Она закрыла глаза и обратила лицо к солнцу, почувствовав кожей приятное тепло и свет. Яркий свет проникал сквозь веки, и всё стало выглядеть красным. В крови словно вспыхнула термоядерная реакция.
Она улыбнулась.
Тереза Анжелика Мария Бланкита Ли-и-Дуарте знала, что она необычный ребенок, это было как знание о том, что отраженный от ровной поверхности свет поляризуется. Не особо полезный научный факт. Она единственная дочь Первого консула Уинстона Дуарте, что само по себе означало необычное детство.
Всю жизнь она провела в Доме правительства Лаконии, лишь иногда тайком выбираясь из него. С детства к ней приводили других детей, чтобы было с кем дружить и учиться. Обычно из самых привилегированных семей империи, но иногда отец просто хотел, чтобы она познакомилась с разными людьми. Хотел, чтобы она сблизилась с ними, как в обычной жизни. Как если бы она была обычным четырнадцатилетним подростком. И это более-менее получалось, но раз она могла судить только по собственной жизни, ей трудно было определить, насколько.
Терезе казалось, что это, скорее, знакомые, чем друзья. Мюриэль Коупер, Шань Элисон были ей ближе остальных, по крайней мере, они обращались с ней, как с другими сверстниками.
А еще Коннор Вейгель, учившийся вместе с ней почти с самого начала. Он занимал особое место в ее сердце, но, что странно, Терезе не хотелось в этом копаться.
Раз уж она одинока, а она полагала, что так и есть, то сравнить всё равно не с чем. Если всё вокруг красного цвета, то никто этого не поймет. Находиться одновременно везде — всё равно что стать невидимым и отовсюду исчезнуть. Лишь контраст придает всему форму. Яркий свет определяет темноту. Заполненность — пустоту. Одиночество определяется границами того, что можно назвать противоположностью одиночества. Всё познается в сравнении.
Она гадала, не таковы ли жизнь и смерть? Или жизнь и не-жизнь.
— Что их погубило? — спросила Тереза, открыв глаза. Всё стало синим. — В смысле, ваших римлян.
— Это уже следующий шаг, — сказал полковник Ильич. — Вычислить это и выработать стратегию, как поступить. Но что бы это ни было, оно еще здесь. Мы видим, как оно откликается на наши действия.
— Тот случай на «Буре», — отозвалась Тереза.
Она смотрела отчеты. Когда адмирал Трехо впервые воспользовался главным оружием корабля класса «Магнетар» в нормальном пространстве, что-то случилось и на несколько минут выключило сознание всех людей в системе Сол, а на самом корабле возникла неподвижная визуальная аномалия. Вот почему во дворец привезли Джеймса Холдена, и именно это оказало серьезное влияние на Терезу.
— Именно так, — сказал Ильич. Он перекатился на живот и приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на нее. Встречаясь с ней взглядом, он давал понять, что говорит нечто важное. — Это самая серьезная угроза нашей безопасности. Либо римляне погибли, натолкнувшись на какую-то природную силу, к которой не были готовы, либо их убил враг. И в этом нам предстоит разобраться.
— Как? — спросила Тереза.
— Мы не знаем, как погибли римляне. Мы пока еще лишь приблизились к пониманию, кем они были по сравнению с нами.
— Нет, я про то, как мы узнаем — враг это или природная сила?
Полковник Ильич кивнул, как бы говоря, что это хороший вопрос. Он вытащил ручной терминал, пощелкал по нему, и появилась таблица.
Тереза
Сотрудничество
Джейсон
Сотрудничество
Джейсон
Отказ
Т3, Д3
Т4, Д0
Тереза
Отказ
Т0, Д4
Т2, Д2
— Дилемма заключенного, — сказала Тереза.
— Помнишь ее?
— Мы оба решаем, сотрудничать или отказаться. Если мы оба сотрудничаем, то получаем по три очка. Если сотрудничает один, то он не получает очков, зато отказавшийся получает четыре. Если оба отказываются сотрудничать, то каждый получает по два очка. Проблема в том, что отказ — всегда лучшая стратегия, что бы ни выбрал другой. Я получу четыре очка вместо трех, если другой сотрудничает, и два вместо нуля, если он откажется. То есть, всегда нужно отказываться от сотрудничества. Но раз другой думает так же, то и он откажется. И значит, мы оба получим меньше очков, чем если бы сотрудничали.
— И как это исправить?
— Никак. Это как сказать: «Это утверждение ложно». Логическая дыра, — ответила Тереза. — То есть... разве не так?
— Нет, если сыграешь больше одного раза, — сказал полковник Ильич. — Представь, что ты играешь много раз, очень долго. И каждый раз, когда противник отказывается от сотрудничества, ты делаешь так же. А потом снова начинаешь сотрудничать. Это называют «зуб за зуб». Могу показать тебе анализ игры, согласно теории игр, если хочешь, но тебе он не нужен.
Тереза кивнула, хотя и неспешно. Голова отяжелела, как когда Тереза думала о чем-то, не вполне понимая, о чем. Обычно вскоре ей приходило на ум нечто интересное. Ей нравилось это чувство.
— Представь, что ты дрессируешь Ондатру, когда она была еще щенком, — предложил Ильич. — Щенок написал на ковер, и ты его бранишь. Ты не будешь вечно ему выговаривать. Только сразу, когда это случилось, а потом снова начнешь играть с ним и ласкать, как обычно ведут себя со щенком. Он отказывается от сотрудничества, и ты вслед за ним, но потом вы возвращаетесь к сотрудничеству.
— Пока он не сообразит, что это более успешная стратегия, — сказала Тереза.
— И поменяет поведение. Это самый простой путь переговоров с тем, с кем мы не можем поговорить. Но если ты будешь вести себя так же с приливом? Наказывать волны за то, что намочили ковер?
Тереза нахмурилась.
— Точно, — сказал полковник Ильич, словно она ответила. — Если начнешь бранить прилив, ничего не изменится. Ему плевать. Он не учится. Более того, он не меняется. Твой отец собирается поиграть в «зуб за зуб» с тем, что убило римлян. И посмотрим, поменяет ли это нечто поведение. Если нет, мы примем за гипотезу, что имеем дело с законом природы вроде создающей приливы гравитации или скорости света. Тогда мы это изучим и поймем, как себя вести. Но если эта сила изменится...
— Мы будем знать, что это живое существо.
— В этом и заключается разница между исследованием и переговорами, — кивнул полковник Ильич.
Тереза расцвела от радости, как всегда, когда хорошо справлялась с заковыристой задачей, но что-то ее тревожило.
— Но это погубило римлян.
— Война — это тоже переговоры, — отозвался он.
Жила Тереза в северном крыле Дома правительства, как и ее отец. Другого дома она не знала. Спальня, устроенная по-военному, отдельная ванная и игровая, теперь превратившаяся в офис, хотя изменения были чисто косметическими. Когда настало время избавиться от украшений в виде мультяшных динозавров и щенков, Тереза сказала об этом, и на следующий день пришел дизайнер и помог ей с выбором новой цветовой гаммы и планировки. Ее уголок Дома правительства не был большим или показушным, зато полностью принадлежал ей, она переделывала его на свой вкус. Микрокосм ее автономии.
Ее офис напоминал исследовательскую станцию. Высокий стол, чтобы можно было работать и стоя, но рядом стулья на длинных ножках, если она решит сесть. На восточной стене — единственный экран, установленный на показ компьютерной анимации или простых математических теорем, когда Тереза не смотрела новости или развлекательные каналы. Не то чтобы она хорошо разбиралась в математике, но формулы выглядели красиво. В них была элегантность, и глядя на них, Тереза яснее осознавала собственный интеллект. Ей нравилось осознавать собственный интеллект.
А еще здесь стояла длинная кушетка, на которой умещалась не только она, но и мог свернуться в ногах лабрадор Ондатра. И настоящее стеклянное окно, выходящее в сад церемоний. Порой, когда она не встречалась с полковником Ильичом и не ходила на занятия, Тереза проводила целый день за чтением книг или просмотром фильмов, свернувшись на кушетке вместе с Ондатрой. Она имела доступ ко всему, одобренному цензурой — в отношении литературы и фильмов отец был настроен весьма либерально, и Терезу влекло к рассказам о девушках, живущих в одиночестве в замках, дворцах или храмах. Но историй подобного рода оказалось не так много.
Сейчас ее любимым числился десятичасовой сериал о Марсе тех дней, когда еще не обнаружили врата, назывался он «Пятый тоннель». Героиня, которой было двенадцать, то есть меньше, чем сейчас Терезе, но больше, чем, когда она посмотрела сериал впервые, открыла под городом Иннис-Дип секретный тоннель и, следуя по нему, наткнулась на подземное поселение эльфов и фей — они нуждались в помощи, чтобы попасть обратно в свое измерение.
Всё это выглядело очень экзотично, а сама идея о девочке, живущей под землей, настолько захватила воображение Терезы, что она завесила окно одеялом, как будто эта темнота — глубины Марса. Когда отец сказал, что это отчасти правда, что Иннис-Дип и впрямь существует, а марсианские дети жили в тоннелях и подземных городах, выдуманы лишь эльфы и феи, Тереза была потрясена.
Когда вошел отец, она снова пересматривала сериал. Тереза как раз дошла до той части, где девочка, чье имя не называлось в сериале, бежала по темному коридору, а ее преследовала злая колдунья по имени Пиявка. И тут в дверь постучали. Она уже собиралась ответить, но дверь открылась. Лишь отец вот так открывал дверь. Все остальные дожидались, пока откроет Тереза.
За последние несколько лет терапия сильно его изменила. Но Тереза и сама менялась, взрослея, потому это не казалось странным. Белки его глаз переливались, словно масло на воде, а кутикула на ногтях потемнела, но это лишь внешность. Во всем остальном он остался прежним, а только это имело значение.
— Я не помешал? — спросил он, как обычно.
Это была наполовину шутка, потому что Тереза не занималась ничем таким, чему можно помешать, но шутка всё равно только наполовину. Если бы она ответила утвердительно, отец бы ушел.
Безымянная девочка вскрикнула, когда на нее набросилась Пиявка. Тереза поставила воспроизведение на паузу, жертва и охотница замерли. Ондатра фыркнула и забила по кушетке хвостом, а отец Терезы потрепал длинные уши собаки.
— Через два часа у меня встреча, — сказал он. — Мне бы хотелось, чтобы ты присутствовала.
Тереза ощутила укол раздражения. После сериала она собиралась выбраться и встретиться с Тимоти. Если обнаружат, что она покидала здание без разрешения...
— Я сделала что-то не так?
Отец прищурился, а потом засмеялся. Ондатра ткнулась мордой ему в ладонь, требуя внимания. Он снова погладил собаку по ушам.
— Вовсе нет. Адмирал Уэйт доложит о плане по расширению комплекса Бара-Гаон. Тебе не обязательно выступать, но мне хотелось бы, чтобы ты послушала. А потом мы это обсудим.
Тереза кивнула. Если он этого хочет, конечно, она так и сделает, хотя это и скучно. И странно. На мгновение отцовский взгляд стал затуманенным, как иногда бывало, а потом он тряхнул головой, словно пытаясь прояснить зрение. Он прислонился к подлокотнику кушетки — вроде бы не сел, но уже и не совсем стоял. Потом дважды хлопнул Ондатру по боку, показывая, что ласки закончены. Собака вздохнула и положила голову на кушетку.
— Тебя что-то беспокоит, — сказал он.
— Ты всё чаще меня об этом просишь, — заметила Тереза. — Я делаю что-то не так?
Он тепло рассмеялся, и Терезу слегка отпустило.
— В твоем возрасте я уже готовился к поступлению в университет. Ты похожа на меня. Ты быстро учишься, и я стараюсь тебя в этом поддерживать. Я чаще ввожу тебя в курс дел, потому что ты уже достаточно взрослая и понимаешь то, чего не могла понять в детстве. А полковник Ильич говорит, что твоя учеба идет по плану. Даже с опережением.
Тереза ощутила проблеск гордости, но еще и смущения. Отец вздохнул.
— Обеспечивать людям безопасность — тяжелая задача, — сказал он. — Частично потому, что мы столкнулись с чем-то крайне опасным и неизведанным. Хотел бы я, чтобы это было не так, но обратно ничего не воротишь. А другая проблема в том, что мы имеем дело с людьми.
— А люди — это просто кошмарные обезьяны, — вставила Тереза.
— Именно так. Мы всё время видим только очень близкий горизонт. Даже я. Но я пытаюсь стать лучше.
Он сказал это тоном усталого человека. Тереза подалась вперед, Ондатра решила, что хозяйка хочет кого-то приласкать. Собака поерзала и жарко задышала в лицо Терезе, пока та не оттолкнула лабрадора.
— Так значит, расширение комплекса Бара-Гаон очень важно? — спросила Тереза.
— Всё важно. Всё вокруг, — ответил отец. — И нужно сделать так, чтобы отказ одной части не уничтожил весь проект. Включая меня. Вот почему я чаще стал просить тебя присутствовать на совещаниях.
— Ты о чем?
— Я здоров. Всё в полном порядке. Проблем нет. Просто... Если они возникнут, в будущем... Через несколько десятилетий. Кто-то должен понимать план целиком, быть способен взять всё в свои руки. А люди доверяют тому, кого уже знают. В любых обстоятельствах им будет сложно принять нового Первого консула, но всё равно проще, если за ним будет стоять некая история. Преемственность. Я хочу подготовить тебя к тому, что, если (не дай Бог) со мной что-то случится...
— Но почему ты решил, что я для этого подхожу, раз подходишь ты? — спросила Тереза. — Нет причин так считать. Это глупо.
— Да, — согласился отец. — Но люди совершали эту ошибку на протяжении всей своей истории. А раз нам это известно, мы можем воспользоваться инструментом, который держим в руках. Приходи на совещания и встречи. Слушай. Наблюдай. Обсуждай их со мной после. Это следующий этап твоего обучения. И когда придет время занять это место, ты уже будешь подходящим человеком.
Потребовалось несколько секунд для осознания истинного значения его слов. Кажется, что такие значимые мгновения должны сопровождаться бо́льшими эффектами и церемониями. Важные, меняющие всю жизнь слова должны отдаваться эхом. Но ничего подобного. Они звучали как любые другие.
— Ты хочешь подготовить меня к тому, чтобы я стала следующим Первым консулом?
— На случай, если что-то со мной случится, — сказал Дуарте.
— Но это только на всякий случай. Просто на всякий случай.
— Просто на всякий случай, принцесса, — повторил он.
Глава пятая
Несколько десятилетий назад примерно в двухстах тысячах триллионов километров отсюда крошечное звено протомолекулы в биологической матрице попало на орбиту планеты под названием Илос, незаметно путешествуя на борту корвета «Росинант».
Когда сверхъестественный полуразум протомолекулы попытался вступить в контакт с другими звеньями давно умершей империи строителей врат, он пробудил спавшие миллионы, а то и миллиарды лет механизмы. В итоге ожил древний завод, началась массивная атака роботов, расплавился один искусственный спутник планеты и взрыв электростанции едва не разломил планету пополам.
Опыт, прямо скажем, очень неприятный.
Так что, когда команда Элви выводила катализатор из изоляции в неизведанных системах, чтобы попробовать так же дотянуться до артефактов и останков, она принимала меры предосторожности. Они наблюдали за происходящим, были готовы немедленно вернуть катализатор на место и не подходили ни к чему слишком близко.
— «Сокол» на позиции, — доложил пилот.
Если что-то пойдет не так, пилот, Сагале или Элви скажут: «Экстренная эвакуация», свое имя и код авторизации Дельта-8, и корабль унесет их оттуда. Учитывая огромный двигатель и высокое ускорение «Сокола», все, кто не пристегнут к специально разработанным для высоких перегрузок креслам, получат травмы или погибнут, но собранные данные сохранятся. В Лаконии часто использовались подобные процедуры защиты от сбоев, и Элви не слишком любила эту часть своей работы.
— Благодарю, лейтенант, — ответил адмирал Сагале. Он тоже был пристегнут к креслу на мостике. Еще один признак, как серьезно все относятся к этой части миссии. — Майор Окойе, можете продолжать.
— Выводите ее, — сказала Элви по радиосвязи. В данной ситуации «она» могла быть только одна.
Элви сидела в своем привычном кресле-амортизаторе в окружении экранов. Инструменты могли исчезнуть меньше чем за секунду, и капсула кресла сразу наполнится дыхательной жидкостью для высоких перегрузок. Элви относилась к немногим людям, достаточно ценным, чтобы принимать меры по сохранению их жизни. Все это напоминало работу внутри торпеды и вызывало у нее ненависть.
На одном из экранов камера отслеживала перемещение катализатора. Покрытую сенсорами женщину выкатили из комнаты на высокотехнологичном инвалидном кресле. Коммуникации протомолекулы идут в обе стороны, и происходящее с образцом не менее важно, чем то, что случится в мертвой системе, которую они собирались активировать.
Кресло двигалось на магнитных колесах по коридору к отсеку в корпусе корабля, прочь от радиационной защиты и другого технологического волшебства, с помощью которого команда Кортасара блокировала общение их образца с остальными.
Ничего не происходило.
— Пока отклика нет, — сказал Тревон.
— Да ладно, — ответил Фаиз. Сарказм в его тоне предназначался всем, кроме Тревона, который его не распознает.