Инкассатор: До седьмого колена

– Из горлышка как-то... неудобно, – нахально заявил Юрий. Нужно было как-то привести девчонку в чувство, заставить ее заняться знакомым, привычным делом.

Трюк сработал. Секретарша встала, подошла, заметно покачиваясь, к стенному шкафу, открыла его, порылась там, все время что-то роняя, и, наконец, поставила перед Юрием еще одну пузатую рюмку.

– Странно, – сказал Юрий, разливая коньяк – себе побольше, а секретарше – поменьше. – Очень странно получается. Сидит красивая девушка, которую никто не обижал, плачет в три ручья и в одиночку хлещет коньяк...

– Скажете тоже – красивая, – прохлюпала секретарша. – Мной сейчас, наверное, только ворон пугать...

– Настоящую красоту слезами не испортишь, – назидательно произнес Юрий. – И все-таки странно... Ну, за прекрасное настроение!

Они чокнулись и выпили за прекрасное настроение.

– Так страшно же, – с шумом втягивая носом воздух, сказала секретарша. – Знаете, как страшно? – Она выдвинула ящик стола, достала оттуда недоеденную шоколадку в мятой фольге и положила на стойку. – Будете?

– Из ваших рук – все что угодно, – галантно сказал Юрий и отломил кусочек шоколада, который не переваривал лет с пятнадцати. – Ну, так что тут у вас стряслось?

– А вы кто? – всхлипывая, сотрясаясь всем телом и жуя шоколад, спросила секретарша.

– Я-то? Я знакомый вашего начальника. Мы с ним вместе в парке зарядку делаем. Знаете, в здоровом теле – здоровый дух, и все такое...

Заострять внимание на том, что не знает даже имени своего «знакомого», Юрий не стал. Впрочем, секретарше было не до этого. Она перестала всхлипывать и подняла на Юрия полные слез удивленные глаза.

– Иван Захарович? Зарядку? В парке?

– А что вас удивляет? Рядом с вами кто угодно захочет выглядеть как Аполлон!

Секретарша всхлипнула в последний раз, достала откуда-то носовой платок, зеркальце и принялась деловито приводить в порядок лицо. Очевидно, комплименты Филатова сделали свое дело; впрочем, гордиться своим актерским мастерством Юрию не приходилось, поскольку комплименты были искренними и заслуженными.

– Так где Иван Захарович? – спросил он. – Что тут у вас произошло? Почему вы вся в слезах?

– Ой, лучше не спрашивайте. – Девушка прерывисто вздохнула, всхлипнула. Юрий испугался, что она опять начнет плакать, но этого, к счастью, не случилось: помедлив, секретарша снова начала деловито удалять с лица следы размазавшейся туши. – Да отвернитесь, что вы на меня так смотрите, неудобно же! Видите, я вся потекла... Увезли его.

– Кто, милиция?

– Да какая милиция! Бандиты!

– Так уж и бандиты...

– Что я, бандитов не видела? Сначала в кабинете разговаривали – вдвоем, Иван Захарович и этот... Кричали страшно, а я ничего сделать не могла, он здесь, в приемной, двух своих амбалов оставил. Они мне тут таких гадостей наговорили – думали, наверное, что развлекают, культурную беседу ведут... Сволочи. Что вы стали, наливайте!

Юрий капнул на донышко ее рюмки немного коньяку, налил себе и сказал:

– Ну-ну?

– Что «ну-ну»? – Секретарша выпила коньяк, закусила шоколадкой. – Минут пять орали – про деньги, про какие-то клипы, про мегатонну какую-то... Потом вышли из кабинета и ушли. Эти двое со мной остались, а их главный Ивана Захаровича куда-то повел. Руку под пиджак спрятал – думал, непонятно, что у него там пистолет... А еще через четверть часа у одного из этих, что тут торчали, зазвонил мобильный. Он взял, послушал, сказал: «Да, Сергеич», и они ушли. А уже с порога он мне и говорит: дескать, сиди тихо и никому ни слова, а то уши отрежу. Сукой обозвал... – Ее глаза вдруг округлились и опять наполнились слезами. – Ой, что же я?.. Они же меня теперь из-под земли...

– Не бойтесь, – сказал Юрий, – это он просто грозился. И что же, вы так никуда и не позвонили, никому ничего не сказали?

– Да они только что уехали, перед самым вашим приходом! Я сразу охраннику позвонила, говорю: Ивана Захаровича бандиты какие-то забрали, задержи их, а я в милицию позвоню... А он мне: сиди, дура, и не рыпайся, в землю захотела? Знаешь, говорит, кто это был?

– Ну, и кто же это был? – спросил Юрий, подливая ей коньяку.

– Да не знаю я, он мне не представлялся! Вашего возраста – чуть-чуть, наверное, моложе, лет на пять, – одет прилично, бритый наголо, худой...

– Она выпила коньяк, неожиданно икнула, прикрылась наманикюренной ладошкой и поверх нее бросила на Юрия кокетливый взгляд. «Готова», – понял Филатов. Он как умел закруглил разговор, посоветовал своей собутыльнице закрыться в приемной и никого не впускать, пока не проспится, попрощался и вышел.

Он был сильно озадачен. Человек, который увез очкарика, по описанию здорово смахивал на Кастета. Один из быков по телефону назвал его Сергеичем, а Кудиева именно так и звали – Константин Сергеевич. Получалось и впрямь что-то в высшей степени странное. Первым погиб Даллас, создатель и руководитель этой студии. Затем застрелили Шполянского, который, вполне вероятно, вел банковские дела Далласа и его детища. Потом на студию является Кудиев и начинает трясти главного менеджера, требуя каких-то не то денег, не то видеоклипов – словом, чего-то, что было ему обещано покойным Далласом и чего он, судя по всему, не получил... Тут вырисовывалась цепочка, не имевшая, как ни странно, ни малейшего отношения к Тучкову с его гипотетической местью.

Юрий почувствовал, что все начинает мало-помалу становиться на свои места. Запутанная ситуация не стала проще – она стала более правдоподобной. Шоу-бизнес и грязные деньги – это все-таки не какая-то там месть из могилы, это вещи реальные, конкретные и повседневные...

Он решил не торопиться с выводами. Был еще один человек, которого следовало расспросить. Юрий спустился в вестибюль и, когда двери лифта открылись, увидел, что охранник уже покинул крыльцо и вернулся в свою застекленную будку слева от входа. За то время, что Филатов отпаивал коньяком напуганную секретаршу, этот тип успел оправиться от пережитого потрясения и теперь глядел орлом. Из этого Юрий сделал вывод, что охранник обладает железными нервами и что еще одна небольшая встряска нисколько не повредит его драгоценному здоровью. Поэтому он, твердо ступая по скользкому мрамору, прошагал прямиком к будке и остановился в дверном проеме, сложив на груди руки.

Охранник поднял на него скучающий вопросительный взгляд.

– Вам помочь?

– Помощь нужна тебе, приятель, – многообещающим тоном сказал ему Юрий. – Говори быстро, куда Кудиев увез вашего главного менеджера?

Охранник испуганно моргнул, но тут же взял себя в руки.

– Какого менеджера? – вставая и медленно выдвигаясь из-за стола, с угрозой спросил он. – Какой еще Кудиев? Пить надо меньше! Вали отсюда, алкаш, я сейчас милицию вызову!

– Давай, – сказал Юрий. Охранник двигался на него, норовя вытеснить из будки, но Филатов не шелохнулся, и теперь они стояли лицом к лицу. Это была очень выгодная с точки зрения психологии позиция: Юрий возвышался над охранником на добрых полголовы и был заметно шире его в плечах. – Давай, – повторил он с холодной улыбкой, – вызывай. Что ж ты их до сих пор не вызвал? Где ты был, когда твое начальство под пистолетом в джип грузили? У братвы с ладошки кормишься, страж порядка?! Думаешь, Кастет тебя отмажет, когда тебя за соучастие в убийстве на нары поволокут?

– В каком убийстве?! – охранник еще хорохорился, но голос у него заметно дрожал, и Юрий понял, что он на правильном пути. – Кто вам такое сказал, покажите!

– А чего тут говорить? – сказал Юрий. – Ты думаешь, они его на пикник повезли? А может, в кабак, лобстеров трескать, шампанским запивать? Кастет, похоже, влетел на большие бабки и сейчас пытается выбить их из этого вашего Ивана Захаровича, который, насколько я понял, ни сном, ни духом... Как ты думаешь, чем это может кончиться?

– Так вот же и я сомневаюсь, – пробормотал охранник. – Но как же, ведь Кастет с покойным Виктор Палычем вроде в корешах ходили...

– То-то ваш Виктор Палыч нынче в покойниках и числится, – сказал Юрий. – Ты что, вчера родился? Разве в бизнесе друзья бывают? Так куда его повезли?

– Так кто же их знает? – развел руками охранник. – Они мне не докладывают...

– Все ясно, – сказал Юрий, повернулся к нему спиной и пошел к выходу.

– Что мне делать-то теперь? – сказал ему в спину охранник. – Ментов, что ли, вызывать? Или не вызывать все-таки?

– Да как хочешь, блин, – бросил Юрий через плечо и вышел из студии.

Глава 12

Вице-президент столичного банка «Ариэль» Михаил Михайлович Медведев глубоко заблуждался, когда утверждал, что его жена в данный момент благополучно пребывает за границей. Заблуждался он совершенно искренне, но это обстоятельство нисколько не уменьшало ни глубины заблуждения, ни опасности, в этом заблуждении заключенной.

Без проблем пройдя таможенный досмотр в Венском аэропорту, фрау Медведева, как назвал ее вежливый таможенник, в сопровождении дочери направилась прямо к билетным кассам и там приобрела два билета на ближайший рейс до Санкт-Петербурга – опять же без проблем, поскольку туристы и направляющиеся в Россию по делам бизнесмены, как правило, первым классом не летают.

Время близилось к полуночи, за стеклянной стеной терминала стояла непроглядная тьма, прорезанная острыми точками посадочных огней, которые ничего не освещали. До отправления рейса на Питер оставалось почти два часа; уставшая за этот непомерно длинный день Лера Медведева капризничала, требуя то шоколадку, то воды, то ответа на вопрос, почему папа отправил их в эту поездку одних, а сам остался дома. Марина, которая устала едва ли не больше дочери, отвечала как могла, покупала шоколад и колу, из последних сил заставляя себя улыбаться и не слишком часто смотреть на часы. Время тянулось ужасно медленно; как минимум трижды Марина приходила к твердому убеждению, что ее золотые швейцарские часики остановились, и всякий раз, поднеся их к уху, обнаруживала, что ошиблась: механизм исправно стрекотал, секундная стрелка ползла по циферблату, отсчитывая время, которое, вопреки ее усилиям, никак не хотело проходить.

Спустя целую вечность объявили посадку на их рейс. Марина подхватила тяжелую сумку с вещами, с трудом растолкала задремавшую в кресле перед экраном телевизора Леру и почти волоком потащила обеих к стойке регистрации. Миновала еще одна вечность, и наконец-то тяжелый «Боинг» австрийских авиалиний плавно, без заметных усилий оторвался от невидимой в темноте земли. Яркие огни взлетной полосы косо скользнули вниз и пропали из вида; некоторое время в иллюминаторе россыпью драгоценных камней на черном бархате дрожало и переливалось электрическое зарево Вены, а потом самолет пробил низкие облака, и смотреть за окном стало не на что.

Стюардессы разнесли напитки, помогли пассажирам первого класса устроиться на ночлег, убрали грязную посуду и включили в салоне дежурное освещение. Впереди кто-то уже похрапывал; вокруг возились, расправляя пледы, откидывая спинки кресел и поудобнее умащивая набитые мягким поролоном подушки, тихо переговаривались, вздыхали и зевали, готовясь отойти ко сну. Марина уложила Леру и стала укладываться сама. Спать ей не хотелось, в голову лезли тревожные, мрачные мысли, но она знала, что нуждается в отдыхе, чтобы хватило сил прожить завтрашний день, обещавший быть не менее, а более напряженным, чем сегодняшний.

– Мама, а почему мы летим обратно? – прозвучал в тишине засыпающего салона громкий, ясный голос Леры. – Мы передумали? Мы едем к папе?

– Тише, девочка, – шепотом сказала Марина, – не мешай людям спать, все устали.

– Я тоже устала, – объявила Лера.

– Вот и спи. Мы летим не обратно к папе, а в Питер.

– А почему через Вену? Мама, почему? Мы что, обманываем папу?

Марина на мгновение закусила губу, сдерживая внезапно вспыхнувшее раздражение. «Семь лет, – подумала она. – Интересно, а я в семь лет сообразила бы, что лететь в Питер через Вену – это, мягко говоря, странно? Вот они, плоды просвещения! Престижный детский сад, элитный лицей, обучающие компьютерные программы... В результате семилетний ребенок скверно играет на фортепиано, бегло читает на трех европейских языках, знает, где находится Вена, и понимает, что мама может обманывать папу... Понимает и не одобряет, но и от участия в обмане не отказывается... Сложно все это, запутано. Во всяком случае, хорошо, что не одобряет. Если бы одобряла, было бы намного хуже...»

– Что ты, родная, – мягко сказала она, заботливо укрывая дочь фирменным пледом авиакомпании, от которого приятно и знакомо пахло каким-то дорогим моющим средством. – Мы вовсе не собираемся обманывать папу. Разве можно обманывать? Мы просто хотим сделать ему сюрприз.

– А какой? – заинтересовалась Лера.

– А вот этого я тебе пока не скажу. Ты ведь у меня болтушка, растрезвонишь на всю округу, и никакого сюрприза не получится. – Лера сонно хихикнула, Марина улыбнулась в ответ. – Я тебе потом все объясню, и сюрприз мы устроим вместе, договорились?

Ответа она не получила – Лера уже спала, повернувшись на правый бок и сунув кулачок под подушку. Тогда Марина тоже легла, натянула до подбородка мягкий, шелковистый на ощупь плед и закрыла глаза. Сон по-прежнему обходил ее стороной; подаренные Медведевым на годовщину свадьбы бриллиантовые серьги кололи уши, хотя раньше Марина их совсем не ощущала. Казалось, именно из-за них она мучается головной болью и не может уснуть. Марина терпела, сколько могла, а потом сняла серьги и убрала их в сумочку.

Стало легче, но ненамного. Она хотела позвать стюардессу и пожаловаться на бессонницу и головную боль, но передумала: перелет из Вены в Пулково недолгий, хороша же она будет дома, в России, да не просто в России, а в славном своими бандитами Питере, вся увешанная драгоценностями, как новогодняя елка шарами, с ребенком на руках и полусонная от транквилизатора! На миг в душе вспыхнуло острое сожаление о принятом решении. Мысль хотя бы на несколько дней остаться в сытой, благополучной, законопослушной и безопасной Европе выглядела очень заманчивой. Отдохнуть, показать дочери город, отрешиться от всего, забыть о проблемах – как это было бы славно! Но она не имела на это права. Дома события понеслись вскачь, и она очень боялась не успеть, пропустить самое важное и навсегда остаться узницей золотой клетки, в которую когда-то вошла по доброй воле. Несомненно, Медведев знал намного больше, чем посчитал нужным сказать ей; возможно, он ее в чем-то заподозрил и именно поэтому поспешил удалить из Москвы. Нет, конечно, забота в его решении отправить их с Лерой за границу тоже присутствовала: он всегда очень ревностно относился к своей собственности и оберегал ее от любых посягательств. Наверное, так оно и было: забота и подозрение, смешанные в равных пропорциях...

Марина почувствовала, что начинает ненавидеть мужа. Это была не та глухая, подспудная ненависть, которая все эти годы тлела в ее душе, вспыхивая мрачным огнем в минуты ссор; это было новое, незнакомое чувство, острое и холодное, как игла. Нет, не как игла – как стилет, который она с наслаждением вонзила бы прямо в сердце мужу, и не ему одному.

Она уснула, баюкая свою ненависть, как темного уродливого ребенка, и стюардессе с трудом удалось, разбудить ее, чтобы заставить пристегнуться ремнем безопасности. Самолет заходил на посадку в Пулково.

Спустя полтора часа Марина и Лера Медведевы уже дремали в пустом вагоне пригородной электрички, а ближе к полудню, приблизительно в то время, когда Косолапый разговаривал с Филатовым, вышли на перрон, по обе стороны которого, за путаницей рельсов и семафоров, сплошной серо-зеленой стеной стоял хвойный лес.

Немногочисленные пассажиры, вместе с ними доехавшие до этого забытого Богом места, торопливо и целенаправленно покинули платформу и, бодро шагая через рельсы и кучи щебня, по одному и парами скрылись в лесу. Марина немного постояла на потрескавшемся асфальте перрона, держа за руку дочь и озираясь по сторонам. Потом до нее дошло, что она не просто озирается, а ищет такси, и Марина устало улыбнулась, отдавая должное шутке, которую сыграло с ней подсознание. Такси! Да с таким же успехом здесь можно было искать вертолетную площадку или космодром...

– Куда это мы приехали? – вывел ее из задумчивости звонкий голосок Леры. – Здесь разбойники живут?

Марина подавила вздох, снова в мыслях помянув недобрым словом плоды просвещения. В свои семь лет ее дочь чувствовала себя как дома в любом пятизвездочном отеле и, наверное, не заблудилась бы даже в самом большом городе, впервые в него попав, – просто взяла бы такси, назвала гостиницу и вскоре была бы на месте. А здесь – пожалуйста! – ей мерещатся бородатые разбойники с кистенями и топорами...

– Никаких разбойников здесь нет, – сказала Марина, поднимая с перрона сумку, которую за эти сутки успела возненавидеть едва ли не сильнее, чем своего мужа. – Здесь живет бабушка Вера, мы приехали ее навестить.

– А чья она бабушка?

– Как это – чья? Твоя. Давай, пошли. Осторожнее, не споткнись...

– Неправда! – заявила Лера, одну за другой высоко задирая обутые в лакированные туфельки с бантами ноги, чтобы перешагнуть через рельс. Крупный замасленный щебень негромко похрустывал под их шагами, кристально чистый воздух пах сосновой хвоей и морской солью. – Ну, мама, ну, неправда! У меня есть бабушка Надя и бабушка Аня, а бабушки Веры ведь нету!

– Есть, – возразила Марина. – Просто ты с ней незнакома. Сейчас познакомишься. Она хорошая, вы подружитесь.

– Не понимаю, – по-взрослому морща лоб, сказала Лера, – как может у человека быть три бабушки? Бабушка Надя – твоя мама, бабушка Аня – папина... А бабушка Вера чья?

– А бабушка Вера – моя тетя, – объяснила Марина, – сестра моего папы. Ты ей приходишься внучатой племянницей.

– Поня-а-атно, – протянула Лера и надолго замолчала, переваривая и усваивая новую для себя информацию.

Волоча тяжелую сумку, которая с каждым шагом, казалось, прибавляла в весе по килограмму, Марина невольно позавидовала дочери. Хорошо, когда рядом есть кто-то, всегда готовый ответить на твои вопросы, развеять сомнения! А еще лучше, когда это кто-то, кому ты можешь безоговорочно доверять. Ведь, в конце концов, Медведев тоже всегда готов ответить на ее вопросы и развеять сомнения; жаль только, что ответам его Марина давно уже перестала верить, а сомнения становились тем сильнее, чем больше муж старался их развеять...

Еще она подумала, что затевает авантюру – подумала не в первый раз и даже не во второй, а, наверное, в сотый. Она ведь не знала даже, жива ли еще ее тетка, а если жива, то не переехала ли куда-нибудь из этого затерявшегося в поросших соснами дюнах прибрежного поселка...

Тропинка среди сосен вывела их на тихую, утонувшую в темной хвойной зелени улочку, застроенную дощатыми домами барачного типа. Лера шла молча, с любопытством озираясь по сторонам. Было невозможно понять, нравится ли ей здесь; Марина поймала себя на том, что боится даже думать, как дочь воспримет необходимость в течение какого-то времени обходиться без элементарных бытовых удобств наподобие теплого туалета или горячей воды, которая начинает течь из крана, стоит лишь повернуть никелированный барашек. Она не знала, правильно ли поступает, но не видела для себя иного выхода.

Улица заметно шла под уклон, и вскоре впереди сквозь переплетение сосновых ветвей блеснула свинцовая гладь Финского залива. Они вышли на дорогу, тянувшуюся вдоль берега. Дома здесь стояли реже, между ними попадались большие незастроенные участки, поросшие редкой травой и корявыми, изломанными штормами соснами. Берег был усеян россыпями громадных, обточенных морем валунов; на верхушках дюн виднелись развалины домов, когда-то построенных финнами все из тех же валунов. Рядом с этими похожими на крепости руинами дощатые засыпные бараки нынешних аборигенов смотрелись убого и нелепо, как будто те, кто их строил, нарочно ставили перед собой цель создать нечто уродливое, непотребное, одним своим видом оскорбляющее и унижающее берущий за душу морской пейзаж. Но все равно здесь было красиво – так красиво и спокойно, что Марине расхотелось отсюда уезжать.

Тетка Вера оказалась на месте. Когда Марина и Лера подошли к калитке в покосившемся, сгнившем на корню штакетнике, она как раз колола дрова. Несмотря на теплую погоду, тетка Вера была одета в черную ватную безрукавку поверх байкового халата. Ее поясницу туго перехватывал теплый пуховый платок, на ногах были старенькие тренировочные брюки, шерстяные носки и резиновые опорки, а седую голову венчала выгоревшая на солнце бейсбольная шапочка с захватанным грязными пальцами козырьком. За то время, что Марина с ней не виделась, тетка Вера еще больше раздалась вширь; ржавый колун в ее руках с кажущейся легкостью взлетал в поднебесье и с сухим треском точно ударял по торцу очередного полена, раскалывая его надвое с первого, редко со второго удара. Некоторое время Марина наблюдала за теткой, борясь с ностальгией и чувством вины, искупить которую, она знала, ей не удастся уже никогда – слишком много воды утекло с того момента, когда еще можно было что-то исправить. Она вдруг обнаружила, что не может окликнуть тетку, не может сдвинуться с места – грудь сдавило, в горле стоял тугой комок, а ноги будто приросли к корявому асфальту тротуара.

Тяжелый, весь в рыжих пятнах ржавчины колун в очередной раз взлетел в воздух и стремительно упал вниз. Толстое березовое полено, крякнув, развалилось надвое, показав сухое чистое нутро.

– Ух ты! – восхищенно воскликнула Лера.

Тетка Вера опустила топор, медленно, с заметным усилием разогнула спину и обернулась на возглас. Некоторое время она, близоруко щурясь, вглядывалась в стоявших у калитки женщину и девочку. Потом в ее суровом, прорезанном глубокими морщинами лице что-то дрогнуло: она узнала племянницу.

– Здравствуй, тетя Вера, – негромко сказала Марина. – Гостей примешь?

Старуха еще какое-то время молча разглядывала их, то ли не веря своим глазам, то ли сомневаясь, стоит ли впускать их в дом, а потом так же медленно наклонилась, прислонила топор к чурбаку и пошла им навстречу.

– Ну, заходите, коли приехали, – сказала она предательски дрогнувшим голосом.

– Мама, я не хочу к ней идти, – неожиданно сказала Лера.

Старуха, которая уже намеревалась обнять Марину, остановилась и внимательно посмотрела на девочку. Та отвернулась, надув розовые губки.

– Дочка? – спросила тетка Вера без обычного в таких случаях умиления.

– Да, – сказала Марина, – дочка. Валерия, Лера.

Старуха медленно улыбнулась.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Лера да Вера... Подружимся как-нибудь. У меня тут весело. Воздух чистый, море, живности полный двор... Вон он, пожалуйте! Ты где бегал, бездельник?

Последний вопрос относился к лохматому дворовому псу, который, выбежав из-за угла дома, принялся прыгать вокруг хозяйки, умильно заглядывая ей в глаза, отчаянно виляя хвостом и раболепно изгибаясь всем телом.

– Нечего, нечего подлизываться, – беззлобно ворчала старуха, отталкивая его. – Вот где бегал, там и обед себе проси, а тут ты ничего не заработал. Шапку из тебя сделать, и то больше пользы...

Марина опустила глаза и улыбнулась, заметив, что дочь перестала дуться и с интересом глядит на пса.

– Ну, – сказала ей Марина, – пойдем?

– А собачку погладить можно? – спросила Лера. – Она не кусается?

– Не кусается, – успокоила ее тетка Вера, – гладь на здоровье. А у меня как раз кошка котят принесла, и коза есть, и куры... Ты козу когда-нибудь доила?

– А как это?