Помоги проекту - поделись книгой:
— Тибалта я вообще больше видеть не желаю! Зачем тратить время на человека, который даже не думает на мне жениться?!
Мьюриел драматично всплеснула руками и с размаху плюхнулась в кресло.
— Вы встречаетесь всего месяц, а ты уже требуешь, чтобы он делал предложение! — осуждающе заметила Эглантайн.
— Да он просто боится серьезных отношений! Поразмыслив хорошенько, я решила: хватит думать сердцем, а не головой. Теперь буду выбирать себе мужа не по любви, а по расчету. Вот! — Она торжествующе потрясла газетами.
Эглантайн нахмурилась.
— При чем здесь «Ньюс ин Миррор»? Что-то не понимаю…
— Здесь есть колонка частных объявлений, называется «Ищу тебя». Представь, оказывается, уйма народу пишет туда письма, надеясь, как и я, отыскать свою половинку!
— А также группка извращенцев в поисках сомнительных развлечений! — подхватила Эглантайн. — Мьюриел, ты что, серьезно?
— Серьезнее не бывает! Пойми, дорогая, так можно всю жизнь прокуковать в одиночестве. С предками житья совсем нет, а я хочу быть сама по себе, вот… как ты! — Мьюриел окинула завистливым взором уютный кабинет сестры. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что бабушка Гонтлет завещала тебе свой дом!
— Почему же, представляю, — тихо отозвалась Эглантайн. — Только я предпочла бы, чтобы бабушка не умерла, а жила в своем доме сама и я гостила у нее время от времени. Мы с ней очень дружили. — Она вздохнула и пристально посмотрела на сестру. — Скажи, ты ведь не для того стремишься замуж, чтобы только быть подальше от родителей?
— Ну конечно же нет! Мне просто уже пора, вот и все. Знаешь, Тина, я чувствую: пришло мое время. Я просыпаюсь по ночам и плачу от одиночества под тиканье моих биологических часов…
Эглантайн не смогла сдержать улыбки. И в самом деле, смешно слышать разглагольствования о потерянной молодости от двадцатидвухлетней девушки! Впрочем, иногда Эглантайн казалось, что их с Мьюриел разделяют не три года, а три десятка лет.
— Лучше пусть тикают биологические часы, чем часовая бомба, — с усмешкой заметила она.
— Ладно тебе язвить, слушай сюда! — скомандовала Мьюриел, разворачивая газету. —
— Чувство юмора, — разъяснила Эглантайн. — Обычно это значит, что в жизни автор письма самый настоящий зануда. А «любящий повеселиться» звучит совсем уж по-детски, как будто этот парень находит забавным стрелять из рогатки хлебными шариками…
— Ну ты даешь! — выдохнула сестра. — Ладно, а как тебе этот?
— По-моему, тебе все равно, что я об этом думаю, — трезво рассудила Эглантайн, вероломно вторгаясь в грезы младшей сестры. — «Уставший от одиночества»? Следует понимать это так, что он устал давать подобные объявления?
— Какая же ты злая!
— Хочешь совет? Позвони Тибалту. Скажи, что не собираешься выходить замуж в течение этой недели, даже в течение месяца, даже до конца этого года! Дай ему время как следует к тебе присмотреться, взвесить все «за» и «против». И, если все будет идти своим чередом, я уверена, через некоторое время он сам захочет сделать тебе предложение.
— Да я скорее умру! — отрезала Мьюриел. — Ты что же, предлагаешь брать его измором?
— Нет, лучше пройтись по рукам всяких неудачников, которые строчат идиотские объявления о знакомстве! Неизвестно еще, на кого нарвешься…
— Да ладно тебе драматизировать! — перебила ее сестра. — Я-то знаю, как работает эта система. Просто не надо давать сразу свой адрес, а встречу лучше всего назначить в каком-нибудь людном месте, вот и все дела! — Она усмехнулась. — Впрочем, ты права насчет этого «любящего повеселиться» дегенерата. Пожалуй, стоит попробовать «уставшего от одиночества»!
— Дорогая, пойми, это опасно…
Мьюриел отмахнулась.
— Однако сотни людей находят свою половину через такие вот объявления! Для этого и существуют колонки типа «Ищу тебя». Кроме того, мне интересен сам процесс: двое абсолютно незнакомых людей сталкиваются в бурном житейском море и… Начинается красивый роман. Ты же сама пишешь об этом в своих книгах! Неужели с тобой никогда такого не случалось?
Эглантайн рассмеялась.
— Нет, такого никогда. Я вообще не читаю подобные объявления.
— И все равно ты меня не переубедишь! — Мьюриел упруго вскочила на ноги. — Я напишу ему ответ и займусь этим прямо сейчас! Могу поспорить, он будет получать мешки писем. Должно быть, ему напишет весь Нью-Йорк! Знаешь, милая сестренка, в чем твоя главная проблема? — уже от дверей спросила Мьюриел. — Ты так давно встречаешься с этим скучным Чарлзом, что стала законченной занудой, совсем как он. Мой тебе добрый совет, Тина: прекрати писать о любви, вырвись из плена собственных заблуждений и предрассудков и найди свое счастье! Бери от жизни все, пока еще не слишком поздно!
Высказавшись, Мьюриел повернулась и ушла, с треском захлопнув за собой дверь.
Ошеломленная ее монологом Эглантайн вдруг поймала себя на том, что сидит с открытым ртом, и поспешила взять себя в руки.
Она, конечно, догадывалась, что Чарлз с трудом переваривает общество Мьюриел и последняя платит Чарлзу той же монетой. Однако до этого дня ей ни разу не приходилось выслушивать от младшей сестры столь нелицеприятные замечания в адрес своего жениха.
Теперь, когда Мьюриел вдруг вздумалось пожить отдельно от родителей, Чарлз почти не появлялся у Эглантайн, объясняя это тем, что в обществе ее сестры чувствует себя как под дулом пистолета.
— Я не смогу спать спокойно, зная, что эта особа находится в соседней комнате, — объяснил Чарлз, прозрачно намекая, что их совместная жизнь целиком и полностью зависит от местонахождения Мьюриел.
— Неужели мы будем так сильно шуметь? — недоумевала Эглантайн.
Чарлз недовольно фыркнул.
— Я не то имел в виду. Она еще слишком молода и очень впечатлительна. Мы должны подавать ей правильный пример.
— Но, Чарлз, уверяю тебя, она лучше нас с тобой знает, откуда берутся дети. Ей уже не надо рассказывать о пестиках и тычинках, она сама может дать нам пару советов.
Но Чарлз продолжал стоять на своем.
— У нас впереди целая жизнь. О себе подумать успеем, — сказал он и небрежно поцеловал Эглантайн в лоб, давая понять, что тема исчерпана.
Ощущая непонятное беспокойство, Эглантайн встала из-за стола и подошла к окну. В саду перед домом зацветали яблони, их ветви с трогательно белыми бутонами в обрамлении зеленой листвы плавно раскачивал из стороны в сторону легкий весенний ветерок.
Бабушка Эглантайн, Эвадна Гонтлет, посадила этот сад своими руками. Между плодовыми деревьями она разбила клумбы с крокусами и нарциссами, потому что знала: в самом начале весны, когда еще чернеет голая земля, эти пионеры первоцвета будут радовать глаз своими нежными цветами. В разгар лета в саду расцветали розы и лаванда, по стенам дома карабкался сиреневый вьюнок, отвоевывая пространство у дикого винограда.
Эглантайн любила этот райский уголок. Через пять лет после смерти ее матери отец Эглантайн встретил Юнис — вдову, которая воспитывала дочь от первого брака, — и Юнис стала его женой. Симпатичная, веселая и простая в общении, она поселилась в доме Никсонов, и Эглантайн восприняла переезд Юнис как нечто само собой разумеющееся. Эглантайн радовалась за отца, который вновь обрел свое счастье, однако в обществе сводной сестренки чувствовала себя немного скованно. Мьюриел была капризна, как все настоящие красавицы, и постоянно требовала к себе внимания.
Неожиданно Эглантайн пригляделась к своему отражению в оконном стекле, критично осмотрела собранные в гладкий пучок волосы тусклого пепельного цвета, карие глаза на бледном лице, светло-серый простенький свитер и прямую серую юбку.
— Серое лицо, серая одежда, серые мысли и серая жизнь, — сказала она задумчиво. — Возможно, Мьюриел, ты права…
Уезжая в кругосветное путешествие, Юнис попросила Эглантайн присмотреть за дочерью.
— Не позволяй ей делать глупости, — сказала она перед отъездом.
— Постараюсь, — тяжело вздохнув, пообещала Эглантайн.
Но что она могла сделать? Эглантайн была писательницей, а не нянькой и уж тем более не сторожевой собакой. С детства любившая классическую литературу и досыта начитавшаяся исторических романов Эглантайн как-то незаметно занялась написанием собственных, взяв в качестве псевдонима девичье имя матери — Албина Гонтлет. Предложив первую книгу небольшому, но крепко стоящему на ногах издательству, она подписала контракт, по которому обязалась продать ему права на публикацию и трех последующих своих романов.
Мечта Эглантайн стать педагогом улетучилась в момент, стоило ей только увидеть, как раскупаются вышедшие из-под ее пера произведения. Она работала с упоением и вскоре поняла, что сочинительство и есть ее настоящее призвание. Не считая желания завести семью и детей, Эглантайн не кривя душой могла сказать, что совершенно счастлива. Но в отличие от Мьюриел она никуда не спешила. Не спешил, похоже, и Чарлз, несмотря на то что неоднократно многозначительно намекал Эглантайн на «один прекрасный день», когда она наконец сможет надеть подвенечное платье.
Они познакомились два с лишним года назад на вечеринке у общего друга, и Чарлз сразу же пригласил Эглантайн на обед. Он был высок и светловолос, красив лицом и производил впечатление человека крайне независимого. Жил Чарлз в отдельной квартире, располагающейся, правда, в доме, который принадлежал его родителям, и работал бухгалтером в крупном банке. По утрам Чарлз непременно совершал получасовую пробежку, раз в неделю посещал плавательный бассейн в закрытом клубе, играл в регби, а иногда позволял себе даже большой теннис. Словом, вел размеренный образ жизни, частью которого постепенно становилась и Эглантайн.
Как бы то ни было, все по-разному проявляют свои чувства, размышляла Эглантайн, приглядываясь к своему отражению. Для Мьюриел любовь — это порыв, страсть, костер эмоций. Для меня — стабильность, возможность опереться на чье-то плечо, уверенность в завтрашнем дне. Несмотря на все, что сказала Мьюриел, моя жизнь — в надежных руках. У меня есть Чарлз, нам хорошо вместе, я счастлива…
Эглантайн поняла, что не сможет сейчас работать, ей захотелось поговорить с сестрой. Однако в комнате Мьюриел ее глазам предстали лишь скомканные тетрадные листки, разбросанные по всему полу. Эглантайн подняла один комочек и, расправив на ладони, принялась читать вслух:
— Дорогой ньюйоркец! Я тоже одинока и хочу познакомиться с человеком, способным понять меня, как не понимает никто. Может, именно ты сделаешь мою жизнь сказкой…
Далее шло несколько яростно перечеркнутых предложений, после чего листок был, видимо, скомкан и отброшен в сторону.
Эглантайн тяжело вздохнула и спустилась в кухню. Оставалось надеяться, что «дорогой ньюйоркец» не заметит этого отчаянного крика души в ворохе писем, которые ему придется разбирать все свободное время.
На кухне Эглантайн сразу заметила оставленные младшей сестрой следы приготовления кофе в виде липких коричневатых лужиц на столике и грязной кофеварки. Среди этой помойки Эглантайн увидела клочок салфетки, на которой было торопливо нацарапано:
Поджав губы, она принялась за уборку. Эмили, бывшая одноклассница Мьюриел, была девицей легкомысленной и влюбчивой, так что Мьюриел, по мнению Эглантайн, ни одного толкового совета получить от подруги не могла.
5
— Дорогая, что с тобой? — заботливо спросил Чарлз. — Ты едва притронулась к еде.
По пятницам они всегда ходили в один и тот же ресторан, где, по мнению Чарлза, вкусно кормили по разумной цене.
— Ничего, все в порядке. — Эглантайн вымученно улыбнулась и отодвинула тарелку. — Просто я не голодна.
Чарлз недовольно сдвинул брови.
— Только не говори, что еда невкусная, готов спорить на что угодно, кормят здесь превосходно. Это единственное место в Нью-Йорке, где подают сытные калорийные блюда и при этом, заметь, не обсчитывают.
Эглантайн едва слышно вздохнула. Хоть бы раз в жизни съесть что-то экзотическое, пусть даже за бешеные деньги, пронеслось у нее в голове. Но Чарлз предпочитал всем кухням мира пуритански скучную английскую, не ел ни морепродуктов, ни чеснока, а на шампанское у него вообще была аллергия, и чем дороже оно стоило, тем сильнее проявлялась его антипатия.
Поэтому каждую пятницу в одно и то же время они заказывали ростбиф, жареный картофель, которые Чарлз считал «настоящей едой», и бутылку красного вина.
— Надеюсь, ты не села на диету? — Чарлз с усмешкой оглядел худощавую фигурку Эглантайн. — Ты же знаешь, мне нравится, когда у девушки здоровый аппетит.
Эглантайн попыталась представить себя этакой пышечкой, но у нее ничего не получилось.
— Чарлз, по-твоему, я неинтересна?
Он сильно удивился — так, что даже перестал есть и отложил вилку.
— С чего вдруг тебе взбрели в голову такие мысли? Если бы я так считал, ты вряд ли сидела бы сейчас со мной в ресторане.
— Но если бы тебе довелось впервые увидеть меня среди огромной толпы, скажи, ты подошел бы именно ко мне? — допытывалась Эглантайн.
Чарлз оторопел, потом поёрзал на стуле и ласково, будто разговаривал с маленькой, сказал:
— Естественно! Ты же мой единственный ангелочек. Только мой, больше ничей. И ты это прекрасно знаешь…
— Конечно, знаю. — Эглантайн тяжело вздохнула и взялась за вилку. — Прости за глупый вопрос. Просто я все время думаю о Мьюриел…
— О, избавь меня, пожалуйста, от упоминаний об этой маленькой нахалке! — фыркнул Чарлз. — Опять она тебе Бог знает что наболтала?
— Ну, в чем-то она и права, — попробовала защитить сестру Эглантайн. — Знаешь, у нее сейчас тяжелый период, они с Тибалтом расстаются…
— Значит, парню повезло, — изрек Чарлз. — Что ж, это послужит ей серьезным уроком. Возможно, теперь Мьюриел не будет сломя голову кидаться в пучину новых страстей.
— Да уже кинулась! Представляешь, она все утро строчила любовное послание какому-то недоумку, который поместил в газете объявление о знакомстве. «Уставший от одиночества ньюйоркец» — вот что ее подкупило…
— Она просто дура! — взорвался Чарлз, в порыве негодования сорвав аккуратно заправленную за воротничок салфетку. — У нее что, крыша поехала?!! Да как ты ей разрешила?!
— Может, она и дура, — возразила Эглантайн, — но дура совершеннолетняя, и я не могу заставить ее жить по моей указке. Во всяком случае, думаю, ничего страшного не произойдет. Множество людей находят свое счастье именно таким образом…
— Боже мой! — взвыл Чарлз, хватаясь за голову. — И ты туда же? Это все из-за твоей легкомысленной писанины!
— Значит, вот что ты думаешь о моей работе, — прошипела Эглантайн, задетая пренебрежительными словами своего возлюбленного за живое. — Я давно подозревала…
Чарлз досадливо отмахнулся.
— Да перестань! Ты сама всегда так говоришь. В конце концов, мы оба понимаем, что ты не Шекспир и даже не Джейн Остин.
— Да, я так говорила, — отчеканила Эглантайн. — Однако это не означает, что мне будет приятно слышать подобное от других. От тебя особенно…
— Да ладно, дорогуша, успокойся. — Чарлз скорчил жалобную рожицу, которая в прежние времена умиляла Эглантайн, а сейчас вызвала у нее глухое раздражение. — Это вырвалось случайно. На самом деле я так не думаю. Просто твоя сестра меня бесит…
— Как и ты ее, — вставила Эглантайн, сверля его ледяным взглядом.
— Правда? — вскинулся Чарлз. — Не понимаю почему?
— Догадывайся сам, раз ты у нас такой умный, — огрызнулась Эглантайн. — Теперь я буду держать язык за зубами.
— Но я хочу, чтобы ты мне доверяла, — возразил Чарлз. — Ради тебя я готов на все, и ты это знаешь. Я уже записался на соревнования по регби на следующую неделю, но, если хочешь, никуда не поеду. Если тебе нужна помощь с Мьюриел…
— Какая жертва! — съехидничала Эглантайн. — Не стоит беспокоиться. По-моему, вам с ней противопоказано находиться в одном помещении.
Чарлз явно обрадовался тому, что избавлен от обязанности провести уик-энд в компании нахальной и острой на язык девицы.
— На десерт как обычно? Твой любимый «Айриш крим»? — спросил он, протягивая Эглантайн меню.
— Нет, — упрямо возразила она, — сегодня я буду пить «Куантро» и есть суфле со взбитыми сливками.
— И давно у тебя изменился вкус? — язвительно осведомился Чарлз.
— Не очень, — в тон ему ответила Эглантайн. — И не только вкус.
— Смотри, слишком сильно не меняйся, — тихо посоветовал Чарлз. — Потому что я люблю тебя такой, какая ты есть.
Эглантайн ангельски улыбнулась и промурлыкала:
— Сегодня я добавлю в кофе бренди, и, пожалуй, двойной.
6
Поделиться книгой: