не выступай с оружием,
Но поддерживай порядок в городе.
Ты поступаешь правильно,
Однако тебе не избежать обвинений.
— Клянусь моим натруженным горбом! — выдохнул он потрясенно, а затем прочитал комментарий:
Изменение, предсказанное половиной гексаграммы, начинается.
Городские стены, обрушившись, засыпают рвы.
Приближается час поражения.
Несомненно, самая зловещая из трех тысяч линий, заключенных в книге. Но пророчество все же благоприятное.
Чем он должен руководствоваться?
Каким образом приговоры судьбы оказались столь противоречивыми? Никогда еще у него не случалось такого: удача и поражение переплелись в предсказании гадательной книги; странный приговор судьбы — Оракул, будто безумный повар, зачерпнул со дна котла и извлек оттуда всевозможную дрянь, но потом одумался и щедро одарил его светом. «Будто сразу я нажал на две клавиши, — пришло Фринку в голову сравнение, — механизм заело, отсюда и этот искаженный образ реальности…»
«Черт возьми! Должно ведь быть что-то одно, — думал он. — Нельзя же одновременно победить и быть побежденным».
А, может быть… возможно?
Ювелирное дело принесет успех, — предсказание имело в виду именно это. Но вот та самая линия, — будь она проклята! — должна относиться к чему-то, несомненно, более глубокому, — к какой-то грядущей катастрофе, отнюдь не связанной с производством ювелирных изделий. Это — злой рок, подстерегающий меня, что бы я ни делал…»
«Война… — предположил он. — Третья мировая. Водородные бомбы сыплются градом. Все два миллиарда людей уничтожены. Цивилизация стерта с лица Земли.
Ой, гевалт![13] Что ж это делается? Неужели я привожу в действие всю адскую машину? Или же некто, совершенно неведомый, строит мне козни? А может быть, мы все, вместе взятые? Проклятые физики с их теорией синхронности: каждая частица связана с остальными, стоит только пукнуть, — и равновесие мироздания нарушится. В таком случае жизнь становится одним большим анекдотом, ибо нет более ничего, на что стоило бы отважиться. Я открываю книгу и получаю отчет о таких надвигающихся событиях, которые даже Господу Богу хотелось бы сдать в архив и вытравить из памяти. Кто я такой? Одно могу сказать точно: все это — не по мне.
Придется забрать инструменты, взять у Мак-Карти двигатели и собрать станок, а потом запустить-таки свое жалкое дельце, невзирая на зловещие линии судьбы. До самого конца я должен творить так хорошо, как только смогу, пока «стены не обрушатся во рвы» и не погребут под обломками нас всех, все человечество. Это и есть то, о чем хотела сообщить мне гадательная книга. Рано или поздно злой рок всех нас отправит на эшафот. Но до того, как это случится, я обязан делать свое дело — работать головой и руками.
Предсказание касалось только меня и моего дела, но одна линия говорила обо всех нас.
Я слишком мелкая сошка. Мне суждено лишь прочитать предначертанное, а затем, склонив голову, продолжить как ни в чем не бывало свой путь; предсказание не означает необходимости выскочить на улицу и начать вопить, привлекая всеобщее внимание.
Способен кто-либо хоть что-нибудь здесь изменить? Все вместе… или один, но великий человек… или некто, занимающий ключевой пост, в определенное время и в нужном месте? Счастливый случай, просто вероятность. И от этого зависит будущее всех нас и мира…»
Фринк захлопнул книгу, вышел из холла и побрел в цех. Завидев Мак-Карти, жестом отозвал его в сторону, с тем чтобы возобновить прерванный разговор.
— Чем дольше я размышляю, тем больше мне нравится твоя идея, — начал Фринк.
— Вот и ладно, — ответил Мак-Карти. — А теперь я тебе все подробненько растолкую. Неплохо бы вытянуть побольше деньжат из этого Уиндэма-Матсона. — Он выразительно подмигнул. — Я придумал, как это провернуть. Я тоже уволюсь и стану твоим компаньоном. Со своими проектами, понял? Не вижу в этом ничего плохого. Я ведь знаю, как они хороши.
— Само собой, — согласился слегка ошарашенный Фринк.
— Вечером после работы встретимся, — сказал Мак-Карти. — У меня дома. Если придешь к семи, то и поужинаешь с нами, — конечно, если высидишь за одним столом с детишками.
— Хорошо, — сказал Фринк.
Мак-Карти хлопнул его по плечу и удалился.
«Как много изменилось за последние десять минут», — воодушевленно думал Фринк. Страха он уже не ощущал.
Все произошло так внезапно. Он подошел к верстаку и начал собирать инструменты. Хотя обычно так и бывает, если подворачивается подходящий момент…
«Я ждал этого всю жизнь. Если пророчество сообщает, что ты должен чего-то добиться, — а речь идет именно об этом — наступил твой самый благоприятный час. Итак, посмотрим, что же это за момент? Шестерка вверху в одиннадцатой гексаграмме все меняет и ведет к двадцать шестой гексаграмме — «Великому Насыщателю». «Инь» превращается в «янь», линия приходит в движение, и возникает совершенно новая ситуация. А я, выведенный из равновесия, так и не заметил этого! Готов поспорить, роковая линия потому вше и выпала, что от одиннадцатой гексаграммы можно перейти к двадцать шестой только этим единственным способом! И нет никаких причин делать со страху в штаны».
И все же, несмотря на прилив оптимизма, мысль об этой линии не оставляла его.
«Так или иначе, — думал он с иронией, — до семи вечера нужно выбросить все из головы, будто ничего и не произошло. Появилась надежда. Эта встреча с Эдом очень важна. Чувствуется, что у него есть какая-то капитальная идея. И этот шанс я не упущу.
Сейчас я ноль без палочки, но если дело выгорит, возможно, мне удастся вернуть Юлиану Теперь я знаю, что ей нужно: она хотела бы стать женой всеми почитаемого человека, а не какого-то ничтожества. Когда-то, еще до войны, мужчины оставались мужчинами, но теперь — увы! — это уже история.
Нет ничего удивительного в том, что ее бросает с места на место, от одного мужчины к другому, и ищет онаневесть что. Но что это — я теперь знаю и, благодаря нашему с Мак-Карти делу, что бы там, черт побери, ни пришлось вытворять, — она получит то, что ей необходимо».
Роберт Чилдан закрыл магазин на обеденный перерыв. Обычно он перекусывал в баре напротив, стараясь не оставлять лавку более чем на полчаса. Однако сегодня он вернулся уже через двадцать минут.
Может, стоит отказаться от посещений клиентов, а все дела обговаривать прямо в магазине?
Ухлопать два часа на показ образцов. Это уж слишком! В итоге — с дорогой и сборами — все четыре часа, магазин уже и открывать не стоит. Потратить полдня и продать одну-единственную вещицу — часики с Микки Маусом!.. Вещь, конечно, дорогая, но все же… Он отомкнул двери магазина и, оставив их широко распахнутыми, подошел к вешалке повесить плащ. Вернувшись, увидел клиента. Белый. «Ну что ж, — подумал он, — сюрприз».
— Мое почтение, — проговорил Чилдан с легким поклоном. «Наверняка пинок. Худощавый, модно одетый брюнет. Однако держится не слишком-то уверенно: лоб слегка вспотел».
— Добрый день, — ответил посетитель, оглядываясь на витрины. Затем неожиданно приблизился к прилавку, опустил руку в карман и извлек блестящий кожаный кошелечек с разноцветными, искусно оформленными визитными карточками.
Императорский герб с военными регалиями. Военно-морской флот. Адмирал Харуши. Чилдан с почтительным видом рассматривал визитку.
— Адмиральский корабль, — пояснил гость, — в настоящее время стоит на якоре в Заливе Сан-Франциско. Авианосец «Сёкаку».
— Ах, вот как.
— На Западном Побережье адмирал Харуши впервые, — продолжал клиент. — И самое горячее его желание — лично посетить ваш магазин. На родине он много слышал об «Американских Художественных Ремеслах».
Польщенный Чилдан поклонился.
— Однако, — продолжал гость, — ввиду огромной занятости адмирал не может посетить ваше почтенное заведение и поэтому прислал меня. Я его ординарец.
— Адмирал — коллекционер? — осведомился Чилдан, в то время как мысли его лихорадочно работали.
— Адмирал — большой любитель искусства. И хотя он знаток, но — не коллекционер. Он ищет что-либо в подарок. Короче говоря, адмирал хочет сделать всем офицерам корабля памятные ценные подарки, — например, оружие ближнего боя времен легендарной Гражданской войны. — Гость на мгновение умолк. — На корабле двенадцать офицеров.
«Двенадцать револьверов времен Гражданской войны, — подсчитывал Чилдан. — Стоимость покупки составит почти десять тысяч долларов!» Он ощутил охватившее его приятное волнение.
— Нам хорошо известно, — продолжал между тем гость, — в вашем магазине имеются такие раритеты американской истории. Увы, слишком быстро уходящей в небытие.
Очень осторожно подбирая выражения, — такую удачу ни в коем случае нельзя упускать, — ни одной фальшивой ноты! — Чилдан сказал:
— О да, это так! Мой магазин располагает наиболее полным на Западном Побережье набором оружия времен Гражданской войны. Я счастлив услужить адмиралу. Могу ли я доставить на борт «Сёкаку» свою коллекцию? Может, прямо сегодня, во второй половине дня?
— Нет, — ответил гость, — я осмотрю оружие на месте.
«Двенадцать. — Чилдан снова мысленно подсчитывал. — Двенадцатью он сейчас, конечно же, не располагает. Едва ли тремя. Однако, при известном везении, по разным каналам за неделю можно подсобрать требуемое количество. Например, доставить воздушным экспрессом с Востока. Или поспрашивать у местных оптовиков».
— Господин лично разбирается в таком оружии? — вежливо осведомился Чилдан.
— Постольку-поскольку, — ответил гость. — У меня небольшая коллекция огнестрельного оружия, включающая и миниатюрный пистолет в виде костяшки домино 1840 года.
— Исключительный, уникальнейший экземпляр, — подтвердил Чилдан, отходя к сейфу за оружием для ординарца адмирала Харуши. Возвратившись, он застал клиента уже заполняющим чек. Гость прервал свое занятие и сообщил:
— Адмирал намерен заплатить с лихвой. Депозит в размере пятнадцати тысяч долларов ТША.
Чилдан почувствовал, как земля уходит из-под ног. Однако ему удалось овладеть собой и даже придать голосу оттенок легкой скуки.
— Как вам будет угодно. Это вовсе не обязательно, — обычная в таких делах формальность. — Он поставил на прилавок коробку из кожи и фетра и пояснил:
— Это редкий экземпляр «Кольта-44» образца 1860 года. — Он открыл коробку. — Заряжается черным порохом и пулями. Состоял на вооружении армии США. С этими кольтами парни в голубых мундирах принимали участие во втором сражении под Булль-Ран.