Падение Левиафана

Она уставилась в пустой бокал из-под бурбона. Бутылка стояла всего в метре от Танаки, но ей почему-то вдруг расхотелось пить. Она вся превратилась в слух.

— Уверен, что вы, как и все остальные в империи, гадаете, чем именно занимается Первый консул в уединении. Каким образом он ведет битву против исходящей от врат угрозы. Я знаю, ходили слухи о том, что он ранен или парализован. Признаюсь откровенно, когда я улетел в систему Сол, Первый консул пускал слюни как дебил, не мог самостоятельно есть или даже подтереть задницу. Он стал таким после нападения, уничтожившего «Тайфун» и станцию «Медина».

Танака сделала глубокий вдох и выдохнула сквозь зубы.

— Доктор Кортасар существенно изменил биологию Первого консула с помощью модифицированных протомолекулярных технологий. В результате Первый консул получил определенные... способности, которые не успели как следует изучить и задокументировать до смерти доктора Кортасара. Вообще-то, его убил сам Дуарте. Взмахнул рукой, и останки этого безумного говнюка забрызгали полкомнаты. Я в жизни не видел ничего подобного. Сейчас об этом знаем только мы с вами, доктор Окойе из Директората по науке и Тереза Дуарте, которая сбежала вместе с силами подполья, после того как они нас поимели. Так что, вероятно, все враги тоже в курсе, будь они неладны. Учитывая все это, вы можете представить мое потрясение, когда Первый консул появился передо мной восемьдесят... нет, восемьдесят пять часов назад в моем кабинете в системе Сол. Наши датчики его не засекли. Физически он не взаимодействовал ни с одним предметом и не оставил следов своего присутствия, которые мог бы подтвердить сторонний наблюдатель. Но он там был. И не торопитесь с радостью объявить, что у Антона Трехо поехала крыша — кое-какие доказательства все-таки есть. Только не в системе Сол. Вскоре после того, что я видел, Дуарте исчез из Дома правительства. Не в смысле пропал как по мановению руки фокусника. А надел штаны и чистую рубашку, выпил чашку кофе, поболтал с камердинером и вышел. С тех пор все датчики на планете прочесывают территорию. Но никто его не видел. Больше тысячи систем-колоний гадают, осталось ли что-нибудь от правительства. Враг из другого измерения проводит эксперименты, пытаясь найти способ уничтожить нас одним махом. И я убежден, что ключ к решению обеих проблем в руках Уинстона Дуарте, или во что он там превратился. Я давно вас знаю и доверяю вам. Вы должны найти его и вернуть. Наверное, вы слышали выражение «карт-бланш», но уверяю, вы и не представляете, насколько полный этот «карт-бланш». Не важно, сколько вы потратите денег, оборудования или людей, если вернете Уинстона Дуарте, где бы он ни оказался. А если он не захочет возвращаться, убедите его по возможности мягко, но он должен оказаться у нас в руках. Удачной охоты, полковник.

Сообщение закончилось. Танака откинулась на спинку дивана и раскинула руки в стороны как расправившая крылья птица. Ее мозг уже лихорадочно работал. Эти удивительные откровения и содержащаяся в них подспудная угроза. И все это на ее плечах. Она буквально чувствовала вес. Но еще чувствовала спокойствие и настрой на выполнение задачи, и удовольствие от власти, которой ее наделили, куда более сильное, чем она могла предполагать.

Дверь тихо открылась, и вернулся адмирал Милан.

— Все в порядке? — спросил он.

Танака рассмеялась.

— Если бы.

Глава третья. Наоми

Они выждали, пока «Черный коршун» не окажется настолько далеко от врат, чтобы перехват стал почти невозможен. Подождали еще немного, чтобы не вызывать подозрений немедленным стартом. А потом терпение у Наоми лопнуло.

Спустя три часа лаконийский фрегат направил на них узкий луч, официально и жестко требуя объяснений, кто они такие и куда направляются.

«Это «Винсент Су», независимый перевозчик, на контракте у корпорации «Атмосфера» с Земли. Доставляем образцы руды для проверки качества. Государственные контракты и допуски прилагаются. Повтор сообщения».

Голос был скомпонован системой «Роси» случайным образом из записей десяти разных людей, так что даже если лаконийцы распознают сообщение как фальшивое, они никого не идентифицируют. «Винсент Су» реально существовал, обладал подобной сигнатурой двигателя и имел силуэт, сходный с модифицированной версией «Роси», только не работал за пределами системы Сол. Контракты, включенные в сообщение, опознают как настоящие, если только в них не начнут копаться. Это была самая правдоподобная маскировка, какую Наоми смогла создать.

— Не отвечают, — сказал Алекс.

Они оба находились на командной палубе. Освещение приглушено, хотя Наоми заметила, что Алекс теперь выставлял даже самый низкий уровень освещенности чуть повыше, чем когда у них обоих были молодые глаза.

— Неизвестно, хорошо это или плохо, — отозвалась Наоми.

— Да, хотелось бы знать.

— Если бросятся в нашу сторону, паля из орудий, значит, вышло плохо.

Алекс кивнул.

— Это точно. Но хотелось бы, чтобы просто сказали «Ладно, мы, пожалуй, не будем за вами гоняться и убивать». Например, из вежливости.

— На таком расстоянии у нас будет куча времени заметить, как на нас наводят оружие. Ничего не пропустим.

— Что ж, слава Богу за это.

С каждой минутой, пока «Черный коршун» не отвечал и не разворачивался в погоню за ними, страх Наоми, что их захватят и убьют, угасал, но она все больше боялась прохода через врата. Невозможно поверить, что когда-то жизнь не была переходом от травмы к травме, словно с камня на камень по дорожке в декоративном саду. Целые десятилетия проход кольца врат был не более чем мелким неудобством. Да, при слишком плотном трафике корабль мог стать летучим голландцем, мог исчезнуть, уйти в никуда. Но то была опасность того же уровня, что и прочие — как удар микрометеора по двигателю или выход из строя магнитной ловушки и неконтролируемая реакция синтеза в корпусе корабля. Ну, а с ней мог случиться удар.

Были правила, оговаривавшие работу врат. Человеческие — относительно порядка прохода через врата. Инопланетные — насчет того, сколько материи и энергии может проходить за определенный период времени, не вызывая гнева темных богов, пожирающих корабли.

Но все это теперь отброшено.

— Как ты думаешь, сколько кораблей за нами охотятся? — спросил Алекс.

— В смысле, сколько вообще у них кораблей, или ты про специальную поисковую группу, которой поручено нас найти?

Помолчав, Алекс тихо цокнул языком.

— Мне, пожалуй, никакой ответ не понравится.

— Сколько времени нам осталось до врат?

— Если не тормозить перед проходом, то часов восемнадцать.

Наоми отстегнулась от кресла, встала и ступила на палубу, ощущая половину g гравитации.

— Пойду отдохну. Позови меня, если кто-нибудь соберется нас убивать.

— Будет сделано, — пообещал Алекс. И добавил: — Как Джим?

Наоми оглянулась. Свет экрана окрасил лицо Алекса синим. Редкая щетка коротких волос на его висках и затылке напоминала Наоми картинку с выпавшим на землю снегом, а мягкий взгляд говорил о том, что вопрос — вовсе и не вопрос.

— Да, я знаю, — сказала она. — Но что я могу сделать?

Она спускалась к жилым палубам, вслушиваясь в успокаивающее гудение корабля. После стольких лет, проведенных на «Роси», Наоми могла по звукам оценить его состояние. Даже если еще не успела заметить, что привод немного разбалансирован, она улавливала это в легком гуле и скрипе палубы.

Когда Джим попал в плен на Лаконию, Наоми оплакивала его. Оплакивала себя прежнюю, которая была рядом с ним. А когда, несмотря ни на что, он вернулся, она оказалась к этому не готова. Она не позволяла себе надеяться на его возвращение и поэтому не задумывалась о том, как это будет.

Кресло-амортизатор в их каюте было двойным. При тяжелых и длительных перелетах на тяге кто-нибудь из них занимал свободную каюту, а чаще — место на командной палубе. Сдвоенное кресло предназначалось не столько для оптимального функционирования, сколько для улучшения качества жизни. Просто радость — просыпаться рядом с другим. Видеть, как он спит, ощущать его дыхание. И на клеточном уровне понимать, что ты не одна.

Когда она вошла в каюту, Джим спал. Он казался еще худее, чем до плена. До ее пребывания в добровольном заключении. Появилась седина в волосах, кожа век потемнела, как не проходящие синяки. Даже в сонном теле была заметна жесткость, он как будто постоянно готовился к нападению.

Наоми сказала себе, что он восстанавливается. Возможно, все так и было. Она чувствовала, что последние дни и недели меняют и ее. Позволяют чуть заступить на ту территорию, куда не было доступа, пока все они были разлучены. Все теперь иначе, чем раньше. Нет Бобби, нет Клариссы. Амос так изменился, что от мыслей об этом по коже ползли мурашки. Зато здесь Тереза со своей собакой — одновременно и угроза, и постоянные пассажиры. Несмотря ни на что, это было ближе к прежней жизни, чем она ожидала. Новая версия собравшейся вместе семьи. Иногда утешение. Иногда ностальгия о том, чего не вернуть.

Будь у них теперь возможность остановиться, расслабиться, отдохнуть — и кто знает, что еще они могли бы спасти. Но такой возможности нет.

Она улеглась рядом с Джимом, положила голову на его согнутую руку. Он пошевелился, зевнул, приоткрыл один глаз. Его улыбка осталась прежней — яркой, мальчишеской, полной радости от того, что видит Наоми. Это время — дар, подумалось ей. И она улыбнулась в ответ.

— Привет, красотка, — сказал Джим. — Что я пропустил?

«Годы, — хотелось сказать Наоми. — Мы с тобой пропустили годы». Но вместо того чтобы сказать правду, она улыбнулась.

— Ничего важного.

***

— Так хочется сбросить скорость, — сказал Алекс.

Наоми собирала остатки еды в утилизатор на кухне. Тягу отключили, и жужжание вакуума, засасывающего кусочки еды, звучало почти так же громко, как голос Алекса из системы связи. На стенном экране среди бескрайнего поля звезд зависло кольцо врат Кронос — странная темная масса, изогнутая по периметру и видимая только благодаря усовершенствованиям «Роси». Оптическое увеличение уменьшалось с каждой уходящей секундой. Диаметр кольца — тысяча километров, и до него всего двенадцать минут, но его до сих пор не увидеть невооруженным глазом.

— Конечно, можешь нажать на тормоз, если так хочется, — сказала Наоми. — Но если в пространстве колец ждет недружелюбный прием, в нас будет легче попасть.

— Хочу зарядить рельсовую пушку, — ответил Алекс. — Но раз ты не позволяешь, я пытаюсь отвлечься чем-нибудь другим.

— Ты можешь перепроверить торпеды и ОТО.

— Амос и Тереза уже этим заняты. Мне не хотелось бы заставлять их думать, будто я им не доверяю.

— Тогда можешь привести в готовность заряды на корпусе, для подрыва пластин маскировки.

Алекс долго молчал, потом протяжно вздохнул. Джим в другом углу каюты одобрительно поднял большой палец.

— Ладно, сделаю, — согласился Алекс. — Хотя мне больше хочется заняться рельсовой пушкой.

— Окажемся на другой стороне, тогда заряжай ее сколько влезет, — сказала Наоми.

— Одни обещания...

Щелчок сообщил, что Алекс отключился. Оптическое увеличение врат продолжало медленно уменьшаться. Наоми вызвала маленькое окошко с камерой обратного вида. Помехи от двигателя делали изображение размытым, зернистым и грубоватым, но даже так было видно, что «Черный коршун» не движется в их сторону.

— Не вижу ретранслятора, — сказал Джим. — Наш они взорвали, но и свой, похоже, не подвезли.

— Да, я заметила. Они не утруждаются координацией действий с обеих сторон. По крайней мере, это дает нам шанс не попасть прямиком в ловушку.

— Ура!

Оставалось десять минут.

— Готовы? — спросила Наоми. В ответ Джим подтянулся на стенном поручне и отлетел в сторону центрального лифта. Наоми открыла соединение с Амосом. — Мы перебираемся на командную палубу. Не то чтобы ожидаем проблем, но если вдруг...

— Понял тебя, босс. Собаку уже убрал в конуру, на случай, если нас слегка потрясет.

«Слегка потрясет» означало уклонение от обстрела.

— А Тереза?

Очередная странная пауза, а потом Амос ответил:

— Пристегиваемся на инженерной. Понадобимся — только скажи.

Наоми выключила связь и последовала за Джимом. Лифт заблокирован на дне шахты до тех пор, пока не потребуется. Они поплыли по пустой шахте вверх, к командной палубе. Заняли там привычные места, пристегнулись и переключили экраны на управление, которое, возможно, придется брать в свои руки, если после перехода их ждет опасность. Привычка, соединяясь со страхом, превращала все в ритуал, вроде чистки зубов перед сном. Кольцо осталось таким же, но линза телескопа теперь показывала вокруг него меньше звезд.

— На командной готовы, — сказала Наоми.

— Рубка, готов, — сказал Алекс.

— Да, — сказал Амос. — У нас порядок. Делайте свое дело.

Отсчет подошел к нулю. Джим сделал глубокий вдох. Мелькнули врата — то же самое зернистое изображение, но теперь позади, удаляющееся. Звезды разом погасли.

— Мы прошли, — сказал Алекс. — И насколько я вижу, никаких угроз нет, и по приборам тоже. Но здесь черт знает сколько народу. Разворачиваюсь и жму на тормоз, пока мы не выясним, куда двигаться.

Он еще говорил, а уже зазвучало предупреждение о гравитационном толчке, и спустя минуту головокружительного вращения верх и низ вернулись. Спина Наоми вжалась в гель кресла. Она сразу же вызвала тактическую карту.

Пространство внутри колец — то, что все еще называлось «медленной зоной», хотя с тех пор как Джим и протомолекулярное эхо детектива Миллера отключили ограничение скорости, прошли целые десятилетия — размером было чуть меньше солнца системы Сол. В нем мог бы поместиться миллион таких планет, как Земля, но на данный момент оно содержало только тысячу триста семьдесят одно кольцо врат, одинокую загадочную станцию в центре и пятьдесят два корабля, включая «Роси», все на собственных маршрутах. Алекс прав — их чересчур много. Это опасно.

— Как думаешь, сколько мы потеряли? — спросил Джим.

Оглянувшись, Наоми увидела перед ним такой же экран.

— Кораблей подполья?

— Нет, я имею в виду всеобщее «мы». Все мы. Лаконийцы. Подполье. Гражданские, просто доставлявшие грузы куда необходимо. Как ты думаешь, сколько мы потеряли?

— Это невозможно узнать, — сказала Наоми. — Больше ведь никто не отслеживает. Идет война.

Она настроила «Роси» на идентификацию кораблей по радиомаячку, сигнатуре двигателя, тепловому профилю и форме корпуса, чтобы выбрать любые несоответствия и отметить все суда, однозначно связанные с подпольем или Лаконийской империей. Через три секунды система выдала полный список с перекрестными ссылками и интерфейсом поиска и Наоми начала вручную листать страницы. Наиболее тесно связанными с Лаконией оказались грузовик «Восемь принципов бусидо» с Бара-Гаона и исследователь дальнего космоса «Летучий бизон» с базой в системе Сол, но принадлежащий корпоративной сети, которая подчинилась Дуарте сразу же после сдачи Земли и Марса. Ни один не был боевым кораблем, и Наоми показалось, что в союзе с Лаконией оба ради выгоды, а не идеи. В любом случае, они не входили в официальную лаконийскую иерархию.

А единственным точно связанным с подпольем кораблем оказался независимый горнодобытчик из системы Сол, летевший под именем «Зловредная сука», но зарегистрированный как «Розовая фея». Вероятно, тут была какая-то своя история, но Наоми не слишком хотелось ее узнать.

А еще дрейфовала бутылка.

— Одна из твоих? — спросил Джим.

— Надеюсь, что так. Поглядим, — сказала Наоми.

Прежде система связи всего человечества была довольно надежна. Внутрисистемные радиосигналы у кольца врат подхватывались усилителями, достаточно сильными, чтобы преодолеть помехи во вратах, либо физически передавались ретрансляторами в обе стороны. Станция «Медина», находившаяся в центре сферы, поддерживала работу этих устройств и контролировала сетевой трафик. Десятилетиями можно было отправить сообщение с Земли на Бара-Гаон и получить ответ в течение дня, даже если очередь перегружена. Но с уничтожением «Медины» и восстанием подполья это все прекратилось.

Тысяча триста миров теперь общались через неустойчивую лоскутную сеть передатчиков — доставляющих сообщения кораблей и модифицированных торпед, которые Наоми называла бутылками. Конкретно эта была настроена на сбор поступающей информации, предназначенной для Наоми, и на хранение до срабатывания сигнала. Система не идеальна, и наверняка по пути немало терялось, зато бутылку легко опознать, подделать трудно, а отследить почти невозможно.

Она вызвала управление двигателем Эпштейна и немного изменила схему подачи топлива. Это не мог заметить никто, кроме бутылки — отклонение в пределах нормального. Для массива датчиков на поверхности бутылки это будет совпавшим ключом.

Сработало.

В ответ бутылка выпустила в эфир всплеск плотно упакованных данных, который слышал любой корабль в медленной зоне. Прямой луч четко указал бы на принимающего сигнал, но этот мог предназначаться любому из десятка кораблей. И подполье то и дело устанавливало фальшь-бутылки, проникавшие в медленную зону или врата, чтобы выплеснуть неверные данные или спутать карты.

Система «Роси» втянула радиовсплеск и приступила к его расшифровке, а тем временем бутылка на краю пространства колец включила собственный двигатель и ушла сквозь врата. Подпольщики Наоми будут ждать детонации, для них это знак отправлять новую бутылку, когда появится такая возможность. А если это видели лаконийцы, даже если понимали, что это значит, то все равно ничего не могли поделать.

Вся система работала как ячейка АВП, только очень крупная, и ее спроектировала сама Наоми. Грехи прошлого, нашедшие полезное применение.

— Что ж, могло быть и хуже, — заметил Джим. — Весь вопрос теперь — куда мы пойдем.

— Это будет зависеть от полученных данных, — сказала Наоми. — Не люблю торчать в пространстве колец дольше чем требуется.

— И я тоже не хочу, чтобы нас раньше срока сожрали силы, существующие вне пространства и времени.

Знакомые шутливость и легкость, как и всегда, однако за ними была пустота. Не отторжение, подумалось ей. Истощение.