Арт-Кафе

Неказистый с виду милиционер с двумя маленькими звездочками поперек погона трогал меня резиновой дубинкой за плечо. Обычный мент, низкорослый и какой-то корявый. Привычный всегда послушно подчиняться представителям власти, я автоматически полез во внутренний карман, нащупал паспорт, извлек и протянул человеку в форме. Принимая из моих рук документ, блюститель порядка смотрел пустыми, оловянными, ничего не выражающими глазами прямо на меня. Потом он переключился на паспорт и начал его листать. Покуда служитель закона вникал в подробности моего документа, я вспоминал недавние события. Что ж там еще было-то?

– Москва, значит. А к нам надолго? – лейтенант вернул паспорт прямо в руки. Видимо принял за приезжего.

– А? В смысле? – спросил я, засовывая паспортную книжечку обратно в карман куртки.

– Надолго в Питер?

– Через пару дней назад, – ляпнул я, не думая ни о чем. Мыслей не было, голова – словно пустая бочка. – Это «Ленинский проспект»? – вырвался глупый вопрос.

– А вы куда едите? – вместо ответа спросил мент.

– Туда, – я махнул рукой в сторону метрошных часов. – Меня друзья должны ждать на соседней станции. – Самый безопасный ответ, подходит на все случаи жизни.

– Обратный билетик имеется?

– Куплю перед отъездом. Заранее приобретать – дурная примета, – говорило что-то моим голосом, но помимо моей воли. Ссылка на приметы – вполне полезный прием.

– Если надумаете задержаться, то пройдите регистрацию. Ваш поезд.

Вот она – остановка внутреннего монолога! Может он не вполне нормальный, этот мент? Как автомат, я вошел в вагон.

– Осторожно, двери закрываются, – изрек холодный, нордический, мужской голос из скрытых в стенах вагона динамиков.

Двери закрылись, и состав поехал. Я осмотрелся. Обычный, немного потрепанный жизнью вагон, нормальные люди внутри. Реклама на стенах… Стоп! Реклама! Какая-то она незнакомая, не такая какая-то. И… схема рядом. Схема метрополитена Санкт-Петербурга…

Они что, из Питера сюда пригнали состав? Или только один вагон? Не хватает своих что ли?

Пока я собирал в кучку сумбурные мысли, поезд остановился, двери раскрылись, и люди дружно принялись покидать салон, направляясь к выходу.

– Уважаемые пассажиры! Не забывайте свои вещи в вагонах электропоезда. Поезд прибыл на конечную станцию «Проспект ветеранов», – максимально отточенным тоном произнес голос вагонными динамиками.

Чего? Каких еще ветеранов?

Опустевший состав шумно уехал. Конечная станция. Черные квадратные колонны, будто нарезанные на пять поперечных кусочков. Размер «кусочков» уменьшался по направлению к полу, а разделяющие их полоски исполнены из незнакомого золотистого сплава. Низковатый потолок сложен из прямоугольных беленых балок с люминесцентными светильниками между ними, желто-серый мрамор стен по ту сторону пути. Пол из серого гранита с черными вставками и латунными полосками. Я перешел на другую сторону. На стене крупный рекламный плакат и надпись металлическими буками – «ПРОСПЕКТ ВЕТЕРАНОВ». Схема линии: «Девяткино», «Гражданский проспект», «Академическая»… Повернулся назад. На противоположной стене табличка – «Посадки нет». В самом конце перрона – пустая будка, по всей видимости, предназначенная для дежурного.

Я в Петербурге? Или еще сплю? Еще говорят так: «занимаю место в пространстве – значит, я есть!» – но это уже полный маразм. Бред и вынос мозга, как любила изрекать моя бывшая подруга из прошлой жизни. Нет, явь со сном никогда не перепутаешь. Наоборот – бывает, но явь всегда остается явью.

Так, спокойно. Сейчас главное – не психовать.

Часы около туннеля показывали – «23:18».

Ага. Это что-то похожее на старую новогоднюю комедию семидесятых годов. Возможно два варианта. Первый – по тем или иным причинам у меня случился сбой памяти, и я ни о чем не думая, в сумеречном состоянии души, поехал на вокзал, купил билет, прибыл в Питер, потом где-то ошивался целый день, а в одиннадцать с минутами ночи очутился в питерской подземке на одноименной станции. Медицине такие факты известны. Значит что? В трамвае я сидел где-то в одиннадцать, двенадцатого января. Значит сегодня – тринадцатое января, это как минимум. Вполне логично. Только почему я не хочу есть и вообще ничего не хочу? Даже в сортир? Вероятно, все, что требуется организму, было сделано, а в памяти не отложилось. Бывает.

Вариант второй – все было не так, а то, что я помню про сегодняшний вечер в Москве – ложная память, и на самом деле в это время почему-то поехал в Питер… Но я отлично помню, что пил с заказчиком в Москве! Под гипнозом, что ли? Или мозги заклинило? Ой беда… Нехорошо-то как…

Третий вариант… впрочем – нет, лучше не надо – вполне достаточно двух.

Кстати, а всякие личные вещи при мне? Вдруг кто-то обокрал, пока меня не пробудил внимательный заботливый милиционер?

Я похлопал себя по карманам и сразу нащупал там тощую пачку купюр, флешку, связку ключей, мобильник… Вроде бы на месте все.

Да вот, мобильник… Надо позвонить. Только бы не разрядился.

Вытащил телефон. Индикатор батареи показывал полную зарядку и дату: «12-ЯНВ». Наверное, дата слетела. Или была неверно установлена, а я забыл. Ладно, сейчас это не самое важное.

Ну, позвоню кому-нибудь, а потом-то что? Что скажу?

Звонить вдруг сразу же резко расхотелось, зато появилось желание срочно позаботиться о ночлеге. Чувствовал я себя неуютно и потерянно, словно эксгибиционист на нудистском пляже. Питерское метро уже скоро должно закрываться, оно только до двадцати четырех, а торчать всю ночь на вокзале показалось дрянной идеей, поэтому решил ехать в гостиницу. Есть в Питере такая полезная гостиница, где всегда имеются недорогие места. Особого комфорта не обещают, платный душ на этаже, но сортир и умывальник в каждом номере присутствуют. Что называется – «две звезды».

Скорее в поезд, вот как раз он и приехал.

– Осторожно, двери закрываются, – объявил этот поезд. – Следующая станция «Ленинский проспект».

Ну, совсем прямо московская фраза. Как-то неформатно, не по-питерски! Может, случилось нечто, чего не знаю, или так оно и положено?

Больше всего я боялся, что не успею до полуночи, а там – закроется ресепшен и меня не впустят. Хотя – вроде бы это круглосуточно? Или нет? Я не знал, поскольку ночами никогда в старые гостиницы не прописывался, а эта сохранилась с советских времен и во многом унаследовала прежние замашки.

Но все устроилось очень удачно – гостиница оказалась открыта, и свободные места тоже имелись. Как сомнамбула заполнил бланк, передал в окошечко, получив в ответ квиток и ключ, приделанный к деревянной груше с номером. Помню только, что в строке «Цель приезда» я написал: «осмотр памятников архитектуры». Потом поднялся в свой номер, разделся и мгновенно уснул.

На другое утро я очень удивился своему нахождению в гостинице. Все-таки был убежден внутри себя: вчерашнее приключение – просто сон. Бред. Бывают у меня такие сны, что от реальности почти не отличишь. Когда спишь, конечно. А иногда и после пробуждения сомнения сохраняются – вдруг все-таки не сон? А явь?

Потом, когда поутру спустился на ресепшен, то глубоко в мозгу еще оставалась слабенькая надежда, что сейчас увижу дату «14 января», а все мои прежние воспоминания окажутся ложными и ошибочными.

Не оказались. Календарь за стеклом услужливо сообщал, что «сегодня – 13 января, четверг». Таким образом, оставалось признать, что со времени моего входа на станцию московской подземки и до того момента, пока меня не пробудил заботливый милиционер, прошло всего-то восемь минут. За эти минуты я как раз успел спуститься по эскалатору, сесть на скамеечку, уснуть… А потом? Мгновенная телепортация? Нуль-транспортировка? Во сне? И я очутился на одноименной станции питерского метро?

Только почему я переместился во всей своей одежке, с паспортом и барахлом в карманах? И почему тогда без скамейки на которой сидел?

Не, лучше вообще об этом не думать, а то свихнусь.

Я сдал номер, и поехал на вокзал. По дороге пришлось позвонить очередному заказчику и сообщить, что заболел, а посему приду только завтра. Или в понедельник. Или – когда поправлюсь. Проблем не опасался, поскольку все знали, что дома у меня линейный телефон никогда не звонит, и по всем животрепещущим вопросам общались лишь по мобильнику.

Далее ничего непонятного не случилось. На московском вокзале без трудностей купил один билет на сегодняшний вечер – нашлось и для меня место в экспрессе.

Вообще-то зима не самое приятное время для прогулок, а по Петербургу в особенности, но тот январь выдался каким-то аномальным по снегу и морозной лютости. Я сходил в музей Ахматовой, который давно уже намеревался посетить, побывал еще в паре памятных для меня мест, перекусил в ближайшем кафе, и к шести часам прибыл на вокзал. Все упомянутые действия не давали мне возможности поразмыслить о странностях бытия.

А потом, после, когда я удобно устроился в кресле поезда, наступила реакция и я провалился в сон.

Мне привиделся странный и неспокойный сюжет. Мне снилось, что нахожусь в колоссальном, мерно, но верно летящем космическом корабле, капитан которого мертв еще с момента нашего старта. Высший командирский состав принимал какую-то синтетическую наркоту и занимался незаконным уголовно наказуемым сексом. Рядовая команда мертвецки пьяна, но все продолжали крепко нести вахту, как это и подобает превосходным вахтенным. Пассажиры курили гашиш, буйно веселились и придавались самому противоестественному разврату. Я тоже один из пассажиров, но занят был совсем не этим: заделывал щели, латал дыры, восстанавливал порванные кабели, ремонтировал компьютеры и раздавал спасательные скафандры, хотя сам был немного обморожен и уже ранен каким-то обломком. Для поддержания сил я пил кофе по-бедуински, которому меня кто-то когда-то научил. Я не знал, места, куда именно мы летели, не знал зачем, но очень надеялся, что по нашему курсу будет та самая планета, к которой так стремился всю свою жизнь. Я не мог бросить все и прекратить делать то, что делал, не хотел погибнуть, так и не узнав, нужный ли у нас курс. Я слышал, что на этом корабле имелись такие же, как и я, но видел их только мельком. Возможно, лишь благодаря нам корабль до сих пор уцелел, а не лопнул и не взорвался к чертовой матери, но наши деяния оставались разрозненными и хаотичными. Мы вряд ли когда-нибудь встретимся, чтобы скоординировать свои действия, ибо каждый стремился в собственную сторону, а куда летел сам корабль, не знал никто.

12. Сюжет для небольшого рассказа

Наутро по возвращении из Питера прошедшие переживания дали о себе знать целым букетом неприятных ощущений – я очнулся с головной болью, температурой и ознобом. Было больно глотать. В результате перенесенных событий и вправду заболел. Говорят, от стресса падает иммунитет, и всякая зараза цепляется, или просыпается своя «домашняя» инфекция.

Не люблю это дело – болеть. Ненавижу просто.

Весь хворый и несчастный, я позвонил Стелле. Она казалась сейчас единственным человеком, обладавшим способностью спокойно выслушать мою бредовую историю и тем самым спасти мне остатки рассудка.

– Привет, это я, – прохрипел я в трубку.

– Ты? Привет. А что у тебя с голосом?

– Заболел, как видишь. Похоже – грипп, а может – простуда.

– А еще что с тобой случилось?

Я пока решил не вдаваться в подробности своего отсутствия:

– Ездил тут на денек в Питер и простыл там самым бесчестным образом. Простудился или заразился. У них мороз сейчас – как на полюсе холода.

– У нас за окном тоже не вполне тропики. Зря ты так поступил. Ну, хочешь, я тебя пожалею?

– Ага, хочу. Это очень редко встречается ныне, когда вот так жалеют. А то когда я здоров и весел мои оставшиеся друзья любят меня за то, что со мной можно интересно поговорить и душевно провести время. А кое-кто способен получать совсем уж изысканное удовольствие от проекции на меня разнообразных своих личностных комплексов. Но когда я болен и несчастен, то не отличаюсь ни умом, ни сообразительностью. Сижу вот здесь в надежде, что кто-нибудь меня хоть чуть-чуть пожалеет, потому что я болеть не умею ни хрена, а такое счастье, конечно, никому не сдалось. Так и слышится в чужих разговорах: «Извини, мне не очень хочется тебя сейчас утешать».

– Вот ведь загнул! Зачем в Питер-то ездил? Точно заболел, раз занудно философствовать начал. У тебя словесная диарея – один из тяжелейших симптомов гриппа. А вообще – что тебя удивляет? Несчастливых людей нужно избегать. Вот и я избегаю тебя болящего.

– Думаешь, я не избегаю?

– Не уверена. Надо сторониться бомжей, неудачников, слабых, больных и сумасшедших. Бежать от тех, кто ненавидит этот мир, прозябает без любви и радости. Затыкать уши и, поскальзываясь на лужах едкой желчи, не слушая их скорбные стоны, бежать. Бежать и не оглядываться.

– Верно, увы, верно… – говорил я, думая о чем-то своем. – Но мне от этой мудрости – сама понимаешь…

– Точно, тебе нифига пользы. Если ты пока здоров и весь положителен – к тебе будут липнуть всякие разно несчастные. Позитивно настроенные люди очень притягивают таких. Но когда заболеешь сам – то все, финиш. Никого не дождешься.

– Вот я и позвонил, чтобы поплакаться и вызвать у тебя сожаление в свой адрес.

– Сожаление, – наставительно разъяснила Стелла, – это то, что высказывает американский президент, когда его солдаты в очередной раз разбомбят деревню мирных производителей опиума. А я высказываю сочувствие. Уяснил разницу?

– Уяснил, – буркнул я, хотя на самом деле ничего не понял.

– Я родилась в рубашке. Но в такой коротенькой, что ее принимают за жилетку и плачутся в нее. Так что не ты первый.

– А что еще остается делать им, всем этим несчастным, кроме как кому-то плакаться? – рассеянно спросил я, представив, как Стелла будет выглядеть в одной только коротенькой жилетке.

– Это я пока еще не решила. Вероятно – не делать ничего. Несчастья – это заразная вирусная болезнь, разносимая этими людьми. Нам хуже от них. Они вампиры. Они сосут наш позитив, потому что им не хватает своего. Им надо сказать правду в глаза, почему у них все так косо по жизни, а потом встать и уйти. Пусть исправляются.

– Мило, но довольно жестоко. Люди, все-таки.

– Жестоко, – охотно подтвердила Стелла. – Но есть жалость, а есть мудрость. Жалость: жалея, разбазариваешь себя и глотаешь чужой негатив. Оно тебе нужно? Мудрость: человеку плохо, и если ты в этом не виноват, то тебя это не должно касаться. Ты ничем не обязан этому человеку. Ты поможешь ему намного больше, если покажешь свой трезвый взгляд на мир и окружающую реальность. А не будешь сюсюкаться, истерить и жалеть.

– Я в настоящий момент слишком гуманист, чтобы мой больной простудный мозг мог осмыслить эту информацию. Температурю. Но я почему-то думаю, что находится немало таких, кто высказывает кому-то другому свой трезвый взгляд. А таких, кто побудет рядом и поддержит, несмотря ни на что, то есть не «настоящих лекарств», а «болеутоляющих» – мало. Они ведь тоже иногда нужны.

– Немного коряво сказал, но правильно, – согласилась Стелла. – Энергетическим вампирам тоже надо что-то кушать. Обмен веществ и энергий, мировой круговорот. Подозреваю, у тебя уже сложилось впечатление, что я жестокая и бессердечная сука? Не-а. Мысли мыслями, а на деле не всегда получается. Но да, я бываю иногда холодна. И слишком логична. А жалею только детей. Маленьких. Или от температуры впадающих в детство взрослых мужиков.

– Это ты про меня что ли? Нет? Ну, ведь эти энергетические вампиры на самом-то деле не вампиры. Почему бы не поделиться энергией, если у тебя ее много, а у ближнего, кто рядом – в дефиците? Да, ты не виновата в чужих проблемах и ничего никому не должна. Но как насчет бескорыстности и благотворения?

– Я как бы не спонсор. И не знаю, что такое бескорыстность и благотворение. Всегда кто-то о чем-то думает для себя, а творит только то благо, что полезно творящему. Особенно, и больше всего раздражает, когда уже переживешь все свои шторма и уже вполне себя держишь на плаву, а вот тут-то все и начинают лезть со своими «как дела». Вот и думаешь – сволочи, а где вы были неделю назад, когда я выбирала между бритвой и валокордином? Ладно. А теперь может, скажешь наконец, что с тобой случилось? Только не надо мне про грипп, ладно? Что еще с тобой приключилось? Я же вижу. Давай признавайся!

– Ты – эмпат по телефону? Ясновидящая Ванга? Как догадалась?

– Квалификация, – усмехнулась она в трубку. – Ну и?.. Я жду.

– Расскажу, только при личной встрече, ага? – мрачновато сказал я. – Это не телефонный разговор и тема сильно деликатная. Мне нужен твой трезвый взгляд на мир окружающей реальности. Крайне необходим. Приезжай, а? Не то свихнусь тут один.

– Даже так?

– Угу. Только так. Если не боишься гриппа – приезжай. Знаешь, где я живу? Вот.

– А ведь приеду! Заинтриговал.

– Давай, приезжай, только уговор – в психушку потом меня не сдавать. Я не буйный.

Заинтересованная моими намеками и недомолвками Стелла приехала минут через сорок. Для согреву мы вскрыли бутылку хорошего «католического» кагора и уговорили ее под мое повествование.

– У тебя никогда не бывает чувства, – начал я свой рассказ, – что ты вроде бы не спишь, а в тоже время не можешь воспринять реальность адекватно…

– Бывает, – кивнула девушка, – особенно при разговорах с клиентами. Часто ощущаю себя, как во сне. А уж прореагировать иногда хочется совсем неадекватно.

– Нет, я не про это… – вполне серьезно ответил я, – вот как будто кино смотришь… и никак не можешь понять о чем фильм… ну, не знаю как объяснить… как будто под кайфом что ли…

– Было. Однажды как-то сидела за компом больше суток почти неотрывно. Пришлось. А стоило выйти потом на улицу – все вокруг как в кино! Так странно показалось.

– А вот со мной произошла такая вещь. Сначала приснилось, будто мир вокруг исчез, а потом я попал в Питер…

Я рассказал ей все. Всю свою питерскую эпопею.

Обычно я никогда не рассказываю своих снов. То есть рассказываю иногда, только не сны, а всякие байки за сны выдаваемые. Это потому, что точно знаю – мой сон это только мое и для меня, а посему рассказывать его никому нельзя, запрещено и не положено. Но тут решил рассказать – вернее начать со своего сна. Такое казалось верным и правильным, да и не сон то был вовсе, а что-то другое, нечто непонятное и страшное, названия чему не знал и даже боялся узнать.

– Я не поняла, это что – сюжет для небольшого рассказа? – сказала Стелла, когда я закончил свою историю. – Хочешь послать на «Рваную грелку»[5]?

– Не веришь мне.

– Верю. А еще китайцы спят с открытыми глазами, остров Пасхи построили пришельцы со звезд, а на Тибете встречаются живые люди, которым исполнилось по пятьсот лет.

– Ты чего? Я ведь не вру, вот чек – в день, так сказать, перемещения, как раз покупал продукты в магазине. Обрати внимание на время, число и место.

– Ну, да, все верно… А где квиток из питерской гостиницы, где билет на поезд?

– Потерял, наверное, или выкинул по дороге, – неуверенно пробубнил я.

Тут она сделала небольшую паузу. А я, посчитав момент подходящим, тихо достал бутылку коньяка и две объемные рюмки и тоже молчал, ожидая ее более развернутой реакции. Но тщетно. Потом, будто приняв какое-то решение, сказал:

– Сейчас нам просто необходимо еще немного выпить кое-что покрепче кагора. Совсем чуть-чуть, для здоровья.

Как только рюмки оказались опорожнены, Стелла все-таки продолжила свои мысли.

– И что с того? Ну, чек. Ну, да, время, число и дата – все совпадает. Возможно и такое – ты после магазина поехал вечером на вокзал, часам к шести. Купил билет на «Сапсан» или еще на какой экспресс, может – на самолете летел, но факт в том, что в одиннадцать с чем-то ночи ты находился уже на питерской станции «Ленинский проспект». Билет потерял или выбросил. А дальше – все по твоему рассказу. Остальное – ложная память и прочие игры разума. Или еще так. Ты вообще никуда не ездил – добрался тогда домой и проспал попеременно с глюками целые сутки. Что вы там заваривали и пили у твоего заказчика? Что за африканскую траву? Не знаешь! А мало ли как она могла повлиять на твой непривычный российский мозг? Вот то-то и оно! Никакой мистики, никакой телепортации. Как тебе такой вариант?

– Это все объясняет, да? Хотя – можно в гостиницу позвонить и спросить. Умеешь ты убить в человеке сказку.