Помоги проекту - поделись книгой:
После возвращения в столицу все слилось в какой-то непрекращающийся калейдоскоп. Картинки разные, но суть одна – кручусь как белка в колесе. Даже в прошлой жизни, когда у меня на работе были разного рода авралы, такие периоды случались не каждый месяц. Заседания в Сенате и коллегиях, приватные беседы, посещения Александра, составление плана дальнейших работ с Астафьевым, подготовка выпуска новой газеты. И все это менее чем за десять дней. Далее уже привык, и стало полегче. Часть заседаний я посещать перестал, ввиду их абсолютной бесполезности. Но кулуарные беседы продолжал и тайны из них не делал. Очень угнетал постоянный моральный пресс, что Павел взбрыкнет и отошлет меня куда подальше, чтобы не мутил воду. И такие предпосылки у него были. Стукачей и прочих «доброжелателей» хватало, один мерзкий Кутайсов чего стоил. В результате все равно пришлось собираться в Новгород раньше, чем я запланировал. Потому что следующую неделю я провел еще более активно, продолжая воздействовать на умы дворян, и превысил свой лимит доверия у императора.
Первой причиной неудовольствия моим поведением стало то, что я заступился за Лизу. Оказывается, поводом ее недомогания была не только смерть Екатерины. Случайно или по доброте душевной невестка вмешалась в интригу со сватовством шведского короля. Вроде как именно она предложила юному Густаву в качестве невесты свою младшую сестру. А сватовство к Александре Павловне, моей сестре, не было оформлено юридически. Все понимали, что причиной разрыва со шведами был вопрос веры и интриги третьих стран плюс недоработки дипломатов. Но Павлу и моей здешней матери нужен был крайний. Мария Федоровна всегда плохо относилась к невестке, грех было не воспользоваться таким удобным поводом. Александр, как оказалось, уже в открытую начал жить с этой коровой Марией Нарышкиной. Еще и не удосужился заступиться за Лизу. Я все понимаю, нравится тебе другая женщина, с кем не бывает, хотя выбор очень сомнительный. Но надо соблюдать какие-то приличия и не унижать законную супругу. К тому же бросить ее в такой момент граничит с подлостью. Александр всегда отличался двойственностью натуры, переходящей в двуличие, но всему есть предел.
Я высказал свои претензии как ему, так и отцу. С братом разговор был короткий и жесткий. Он не ожидал от меня такой реакции. Не знаю, насколько сильно Александр обиделся, но два дня мы не разговаривали. С Павлом я применил иную тактику. Надавил на его рыцарские чувства, на молодость провинившейся и то, что мы, как семья, должны быть монолитом в такое трудное время. Отдавать кого-то на потеху придворной стае – признак нашей слабости. Что там закрутилось у него в голове, я не в курсе, наверняка вспомнил, как над ним годами насмехались с подачи Екатерины. Но после нашего разговора с Лизой он стал вести себя исключительно любезно и ласково. Двор сразу почувствовал перемены, и сплетни с насмешками прекратились вмиг. Женский актив нашего фонда, а особенно Юля с Шаховской, быстро понял, кто стал причиной изменений в отношении Павла к невестке. Мой рейтинг среди актива вырос еще на несколько пунктов. Но у других участников травли Лизы было иное настроение, в том числе у Марии Федоровны. Значит, очернение меня перед Павлом будет только расти.
Второй причиной был мой разговор с Алексеем Орловым и то, что я убедил его остаться в России. Император понимал мою правоту, но не мог переступить через свою ненависть к одному из убийц своего отца. Еще попы подсуетились и пожаловались на деятельность Головиной, которая вроде как действовала с моей подачи.
– Константин, я все более сомневаюсь в том, что доверил тебе право заседать в Сенате. Твои последние поступки меня настораживают. Объясни, о чем ты разговаривал с графом Орловым? – так Павел начал разговор, вызвав меня чуть ли не ночью.
– Отец, я буду откровенен. Вы имеете полное право ненавидеть графа. При этом нельзя не признать, что он не какой-нибудь паразит и придворный бездельник, а человек, который многое сделал для России. Да, он в отставке, но еще способен на многое.
– И что за пользу может принести этот господин? – Судя по тону, император начал злиться.
– Вы знаете, каким капиталом располагает граф?
– Меня смущает, что ты так много говоришь о деньгах, сын. Богатство графа известно всем, и я на него не претендую. Но Орлов должен был испытать все унижения, на которые я его обрек на похоронах моего батюшки, – произнес Павел и вскочил со стула.
Он сделал несколько шагов, будто не зная, что делать дальше, и остановился у окна.
– Я завел речь о деньгах, потому что граф хотел уехать за границу. Сейчас в Европе неспокойно, а он еще собрался взять в поездку свою дочь, которая является его единственной наследницей.
– Не понимаю, при чем здесь его дочь? – все так же глядя в окно, проговорил император.
– Зачем отпускать в Европу богатейшего человека страны? Мало того что он будет тратить вывезенные из страны деньги во всяких Германиях и Австриях, так еще неизвестно, как пребывание за границей отразится на его дочери. Может, вырастет в ненависти к России. Или выйдет замуж за какого-нибудь польского или французского проходимца. Я же убедил графа остаться, он возвращается в Москву. Самое главное, Алексей Григорьевич со всем старанием продолжит работу на собственном конном заводе. Там уже добились огромных успехов и вывели несколько пород скакунов. До решения покинуть Россию граф хотел продолжить и расширить свое дело. Разве нашей кавалерии не нужны хорошие скакуны? Или нашим обозам не нужны российские битюги? Может, купцам не нужны тягловые лошади? И заметьте, все это граф осуществит без малейших затрат для казны. Заодно сделает много полезного для Москвы. Он и раньше жертвовал деньги на благотворительность, но в основном на церковь. Я убедил его, что храмов в стране достаточно, а вот школ, больниц и библиотек почти нет. Если граф на свои средства построит и будет содержать хотя бы одну школу, приют или больницу, то это уже огромная польза государству.
Павел долго думал, все так же стоя у окна. Это было не похоже на его порывистую манеру поведения. Потом он развернулся, подошел ко мне и обнял.
– Спасибо тебе, Константин. Ненависть и желание унизить Орлова затмило мне разум. Ты поступил правильно, но в следующий раз сначала посоветуйся со мной, когда захочешь провести подобную беседу. А то я уже начал сомневаться в твоей верности.
Я не ожидал от Павла такой взвешенной позиции. Надолго ли хватит его адекватности, наверное, знает только он сам.
– Скажи мне, зачем ты лезешь в дела церкви? Ты показательно игнорируешь службы и не соблюдаешь посты. Но зачем тебе ссориться с попами? Даже я стараюсь не вмешиваться в их дела.
– Я посещаю воскресные службы, правда, не всегда. Остальное – мое личное дело, молиться или нет. Что касается вмешательства, то вам, наверное, нажаловались на Варвару Головину. Она оказалась очень настойчивой в поисках исторических свитков, и здесь я полностью на ее стороне. В архивах и библиотеках церкви гниет подлинная история России. Именно церкви и монастыри смогли сохранить письменное наследие наших предков. И если грекам и прочим иностранным агентам, окопавшимся в церкви, не нравится, что у нашего народа и вообще славян была своя история, культура и даже письменность до крещения Руси, то я буду с этим бороться. Нет подлинного величия страны и народа без знания своего прошлого. Пусть эта история не всегда выглядит красиво, особенно с точки зрения потомков. Но не этим мракобесам в юбках решать, достойная ли была жизнь руссов во времена Святослава, Игоря, Олега, Рюрика, Гостомысла или князя Словена. Это наша история, и попам нет до нее никакого дела. По приказу Петра немцы давно начали ее переписывать, а многие и рады стараться отринуть исконное наследие Руси.
– Далек я от таких подробностей, не ожидал увидеть в тебе такое увлечение всякими древностями.
– При чем здесь древности? Я понимаю, что историю пишут победители, но какое отношение к этому имеют попы? На определенном этапе становления русского государства церковь очень помогла. В первую очередь как духовный оплот, вокруг которого сформировался народ московский и далее русский. Более того, она и сохранила значительную часть нашего наследия. Но сами попы участвовали в разрушении культуры славян, перекраивая ее под греческую веру и обычаи.
Истории Руси гораздо больше тысячи лет, и не были наши пращуры варварами, как бы об этом ни верещали греческие подстилки. Поэтому важно сохранить как можно больше старых летописей. Именно по ним потомки будут делать выводы, был ли Рюрик норманном или полабским словеном. И зачем греки придумали нам кириллицу, если славяне уже имели свое письмо? Были ли половцы природными врагами или, наоборот, частью русского государства? И был ли Киев словенским городом до завоевания его варягами, а может, хазарским, населенным неизвестным народом? И таких вопросов сотни. Варвара и ее последователи, как из Академии наук, так и обычные любители старины, хотят сохранить все эти тексты для потомков. Свою прямую обязанность я вижу в том, чтобы всячески ей помогать. И делаем мы это без ущерба для казны. Я выделил часть Мраморного дворца под работу архивариусов, вся работа оплачивается за наш счет. Надо поместить древние летописи под стекло и напечатать как можно больше копий. А в будущем эту практику надо распространить и на историю других народов империи. Те же татары, черемисы, мордва, башкиры и чуваши такие же подданные империи, как и русские. И сохранение письменных источников, разных преданий, сказаний и былин тоже будет полезно для потомков. А по-хорошему, нужен государственный архив исторических летописей и находок. Можно музей открыть, назвать его Исторический. Пусть собирают древние летописи, документы и артефакты. Заодно можно учредить архивный отдел, который займется сохранением и дублированием нашего наследия.
– Тебе с женой не тесно в собственном дворце? – спросил Павел и засмеялся. – Фонд, больница со школой, а теперь архивы. Еще и сказки инородцев хочешь для потомков сохранить. Скоро в своем парке юрту поставишь и туда жить переедешь?
Павел опять начал заливисто смеяться.
Уф, кажется, пронесло. Император не такой дурачок, каким его изображали в мое время. Образования с широтой взглядов ему хватало, только все портил нервический и мнительный характер. Раз не зарубил все наши проекты, то дело теперь сдвинется. Нам удастся сохранить часть истории, уничтоженной и пропавшей в моей реальности.
– Для фонда и архива выделено четыре комнаты, школе хватает трех. Доктор Блинд с учеником переселились во флигель. Места хватит еще и на батальон гренадер, – отвечаю с улыбкой. – Нам нужна ваша помощь. Обещаю, что никаких книг, порочащих или бросающих тень на церковь, мы печатать не будем. Они могут выделить своего человека для согласования таких вопросов.
– Я издам указ о полном доступе к церковным архивам, это дело действительно нужное. А то привыкли всякие французы, поляки и шведы попрекать Россию варварством. Заодно пусть наши академики поработают на благо сохранения и изучения подлинного русского наследия. Создание музея тоже дело нужное, дам поручение, чтобы занялись этим непременно и подготовили доклад.
– Думаю, лучше открыть музей в Москве. Там, где зарождалась наша держава, – делаю я предложение. – Финансирование мы возьмем на себя.
– Так тому и быть, – согласился Павел. – Но финансировать музей будет казна. Теперь это дело государственной важности.
Павел, как всегда, быстро изменил свое мнение. Хорошо, что в нужную мне сторону. Сам не ожидал, что из очень непростой беседы выйдет столько пользы. Главное – не переборщить с просьбами. Но начало работы с церковными архивами – это огромный шаг для русской исторической школы. Этого мало, много важных документов хранится в частных руках. Дам объявление в «Ведомостях» и пообещаю вознаграждение для тех, кто будет передавать свитки из личных архивов. А может, получится обойтись без лишних затрат. Учредим какие-нибудь памятные награды, грамоты или почетные звания, с обязательной публикацией в «Ведомостях» и в нашей будущей газете. Историческое приложение к газете будет обязательно. В нем можно печатать фамилии меценатов, взгляды историков-любителей и много всего интересного. Страна, вернее, образованная часть публики, давно массово увлечена историей. Надо направить это полезное для страны увлечение в нужное русло, дабы не расплодились всякие криптоисторики и прочие любители подделок. А то Куликовская битва вроде была, а самого Куликова поля вроде как нет.
Несколько раз встречался с Астафьевым. В основном занимались формированием ассортимента канцелярских товаров на ближайшие месяцы. Очень познавательные разговоры были с Ушаковым и Чичаговым. Интересно было услышать мнение адмиралов о состоянии флота и перспективах его развития. Хорошо, что у командующих сложились рабочие отношения. С армейцами особо не пересекался, пока нет в этом необходимости. Суворов уже отбыл в Западную армию, а остальных генералов я знал плохо. В отставку его не отправили, что было огромным плюсом для войск и не только. Ушаков планировал уезжать после окончания Великого поста. Полномочий он получил много, а вот денег и прочих ресурсов ему пока выдали не в полном объеме. Обычная ситуация – планов громадье, только забыли поддержать их деньгами.
Мы с супругой почти каждый вечер посещали Александра. Перезнакомился со многими сановниками и придворными, куда же без них. Реципиент большинство этих людей знал, а мне приходилось запоминать десятки лиц. Что бы я делал без Юли?
Еще один разговор, не предвещавший особых проблем, дался мне жутко тяжело. А ведь мне нужно было просто обсудить фигуру Деда Мороза, которого планировали задействовать на гуляниях в Новгороде и отношение к этому церкви. Митрополит Гавриил[48]оказался отнюдь не добреньким и плюшевым карманным попиком. Человек очень умный и начитанный, член Академии наук, а еще жутко влиятельный, к которому прислушивается даже Павел. Также он имел ко мне много вопросов и претензий. Насилу отбрехался, почему демонстративно игнорирую церковные службы. За длинный язык и непристойное поведение получил дополнительный список претензий и епитимью. В выражениях он особо не стеснялся, и я услышал несколько интересных речевых оборотов, которые в моем времени давно забыты. Досталось мне и за Головину, которая, по словам иерарха, нацелилась на разорение церковных архивов. В этой реальности меня еще не отчитывали, как нашкодившего школьника, но большая часть претензий была по делу. Впрочем, для Гавриила я этим самым школьником и являлся. Дед реально был крут и убедителен. Проняло меня хорошенько. Очень похожие ощущения были после общения с императрицей.
Зато мои идеи с фондом митрополит полностью одобрил и пообещал прислать своего человека для помощи. Оказывается, церковь тоже в меру своих сил помогает нуждающимся. Сейчас такие времена, что попы необходимы. Дед Мороз не вызвал у него никакого неприятия. Это же типа святой Николай, наоборот, лишняя пропаганда, которая церкви не повредит. Удивительно, но после моих рассказов о пользе бега он полностью одобрил мое увлечение. Как оказалось, Гавриил являлся сторонником гимнастики и физических упражнений. С этой стороны пообещал мне всяческую поддержку, ибо в здоровом теле – здоровый дух. В самом конце спросил про архангела Михаила: оказывается, какие-то доброхоты уже успели донести. Рассказал сжатую версию в шуточном варианте, но митрополит моего настроя не поддержал. Сказал, что не нужно шутить с такими вещами, даже если они привиделись. Прав он, забываю я о том, где нахожусь. Если в моем времени хватало религиозных фанатиков, готовых на любые жертвы и преступления, то что говорить о нынешней эпохе.
В общем, расстались если не друзьями, то в некотором роде союзниками. Кто бы знал, сколько это отняло у меня сил, как моральных, так и физических.
Все-таки гормоны молодого тела дают о себе знать. Слишком я эмоционален и несдержан. Вроде юноша только по внешнему виду, внутри обитает человек в два раза старше, но заносит постоянно, и ничего не могу с собой поделать. В один из вечеров у Александра меня опять прорвало. Гостей было много, публика самая разнообразная. В основном беседовали, а наши дамы хвалились новыми играми. Траур и Великий пост не поощряли развлечений, поэтому ограничились показом и описанием новинок. Никто не собирался доводить ситуацию до абсурда, чтобы совсем перестать развлекаться. А разные ханжи держали свое мнение при себе. В этот день я больше общался с Павлом Чичаговым. Уж очень мне импонировали его идеи по преобразованию флота. Радовало, что адмирал был не идеалистом, а вполне себе приземленным материалистом. Он не испытывал заблуждений о состоянии русского флота и предстоящих усилиях по исправлению этого безобразия. Человек сам служил, воевал и по собственной инициативе поехал учиться в Англию. В свою очередь, я впитывал полученную информацию и дал адмиралу пару дельных советов по медицине, гигиене и питанию.
Цинга была бичом современного флота, а сбалансированный рацион помогал ее избежать. Англичане успешно борются с цингой при помощи лаймов, за что и получили это прозвище. У нас нет возможности обеспечить лаймами и лимонами весь флот. Но никто не мешает употреблять некоторые виды рыбы, чеснок, капусту, лук, яблоки, клюкву и пить заваренный шиповник. Сослался, конечно, на рекомендации Блока. Этот вопрос очень заинтересовал Чичагова, он решил сам посетить доктора и получить более подробную информацию. Надо мне дока предупредить, что он теперь у нас еще и эксперт в области профилактики цинги. Обсудили перспективы русского торгового флота и причину его фактического отсутствия. Александр сидел рядом и внимательно слушал наши разговоры. Что характерно, Нарышкина шарахалась от меня, как от огня, и старалась со мной не пересекаться.
Мне очень понравилась оценка, данная Чичаговым, что без нормального торгового флота развитие флота военного есть сплошные убытки. Боеспособный военный флот содержится за счет морской торговли – так видят ситуацию англичане. Александр удивился такой постановке вопроса. Зная его натуру, можно быть уверенным, что он рассмотрит ситуацию и обсудит с кем-нибудь из адмиралов. Только Чичагов забыл уточнить, что для мощного торгового флота нужны рынки сбыта, куда нас точно никто не собирается допускать.
Думаю, народ ждал от меня очередного развлечения, балов сейчас нет, и публика скучает. Как оказалась, моя трактовка английских законов и особенностей островной культуры вызвала очень бурное обсуждение в салонах. До дипломатического скандала не дошло, но Павел по настоянию Безбородко сделал мне замечание и попросил впредь в таком тоне не высказываться.
В этот раз застрельщиком выступил князь Александр Куракин, который сейчас активно совал везде свой длинный нос. Нос у него был действительно большой, умом же сей персонаж не блистал. Вообще, он больше похож на итальянца или грека, нежели природного славянина. Будучи высланным в свое время Екатериной, узнав о ее кончине, примчался в столицу чуть ли не быстрее меня. Павел буквально завалил своего старого друга званиями и подарками. Бог с ними, орденами, производством в тайные советники и даже должностью вице-канцлера. Павел много кого осыпал наградами и прочими преференциями. Того же Ростопчина хоть за дело, грамотный и неглупый человек. Но зачем, а главное, за какие заслуги надо было отдавать тысячи крестьян, земли и колоссальные рыбные промыслы в Архангельске этому пустому человеку? И ведь подобных фигур сейчас было немало. Мне не понять такой щедрости.
Стоит признать, что собеседником князь был интересным и быстро вписался в компанию, собиравшуюся у Александра. Может, шпионил для императора или ему действительно было интересно. Сегодня все речи вращались вокруг тайных обществ и масонов. Князь был руководителем какой-то ложи и втянул в нее даже Павла. За это его Екатерина и выслала в деревню. Я бы его отправил поближе к северным промыслам, которые ему подарил отец, и там тихонько прикопал. Но бабушка была человеком гуманным, для своего времени даже слишком.
– Константин Павлович, интересно узнать, что вы думаете о нашем разговоре? – начал князь. – Мы уже обсудили и тайные общества, и вольных каменщиков, а вы все молчите.
Судя по подобравшемуся и переставшему разговаривать народу, все ждали моего выступления. Хотят шоу – они его получат.
– Я бы все-таки разделил тайные общества и болтунов, в них играющих. Есть люди, которые борются за свои убеждения или защищают страну и народ с оружием в руках. Например, ассасины служили своему шейху, розенкрейцеры ратовали за просвещение, а гайдуки на Балканах воюют с турками, казаки являлись нашим заслоном перед дикими племенами. Вас же наверняка интересует мое мнение о масонах?
– Не только. До меня дошли слухи, что у вас очень необычный взгляд на многие вещи.
– Начну с масонов. Можно отнестись ко всем этим ложам и прочим балконам спокойно. Собираются взрослые люди, обсуждают насущные проблемы страны, увлекаются мистикой и прочей алхимией. Маются дурью от безделья и пресыщенности, всякое бывает.
При словах о балконе и бездельниках часть присутствующих начала улыбаться. Князь и некоторые гости, наоборот, почему-то сразу посмурнели.
– Но меня смущают две вещи. Это подчинение наших масонов английским и прусским ложам. Я еще могу понять безродного пустобреха Елагина[49], который сам был паяцем и многое сделал для скоморошьего дела в империи. Нравилось Ивашке играть во всяких магистров, мистических пророков и прочую чушь, дело житейское. Не наигрался в детстве, может, игрушек в доме не было или батька не порол.
После такого захода в гостиной начали сдержанно хихикать, особенно женская часть присутствующих. Куракин сначала побледнел, потом покраснел, но молчал и не перебивал. Я специально использовал обращение Ивашка по отношению к уважаемому в среде масонов лидеру их секты. Пусть почувствуют мое отношение к нему как к холопу, коим он и являлся.
Сделал еще глоток своего стандартного разбавленного вина и продолжил уничтожение князя с соратниками:
– Но зачем это нужно природным русским князьям и прочим боярам? Какая такая доблесть и честь находиться в подчиненном положении у вонючих английских лавочников или немецких бюргеров? Вы же не будете спорить, что европейские ложи назначают вам капитанов, или как они там называются? Потому что ваши провинциальные балкончики находятся в подчинении лож европейских. Для меня понятно, когда ложей руководит шведский король, хотя подчиняться ему просто невместно для любого русского человека. Но когда из смердящей клоаки под названием Лондон к вам приезжает какой-нибудь мистер Жопп или капитан Смрадфилд, у которого вы оказываетесь в положении лакеев, то это за гранью моего понимания.
В этот раз народ смеялся открыто. Князь покраснел еще сильнее, хотя куда уж больше. Ну не любят в высшем свете выскочек, которые буквально за день получают целое состояние. А единственная их заслуга в том, что они приближены к телу императора. К масонам многие также относятся скептически.
– Вторая причина, которая меня в корне не устраивает, проистекает из первой. Пока во главе ваших лож стояли люди типа Елагина и прочих болтунов, в этом не было никакого вреда. Даже Новиков, который использовал ваши собрания для продвижения своих идей, в принципе человек безобидный. Обществу нужен диалог, наши проблемы никуда не денутся, если мы перестанем их обсуждать и обращать на них внимание. Тем более ничего крамольного Николай Иванович и его товарищи в своем журнале «Трутень» не выдвигали. Все это императрица знала и без его подсказок. Но кто знает, во что превратятся ваши ложи лет через двадцать или тридцать. Хорошо, если они выродятся в таких же болтунов, как жирондисты. А если они станут походить на якобинцев или каких-нибудь кровожадных сектантов и утопят Россию в крови? Кто-то из ваших соратников задумывался об этом, князь? А если учесть, что ваши руководители, пусть и формальные, обитают в Лондоне, Стокгольме и Берлине, то картина получается совсем нехорошая.
– Но позвольте, ваше высочество, идеи вольных каменщиков противоречат любому насилию. Поиск истины есть наша наипервейшая задача. – От волнения Куракин начал заикаться.
Затем он нервно протер вспотевшую лысину платком. Судя по лицам гостей, мало кто испытывал к нему сочувствие. Я решил его добить.
– Я не сомневаюсь в вашем здравомыслии и законопослушности, Александр Борисович. Как верю в здравомыслие князей Трубецких, Воронцова и других влиятельных масонов. Но первые христиане были кроткими овечками, мечтающими о добре и справедливости. А христианство распространялось исключительно добровольно, Крестовые походы были уже потом. В результате большая часть мира завоевана или контролируется потомками кротких овечек. Про религиозные войны, инквизицию, жуткие секты и прочее мракобесие даже говорить не хочу. Нет, я не выступаю против христианства. Просто привожу вам пример, что самое здравое начинание можно повернуть в любую сторону.
Я замолчал, приложился к бокалу и посмотрел на притихших гостей. Масоны выделялись повышенной бледностью и растерянностью. Вряд ли они ожидали, что я сразу начну им шить статью по измене Родине. Меня же ситуация веселила, но нужно было держать серьезное лицо. Грех не воспользоваться удобным поводом прищемить хвосты всяким придуркам.
– Я уже вам говорил про диалог в обществе. Для того чтобы обсуждать недостатки нашей страны, а тем более начать их исправлять, не обязательно создавать тайные общества, мистические ордена и секты. Не нужно надувать щеки и на каждом углу вещать, как достичь всеобщего благолепия, благополучия и благонравия. Надо просто честно служить, в армии или коллегиях. Если человек не на государевой службе, то никто не мешает ему помогать развитию державы в частном порядке. Строй больницы, школы, театры, библиотеки или создавай мануфактуры. Главное, меньше трепать языком и больше делать. Зачем тянуть к нам из Европы всякую гадость? При этом организовать что-то полезное нашим радетелям о благе государственном в голову почему-то не приходит. Не нравится служба, не устраивает жалованье? Значит, не сиди на месте и постарайся изменить этот мир. Бери семью, единомышленников и направляйся на юг или восток страны. Империя сейчас бурно развивается, ей необходимы деятельные и образованные люди. Но я не заметил, чтобы сотни радетелей за благо Руси направлялись из столицы на ее бескрайние просторы. Отчего-то нескончаемый поток направляется в обратную сторону, поближе к столице и желательно к трону.
А если вы совсем не можете без пафоса и мистики, то кто вам мешает создавать ордена и общества с уклоном в православие и опорой на наши русские культурные особенности? Например, орден Святого Георгия Победоносца, объединяющий отставных военных и помогающий увечным и оказавшимся в затруднении служивым людям. Или общество Николая Чудотворца, куда могут вступить не только моряки, а небезучастные к страданиям христианских душ, и также помогать обездоленным. Да хоть орден Романа Сладкопевца, который могут создать любители пения и музыки. Как никто не мешал нашим дамам создать Фонд помощи сирым и убогим. Сейчас они хотят назвать его честь усопшей императрицы Екатерины, царство ей небесное. – Я перекрестился, что сразу повторили все присутствующие. – Но это должны быть русские и православные общества, Александр Борисович. Вы можете вводить там свои цензы, внутренние правила и тешить свою склонность к мистике, как угодно. Но ваши общества не будут, пусть и формально, подчиняться государствам, являющимся нашими противниками, а иногда врагами.
Князь так и не смог ответить на мои слова, а по сути обвинения. Куракин больше напоминал рыбу, выброшенную на берег. Как бы его удар не хватил, а то обвинят еще в убийстве друга императора. Разговоры постепенно перешли на другие темы, но думаю, обсуждения поднятых мною вопросов будут самые жаркие. Главное, чтобы мой посыл дошел до думающей части публики. Хватит бездумно копировать все, что идет к нам из Европы. Это не только неумно, но и часто приносит вред собственной стране.
Удивительно, что моя пламенная речь не имела последствий на следующий день. Хотя с утра я принял участие в очередном заседании Сената. Возможно, Павел сам не был в восторге от количества расплодившихся масонских лож. А может, разговор ему передали в разных трактовках, и он запутался, казнить меня или помиловать.
По словам Юли, которая постоянно общалась с дамами из Фонда и знала самые свежие сплетни, на Куракина мои слова произвели неизгладимое впечатление. В его особняке начались какие-то собрания русских масонов. К его чести, императору он на меня не жаловался. Хочется верить, что хотя бы часть его сторонников сделает выводы и перестанет заниматься чушью.
Как я и подозревал, настроение Павла меняется каждый час. Наверное, про мое очередное выступление он услышал несколько раз и не мог не отреагировать. Пока он не показывал свое явное неудовольствие, но попросил меня прекратить посещение вечеров у Александра. Просьба меня особо не расстроила, дела я почти закончил. Все, что нужно, сказал и, надеюсь, кому надо меня услышали и сделали выводы. Далее буду действовать поступательно. Главное, что зерно сомнений брошено, позже подумаю о сборе урожая. Народ в это время впечатлительный, особенно разного рода бездельники, пусть и на государевой службе.
Беседа с Новиковым прошла как-то буднично. Не стал приглашать его в Мраморный дворец и встретился с ними в Зимнем. Александр с Лизой присутствовали при разговоре. На людях они сохраняли видимость нормальных отношений, никакой отчужденности я не заметил.
Журналист получил амнистию от Екатерины, но с некоторыми оговорками. По сути, он был рекрутирован в газету, еще и под надзором. Александр обсудил этот вопрос с отцом, и никакого послабления этот мутный персонаж не получил. Хотя после смерти Екатерины он бросился к императору просить полного прощения. Но тот не являлся почитателем таланта разного рода либералов, и указ менять не стали. Осадочек от этого «борца за счастье народное» у меня остался. Вообще, чем больше я узнавал радетелей за реформы и перемены, тем большее недоумение они у меня вызывали. Вроде образованные и неглупые люди, но даже не знаю, как назвать большинство их них. Это даже не идеализм, а какое-то помешательство. Чем-то напоминают либералов из моего времени. Правда, не такие гнилые и продажные.
Рабочее название нашей газеты было «Вести». Коротко и ясно. Планировали начать с еженедельных изданий и ежемесячных приложений. План у меня был в принципе готов. Поначалу скептически настроенные члены Фонда постепенно прониклись моими идеями. Посмотрим, что получится в итоге. Но издание приложений я буду стараться контролировать даже из Новгорода. Еще бы найти надежного человека, который сможет рецензировать материал. Александру с Лизой идея газеты понравилась, к тому же денег на ее содержание хватало. Сам факт организации издательства выглядел для них очередным развлечением. Газета у нас планировалась больше просветительская, поэтому гладко вписывалась в выстраиваемую структуру Фонда. Осталось только нанять часть работников. Пока особой спешки не было, до первого номера еще месяца три. Решили, как запустим типографию, напечатаем несколько книжек по гигиене, с полезными советами и упором в медицину. В первую очередь о пользе чистки зубов, обязательного мытья рук с телом и кипячения воды. Книжки будут с рисунками, типа комиксов.
Самый интересный разговор состоялся в моем собственном доме. Я давно подозревал, что управляющий дворца Некрасов – человек непростой. Он самолично и подтвердил мои подозрения. Управляющий встретил меня у входа после моего возвращения с вечернего заседания. В этот день дебаты в Сенате особенно затянулись. Опять обсудили много вопросов с минимальной пользой. Меня такая постановка работы государственного аппарата начала порядком раздражать. Я уже традиционно решил пройтись пешком, что давно перестало смущать мою охрану. Надо было просто подышать чистым воздухом и привести мысли в порядок. И прямо на ступеньках меня и перехватил управляющий.
– Ваше высочество, разрешите обратиться, – начал разговор Некрасов.
– Обращайтесь, Павел Иванович, я вроде тебя слушаю и никуда не бегу.
– С вами приватно хочет встретиться один человек. Поверьте, это очень важно. Он ждет в кабинете, отданном Фонду.
– Важно, значит, выслушаем. Веди меня, Сусанин.
Отдал мокрую от снега шубу лакею и последовал за управляющим. Некрасов с Дугиным остались за дверью, я же прошел в кабинет. Гостем оказался невысокий человек, выглядевший как чиновник средней руки, коих в столице сотни. Света свечей едва хватало рассмотреть его лицо более внимательно, но мне они и не требовались. Я, может, не великий физиономист, но сотрудника конторы могу узнать при любом освещении.
– Сергей Иванович Волков, коллежский асессор, – представился гость. – Прошу простить за ночное вторжение, но дело действительно важное.
– К какому ведомству вы приписаны?
– Я из канцелярии генерал-прокурора.
Интересный товарищ. Звание у него соответствует майору пехоты, невелика птица, но уже гарантия личного дворянства. Плюс очень интересное ведомство представлял ночной гость. Генерал-прокурор при Екатерине заведовал юстицией и финансами, контролем над ними уж точно.
– Я чем-то заинтересовал графа Самойлова?
– Никак нет. К графу это не имеет никакого отношения. Прошу вас ознакомиться с этим документом, – произнес Волков и передал мне запечатанный конверт.
Я придвинул поближе подсвечник и развернул бумагу. Сразу не обратил внимания, но потом понял, что оттиск на сургуче – личная печать умершей императрицы. Все страньше и страньше. Текст письма был еще более чудесатее. Прочитал второй раз и задумался. Почерк принадлежал Екатерине, здесь сомнений нет. На интригу или какую-то игру вельмож не похоже.
– Я все верно понял? Ее Величество не перепутала цифры, нолик, например, лишний дорисовала?
– Все прочитанное вами верно. Чеки и векселя у меня с собой. Деньги и документы, которые указаны в письме, переданы мной Павлу Ивановичу, – ответил гость.
– В письме указано, что я могу рассчитывать на некоторых людей. Кроме вас, Некрасова, казначеев Хоффмана с Шульцем и этого лакея Михаила, который совсем не лакей, кто еще?
– Есть два человека в невысоких чинах. Один служит в ведомстве Безбородко, а второй у Макарова Александра Семеновича[50]. Другие фигуры малозначительные, но могу предоставить вам список.
Очень интересно. Волков в казначействе, второй при дипломатическом ведомстве, а третий вообще из Тайной экспедиции.
– Разрешите вопрос, ваше высочество? Как вы догадались насчет Михаила Ильина, это который лакей? У Некрасова выправка армейская, здесь понятно, и немцев-казначеев вам практически навязали. Но Ильин в армии не служил и хорошо справляется со своими обязанностями.
– Повадки у него, как у зверя. Двигается мягко, как ласка, и глаза выдают. Даже не знаю, какой величины кладбище за его плечами.
– Вы меня опять несказанно удивили, – произнес чиновник и продолжил: – Я сам наблюдал и докладывал Ее Величеству о странностях, произошедших с вами. Но не разглядел, что вы изменились еще сильнее. Догадаться по некоторым движениям, что человек опасен, сможет не каждый. А ведь Михаил действительно обучался лакейским премудростям и просто так себя выдать не мог.
– Какие ваши дальнейшие планы? – Я решил не обсуждать с посетителем моих детективных навыков.
Кстати, Михаила вычислил Дугин, здесь моих заслуг нет. Петр далеко не так прост, как можно подумать об обычном солдате.
– Я буду подавать в отставку. Уволился бы еще три года назад, после смерти своего покровителя и учителя князя Вяземского[51], но был оставлен императрицей в должности и продолжал служить ей. При новом императоре мне там делать нечего.
При упоминании фамилии покойного Волков как-то посмурнел. Понятно, что тот был для него не просто начальником.
– В письме указаны вы и два агента в Европе. Немец и голландец, как обстоят дела у них? – задаю следующий вопрос.
– Купец из Бремена Клаус Иоганн Боде – продолжатель дела своего отца. Его отец сделал много полезного для России и лично Ее Величества, поверьте, это не просто слова. Сейчас Клаус испытывает некоторые затруднения. Из-за войны доходы от торговли упали. К тому же Ганновер подчиняется англичанам. И в любой момент курфюршество может оказаться под ударом.
– Бремен же вольный город, им чего переживать?
– Город тесно связан со всеми окрестными землями. Ганноверцы и голштинцы имеют очень большой финансовый интерес в городе. А французы разбирать не будут, захватят всех вместе.
– У нас большой интерес в Бремене?
Поделиться книгой: