Земные радости

— Здание находится на холме. Если вырубить все вокруг, можно сделать из него летний дом для приемов или театр для маскарадов.

Граф покачал головой.

— Оставь. Лишний дом со своей кухней и конюшней всегда пригодится, если приедет кто-нибудь важный с большой свитой. Пойдем лучше взглянем на строительство.

Сесил направился через сад к дому. Джон медленно следовал за ним, окидывая все вокруг быстрым внимательным взглядом.

— Неплохие деревья, — отметил он.

— Они могут остаться, — разрешил граф. — Парком занимается Маунтин Дженнингс, дизайном сада — один француз. Но посадки за тобой.

— Лучше уж сажать сад, чем рисовать план для него, — заявил Джон, подавив непроизвольное и недостойное чувство зависти.

— Ты же знаешь, что после первого лета все будет по-твоему, — напомнил Сесил. — Француз вернется в Париж, и ты станешь полным хозяином. Если тебе что-то не понравится, можешь сообщить мне, что не прижилось.

— Вряд ли я долго продержусь на этой работе, если буду гробить посадки, милорд, — хмыкнул Джон.

Граф улыбнулся.

— Полно тебе, забудь о растениях, лучше скажи, что думаешь о новом здании?

Это был большой дом-усадьба. Не такой просторный, как Теобальдс, который сразу создавался как дворец и вскоре разросся в целую деревню. Но это был величественный красивый дом в современном стиле, достойный представлять богатство Сесилов, принимать у себя чрезмерную роскошь королевского двора и занять свое место среди лучших домов Европы.

— С обеих сторон будут большие дворы, — описывал граф. — Сотня комнат, отдельная кухня вместе с пекарней. Все это стоило мне, почитай, тридцать тысяч фунтов только за один дом. Видимо, на сады и парк придется потратить столько же.

Джон выпучил глаза.

— Вы разоритесь! — воскликнул он.

— Король щедрый господин для тех, кто хорошо ему служит. — Сесил покачал головой и добавил: — И даже для тех, кто служит ему плохо.

— Но шестьдесят тысяч фунтов!

— Это мои деньги, — отрезал граф. — Это мой показательный дом и, в конце концов, мои грандиозные похороны. Что еще делать с деньгами? Только тратить на то, что любишь. Так какой же у нас будет сад, а, Джон? Ты считаешь, что мне стоит экономить на растениях?

Джон почувствовал, как в груди поднимается волнение.

— У вас уже есть чертеж?

Хлюпая сапогами по грязи, граф подвел Традесканта к маленькому сарайчику с расстеленным на столе планом.

— Все здесь. Как только строители закончат, расчистишь землю и можешь сажать газон.

— Да, милорд, — автоматически отозвался Джон, изучая план.

Территория парка была так велика, что дом, изображенный в масштабе, казался лишь маленьким квадратиком в середине чертежа. Традескант обвел глазами сады. Все дворы засажены разными цветами, в каждом дворе — свой изысканный регулярный сад с партерным цветником. Между шпалер — широкая аллея из фруктовых деревьев и величественные водные элементы. Вдоль террасы водоем, на берегу которого — скамейки и нежные фруктовые деревья в кадках. На террасу гигантским потоком изливается вода из медной статуи, которая стоит на большой каменной глыбе. Дальше от дома — фруктовые сады, лесные аллеи, площадка для игры в шары и достаточно высокая горка, на вершину которой по вьющейся тропе можно забраться верхом на коне.

— Это облегчит твою тоску по Теобальдсу? — шутливо спросил граф.

— Мою — да, — кивнул Джон, оценивая размах замысла.

Он пребывал в смятении, воображение бешено работало, прикидывая, каким образом он добудет тысячи фруктовых деревьев, где купит миллионы цветов.

— А вашу, милорд?

Граф пожал плечами.

— Служба у короля не бывает легкой, Джон. Помни об этом. Истинные слуги его величества даже ночью не спят крепко. Я буду скучать по своему старому дому. — Сесил снова повернулся к плану. — Но зато нам есть чем заняться в старости.

— Да нам дел на всю жизнь хватит! — воскликнул Джон. — Но где же я достану столько золотых рыбок для водоема?

— Поинтересуйся в округе, — небрежно бросил граф. — Уж сотню пар ты найдешь! А если их правильно содержать, они размножатся, даже не сомневаюсь.

Джон фыркнул против воли.

— Вы-то не сомневаетесь, милорд, да ведь это моя работа.

— Вот именно. — Сесил широко улыбнулся. — На твоем прекрасном коттедже сейчас меняют крышу, и я прибавляю тебе жалованье. Сколько я тебе обещал?

— Сорок фунтов в год, сэр, — ответил Джон.

— Пусть будет пятьдесят, — проявил великодушие граф. — Почему бы и нет? Я этого даже не замечу среди прочих расходов.

ЛЕТО 1610 ГОДА

Джон решил, что, пока он путешествует по Европе, закупая деревья для графа, Элизабет и маленький Джей должны оставаться в Меофеме. Элизабет протестовала, заявляя, что хочет жить в новом коттедже в Хартфордшире, но Джон твердо стоял на своем.

— Если малыш заболеет или ты почувствуешь себя плохо, то за вами некому будет ухаживать, — объяснял он в один из последних дней августа, пакуя свою одежду.

— В Меофеме тоже никого нет, кто бы стал нас лечить, — возразила Элизабет.

— Здесь вся твоя семья, твоя мать, кузены, сестры и тети.

— Вряд ли Гертруда будет мне помогать.

— Может, ты и права. Но свой долг по отношению к тебе она выполнит. Проследит, чтобы у тебя были вода, еда и огонь в очаге. А вот в Хэтфилде я никого не знаю, кроме строителей. Даже слуг в доме пока нет. Усадьба готова только наполовину.

— Но они вот-вот закончат!

Джону трудно было передать на словах весь объем строительства.

— Пока что все выглядит так, будто работы продлятся еще лет десять или вообще всегда. Конечно, уже есть и крыша, и стены. Но внутри пока ничего не сделано, оборудование, полы и окна еще предстоит установить. На площадке сейчас трудятся сотни плотников и резчиков по дереву. Послушай, Элизабет, там, между сотен болот, граф создает маленький город. И я должен эти болота засадить и превратить в прекрасный сад.

— Не говори с таким благоговейным трепетом, — ласково упрекнула мужа Элизабет. — Ты волнуешься как мальчишка.

Джон улыбнулся, чувствуя ее правоту.

— Но я боюсь за его светлость, — признался он. — Граф взялся за непосильную задачу. Сложно представить, как он будет за все расплачиваться. И еще он покупает дома в Лондоне, а потом продает. Опасаюсь, что он влезет в долги…

Традескант замолчал. Даже с Элизабет он не обсуждал подробности деловых договоренностей Сесила, хотя тот регулярно брал взятки и уводил из казначейства деньги. Бывало, король превращал людей в банкротов, предъявляя им обвинения в государственной измене или преступлении против короны, а на следующий же день первый министр приобретал их имения по бросовой цене.

— Ходят слухи, что он захватчик, — заметила Элизабет. — Ни лес, ни общинная земля не защищены от огораживания.[10] Сэр Роберт все забирает себе.

— Это все его, — решительно возразил Джон. — Он берет свое по праву. Над ним лишь король, а над королем — только Бог.

Элизабет скептически взглянула на мужа, но оставила свои мысли при себе. Она была слишком похожа на своего отца — священника, исповедующего упрямый и независимый протестантизм, — чтобы принять духовную иерархию супруга, ведущую от Бога на небесах к последнему нищему. При этом каждый у Джона занимал свое место, а король и граф стояли всего лишь на ступень ниже ангелов.

— Я и за себя переживаю, — продолжал Джон. — Граф доверил мне кошелек с золотом и велел покупать и покупать. А вдруг меня обманут? Страшновато отправлять растения в такой долгий путь. Сесил хочет получить сразу готовый сад и поэтому дал указания везти уже взрослые плодоносящие деревья. А я думаю, что молодые и крепкие лучше перенесут дорогу!

— Во всей Англии нет садовода лучше тебя, — ободрила мужа Элизабет. — И графу это известно. Просто я хотела бы сопровождать тебя. Ты не боишься ехать один?

— Я мечтал о путешествии, еще когда был мальчишкой, — признался Джон. — И работа на моего господина искушала меня всякий раз, когда я отправлялся в доки и беседовал там с людьми, посетившими дальние края. Где они только не побывали! И с собой везли лишь крошечную часть того, что видели. Если бы я мог уплыть с ними в Индию или хотя бы в Турцию, только подумай, какие диковинки я мог бы привезти.

Внимательно посмотрев на мужа, Элизабет слегка нахмурилась.

— Ты ведь не собираешься забираться так далеко?

Джон обнял ее за талию, пытаясь успокоить, но не мог заставить себя солгать.

— Мы нация странников, — сказал он. — Самые высокородные лорды, друзья моего господина, составили свои состояния за морями, для них море все равно что ровная дорога. И хозяин всегда вкладывает деньги в поездки по морю, берущие начало в Лондоне. Мы великая нация, и у нас слишком много людей для одного острова.

В деревне Элизабет бывали случаи, что мужчины пропадали в море, поэтому она старалась удержать мужа на земле.

— Ты же не собираешься покинуть Англию?

— Конечно нет, — ответил Джон. — Но и путешествовать я не боюсь.

— Не знаю, как ты сможешь так долго без нас обходиться, — вздохнула Элизабет. — И малыш Джей сильно изменится к твоему возвращению.

Традескант кивнул.

— Записывай все новое, что он будет говорить, а когда я приеду, ты все мне расскажешь. И позволь ему посадить черенки, которые я принес. Это любимые гвоздики моего господина, они очень хорошо пахнут. В нашей почве они должны отлично прижиться. Пусть малыш сам выкопает ямку и посадит цветы. Сегодня я показал ему, как это делается.

— Я видела.

Элизабет наблюдала из окна, как ее муж и их шустрый темноглазый и темноволосый сын стояли на коленях перед небольшим квадратом земли и вместе копали. Джон старался вникнуть в быструю детскую речь, а малыш Джей смотрел в лицо своему отцу и повторял звуки до тех пор, пока, путаясь между предположениями, они не стали понимать друг друга.

— Копать! — настаивал малыш Джей, всаживая маленькую лопатку в землю.

— Копать, — согласился отец. — Теперь опустим этих крошек в их кроватки.

— Копать! — повторил Джей.

— Не здесь, — остановил Джон. — Сейчас им нужно побыть в покое, а потом они вырастут и превратятся в красивые цветы для мамы.

— Копать! Хочу копать!

— Нельзя копать! — повысил голос Джон, быстро опускаясь до упрямства ребенка.

— Копать!

— Нельзя!

— Копать!

— Нельзя! Элизабет! Забери своего сына! Он тут все порушит еще до того, как цветы догадаются, что их посадили!

Она вышла из дома, подхватила Джея на руки и отнесла в другой конец сада, пообещав дать погладить папину лошадь.

— Вряд ли наш сын станет садовником, — заметила Элизабет. — Ты на это не рассчитывай.

— Он понимает, как важно копать глубоко, — возразил Джон. — А остальное приложится.

СЕНТЯБРЬ 1610 ГОДА

Джон отправился в плавание в сентябре. После четырех скучных дней ожидания южного ветра в Грейвсенде он пережил бурную и пугающую переправу через пролив. Корабль причалил во Флашинге; там Традескант нанял большую плоскодонку для передвижения по каналам, собираясь по пути в Дельфт останавливаться у каждой фермы и спрашивать, что у них есть на продажу. К его большому облегчению, лодочник говорил по-английски, пусть и с таким же сильным акцентом, как у любого корнуольца. Бечеву лодки неторопливо тянула добродушная сонная лошадь, которая во время частых передышек паслась на обильно поросших травой берегах. Джон видел фермеров, которые занимались исключительно разведением и продажей знаменитых тюльпанов; состояния и благополучие этих работяг целиком зависели от возможности получать все новые окраски бутонов. Встречались там и фермы, которые были для Джона в диковинку. Крестьянки в огромных деревянных сабо, защищавших ноги на песчаной плодородной почве, и в больших белых шляпах, берегущих головы от солнца, обихаживали ряд за рядом стебли с обвисшими листьями. Женщины продвигались вдоль рядов с инструментом, напоминающим деревянную ложку, бережно вытаскивали гладкие круглые луковицы и аккуратно укладывали их на землю. Следом ехала тележка и подбирала все луковицы.

Джон наблюдал. У каждого пучка листьев, выросших изначально из одной луковицы, теперь на конце белого стебля было три, иногда даже четыре луковицы. У большинства стеблей в том месте, где раньше были лепестки, имелись и толстенькие почки. Когда крестьянки обнаруживали такие почки, а они ни разу ни одной не пропустили, как бы долго Джон ни смотрел, они их отрезали и складывали в карманы фартуков. Там, где в землю была посажена и отцвела одна дорогущая луковица, теперь их было четыре, а еще, возможно, дюжина семян. Хозяин за год мог получить в четыре раза больше, чем потратил, не вкладывая никакого труда, если не считать прополки и выкапывания своего капитала по осени.

— Прибыльное дело, — пробормотал Джон, не сумев скрыть зависть и думая о цене, которую он платил за тюльпаны в Лондоне.

В каждом городе с базаром он просил лодочника причалить и велел ждать его на борту от нескольких часов до нескольких дней. Традескант бродил по садовым питомникам и выбирал то дерево с хорошо сформированной кроной, то мешок обычных луковиц, то кошель, наполненный семенами. Везде, где возможно, он приобретал большие партии, храня в памяти плодородную общинную почву и луга вокруг Хэтфилда, которые ждали, когда их покроют лесами, цветами, лабиринтами и фруктовыми садами.

Если попадался кто-нибудь, кто знал английский и выглядел как порядочный человек, Джон подписывал с ним договор, что тот пришлет ему в Англию еще растений, когда они подрастут.

— У вас большие планы по посадкам, — сказал один голландский фермер.

Джон улыбнулся, однако лоб его по-прежнему бороздили морщины беспокойства.

— Самые что ни на есть грандиозные, — подтвердил он.

Несмотря на укоренившуюся веру в то, что англичане — лучшие в мире, а Англия, безусловно, самая великая страна, Джон не мог не замечать, какой труд и усилия голландцы вкладывали в почву. За каждым откосом канала ухаживали, как за порогом собственного дома. Они гордились своим образом жизни и получали от него удовольствие. Наградой им были города, дышащие богатством, и настолько эффективная транспортная система, что по сравнению с ней дороги Англии, испещренные рытвинами, казались просто позорищем.

Также Традесканта поразили дамбы, удерживающие зыбучие пески и высокие волны Северного моря, поскольку в Восточной Англии он видел нерадивое пренебрежение болотами и заболоченные дельты рек. Он даже не предполагал, что можно что-то сделать с засоленными почвами, но голландские фермеры научились использовать земли, которые англичане считали пустошами и оставляли за ненадобностью. Джон вспомнил бухты, фиорды и заболоченные почвы вдоль всего побережья, даже в Кенте и Эссексе, где земли не хватало. В Англии такая пропитанная солью земля лежала заброшенной, тогда как в Голландии была отгорожена от моря и зеленела.

Невозможно было не восхищаться трудолюбием и мастерством голландцев; Джон не мог не завидовать процветанию этой страны. В голландских провинциях не было голода, люди получали достойные зарплаты. Они ели сыр и хлеб с маслом, жили на широкую ногу и не задумывались об этом. Их коровы, пасшиеся по колено в сочной траве на пышных лугах, давали много молока. Народ Голландии считал, что вознагражден высшей силой за борьбу с католической Испанией. Джон, неторопливо проплывавший по узким каналам и крутивший головой в поисках деревьев и цветов посреди влажных трав, вынужден был согласиться с тем, что протестантский Бог щедр по отношению к этому народу.

Когда Традескант добрался до Гааги, он отослал нагруженную баржу, отдав распоряжение отправить все растения прямо в Англию. Он стоял на каменной пристани и смотрел, как медленно уплывают покачивающиеся верхушки деревьев. Некоторые вишни были уже с ягодами, и как только баржа удалилась за пределы слышимости, Джон с раздражением увидел, как лодочник сорвал горсточку вишен и съел их, легкомысленно выплюнув косточки в зеркальную воду канала.

Во Фландрии Джон купил виноградные лозы; готовя их к путешествию, с них обрезали желтые листья и полные черные гроздья ягод. Традескант приказал завернуть корни в мокрую мешковину и поместил лозы в старые винные бочонки. Аккуратным почерком, которому его обучила Элизабет, он заранее написал письмо с инструкциями для садовника из Хэтфилда, который должен был встретить груз в доках, отвезти домой на телеге и обязательно сразу прикопать, а потом скрупулезно поливать каждый день на рассвете, пока Джон не вернется.

В Гааге Традесканта принял садовник принца Оранского, который показал гостю красивый сад за дворцом, выполненный в стиле европейского шика с широкими величавыми аллеями и большими каменными колоннадами. Джон рассказал о своей работе в Теобальдсе, о том, что посадил между шпалерами растения и заменил цветные камни в партере регулярного сада лавандой. Садовник принца кивал с энтузиазмом и провел Традесканта в маленький сад сбоку от дворца, где попытался исправить существующий стиль и где шпалеры были заменены аккуратно подстриженной лавандой. Так партер приобретал более мягкие очертания, чем при использовании традиционных самшитовых шпалер. В лаванде не заводились насекомые, а когда женщина проходила по дорожке, ее юбки задевали лепестки, и распространялся аромат. В конце встречи Традескант получил коробку с посадочным материалом и рекомендательное письмо в главный ботанический сад в Лейдене.

По суше он добрался до Роттердама. Езда на крупной лошади с широкой спиной причинила ему достаточно неудобств. Всю дорогу он искал фермеров, говорящих по-английски, которые могли бы рассказать ему, как выращивают свои драгоценные тюльпаны. В темных подвалах постоялых дворов, попивая вкусное крепкое пиво, которое называлось нефильтрованным и было внове для Джона, они клялись и божились, что новый цвет попадает в тюльпан, если удается разрезать самую сердцевину луковицы.