Однажды на берегу океана

— Позвоните им, если нам не верите, — сказала девушка без имени. — Позвоните в Погранично-иммиграционное агентство. Попросите их проверить файлы. Они скажут вам, что мы — легальные иммигранты.

Она стала рыться в своей пластиковой сумке и наконец нашла нужную бумажку.

— Вот, — сказала она. — Вот номер телефона. Позвоните по этому номеру — и все узнаете.

— Нет. Пожалуйста. Не делать это, — проговорила Йеветта.

— В чем проблема? — Девушка без имени повернулась к ней. — Нас ведь выпустили, правда?

Йеветта сцепила пальцы рук:

— Все не такой простой.

Девушка без имени гневно посмотрела на Йеветту.

— Что ты сделала? — спросила она.

— Что должна быть, то и сделать, — ответила Йеветта.

Сначала девушка без имени разозлилась, а потом смутилась, а потом в ее глазах появился страх. Йеветта протянула к ней руки:

— Извинять, дорогуша. Жалко, что все так получиться.

Девушка оттолкнула руки Йеветты.

Тракторист шагнул к нам, посмотрел на нас и вздохнул:

— Похоже, тут и понимать нечего, Малыш Альберт, вот как я думаю.

Он печально посмотрел на меня, и у меня защемило под ложечкой.

— Без нужных бумаг положеньице у вас, дамочки, щекотливое, верно? Некоторые люди могут этим воспользоваться.

По полям гулял ветер. У меня так сжалось горло, что я не могла вымолвить ни слова. Тракторист кашлянул.

— Чертовски типичные проделки властей, — сказал он. — Мне-то плевать, легальные вы или нелегальные. Но как вас отпустили без бумаг — вот вопрос. Левая рука не знает, что делает правая. Это все, что у вас есть?

Я подняла свой прозрачный пластиковый пакет. Другие девушки увидели это и тоже подняли свои пакеты. Тракторист покачал головой:

— Чертовски типично, да, Альберт?

— Мне ли этого не знать, мистер Айрес.

— Это правительство ни о ком не заботится. Вы не первые, кого мы видим, кто вот так бродит по полям, будто марсиане. Вы, наверно, даже не знаете, на какой вы планете, а? Треклятое правительство. Плевать им на вас, беженок, плевать им на наши поля, плевать им на фермеров. Этому треклятому правительству дело есть только до лис да горожан.

Он посмотрел на проволочный забор центра временного содержания у нас за спиной, а потом на каждую из нас по очереди:

— Прежде всего, вы не должны были оказаться в таком положении. Это несправедливо — держать таких девушек в этом месте. Правильно я говорю, Альберт?

Малыш Альберт снял шерстяную шапочку, поскреб макушку и тоже посмотрел в сторону центра временного содержания. Он выпустил дым из ноздрей, но ничего не сказал.

Мистер Айрес пристально на каждую из нас посмотрел:

— Так. И что же нам с вами делать? Хотите, чтобы я пошел с вами обратно и сказал там, чтобы вас задержали, пока ваши социальные работники не приедут?

После этих слов мистера Айреса глаза у Йеветты округлились.

— Не надо, мистер. Мы ни за что не возвращаться в этот адский место. Ни на один минута, хоть убивать меня. Ага.

Тут мистер Айрес посмотрел на меня.

— Думаю, вас могли отпустить по ошибке, — сказал он. — Да, вот так я думаю. Я прав?

Я пожала плечами. Девушка в сари и девушка без имени оторопело смотрели на нас с Йеветтой, ожидая того, что могло случиться.

— Вам есть куда идти? Родня есть какая-нибудь? Вас где-нибудь кто-то ждет?

Я посмотрела на других девушек, снова повернулась к мистеру Айресу и отрицательно покачала головой.

— Вы можете как-то доказать, что вы — легальные иммигранты? У меня могут быть неприятности, если я пущу вас на свою землю, а потом окажется, что я потворствовал нелегальным иммигрантам. У меня жена и трое детишек. Я вас серьезно спрашиваю.

— Извините, мистер Айрес. Мы не пойдем на вашу землю. Мы просто уйдем.

Мистер Айрес кивнул, снял свою плоскую кепку, заглянул в нее и стал вертеть в руках. Я следила за его пальцами, перебирающими зеленую ткань. Пальцы у него были черные, перепачканные в земле.

Над нами пролетела большая черная птица и умчалась в ту сторону, куда уехало такси. Мистер Айрес сделал глубокий вдох и показал мне свою кепку с изнанки. На пришитом к подкладке белом ярлычке были вышиты буквы. Ярлычок пожелтел от пота.

— По-английски читаешь? Видишь, что тут написано?

— Тут написано АЙРЕС, мистер.

— Правильно. Так и есть. Я Айрес, а это — моя кепка, а эта земля, девушки, на которой вы стоите, называется «ферма Айреса». Я на этой земле тружусь, но законы для нее не я пишу. Я только ровно вспахиваю ее весной и осенью. Как думаешь, есть у меня право судить, могут ли здесь стоять эти женщины, Малыш Альберт?

Несколько секунд был слышен только шум ветра. Малыш Альберт снова плюнул под ноги:

— Ну, мистер Айрес, я не юрист. К концу дня я скотник, так ведь?

Мистер Айрес рассмеялся.

— Дамочки, можете оставаться, — сказал он.

Тут позади меня послышалось всхлипывание. Плакала девушка без имени. Она крепко прижала к себе пакет с документами и тихо плакала, а девушка в желтом сари ее обняла. Она стала что-то тихонько напевать ей, как мать напевает ребенку, проснувшемуся среди ночи от звуков далекой ружейной пальбы. Такого ребенка надо поскорее успокоить, чтобы он не испугался еще сильнее. Не знаю, есть ли у вас название для таких песен.

Альберт вытащил изо рта сигарету, загасил ее, сжав большим и указательным пальцами, скатал в маленький шарик и сунул в карман комбинезона. Потом он снова плюнул на землю и надел вязаную шапочку:

— Чего она разнюнилась?

Йеветта пожала плечами:

— Может, этот девушка просто непривыкший к доброта.

Альберт задумчиво сдвинул брови и медленно кивнул:

— Я мог бы их отвести в амбар для сборщиков урожая. Как вам это, мистер Айрес?

— Спасибо, Альберт. Да, отведи их туда и помоги им разместиться. А я жене скажу, чтобы дала им все что нужно. — Он повернулся к нам: — У нас в амбаре есть общая спальня для сезонных работников. Сейчас она пустует. Работники нам нужны, только когда идет сбор урожая и рождаются ягнята. Можете остаться на неделю, но не дольше. Потом вы — не моя проблема.

Я улыбнулась мистеру Айресу, а мистер Айрес отмахнулся. Может быть, так отмахиваются от пчелы, когда она подлетает слишком близко. Мы вчетвером пошли по полю следом за Альбертом. Мы шли гуськом. Впереди — Альберт в вязаной шапочке и синем комбинезоне. За ним — Йеветта в своем лиловом расклешенном платье и шлепанцах, за ней — я, в синих джинсах и гавайской рубахе. За мной шла девушка без имени (она все еще плакала), а замыкала процессию девушка в желтом сари (она все еще напевала, пытаясь успокоить девушку без имени). Коровы и овцы давали нам дорогу и смотрели нам вслед. Наверное, они думали: «Что за странных новых зверей ведет Малыш Альберт?»

Он привел нас к продолговатому дому у ручья. Кирпичные стены были низкими, мне до плеча, а некрашеная металлическая крыша была высокая, она лежала на кирпичах, будто арка. В стенах окон не было, а в крышу были кое-где вставлены куски прозрачного пластика. Этот дом стоял на скотном дворе. Тут рылись в земле свиньи и что-то клевали куры. Когда мы подошли к дому, свиньи замерли, глядя на нас. Курицы, хлопая крыльями, отбежали в сторону. Они оглядывались — видимо, боялись, что мы за ними погонимся.

Куры были готовы обратиться в бегство, если бы понадобилось. Они как-то нервно переставляли лапки, а когда опускали их, было заметно, как дрожат коготки. Куры старались держаться поближе друг к дружке и тихо кудахтали. Их кудахтанье становилось громче, стоило только кому-то из нас сделать шаг, а как только куры отдалялись от нас, они кудахтали тише. Я очень загрустила, глядя на этих кур. Они ходили и кудахтали точно так же, как куры в нашей деревне, когда мы с моей сестрой Нкирукой уходили оттуда.

Вместе с другими женщинами и девушками однажды утром мы убежали в джунгли и шли, пока не стемнело, а потом улеглись спать около тропы. Костер развести мы побоялись. Ночью мы слушали выстрелы из ружей. Мы слышали, как мужчины визжат, как свиньи, когда тех сажают в клетку перед тем, как перережут им глотки. В ту ночь было полнолуние, и если бы луна раскрыла рот и начала кричать, я не испугалась бы сильнее. Нкирука крепко меня обнимала. Некоторые женщины унесли с собой маленьких детей; некоторые из них проснулись, и матерям пришлось петь им песни, чтобы они затихли. Утром над полями, где стояла наша деревня, поднялся высокий зловещий столб дыма. Дым был черный, он клубился и поднимался к синему небу. Маленькие дети стали спрашивать у своих матерей, откуда взялся этот дым, а женщины улыбались и говорили им: «Это просто дым от вулкана, малыши. Не надо бояться». Я видела, как улыбки сходят с их лиц, когда они отворачиваются от своих детишек и смотрят в небо, наполняющееся чернотой.

— Ты в порядке?

Я вздрогнула.

Альберт пристально смотрел на меня. Я заморгала:

— Да. Спасибо, мистер.

— Размечталась, да?

— Да, мистер.

Альберт покачал головой и рассмеялся:

— Ну, молодежь. Головы в облаках.

Он отпер дверь длинного дома и впустил нас. Внутри стояли кровати в два ряда. Кровати были железные, покрашенные темно-зеленой краской. На кроватях лежали чистые белые матрасы и подушки без наволочек. Пол был бетонный, выкрашенный в серый цвет, чисто выметенный и блестящий. Через пластиковые окошки в крыше проникал яркий солнечный свет. От окошек вниз свисали длинные цепочки. Чтобы достать до крыши в самом высоком месте, пятеро мужчин должны были бы встать друг другу на плечи. Альберт показал нам, как открывать окошки, потянув за один конец цепочки, и как закрывать, потянув за другой. Еще он показал нам кабинки у дальней стены дома, где мы могли принять душ и воспользоваться туалетом. А потом он нам подмигнул:

— Ну, вот так, дамочки. Это вам не отель, ясное дело, но вы мне покажите такой отель, где с вами в одной комнате двадцать девчонок из Польши, а обслуга и глазом не ведет. Поглядели бы вы на кое-что, что наши сборщики выделывают после того, как свет погасят. Честное слово, я перестал бы со скотиной возиться и снял бы про это кино.

Альберт смеялся, но мы, все четверо, стояли и молча на него смотрели. Я не поняла, почему он заговорил про кино. В моей родной деревне было так. Каждый год, когда прекращались дожди, несколько мужчин ехали в город и привозили оттуда кинопроектор и дизельный генератор, а потом они привязывали веревку между двух деревьев, вешали на нее простыню, и мы смотрели кино. Фильм шел без звука, слышалось только жужжание генератора и крики животных в джунглях. Вот как мы узнавали о вашем мире. Единственный фильм, который у нас был, назывался «Тор Gun»[20], и мы смотрели его пять раз. Помню, когда я его смотрела впервые, мальчишки в нашей деревне ужасно разволновались, потому что решили, что фильм будет про ружье или про пистолет. Но фильм был вовсе не про оружие. Он был о мужчине, которому нужно было всюду добираться очень быстро — иногда на мотоцикле, а иногда на аэроплане, которым он сам управлял, и порой он даже летал вверх тормашками. Я с другими детьми из нашей деревни обсуждали этот фильм, и мы сделали два вывода. Во-первых, мы решили, что фильм должен был бы называться «Человек, который очень спешил», а во-вторых — что мораль этого фильма в том, что этому человеку надо пораньше вставать, тогда ему не придется так торопиться, чтобы все успеть. Вставать пораньше, а не валяться в постели с блондинкой, которую мы окрестили «постельной женщиной». Это был единственный фильм, который я видела, и я не поняла, почему Альберт сказал, что он хотел бы снять кино. Он не выглядел так, что его можно было представить себе летящим на аэроплане вверх тормашками. На самом деле я заметила, что мистер Айрес ему даже свой голубой трактор водить не разрешает. Альберт заметил, что мы непонимающе смотрим на него, и покачал головой.

— Ой, ладно, это я так, — сказал он. — Смотрите, вот одеяла и полотенца, и еще что-то там есть вон в тех шкафчиках. Скажу по секрету, что попозже миссис Айрес принесет вам поесть. Только по ферме не шляйтесь.

Мы стояли между рядами кроватей и провожали взглядом уходящего Альберта. На ходу он продолжал посмеиваться. Йеветта посмотрела на нас и постучала пальцем по виску:

— Не обращать на него внимание. Эти белый мужик все чокнутый.

Она села на краешек ближайшей кровати, вынула из своего прозрачного пластикового пакета колечко сушеного ананаса и принялась его жевать. Я села рядом с ней, а девушка в сари отвела девушку без имени чуть дальше и уложила ее на кровать, потому что та плакала не переставая.

Альберт оставил дверь открытой, и несколько куриц вошли и стали искать, чем бы поживиться под кроватями. Увидев, что в дом входят куры, девушка без имени вскрикнула, поджала ноги и заслонилась подушкой. Она сидела, глядя огромными глазами поверх подушки, а из-под подушки выглядывали ее кроссовки Dunlop Green Flash.

— Рас-слабиться, дорогуша. Не кусать они тебя. Это просто курица. — Йеветта вздохнула. — Начинать сначала, да, Мошка?

— Да, все началось сначала.

— Эта девчонка совсем плохой, а?

Я посмотрела на девушку без имени. Не спуская испуганных глаз с Йеветты, она перекрестилась.

— Да, — ответила я.

— Может, это бывать самый трудный часть, когда нас выпускать. Там, в этот центр временный содержаний, они же все время нам говорить: «Делать то, делать это». Нету время подумать. А теперь вдруг становиться тихо-тихо. А это опасный дело, уж ты мне поверить. Все самый плохой воспоминания возвращаться.

— Думаешь, она плачет поэтому?

— Не думать. Я это знать, дорогуша. Нам теперь надо следить за свои головы, это я честно говорить.

Я пожала плечами:

— Что нам теперь делать, Йеветта?

— Понятия не иметь, дорогуша. Ты меня спросить, и я тебе говорить, что это наш первый проблема в этот страна. У меня на родина — там нету покой, зато у нас бывать много слухи. Кто-то всегда может шептать тебе на ушко, куда надо пойти за тем и за этим. Но тут у нас совсем другой проблема, Мошка. У нас есть покой, зато нету ин-фур-ма-ции. Понимаешь, про что я толковать?

Я посмотрела Йеветте прямо в глаза:

— Что происходит, Йеветта? Ты говорила, что сделала какую-то хитрость. Какую? Как получилось, что нас отпустили без всяких бумаг?

Йеветта вздохнула:

— Ну… я оказать любезность один мужик из эти, из иммиграционный служба, понимать? Он маленько повозиться с компьютер, что-то там подправить, и — БАМ! — выпадать имя для освобождение. Ты, я и эти два девчонки. А эти служащий из центр временный содержаний, они вопросы не задавать. Видеть с утра, какой имя выпадать на компьютер, и — БАМ! — тебя выводить из твоя комната, и все. Идти ты на вся четыре сторона. Им плевать, приезжать за тобой твой социальный работник или не приезжать. Они слишком занятый все. Сидеть и пялиться на девица с голый сиська в газете, вот чем они занятый. Вот так. Зато теперь мы свободный.

— Вот только у нас нет никаких документов.

— Ага. Только я не бояться.

— А я боюсь.

— Не надо.

Йеветта сжала мою руку. Я улыбнулась.

— Вот умничка, дорогуша.

Я обвела огромную комнату взглядом. Девушка в сари и девушки без имени устроились через шесть кроватей от нас. Я наклонилась к Йеветте и прошептала ей на ухо:

— Ты кого-нибудь знаешь в этой стране?

— А как же, дорогуша. Увильям Шекаспир знаю, леди Диана, Битва за Британия знаю. Все-все знаю. Каждый имя знаю, я ж экзамент на гражданство сдавать. Можешь меня проверять.

— Нет. Я хотела спросить, знаешь ли ты, куда пойдешь, если мы сумеем уйти отсюда?

— Конечно, дорогуша. Кой-кто есть у меня в Лондоне. Половина Ямайка жить на Коул-Харбор Лейн. А по соседство небось сплошной нихер-рийцы живут, и достали они ямайцы по самый печенка. Ну, а ты? Иметь кто родной тут?