Однажды на берегу океана

Я вынула из пластикового пакета британское водительское удостоверение и показала ей. Это была маленькая пластиковая карточка с фотографией Эндрю О’Рурка. Йеветта поднесла ее ближе к глазам:

— Это что такой?

— Это водительское удостоверение. На нем адрес человека. Я собираюсь его посетить.

Йеветта внимательно рассмотрела фотокарточку, отвела руку подальше и наморщила нос. Потом снова придвинула фотографию ближе к себе и заморгала:

— Так это ж белый мужик, Пт-челка.

— Знаю.

— Ладно, ладно, это я просто проверять — слепой ты или тупой.

Я улыбнулась, а Йеветта — нет.

— Нам надо держись вместе, дорогуша. Почему ты не хотеть ехать в Лондон со мной? Мы там обязательно находить кто-то из твои люди.

— Но это будут незнакомые люди, Йеветта. Я не буду знать, можно ли им доверять.

— А этот мужик ты доверять?

— Я его один раз видела.

— Ты меня извинять, Мошка, только этот мужик не походить не твой иди-ал.

— Я познакомилась с ним в моей стране.

— Какой черт его понести в Нихер-рия?

— Я познакомилась с ним на пляже.

Йеветта запрокинула голову и хлопнула себя по бедрам:

— ВУ-ха-ха-ха-ха! Теперь я понимать. А они мне говорить: она есть девст-венница!

Я покачала головой:

— Ничего такого не было.

— Нет, ты мне не говорить, что ничего такого не бывать, маленький сексуальный Мошка. Чего-то ты делать с этот мужик, раз он тебе давать такой важный докер-мент.

— Его жена там тоже была, Йеветта. Она красивая женщина. Ее зовут Сара.

— Так почему он отдавать тебе свой водительский права? Что, он думать: мой жена такой красивый женщина, такой красивый, что я больше никогда никуда не ехать на машина, только сидеть дома и смотреть на моя жена?

Я отвела глаза.

— Ну, чего? Ты украсть этот докер-мент?

— Нет.

— А чего? Что случиться?

— Я не могу об этом говорить. Это случилось в другой жизни.

— Ой, Пт-челка, видать, ты слишком много учить свой красивый английский язык, потому как ты говорить какой-то глупости. Жизнь бывать только один, дорогуша. И если тебе какой-то кусок твоя жизнь не нравиться, этот кусок все равно часть от тебя.

Я пожала плечами, легла на матрас и стала смотреть на ближайшую цепочку, свисающую с крыши. Каждое звено соединялось с предыдущим, а то — с другим звеном. Цепочка была крепкая, мне не порвать. Она медленно покачивалась и поблескивала в свете солнца, проникающего в окна. Потянешь за взрослого человека — и рано или поздно доберешься до ребенка, как будто вытягиваешь ведро с водой из колодца. Ни за что не возьмешь в руки оборванный конец, к которому ничего не привязано.

— Мне тяжело вспоминать тот день, когда я встретила Эндрю и Сару, Йеветта. Я даже не могу решить, стоит мне к ним ехать или нет.

— Ну, так рассказывать мне про это, Мошка. А я тебе говорить, стоит тебе к ним ехать или нет.

— Я не хочу говорить об этом с тобой, Йеветта.

Йеветта сжала кулаки, подбоченилась и сделала большие глаза:

— Это почему ты не хотеть, маленький мисс Африка?

Я улыбнулась:

— Я уверена, в твоей жизни тоже было что-нибудь такое, о чем ты не хочешь рассказывать, Йеветта.

— Это только потому, чтоб ты мне не позавидовать, Мошка. Если я тебе рассказать, какой роскошный у меня был жизнь, ты просто весь так обзавидоваться, что просто лопнуть от зависть, а потом девчонка в сари придется прибираться, а она такой усталый, что дальше некуда.

— Нет, Йеветта, я серьезно. Ты вообще рассказываешь о том, что с тобой случилось — что заставило тебя отправиться в Соединенное Королевство?

Йеветта перестала улыбаться:

— He-а. Если я говорить люди, что со мной случиться, мне никто ни за что не поверить. Люди думать, что Ямайка — сплошной солнышко, ганджа[21] и Джа Растафари[22]. Но это не так быть. Делать шаг не в та сторона политика, и тебя наказывать. И твоя семья наказывать. Только не так наказывать — типа неделю без мороженое. Я иметь в виду так наказывать, как будто ты просыпаться, а у тебя кровь в жилах застывать, а в доме у тебя тихо-тихо, во века веков, аминь.

Йеветта сидела совершенно неподвижно и смотрела на свои шлепанцы. Я накрыла ее руку своей рукой. Над нашими головами покачивались цепочки. Наконец Йеветта вздохнула:

— Но люди никогда не верить про такой в моя страна.

— А что же ты сказала человеку из Министерства внутренних дел?

— Ты про мой интервью беженка? Хотеть знать, что я говорить этот человек?

— Да.

Йеветта пожала плечами:

— Я ему говорить, что, если он так устроить, что меня отпускать из это место, он может со мной делать, что хотеть.

— Не понимаю.

Йеветта округлила глаза:

— Ну, спасибочки Господу Богу, что мужик из это министерство был капелька поумней тебя, Мошка. Ты что, никогда не замечать, что в эти комната для интервью нету окна? Я тебе клятва давай, Мошка, что баба этого мужика из министерство небось уж лет десять его к себе не подпускать — вот как он на меня смотреть после мой предложений. И такой не раз бывать, усекать, дорогуша? Этот мужик у меня четыре раза брать интервью, пока не убеждаться, что у меня вся бумага в полный порядок. Ну, теперь понимать?

Я погладила ее руку:

— О, Йеветта…

— Ой, ладно, Мошка. Ничего такой. Если сравнивай с то, что они со мной делать, если я возвращаться на Ямайка… Это ничего.

Йеветта улыбнулась мне. В уголках ее глаз блеснули слезинки, потекли по щекам. Я стала стирать слезы с ее щек и вдруг сама расплакалась, и Йеветта стала утирать мои слезы. Это было смешно, потому что мы никак не могли перестать плакать. А потом Йеветта рассмеялась, и я тоже, и чем дольше мы смеялись, тем труднее нам было перестать плакать, и в конце концов девушка в сари зашипела на нас, чтобы мы перестали шуметь, иначе мы могли еще сильнее напугать девушку без имени. Она лежала на кровати и что-то безумно бормотала на своем языке.

— Ох, поглядеть только на нас, Мошка. Что мы с собой делать?

— Не знаю. Ты правда думаешь, что тебя выпустили из-за того, чем ты занималась с человеком из Министерства внутренних дел?

— Я это точно знать, Мошка. Этот мужик мне даже точный дата называть.

— Но при этом он не дал тебе никаких бумаг?

— Ага. Никакой бумага. Он говорить, что он не все уметь делать, понимать меня, Мошка? Повозись с компьютер, а потом сказать служащий, чтобы нас отпускать, это он сделать. Нетрудный работа. Потом можно сказать: «Я просто случайно не на тот клавиша нажимать». Но нужный бумага выправить, с печать там и всякий такой, это уже другой история.

— Так значит, ты теперь — нелегальная иммигрантка?

Йеветта кивнула:

— И ты тоже, Мошка. И ты, и я, и эта две девчонка тоже. Все мы четыре отпускать из-за то, что я делать с мужик из министерство.

— А почему отпустили четверых, Йеветта?

— Он говорить, что, если уходить я один, на него падать подозрение.

— А как он выбрал остальных девушек?

Йеветта пожала плечами:

— Может, он закрыть глаза и тыкать в список булавка. Понятия не иметь.

Я покачала головой и опустила глаза.

— Чего ты? — спросила Йеветта. — Тебе это не нравиться, Мошка? Да вы все должны мне говорить спасибо за то, что я для вас сделать!

— Но без документов мы — никто, Йеветта! Разве ты не понимаешь? Если бы мы остались, если бы прошли все необходимые процедуры, может быть, нас отпустили бы с документами.

— Ага, Мошка, ага. Только так не получаться. Для люди с Ямайка так не получаться, и для люди из Нихер-рия тоже. Забери это в свой голова, дорогуша: есть только один место, куда приводить все правильный процедура. Это место называться де-пур-та-ция.

Произнося каждый из слогов последнего слова, Йеветта похлопывала ладонью мне по лбу и улыбалась.

— Если нас де-пуртируют, мы возвращаться домой, а там нас убивать. Так? А так у нас хоть какие-то шанс бывать, дорогуша, уж ты мне поверить.

— Но если мы нелегалы, мы не сможет работать, Йеветта. Мы не сможем зарабатывать деньги. Мы не сможем жить.

Йеветта снова пожала плечами:

— Когда ты мертвый, ты тоже не жить. Небось ты очень умный, Мошка, если это не понимать.

Я вздохнула. Йеветта усмехнулась.

— Вот это мне нравиться, — сказала она. — Чтобы такой юный девочка видеть все как есть. Риал-листично, да? Теперь послушать меня. Ты как думать, эти англичаны, твой знакомые, они могут нам помогай?

Я посмотрела на водительское удостоверение:

— Не знаю.

— Но больше ты никого не знать, так?

— Нет.

— И что мы делать? Когда мы туда приехать, если я пойти с тобой?

— Не знаю. Может быть, мы смогли бы найти какую-то работу. Такую, где не спрашивают документы.

— Тебе это быть легкий. Ты умный, ты красиво говорить. Для такой девушка много работа.

— Ты тоже неплохо говоришь, Йеветта.

— Я говорить, как женщина, который проглотить женщина, который неплохо говорить. Я тупой, или ты не видеть?

— Ты не тупая, Йеветта. Все мы, кому удалось проделать такой путь и выжить, — как мы можем быть тупыми? Тупым такой путь не проделать, уж ты мне поверь.

Йеветта наклонилась ко мне и прошептала:

— Это ты серьезный говоришь? Ты не видеть, как девушка в сари хихикать, когда увидать машина?

— Ладно. Может быть, девушка в сари не очень умная. Но она красивее всех нас.

Йеветта сделала круглые глаза и крепче прижала к себе свой прозрачный пластиковый пакет:

— Это быть обидный, Мошка. Почему ты говорить, что она — самый красивый? Я тебе хотеть давать кусочек ананас, а теперь не давать, дорогуша.

Я хихикнула. Йеветта улыбнулась и погладила меня по лбу.

И тут мы обе резко обернулись, потому что девушка без имени закричала. Она вскочила на кровати, прижала к груди свой пакет с документами и закричала снова:

— Остановите их! Не пускайте их! Они нас всех убьют, девушки, вы не понимаете!

Йеветта встала и подошла к девушке без имени. Она в упор на нее посмотрела. Возле ног Йеветты ходили куры.

— Слушать меня, дорогуша. Нет никакие люди, которые приходить и убивать тебя, я тебе это уже говорить. Это просто курица. Они нас бояться сильней, чем мы их бояться. Ну, смотреть сюда!

Йеветта нагнула голову и затопала ногами. Захлопали крылья, во все стороны полетели перья, куры начали вспрыгивать на матрасы, а девушка без имени все кричала и кричала и отгоняла кур ногами, обутыми в кроссовки Dunlop Green Flash. Но вдруг она перестала кричать и указала куда-то пальцем. Куда она указывает, я не видела, потому что кругом в лучах солнечного света летал куриный пух. Ее указательный палец дрожал, и она начала шептать: