На развалинах мира

      Вскоре я подошел к развалинам строений. Очевидно, это остатки речного порта, возможно, грузового. Была различима рухнувшая пристань и пара судов возле нее, осевших на бок и увязших в иле, упавший портальный кран больших размеров - он при падении рухнул на крышу дома и пробил ее насквозь. Все, что не истребило землетрясение, довершил пожар. А пронесшаяся волна, которая вырвалась из водохранилища, сравняла с землей и жалкие остатки, которые выдержали толчки и огонь.

      Я приблизился к покосившемуся забору - тот выстоял, выложенный из бетонных плит, но во многих местах пошел трещинами и зиял дырами. Повинуясь необъяснимому инстинкту, войти, как положено - через ворота или двери, направился вдоль забора и очень быстро наткнулся на то, что искал - сорванные железные двери, уже почти неразличимые из-под нанесенного водой песка и падающего сверху пепла. Это и был вход в порт - но от самого порта уже ничего не осталось. Вблизи он напомнил покинутый город – так же сильно разрушен, и то, что издали напомнило строения, оказалось холмами, наподобие многократно встречаемых среди моих руин. Жить здесь явно нельзя. Но я помнил о вое или о чем-то, очень на него похожем. И, что бы это ни значило, хотел выяснить - что? Решив обойти всю территорию, пересек двор и вышел к громадному баку - видимо, там хранилось топливо для автомашин. Он полностью прогорел, а по рваным краям я догадался, что перед этим бак взорвался. Всем, кто находился здесь в тот момент, пришлось несладко - впрочем, как и всем повсюду. Было очень тихо… Но откуда, в таком случае, до меня донесся этот вой? Или же это просто злая шутка - в виде осколка бутылки, случайно повернутого боком к ветру и потому издающего такие заунывные звуки? Мне и самому приходилось подобным образом пугать в детстве соседей - пока они не нашли бутылку на чердаке и не нажаловались матери. Однако ветер дул, хоть и с перерывами, практически всегда с одинаковой силой - если он виновник, то звуки должны повториться. Предчувствие говорило, что здесь все не так просто…

      Обыскав весь порт, я решил выйти с его территории - укрыться здесь уже негде. Как ни обидно, но приходилось признавать, что звуки, принятые мною за живые, все-таки почудились. И я напрасно прислушивался, стараясь уловить в дуновении ветра завывания неведомого зверя или стоны человека…

      Я находился возле забора. Здесь он сохранился чуть лучше, чем там, где я вошел в порт. Он тянулся довольно далеко, и я стал идти вдоль него, собираясь вернуться в порт, а потом направиться к переправе. И тут…

      Жуткий, громкий и страшный рев - иначе не назвать! - пронесся над развалинами, сразу заставив меня замереть и вздрогнуть от ужаса… Это было так дико и необъяснимо, что на какое-то время я потерял способность что-либо понимать. Уже много дней и ночей я не слышал ничего, кроме шума ветра или треска пожаришь - и только сейчас до меня дошло, как необдуманно поступил. Еще неизвестно, чего можно ждать от встречи с живым существом, способным издавать такой рык. Несколько мгновений я просто оцепенело стоял, не веря ушам. Как-то доводилось слышать, что люди делятся на две категории: тех, кто замирает на месте в случае опасности, и тех, кто сразу же срывается с места и идет ей навстречу. Сердце бешено забилось, ладони покрылись потом... Страх внезапно сковал все движения. Но, по-видимому, я относился к обеим категориям сразу - и, придя в себя, медленно сделал шаг. Страх одиночества казался менее пугающим, нежели встреча с чем-то живым, и, скорее всего, одичавшим. В тот момент мне показалось, что это человеческий голос - хотя я и сам не мог себе объяснить, почему так решил. Наверное, мне так хотелось встретить себе подобного, что я просто позабыл об осторожности…

      Я обвел глазами развалины и, не найдя ничего, взобрался, по возможности тихо, на вершину холма, возникшего на месте когда-то жилого дома. Мглистый свет не давал возможности рассмотреть окрестности толком, и я притих, прислушиваясь, не проявит ли себя обладатель этого голоса еще раз. Я был уверен, что мне не послышалось. Пришлось простоять на вершине несколько долгих минут, прежде чем тоскливый вой пронесся над развалинами вновь. Его отголоски еще затихали вдали, а я уже спускался вниз, на сторону противоположную той, откуда поднялся. Ничего не увидел, но определил источник звука точно. В этом не было ничего сложного - при той тишине, которая царила вокруг, слух обострился до предела, и я улавливал малейший шорох. И очень скоро по уху словно резануло скрежетание когтей по жести, возможно, останкам бывшей автомашины. Оно донеслось оттуда, где я проходил только что, и меня это сильно встревожило. Не осталось никаких сомнений, что это зверь, и, судя по мощи и силе воя, весьма крупный. К тому же, насколько всем известно, выть умеют только хищники. Я словно очнулся - какие люди?

      Метнувшись туда-сюда, я отчаянно начал выдергивать из завала кусок водопроводной трубы. После нескольких попыток у меня в руках оказалась слегка изогнутая и расплющенная на конце железка, немногим больше моего роста. Она не могла заменить копье, но, совершено позабыв про топор, висевший за спиной, я был рад и такому оружию... Кто бы он ни был, этот зверь - он шел по моему следу! Какой окажется встреча? Смогу ли я противостоять ему в предстоящей схватке? А в том, что она состоится, сомнений уже не осталось! Я оглядывался, отыскивая подходящее место для предстоящего сражения, и вскоре его нашел. В нескольких шагах от меня виднелась ниша, образованная раздавленным автобусом и горой земли над ним. Если Он действительно велик - пролезть вслед за мной не сможет! А, если сможет - нужно как-то сдержать его, пока сам буду выбираться. У меня оставался свободный выход через второе, не забитое землей окно, если понадобится удирать. Я принялся быстро создавать баррикаду, нисколько не заботясь о грохоте и шуме. Теперь я клял себя за чрезмерное любопытство - не будь его, не попал бы в столь удручающую переделку! С плеча полетел мешок, а потом и куртка - если уж придется сражаться, то пусть на мне будет как можно меньше вещей, стесняющих движения. Закончив приготовления к схватке, прислушался - шарканья когтей исчезло, зверь не подавал никаких признаков жизни. А ведь не услышать меня он не мог! Кровь хлынула к венам - я готовился к битве, исход которой не мог даже представить, так как не знал, с кем мне придется сражаться! Никогда раньше, за все прошедшие после катастрофы дни, мне не приходилось участвовать в смертельном поединке - ни с человеком, ни со зверем. И тем более - убивать! Судорожно сжимая в руках рукоять топора, я с трудом представлял, как буду вонзать тяжелую сталь в чье-то живое тело… и это вместо того, чтобы найти друга, которого так давно искал. Послышался шорох - я обернулся. Чья-то когтистая лапа - мне показалось сперва, что она размером с лапу льва, царапнула по обшивке автобуса, оставив на ней продолговатые следы когтей. Закричав, я вскочил с колен и сильно ударился головой. От удара прикусил язык и взвыл не хуже самого зверя - ответом стало могучее рычание, от которого по телу пронесся холодный пот. Было позабыто все! Я мгновенно понял, что означает выражение "волосы встают дыбом" Еще один страшный рык, многократно усиленный эхом - и я, не выдержав, сделал непростительную глупость - выскочил из окна автобуса и бросился бежать, позабыв, что собирался оказать сопротивление обладателю этой глотки, кем бы он ни был…

      На несколько мгновений я его опередил - зверь рванулся следом и сразу увяз в куче хлама. Я успел за это время добежать до бетонного забора и нырнуть в одну из многочисленных дыр. За забором виднелись развалины домов - понесся со всех ног туда. Топор, с которым собирался встретить врага во всеоружии, вылетел из рук - но я даже не обернулся, торопясь укрыться от мчащегося по пятам чудовища, где-нибудь под плитами домов. Я не оглядывался - по шумному дыханию и быстрым прыжкам за спиной понимал, что преследователь вот-вот вцепиться в спину. Нога попала в расщелину, и я растянулся во весь рост, проехав по жиже около двух метров. Тотчас темная тень в сильном прыжке перемахнула через меня и распласталась в такой же жиже впереди. Зверь собирался свалить меня с ног, и только случайное падение спасло меня от сокрушающего удара! Я еще раз заорал и вскочил на ноги - на мое счастье, темное чудовище никак не могло подняться из зловонной лужи. Если бы я догадался тогда применить нож, мне было гораздо легче справиться с противником - в те мгновения он оказался в худшем положении, чем я. Но от страха я почти потерял остатки разума - а ведь куда более жуткие часы Первого Дня встретил гораздо более хладнокровно, и это спасло тогда! Видимо, долгое пребывание в одиночестве приучило не опасаться ничего, кроме стихии - и теперь я расплачивался за это.

      От бетонного забора отходил деревянный - и он сохранился намного лучше. Я мчался вдоль него сломя голову, в надежде найти лазейку - а зверь опять настигал, громко рыча от ненависти. Мелькнула щель между досками - и порыв юркнуть туда оказался быстрее разума. Туша чудовища с маху ударилась о забор - он пошатнулся, но выдержал натиск. В панике оглядевшись, я увидел двухэтажное строение - остатки дома с чудом уцелевшим балконом. Он провис, но еще держался, каким-то непостижимым образом не падая вниз. Посмотрев вдоль забора, я похолодел - совсем недалеко настежь распахнуты ворота, и зверю нет никакой нужды ломиться на доски, чтобы добраться до меня. А он снова ударил, и к скрипу ломающихся досок добавился ухающий и утробный лай.

      Темная туша вышибла полусгнившие доски, и в образовавшееся отверстие просунулась громадная оскаленная морда. Доли секунды она яростно смотрела на меня, затем, отступив назад, вновь бросилась к появившейся бреши. Я как-то сразу пришел в себя, поняв, кто за мной гонится. Это собака - но очень больших, просто невероятных размеров, огромная, словно медведь! Содрогнувшись от ее вида, я на несколько секунд впал в ступор - убить ее моим жалким оружием? Это невозможно! Теперь, поняв, кто передо мной, уже сознательно не остался на месте - слишком большим пес казался в тот момент и слишком злобным, что, впрочем, соответствовало действительности. Нужно спасаться - но как? От очередного сильного удара доски разлетелись в разные стороны - псина ворвалась внутрь! Громадный размер чудовища, его сила позволили без особого труда разметать преграду, и теперь он быстро приближался. Ругая себя последними словами - какой черт меня понес на этот берег, к этому дому и вообще, в дорогу? - быстро бросился к дому, надеясь найти там укрытие.

      - Гау! Га-а! - раздалось позади. Огромная псина, поняв, что я намереваюсь сделать, бросилась ко мне. Последний раз я так бегал во время землетрясения! С ужасающим лязгом клацнули зубы - но я уже подтягивался на перилах балкона. Собака взвыла и бросилась в дом. Я понял - через несколько секунд она будет здесь. Бежать дальше некуда - оставалось только принимать бой. Я посмотрел на комнату, в которой оказался: длинная, полностью лишенная мебели, с кучей сваленных и уже покрывшихся плесенью плакатов в углу. Сгнивший пол, провисший потолок… все может рухнуть в любой момент! Позади - вырванная дверная коробка, через которую я перепрыгнул, выбираясь с балкона. Впереди - две двери, вернее, два проема. Через одну из них должно влететь это чудовище!

      Но, видимо, собака изменила тактику. Я больше не слышал ее шагов, ее громового лая. Все вдруг стало так же спокойно, как до моего появления в разрушенном порту. Наверное, она затаилась за одной из дверей и только ждала, пока я выйду, чтобы наброситься сбоку. Я решил перехитрить ее и снова выскочил на балкон - не станет же она прыгать вслед за мной с высоты? Однако позади не раздалось ни звука... Я задержался на кромке, едва не спрыгнув вниз, и прислушался. Но зверюга ничем не выдавала своего присутствия! Понемногу я стал успокаиваться. Будь у меня пистолет, либо ружье - и эта тварь не смогла так безбоязненно за мной гоняться! Но во всех моих скитаниях ничего подобного я так и не нашел... Если не считать недавнего арсенала, рыться в котором мне не хотелось. Как я себя клял за это!

      Впрочем, что мечтать - топор оставался внизу, а иного оружия, если не считать ножа, у меня не имелось.

      Где-то в доме кто-то коротко и жалобно взвизгнул, отчего я разом вновь напрягся. Скулеж повторился - и он никак не вязался тем ревом, что только что производил этот монстр! А затем раздался грохот, несколько шаркающих шагов и утробное рычание... Зверь выбежал во двор и, не обращая больше никакого внимания на меня, кинулся к не замеченной мной ранее норе, видневшейся почти возле самого забора. Зверь забрался внутрь и почти сразу выполз наружу, волоча что-то за собой. Я присмотрелся и похолодел... Черное чудовище тащило в дом человеческую ногу! От неожиданности и ужаса я вскрикнул... Собака остановилась и подняла огромную голову. В мрачных глазах зверя горела сумасшедшая ненависть. Она выпустила свою ношу и, посмотрев на меня, завыла…

      Отсюда, с безопасного расстояния, я наконец-то смог разглядеть обладателя этой глотки и еще более жутких клыков… Почти полностью черного цвета - из-за налипшей грязи и скудного освещения, увидеть окрас шерсти трудно. Ростом с хорошего теленка, взъерошенная и нервно бившая хвостом по земле. Страх преувеличил размеры - на меня скалила зубы хоть и очень крупная, невероятно больших размеров, но все же просто собака. Она еще раз глухо зарычала, не сводя с меня потемневших глаз. По пасти скатывалась пена - слишком много для здорового зверя… Мне пришло в голову, что это признак безумия! А может даже - бешенства! Но, если так, то даже малейший укус, любое прикосновение этих клыков - заражение и гибель. А то, что она не оставила надежды со мной разделаться, я ясно различал в ее, хоть и замутненных, но яростных зрачках! Погоня, прекратившаяся на какое-то время, вовсе не окончилась…

      Псина вновь подхватила свою ношу - и потащила в дом. Она прошла совсем близко, под балконом. Я успел увидеть, что нога вроде обута в ботинок, а главное - сочится кровью! Это могло означать только то, что ее обладатель убит зверем совсем недавно! И тут у меня тоже что-то взорвалось в голове - я подумал, что зверь, сошедший с ума, растерзал, кого-нибудь из тех, кого я тщетно пытаюсь отыскать. Страх разом отступил, освободив место ненависти. Теперь уже я жаждал боя с этим чудовищем - не меньше, чем оно со мной! А зверь, словно потеряв ко мне интерес, скрылся в подполе дома, где-то подо мною. Видимо, там у него и было логово, и я совершенно случайно потревожил ее обитателей, пока осматривал окрестности. Выждав, пока собака скроется, перевалился через перила, и как мне казалось, бесшумно спрыгнул - и сразу рванулся к топору, готовясь встретить зверюгу с оружием в руках.

      Я отбежал и, увидев возвышение, а на нем криво стоящее дерево, прислонился к нему спиной. Так я мог не опасаться, что собака сможет напасть на меня сзади. А лицом к лицу… Теперь я мог встретить ее ударом топора - и не сомневался, что смогу разрубить череп чудовища так же просто, как до того рубил в щепки самые крепкие деревья. В тот момент я был уверен в своих силах - скитания и постоянная заготовка дров закалили мышцы до каменной твердости. Раздалось громкое рычание, а затем леденящее душу чавканье - точь-в-точь, как если бы это пожирала что-то свинья. Останки человека! Я не выдержал и издал такой громкий крик гнева, что он уже мало отличался от рыка собаки. На мгновение в доме все стихло - а потом оттуда раздался ответный рев, в несколько раз, превосходивший мой, по злобе и ярости. Еще одно рычание - видимо, зверь решил, что сможет прогнать непрошеного гостя одной только силой луженой глотки! Но то, что вселяло в меня почти животный ужас пару минут назад, больше не могло подействовать на человека, охваченного неистребимой жаждой расправиться с людоедом. Теперь я жаждал убийства - и наши желания совпадали!

      Раздался скрип половиц, скрежет когтей о бетонный порог входа - с хрипом и рычанием вынеслось здоровенное существо, покрытое свалявшейся шерстью. В доли секунды я изготовился, и когда оно совершало последний разделявший нас прыжок, изо всех сил рубанул перед собой топором. Зверь взвыл, но по инерции врезался в меня, и мы оба упали. Мой удар не пропал втуне - топор пробил череп страшилища и застрял в нем, вывернувшись из рук. Я сразу вскочил и опять подвергся атаке - косматое чудовище, не смотря на ужасающую рану, развернулось и сделало попытку прыгнуть, целясь прямо мне в грудь. Едва увернувшись от громадных кривых клыков, я ухватил собаку за шкуру и жестоким ударом всадил в нее нож. Как я сумел попасть в нужное место - случайно или осознанно, вряд ли, когда-либо отвечу… Но попал! Оно опять взвыло, но на этот раз более жалобно, и попыталось вырваться. Я, не отпуская захвата, придавил тушу к земле коленом и вновь взмахнул ножом…

      Собака задрожала, лапы ее задергались. Из-под массивной туши стало расползаться багровое пятно. Я отшатнулся, еще не веря, что удалось ее победить. Оскалившись, в последней попытке дотянуться до меня клыками, она глухо рявкнула - и глаза подернулись предсмертной пеленой. Распластанная на грязи, невероятно больших размеров псина, напоминавшая кавказскую овчарку и ньюфаундленда одновременно. Вероятнее всего - специально выведенной породы, вроде волкодава. Пес таких размеров мог бы потягаться и с некрупным медведем… Беспощадное, дикое выражение глаз постепенно ослабевало и стало, словно более разумным. Она несколько раз дернулась в агонии, после чего затихла, вывалив наружу шершавый розовый язык. Дрожа и пошатываясь, я приблизился к туше - вытащить топор, крепко засевший в раскроенном черепе собаки. Оружие подалось с трудом - как она не умерла сразу после такого удара? Глаза людоеда вдруг открылись - псине ничего не стоит цапнуть врага напоследок!

      Я отпрянул, но после склонился над ней, готовый вновь вонзить нож, и тут, оступившись, поставил ногу возле ее морды. На доли секунды у меня перехватило дыхание - оплошность дорого обойдется! Но вдруг, едва оторвав громадную голову от земли, она лизнула мокасин дрожащим языком, потом еще раз дернулась и затихла. От изумления я сам застыл как истукан. То, что произошло, не укладывалось в сознании…

      Со стороны дома послышалось поскуливание. Я подобрал топор и настороженно подошел к бревнам, угрожающим рухнуть. Скулеж стал еще отчаяннее. Как и все вокруг, строение едва держалось. Опасаясь, что дом может развалиться в любой момент, осторожно вошел внутрь. Первый этаж мало отличался от второго - более того, вздыбленные доски пола и змеистые трещины в стенах указывали на скорое падение этих останков. Но меня интересовало не состояние руин…

      Забившись в дальний угол, под упавший стул, на меня со страхом смотрел крупный щенок, трясущийся от страха. В другом углу лежали окровавленные, обглоданные останки человека. К горлу подступила тошнота…

      Удержать в себе ранее съеденный завтрак оказалось невозможно - меня рвало так, словно внутри все раздиралось целой сотней таких собак! Отдышавшись, я сделал пару глотков из фляжки. Жгучая жидкость еще больше заставила скрючится - по ошибке выпил не воды, а водки.

      Я все понял - собака, непонятно как уцелевшая в эти дни, обезумев от всего и отягощенная заботой о щенке, не нашла иного способа, чтобы не сдохнуть от голода. И только когда нож вонзился в сердце и оборвал жизнь, она на краткий миг пришла в себя... А все, что успела сделать, так это вспомнить, что она - самый близкий друг человека… И только теперь до меня дошло, какую неимоверную глупость я совершил, выбрав схватку с людоедом, вместо того чтобы убраться отсюда, подальше. Мне просто повезло, что зубы зверя не коснулись моего тела. Была ли она бешенной, или только безумной, я бы, конечно, выяснил… Когда сам заболел, получи хоть малейшую рану.

      Я сделал шаг к щенку - он рванулся в сторону и отчаянно завизжал, скаля маленькие, но острые зубки. Пришлось отступить назад - еще движение, и он от страха мог кинуться в подпол. Там виднелись битые стекла и куски жести. Падение с такой высоты ничего хорошего не сулило, а мне, почему-то хотелось заполучить его живьем.

      - Ну что ты, парень?

      Я как можно мягче произнес несколько слов, пытаясь приучить его к звуку человеческой речи. Щенок снова ощерился и звонко залаял, призывая на помощь мертвую собаку. Я покачал головой:

      - Не шуми зря. Не придет твоя мама… И не убьет больше никого.

      Присмотревшись, я понял, что несколько ошибся… То, что я вначале принял за останки человека, является чем-то иным. Скорее всего, это изгрызенные куски какого-то животного. Похоже, что овчарка охотилась здесь уже давно и на всех подряд. Но нога… Нога все-таки была человеческой. Щенок дернулся в сторону - из-под его лап выкатилась резиновая игрушка, мячик, почти потерявший цвет и форму, со следами зубов. Мячик подкатился ко мне, и я остановил его ногой. Я нагнулся, дотронулся до него кончиком носка мокасин и вновь покатил к щенку - но уловка не сработала. Он прекрасно понимал, что сейчас не время играть. Оставалось или выманить его оттуда, или просто оставить в покое и уйти. Но уходить не хотелось.

      - Значит, не хочешь? А жить хочешь?

      Щенок тявкнул - озлоблено, как затравленный и пойманный в ловушку зверек. Едва я протянул в его сторону руку, как он рванулся - и вместо того чтобы сигануть в яму, где я потерял бы его безвозвратно, изо всех своих собачьих сил цапнул меня за пальцы. Острые зубы вмиг прокусили слабую защиту - ткань перчаток. Я отдернул ладонь - на ней сразу появилась кровь.

      - Вот ты как?

      У меня появился азарт - теперь я, во что бы то ни стало, желал поймать его и забрать с собой. Он мог стать мне другом, если уж найти друга из людей как-то не получалось…

      Я сделал вид, что ухожу - вышел из дома и присел неподалеку на бревно. По пути наступил на покосившееся крыльцо. Овчарке везло, как и мне, что она не сломала на нем лапы, возвращаясь с охоты к щенку. Я нахмурился - какой охоты? Судя по тому, как выглядят останки, она не брезговала нападать на тех, кто, как и я, недавно бродил по руинам. А неизвестный зверь, чьи остатки я видел, вряд ли пойман позже, чем за три-четыре дня тому назад. Но, если так - то это означает, что люди все-таки здесь есть! И не только люди - но и животные! У меня сразу пересохло в горле… Да, если это ела собака, то значит, это ел и щенок? Нужен ли мне такой приятель, который в самом нежном возрасте успел отведать человечины? А, если и он уже заражен бешенством, как его мамаша?

      В доме громко завыли - кутенок горько жаловался на судьбу. Похоже, мать не приучила его сохранять молчание во время своих отлучек. Такой надрывный скулеж не мог не привлечь внимания. Наверное, именно так и погиб тот несчастный, которого убила эта черная бестия. Пришел на вой, как и я - а нагрянувшая внезапно овчарка прикончила его, разжившись запасом продовольствия. Скулеж стал нестерпимым - теперь щенок уже сам хотел, чтобы его вытащили оттуда, куда он так рьяно прятался. Я усмехнулся - все-таки, уйду отсюда вместе с ним, даже если для этого придется разобрать дом по частям. Пришлось вскрыть банку консервов и устроить ужин. От тушенки исходил ароматный запах - я предварительно разогрел ее на небольшом костре.

      Смотря на банку, я покосился в сторону дома. Я вдруг? Хотя вряд ли этот маленький скулящий комок, мог сильно страдать от голода. Не особо надеясь, все же выставил аппетитно пахнущие консервы к крыльцу, а сам приготовился. Ждать пришлось долго, ноги отекли от напряжения. В какой-то миг, щенок высунул тупую мордочку и мгновенно спрятал ее обратно. Потом снова показался и, нелепо косолапя, спустился по ступенькам вниз. Убежать я ему уже не дал...

      Я всегда носил с собой целый моток веревки - на случай, если вдруг придется спускаться или наоборот, выбираться из ямы. Сейчас она послужила для того, чтобы связать щенку лапы и пасть. Он отчаянно сопротивлялся и несколько раз снова укусил меня за руку. Но все же силы были не равны - я с ним справился и, переводя дух, положил мохнатый комок на крыльцо. Он даже в таком положении пытался сопротивляться и угрожающе рычал на меня, яростно сверкая своими ясными глазами-бусинками…

      Следующим этапом стало возвращение к убитой собаке - теперь, после того, как я впервые в жизни одолел в смертельном поединке, существо, значительно превосходящее меня силой и размером - у меня появилась своеобразная гордость. Я хотел увековечить память об этом - хоть хвастаться такой победой, собственно, не перед кем…

      Она распласталась на земле. Возле черной туши темнело пятно, которое быстро впитывалось в землю. Я встал возле собаки и несколько секунд раздумывал… Потом резким ударом топора отсек ей когти на лапах, а затем - громадные клыки, которыми она запросто могла разорвать меня на части. Мне просто повезло, что я смог удержать топор в руках, когда встретил ее в неистовом полете навстречу смерти. Лезвие практически раскроило морду, и, хоть довершил начатое нож, но главный удар был нанесен именно топором. Только теперь я до конца осознал, что впервые в жизни одержал настоящую победу в смертельной схватке, где цена проигрыша означала собственную жизнь…

      Я склонился над тушей и, преодолевая брезгливость и стараясь не оцарапаться, перевернул ее на спину - чтобы снять шкуру. Это первый в моей жизни подобный опыт - но все когда-нибудь делается впервые. Я разрезал шкуру на брюхе от шеи до паха и принялся сдирать ее так же, как сдирают шкуру с баранов. Мне приходилось это видеть в юности, когда жил в совсем иных краях.

      Нельзя сказать, что это просто и легко - скорее, наоборот. Я боялся нанести себе малейшую ссадину. Ее кровь могла попасть на ранку и принести мне столько проблем, что о других я бы уже и не вспоминал… Кто его знает - здорова ли была эта псина, прежде чем судьба свела нас в страшном поединке. Слишком явная злоба, слишком сильное желание разорвать меня на части… Да, зверь явно страдал от болезни - но, бешенство ли это? Нормальные собаки себя так не ведут. Хотя, откуда им сейчас взяться - нормальным? Если предположение насчет болезни оправдается, и вместе с матерью заражен и щенок - все эти предосторожности станут излишни. Придется его оставить здесь. Только как это проверить? Он вроде выглядел не таким злобным… Через часа два - все же это был мой первый опыт, и не самый удачный! - освободил шкуру от ее прежнего владельца и теперь не знал, что с ней делать дальше. В подвале и без нее достаточно любого материала. Как обрабатывать, не имел ни малейшего понятия. Зачем мне она? Но что-то заставляло меня забрать шкуру с собой. Может быть, гордость за одержанную победу. Так ничего не придумав, решил скатать ее как можно туже и разбираться с трофеем уже дома.

      Жалобный скулеж, чем-то напоминающий плач ребенка, казалось, был бесконечным. Где только щенок находил силы, чтобы так настойчиво выть? Нервы у меня не выдержали…

      - Ну что ты орешь? Так плохо, да?

      Он косился испуганными глазками, но даже в таком состоянии пытался скалить зубки…

      - Придется тебя посадить в мешок.

      Я еще раз прошелся по поселку. Мать щенка притащила ногу из дыры. Если Тот, кого она убила, все еще там…

      Поиск в яме ничего не дал. Либо, человек погиб где-то далеко отсюда, либо, она уже сожрала его. При таких размерах, неудивительно… Самая высокая точка - холм у берега. Взобравшись на него, я посмотрел по сторонам. Всюду знакомая и мрачная картина всеобщего запустения и нависших облаков. Откуда Он пришел? Куда мне направить свои поиски? И нужно ли это делать - если это такой же одиночка, как я сам? Где искать следы? Есть ли эти следы? Ответ неясен…

       Так ничего не решив, я спустился. Щенок притих. Я сложил вещи и вновь заглянул в дом. Страшные останки пиршества следовало закопать…

      Груз за спиной вел себя неспокойно. Мне это порядком надоело. Мы уже отошли от поселка и пересекли русло. На своем берегу я опустил мешок на землю и вытащил щенка наружу. Я мог отпустить его на поводке, заставив следовать за собой. Но тот, словно изменив решение относительно нашего вынужденного знакомства, вовсе не собирался убегать… Черный комок, неуверенно держась на подгибающихся лапах, сделал шаг, другой и ткнулся мордочкой мне в руку. Волна нежности к этому маленькому существу сразу затопила меня без остатка - я столько дней был один! И этот щенок, по моей вине оставшийся без матери - и, может быть, спасенный этим от смерти! - сейчас искал во мне защиту и тепло, которых я и сам был лишен. Я взял его на руки, и щенок сразу прижался к груди. Он перестал поскуливать, быстро отогреваясь и пряча влажный нос в искусственном меху моей самодельной куртки.

      - Есть хочешь?

      Я погладил его по холке. В ответ он высунул шершавый язык и лизнул меня в ладонь. Это выглядело настолько впечатляюще - как осознанная реакция! - что я на мгновение растерялся…

      - Ну… Ты что, слова понимаешь? Бред какой-то.

      Вильнувший хвостик слегка задел руку. Пес снова ткнулся мордочкой в шерсть и затих, подобравшись в мохнатый и пушистый клубок. Некоторое время я просидел без движения - отдыхал от длительного перехода, да и щенок, на первый взгляд не очень тяжелый, все-таки был ощутимого веса, особенно когда проделаешь двенадцать-двадцать километров с таким грузом за спиной. И почти всю дорогу этот груз не вел себя спокойно… Кроме того, в мешке, на дне лежала шкура овчарки - я почему-то надеялся, что знакомый запах сможет его успокоить. Естественно, это оказалось ошибкой - запах крови лишь будоражил щенка. Я опустил его на землю, слегка опасаясь, что он все же попытается убежать. Но ему было необходимо другое - пес отошел в сторонку, и, как бы виновато на меня глядя - мол, сил больше нет терпеть, а спрятаться негде! - присел и сделал лужицу. Я усмехнулся:

      - Иди сюда.

      Щенок послушно вернулся.

      - Ну что, пообедаем? А то еще идти порядочно. Пока еще до места доберемся. Придется тебя на ночь привязать покрепче - а то вдруг передумаешь да смоешься обратно. А там тебя уже никто не ждет…

      Я достал банку консервов, вскрыл ее ножом, посмотрел, как щенок терпеливо ждет - только подрагивающий хвостик выдает обуревающие его желания - и выложил половину содержимого на землю.

      - Ишь ты, какой воспитанный. Ну, ешь!

      Второго приглашения не понадобилось. Тушенка исчезла с такой скоростью, что я только рассмеялся, глядя, как пропадают куски мяса и гречневой каши с того места, где лежали секунду назад. Нос щенка воткнулся в землю, туда, сюда - где? Ведь лежало, только что? Пришлось дать ему еще немножко. Остаток выскреб ложкой, отломил кусочек сухаря и запил водой из фляги. Щенок тоже хотел пить. Я налил воду в сложенную лодочкой ладонь. Он вылакал, облизнулся…

      - Ну, все, хватит. Ты и так тяжелый, а тащить тебя на веревке - только время терять. Так что придется снова в мешок. Потерпи.

      В мешок пес не хотел. Он зевнул, встал на задние лапы и положил голову мне на колени, просясь обратно на руки. Я приподнял его, и, не опуская, принялся рассматривать, подумав, что как-то не удосужился сделать это раньше. Щенок, на вид порядочно грязный, но через налипшие комья было заметно, что он такого же черного цвета, что и мать, и, лишь на грудке, начинаясь от шеи и заканчиваясь где-то в районе пупка, красовалось белое пятно. Шерсть густая, слегка курчавая, словно у барашка. Видимо, при всем своем безумии, его мать заботилась о щенке и иногда вылизывала его, так что он не выглядел совсем уж заброшенным заморышем. У него были большие массивные лапы с очень широкой пятой - по всему, должен вырасти в крупную собаку. Об этом говорил и размер его матери, справиться с которой я бы никогда не смог, если не случайность да топор... Уже сейчас в щенке чувствовались будущая сила и мощь. Остренькие зубки, белым снегом выглядывающие из пасти, крепкие клыки, грозящие вырасти в настоящие кинжалы. Этот щенок, по видимому, означал самую лучшую мою находку - жизнь, которую мне предстояло вести, значительно облегчалась с приобретением такого товарища. Правда, в прошлом у меня никогда не было собаки, и я не знал, как ее тренировать, приучать к командам, лечить.

      Я посмотрел щенку в глаза. Пес не отвел свои блестящие черные бусинки - он очень уверенно держал взгляд, а ведь ни одно животное не может смотреть в глаза человеку!

      - Ну, ну… И как тебя зовут?

      Щенок тихонько гавкнул - ему надоело висеть в моих руках. Пришлось опустить его на землю, он немедленно вновь поднялся на задние лапы и стал карабкаться на колени.

      - Ладно. Придем домой - придумаем тебе имя.

      Я погладил его по лобастой башке. Он затих у моих ног и внимательно слушал, что я говорю. Речной порт остался далеко позади. Где-то там, в его окрестностях, я, быть может, мог найти людей… Но весь новоприобретенный опыт говорил, что это пока неосуществимо. В смысле - именно сейчас. Их не могло там быть. Вся эта земля все еще оставалась безжизненной зоной, где едой могло служить только то, что не было рождено ею. До времени, когда из почвы появятся первые ростки, должно пройти еще несколько месяцев… или лет? Кто знает, что теперь ждать от природы? А чтобы жить, питаться нужно каждый день. Если нет другой пищи… Едят тех, кто слабее. Сейчас слабее оказался человек. Как он забрел туда, откуда? Ответа я не знал. Он не мог быть из города - моего города, если на то пошло. Оттуда, с той стороны? Я еще не был в той части, которая находилась за дном бывшей реки. Но где, в таком случае, его вещи? Если я, решившись пойти в столь дальний поход, взял целый мешок, то и ему понадобилось бы продуктов не меньше. Или же собака, преодолев немалое расстояние, притащила части убитого в логово? Мысли роем кружились в голове, и я не знал ответа… В одном я мог быть уверен - мое одиночество временно. Люди есть на земле, и я - не последний, из выживших. Но сколько, и как далеко… И где?

      Домой мы добирались долго. Один бы я проделал этот путь намного быстрее, но неспокойный груз не позволял делать дальних переходов, и мне приходилось чаще отдыхать. Большую часть пути нес щенка на спине. Если он пытался идти самостоятельно, то отставал из-за того, что скорость моего и его передвижения была несопоставимой. Мучаясь, ругаясь и успокаивая себя мыслями о более счастливом будущем, я преодолевал все препятствия, которые нам попадались. Дорога назад ничем не лучше той, которую проходил несколько дней назад. Ничто не изменилось - разве что там, где оставил бутылки, в надежде вернуться, пришлось сделать незапланированную остановку - я укрыл их более надежно, посчитав, что спирт, даже если и технический, никогда не помешает в будущем. Нести же его с собой, взваливая на себя еще одну ношу - извините…

      При подходе к подвалу щенок особенно рьяно стал рваться наружу - устал от долгого мотания в мешке. Он вертел лобастой башкой, приходя в себя после бесконечной качки. Что делать, еще не скоро щенок вырастет в крупную собаку и станет сопровождать меня уже на своих четырех так же уверенно, как я сейчас - на двух. Когда придет это время - уже не я, а он будет поджидать меня на тропе.

      Я остановился, и, зажав собаке пасть, внимательно осмотрел местность - порядком испуганный размерами его мамаши, теперь опасался того, что кто-то вроде нее может появиться и здесь. Но страхи были совершенно беспочвенны - никто и ничто не нарушало покой моего холма.

      В подвале щенок сразу стал изучать все углы - но, к моему изумлению, ни в одном он не оставил свои отметины, хотя для собаки такое поведение просто удивительно. Впрочем, он ведь был еще совсем щенок и не мог знать, как ведут себя взрослые псы. Но, даже когда ему приспичило - он подбежал ко мне и, призывно гавкая, заставил выйти наружу… Я определил ему место. Из множества уложенных на стеллажах ковров один был сброшен на пол, чтобы щенок, укладываясь спать, не лежал на голом бетоне. Коврик получился гораздо больше самого щенка, но я решил, что так даже лучше - не придется заботиться об этом, когда он немного подрастет. Пришлось также найти миску - мне стало неприятно смотреть, как он слизывает консервы с пола. У одного из ведер я удалил стенки - вернее, вырубил их топором, а потом закруглил края и оббил их обухом - получилась вполне приличная миска. Правда, если ее наполнить до краев, содержимого могло хватить для нескольких таких щенков. Подумав, отложил идею о поводке - куда он денется? Если захочет убежать, то и ремень не поможет. А потеряться, будучи постоянно со мной - вряд ли.

      Отмыв его после дороги - а попутно обследовав на предмет всевозможных болячек, которых, к моему облегчению не обнаружилось - предоставил ему полную свободу. Пес оказался здоровым, если я хоть малую толику в этом разбирался. Аппетит тоже отменный - мог есть и есть, без конца, а прикончив одну порцию, сразу начать выпрашивать другую. Он рос - этим все и объяснялось. А еды я не жалел. Куда ее беречь? Содержимого подвала хватит на много месяцев, если не лет. Скорее, оно успеет испортиться, чем мы с собакой прикончим последние запасы. Хотя, я как-то читал о солдате, попавшем волею случая в примерно такой же подвал в результате взрыва, без всякой возможности выбраться наружу. Шла война - и он оказался позабыт в нем, как был забыт сам склад, который весь завалило. И, если я мог покидать свое убежище, то тот солдат - нет. Он прожил в нем одиннадцать лет, пока строители не раскопали его, прокладывая траншею для будущего фундамента, планировавшегося на том месте дома. Страшная участь… Но я не ставил себя на его место: оказаться запертым в таком складе - почти то же самое, что быть похороненным, заживо…

      Щенок быстро обжился - и теперь мне стало гораздо веселее, чем раньше. Он носился по складу, развлекая меня своими выходками, и я нисколько не жалел о том, что проделал такой опасный и утомительный путь в поисках живой души - хотя искал совсем другое… Я старался понемногу приучать его к командам, самым простейшим, вроде "нельзя!", "ко мне!". У него оказалась врожденная чистоплотность - он не справлял естественные нужды в подвале, а просился наружу, сразу приняв склад как дом, в котором надо вести себя соответственно. Это добавило хлопот - приходилось выводить его по нескольку раз в день, и что особенно сложно, по утрам, когда хотелось спать. Но постепенно я и сам приучился к такому распорядку. Возвращаясь, опять заваливался на постель, а щенок либо гулял по секциям, либо терпеливо ждал, пока я окончательно не поднимусь. Я так и не определился с его именем, а он, откликаясь на все подряд, спешил на зов, являя собой полнейшее добродушие и коммуникабельность. С появлением собаки жизнь стала намного содержательнее. Теперь я не скучал без общения, и хотя нормальный разговор присутствовал лишь с одной стороны, но и этого хватало, чтобы не позабыть человеческую речь. Без него я вообще разучился бы разговаривать, или стал говорить сам с собой - такое уже происходило. Даже купание этот коренастый увалень воспринял спокойно, и как мне показалось, даже пытался плавать. Сделать это в бочке для него, естественно, оказалось затруднительно, и я сразу представил себе, как пес будет выглядеть в более широком водном пространстве - озере Гейзера, например. Теперь я еще больше убедился, что в его родословной имелись собаки-водолазы. Находка в речном порту не только избавила меня от тягостного одиночества, но и разрешила до того неизвестную задачу - сохранились ли вообще живые существа в этом мире, кроме меня самого? Ответ мешался под ногами, требовал внимания и звонко оглашал каменные своды подвала задорным лаем. Если выжили собаки - а щенку, на мой взгляд, вряд ли больше одного-двух месяцев - как можно не верить, что выжили другие представители животного, и главное, человеческого мира? Слишком убедительные доводы я встретил возле собачьего логова… Вопрос лишь, где они? Их не могло быть в городе - в этом я неоднократно убедился, обойдя его вдоль и поперек несколько раз. За пределами города возможностей остаться в живых больше - там не валились на голову здания, и последствия сокрушительного бедствия могли оказаться слабее. Но зато там не было и не могло быть такого склада, какой обнаружил я, а, следовательно, нечего есть. Но ведь человеческие останки откуда-то появились?! И то, что я посчитал растерзанной тушкой какого-то зверя - тоже? А на многие километры от порта во всех направлениях, лежала безжизненная, голая, изуродованная земля… От вопросов голова пухла, и я старался переключаться на что-нибудь иное. Полная уверенность имелась только в одном - после такого вмешательства география земли изменилась, и изменилась очень сильно. Одно лишь то, что я мог увидеть горы, которые раньше и в ясную-то погоду просматривались с трудом, а теперь, при столь сумрачном и предательски все изменяющем освещении, темной полосой возвышались на юге - что-то значило…

      Я надеялся, что когда-нибудь дойду и до них - особенно если со мной теперь будет щенок. К сожалению, у меня не имелось никаких навыков в дрессировке, учить пса и учиться самому пришлось на ходу. Мы с ним прекрасно ладили - характер Черныша, Кути и Малого - как я его иногда называл, оказался, к моей великой радости, не испорчен пребыванием с сумасшедшей мамашей. Болезнь не перекинулась на кутенка - в противном случае, мне пришлось бы его убить. Понаблюдав за щенком какое-то время, я успокоился на этот счет. Породу щенка так и не смог определить - это была какая-то невероятная помесь кавказской овчарки, ньюфаундленда и ирландского волкодава в одном флаконе, или же что-то вообще неизвестное. Но, кем бы он ни был, со временем, пес мог вымахать во что-то очень мощное и крупное. От водолаза у него присутствовал окрас, и форма шерсти, добродушие и висячие уши. Вообще внешность ньюфа проглядывалась более всего. Сила и мощь - хоть собаки указанной породы, тоже не из слабеньких! - по-видимому, наследовалась от кавказца. Ну а рост - явно следствие скрещивания с ирландским волкодавом. Тем более, значит, щенок перерастет свою мать, шкура которой сейчас висела растянутой на палках в дальнем углу комнаты на просушке. За время нашего возвращения в подвал шкура ссохлась и стала жесткой. Раствор из соли, золы и пепла, соскобленного на улице, практически никак не повлиял и не сделал ее мягкой. Но, по крайней мере, она перестала пахнуть псиной и кровью - а в будущем я надеялся, что смогу употребить ее как подстилку под ноги возле кровати.

      Глава 7

      Оружие

      После приобретения попутчика я стал все чаще и все дальше уходить от дома. Полагаясь на нюх, хоть и не взрослой, но все же собаки, уже не боялся заблудиться в однообразных подъемах и спусках, которыми изобиловали окрестности. Мой пес обладал надежным чутьем, и я уже имел случай в этом убедиться. Как-то раз, когда мы играли с ним у подножия нашего холма, я спрятался за большой валун и решил не выходить из-за него, полагая, что щенок не скоро меня обнаружит. Однако не прошло и минуты, как радостное тявканье возвестило, что мое убежище раскрыто. А в следующую секунду мохнатый комок ткнулся в ноги влажным черным носом. Мне стало интересно - и я уже специально отошел подальше. Все повторилось в точности. Так родилась новая игра под названием "потерять-найти". Естественно, роль потерявшегося, всегда доставалась мне. Я усложнял задачу - уходил все дальше и дальше, выбирал труднодоступные места, заметал следы и, даже старался идти по верху. Благо, возможностей для этого было предостаточно - балки, плиты, воткнувшиеся торчком, уцелевшие стены зданий… Пес отыскивал меня повсюду - рано или поздно. Но ни разу он не усаживался на месте и не принимался скулить от испуга, что его хозяин пропал безвозвратно. Не помогало ничто, что бы я ни придумывал, чтобы сбить его со следа. Я снимал мокасины и специально заходил в воду ручья. Передвигался по верхушкам камней, один раз даже попробовал облиться едкими духами, чтобы совсем перебить запах (это было глупо, подобные проверки могли вообще погубить щенку обоняние!) - не помогало ничего! Щенок уверенно и неотступно преследовал меня повсюду. Я полагал, что он обладает редким даром - верхним чутьем, присущим только очень опытным собакам, специально натаскиваемым для охоты на зверя. Рекордом стала моя почти пятичасовая отлучка - я ушел от него на расстояние не менее трех километров, выбирая участки, почти не преодолимые для пса. Меня обуял азарт - неужели он сумеет? Но щенок и на этот раз не ударил мордой в грязь - он не стал идти точь-в-точь по моим следам. А преспокойно выбрал тропинку поблизости и настиг меня даже раньше, чем я планировал. Я надеялся, что когда он вырастет, то будет надежным помощником в походах и охоте, о которой уже следовало начинать думать… Хоть продукты на складе имелись в достатке, но хотелось чего-то более свежего. И мне не давал покоя вопрос - что за зверь был пойман взрослой собакой, и где?

      То, что пес способен к охоте, я понял очень скоро. До того, как мы вернулись вместе со щенком из моего похода, ни разу не встречал в городе ничего, что хоть отдаленно напоминало бы о его обитаемости. И, когда с помощью пса впервые увидел каких-то маленьких и вездесущих зверьков, изумлению не было предела. Они так шустро передвигались и успевали спрятаться, что без него я бы так и продолжал считать, что в городе царит пустыня… Щенок увлеченно и даже яростно преследовал невидимую мне живность, облаивая и пытаясь залезать в узкие щели, каких хватало практически везде. Чем питались эти зверюшки, понять оказалось невозможно - на голой земле, покрывавшей ковром руины, ничего не росло. И, хоть погода стала чуточку теплее, но еще слишком рано для весны и до того времени, когда из земли что-то потянется наружу. Выходило, что они едят либо себе подобных, либо останки людей…

      Однажды мы с ним прогуливались по уже протоптанным тропинкам. Они появились в наиболее посещаемых мною местах - по дороге к ручью и на ближайшую свалку, где валялось множество древесины. Вдруг кто-то проскочил почти у ног и принялся удирать в каменные россыпи - щенок мгновенно среагировал и кинулся догонять зверька. Я не успел его окликнуть, как он исчез под почти полностью осевшей плитой. Слышалось только его повизгивание, скоро перешедшее в возбужденный лай, а потом - тишина. Я испугался - вдруг он провалился в какую-нибудь яму и теперь лежит там с переломанными лапами. Достать его оттуда я бы не смог при всем желании - в развалинах существовало множество мест, в которые пролезть просто невозможно. Но щенок объявился сам, измазанный глиной, а в пасти безжизненно висела тушка, лишь немного меньше его ростом. Я округлил глаза от удивления. Он не только самостоятельно справился со зверем, почти не уступающем ему в размерах, но и притащил его мне! Не разодрал, не бросил на месте, а, именно - принес! Хотя никто его этому не учил…

      Щенок отряхнулся и деловито затрусил в мою сторону. Он положил законную добычу у моих ног и присел, словно исполняя команду. Я наклонился и стал рассматривать убитого зверя. Тот был какого-то буровато-желтого оттенка, с короткой шерстью и очень массивной головой, составлявшей чуть ли не треть всего роста. Хвост имелся, но совсем короткий. Меня сразу поразила одна особенность - странные лапы. Они очень отличались от обычных - я даже стал тереть глаза, подумав, что мне почудилось. Они чем-то напоминали кошачьи, и, лишь вглядевшись, я увидел всю разницу. У зверя словно отсутствовала пятка. Вернее, она была - но оставалась почти незаметной, из-за того, что была совершенно круглой и прикрытой шерстью, свисавшей с лап. Более всего это походило на совершенно ровный, обтянутый шерстью, столбик. На концах этих лап-столбиков росли внушительные когти - я сразу перевел глаза на щенка, опасаясь, что зверь успел его поранить. Но тот спокойно ждал, пока я закончу осмотр, и ничем не выражал, что у него имелись повреждения. Вероятно, что когти могли втягиваться внутрь - это тоже являлось признаком того, что их обладатель в чем-то схож с кошкой! - но на этом сходство и заканчивалось. Он не был похож ни на кого, и я растерялся, не зная, кто это лежит передо мной. Я приподнял зверька - на вес, примерно четыре-пять килограмм! У моего щенка действительно, есть силы в мышцах…

      А пес терпеливо ждал, пока я перестану изучать его добычу. Я же не знал, как поступить, и медлил… Решившись, вытащил нож. Разрез пришелся по брюшку - оттуда стали вываливаться внутренности. Мне стало дурно - хотя, когда я снимал шкуру с собаки, не чувствовал ничего похожего. Шкурку все-таки стянул, но с остальным делать ничего не стал - пусть все достанется тому, кто его добыл. Щенок не стал отказываться, и в отличие от хозяина, стал с удовольствием уминать мясо. Мне пришлось отойти в сторону - хруст костей и окровавленная мордашка пса выводили из себя…

      Зато я убедился в том, что руины все-таки обитаемы… Пусть не люди, но хотя бы животные, принадлежность которых я так и не смог определить. Меня это обрадовало - жизнь вернулась в город! Это же открытие внесло коррективы и в наше, до тех пор спокойное существование. Раз имелись такие зверьки, по размерам мало уступающие моему псу, то наверняка в руинах водились и более мелкие. А раз так, что мешало им проникнуть в наш подвал и учинить погром, от которого мы бы не смогли оправиться? Придя к этому выводу, я принялся замазывать всевозможные щели и дыры, на которые до того не обращал внимания. Смешивал глину с битым стеклом, и, рискуя порезаться, тщательно забивал смесью все, что попадалось на глаза. Не трогал только те отверстия, через которые шла вентиляция нашего убежища. Лишь одно не решился заделывать - которое вело наверх, сквозь раздавленные этажи магазина. Несмотря на то, что прекрасно помнил, какое зрелище меня там может ожидать, почему-то имелась уверенность, что оно еще пригодится…

      Закончив работу, все-таки не удержался, и, соорудив возвышение из ящиков и бревен, решил исследовать дыру на всем ее протяжении. Несмотря на достаточно частые толчки, иной раз сотрясавшие поверхность холма, меж плитами перекрытия, разделявшими потолок подвала и верх первого этажа здания, так и осталось свободное пространство. Очень узкое, чтобы там можно свободно пролезть, и непроходимое еще потому, что в нем оказались останки людей… Вначале я сразу захотел спуститься, но потом, передумав, повязал на лицо тряпку и протиснулся дальше. При слабом свете свечи - масляную плошку я брать не рискнул, боясь, что переверну ее и подпалю здесь все - увидел обломки мебели и какие-то пакеты. Рука едва дотянулась до ближайшего, и я с трудом вытащил один. Пытаться пролезть дальше казалось безумием - плиты могли осесть и придавить меня здесь навсегда.

      В пакете обнаружилось женское нижнее белье. Я не смог сдержать улыбки, когда увидел, что добыл в рискованном предприятии. На многих даже стояли ценники, и я вконец рассмеялся - купить их в подарок, для девушки, мог позволить себе далеко не каждый! Но мне оно оказалось совершенно не нужным…

      Отверстие вело выше, продолжаясь в еще нескольких слоях упавших плит, пролезть мимо которых я уже не рискнул. Оно могло вывести к вершине обрушенного здания, снаружи превратившегося в сглаженный ветрами и пеплом холм. Я не стал его заделывать. Кто знает, вдруг оно, когда-нибудь, мне еще понадобиться? Попробовал отыскать снаружи, где оно выходит наверх, в каком месте холма. Но, как ни старался, так и не обнаружил. Возможно, оно скрывалось где-нибудь под плитами, сдвинуть которые я даже и не пытался. А копать специально не сильно хотелось. Довольно и того, что я знал о его существовании. В конце концов, как вентиляция, отверстие работало исправно - хорошо и на этом.

      Ну а пока - мы развлекались тренировками и прогулками по ближайшим окрестностям. Я продолжал упражняться в метании ножа и маленького топорика, добавив еще и метание копья. Лезвие, укрепленное на конце древка, пробивало деревце-мишень почти насквозь - при особо удачном броске. От скуки еще раз сходил в "библиотеку". Наверное, это могло показаться кощунственным, и быть может, даже наглым - но я бы отдал все эти произведения всего за пару-другую неприметных тетрадок с описанием, как вести себя в данной ситуации. Советы, которыми щедро снабжали туристов во всевозможных передачах, теперь мало годились… « - Идите по течению ручья, и он приведет вас к реке!» - но мои ручьи впадали в провалы в земле или могли увести к пропасти. «Осторожно разводите огонь в лесу, пользуясь сухими веточками и мхом!» - а где, собственно, тот лес, который следовало беречь? В городе уже давно сгорело все, что могло гореть, и огни костров поддерживались теперь чем-то иным, вырывающимся из недр. Все это не очень-то связывалось с тем, что меня окружало. Вот как выделывать шкуры, как ставить силки, как обеззараживать воду? Ради этих сведений стал бы раскапывать эту кучу до самого конца. А классики уже не привлекали ничем. Впрочем, как и более читаемые, модные и увлекательные авторы - все, что описывалось их произведениях, теперь не имело никакого смысла. Это не было даже историей… Потому что история теперь писалась с чистого листа. И одним из этих листочков стал я и все, что со мной происходило.

      Впрочем, несколько книжек я вытащил и принес в подвал. Набрал, не рассматривая - и рассортировал уже дома. Они были полуобгоревшие, сплошь сырые, и мне пришлось сушить их возле очага, на дощечках. Я и сам не знал - зачем я их достал? Читать не хотелось… Герои давно прошедших эпох, приключения и сражения - все это стало очень-очень далеким. Путешествия и открытия - да, когда то было безумно интересно. Но - раньше. А сейчас, даже той земли, которую они открывали, уже не существует. Я знал это, хоть и не мог объять взглядом всю планету. Довольно одного Провала, чтобы удостовериться в том, что земля переменилась. Оказалось, что все, что всегда ценил - стало обыкновенным сборником нескольких сот мокрых листов, пригодных разве что для скручивания папирос. Но я даже не курил… Наверное, так листал сочинения какого-нибудь, древнекитайского мудреца, средневековый студент в Европе - далеко, заумно, скучно, а, главное - зачем?

      Но жизнь продолжалась. Щенок, узнав все о подвале и прилегающей местности, не давал засиживаться - он жаждал новых открытий. И мне не оставалось ничего другого, как заразившись его энергией, отправляться, куда глаза глядят, зачастую покидая наш склад надолго. Иногда разживался в этих прогулках находками - вроде фарфоровой чашки или пары согнутых вилок, выброшенных наверх очередным подземным толчком. Сотрясения почвы стали редки и не были столь разрушительны, как вначале.

      На всякий случай - я все еще надеялся, что выводы относительно безлюдности руин могут измениться! - натаскал на вершину холма хвороста и укрыл его пологом. Теперь я мог в любой момент развести большой костер, видный издалека. Впрочем, понятие "издалека" - довольно условное, так как хмурое небо и вечные тучи не давали ничего увидеть уже на расстоянии в пятьсот-шестьсот метров. Привыкнуть к этому невозможно - казалось, что оно все сильнее и сильнее пригибается вниз, и, в конце концов, упадет… Оставалось только не поднимать голову.

      Я стал печь лепешки. Отсутствие хлеба заставляло изобретать замену. За неимением сита мука просеивалась руками через пару слоев тончайшей тюли. Для этого имелась причина - я надеялся, что таким образом выполняю то, что требуется при просеивании - насыщаю муку воздухом. Дрожжей на складе тоже не нашлось, вернее, их было слишком мало и я их берег. Способ приготовления выбрал достаточно простой: смешивал муку с водой и специями, добавляя жир или масло. Круто солил, потом клал раскатанное в блин тесто на стальные листы. Железа в городе хватало, и я приволок в подвал куски, пригодные для установки на очаг. Лепешки подгорали, пузырились, прилипали к стали - но постепенно я научился печь их, как заправский хлебопек. Это был не хлеб - скорее, жареное тесто. Но и этому я был рад, даже гордился тем, что сумел сделать. Благодаря специям, лепешки хранились на удивление долго, при этом каменея, как сухари. Но достаточно подержать их над паром, и они становились мягкими и доступными для зубов. Наконец-то я мог брать в походы не одни только осточертевшие вконец консервы…

      Странствия заставили серьезно пересмотреть рацион - носить множество тяжелых банок не очень-то удобно. Я вскрывал их и в сковородке, на медленном огне, вытапливал жир. Оставшееся мясо, которое и так состояло из одних волокон, собирал на другой лист и вновь просушивал. Так повторялось по несколько раз. Жир смешивал со специями - получался смалец. В итоге чистого мяса становилось очень мало, но оно и занимало мало места, к тому же становилось легким и не пропадало. Практически - пеммикан. Одного мешочка такого порошка мне одному хватало надолго, что, увы, не подходило щенку. Из-за него таскать с собой консервы приходилось почти в том же объеме. Зато я отъедался по возвращении в подвал - или дом, которым он стал для меня и моего четвероного друга.

      Один раз он сильно поранил лапу - и прибежал ко мне на остальных трех, скуля и поджимая четвертую под брюхо. Занозу пришлось удалять долго и мучительно. Она вошла глубоко, и я не видел ее через окровавленную шерстку. Щенок терпел, и только в самые болезненные моменты прихватывал мою руку зубами - а потом сразу отпускал, словно извиняясь. Я выбросил щепку в огонь, а щенка взял на руки. Там он и уснул, а я, не будя его, тихо просидел в кресле возле очага, несколько часов, дожидаясь, пока он выспится. Кресло мне досталось тоже при толчке. Я нашел его уже давно и все не мог решиться взобраться за ним по почти отвесной стене, где оно зацепилось. Все же я дождался, пока его сбросит с возвышения, после чего приволок домой. Вид, конечно, у него был еще тот, но сидеть в нем оказалось гораздо удобнее, чем на моих табуретах.

      Пес припадал на лапу пару дней - а потом как-то незаметно перестал хромать совсем. С момента возвращения в город со щенком, прошло всего несколько недель – но, насколько более разнообразней они стали по сравнению с теми, когда я был один! Блуждания по руинам, приготовление еды, починка вещей… Вместе со щенком это стало намного веселее.

      Совершенно перестали сыпаться хлопья, а снаружи стало значительно теплее. Вряд ли можно совсем раздеться, но, по моим прикидкам, температура воздуха составляла около двух-трех градусов выше нуля. Точнее узнать нельзя - градусника среди вещей в складе не нашлось. И даже грязное небо словно приподнялось над головой - что сразу добавило широты в обзоре округи. Мои подсчеты тоже указывали на весну. Оставались сомнения лишь в том, что она вообще наступит… Как теперь происходит смена сезонов на земле? И происходит ли вообще?

      В подвале было переделано все, что можно. Перешита и починена обувь. По-новому скроена и сшита очередная куртка - я стал заправским портным, сам кроя и подгоняя для себя всю имевшуюся в наличии одежду. Теперь в ней, свисающей, как звериная шкура, еще больше стал похож на какого-нибудь доисторического человека, вооруженного топором и ножом - не хватало лишь копья, которое стояло в углу. Нож, расшатанный частыми метаниями в дерево, отвалился от древка, и мне пришлось заново его укреплять. Я помнил, как копье могло пригодиться. И как неосторожно я поступил, оставив его валяться дома… Даже обувь стала получаться удобной и легкой, и я больше не тратил столько времени на ее изготовление. К тому же - прекратившиеся морозы заставляли подумать о чем-то более легком. Трудно описать, что обувка собой представляла, но эффект получался несомненный: меховые сапоги уже не годились для этой земли, а "мокасины" - в самый раз. Шить их оказалось несложно - просто оборачивал шкуру вокруг ноги и, простегав места изгибов, закреплял сложенной в несколько раз нитью. Потом проделывал отверстия, и уже зашнуровывал получившуюся обувь чуть ли не до колена. На самый низ наклеивал куски брезента или резины - в зависимости от того, что имелось под рукой. Наступать на острые камни не следовало, но для более бережного применения она годилась. А шагать по развалинам осторожно я уже давно научился.

      Я поднялся на холм. Он теперь стал не то что маяком, указывающим на наш подвал, а чем-то вроде фетиша. При виде холма я, откуда бы ни возвращался, сразу наполнялся уверенностью в завтрашнем дне. Не нужно опасаться голодной смерти или непогоды - всегда можно укрыться в больших, надежных помещениях склада. Во все стороны от холма простирались развалины города. Где-то выше, где-то, наоборот, много ниже мест нашего обитания. Что ждало меня в будущем? И ради чего стараюсь, преодолевая все эти ухищрения природы, так осложнившие жизнь? Теперь я предполагал, что уже не один - где-то там, в неизвестном направлении, могли оказаться те, встречи с которыми так жаждал. Но сколько времени пройдет, как произойдет эта встреча? Слишком далеко могли оказаться такие же одиночки, как я… А из собаки, как ни старайся, не сделать человека. Уйти в еще более дальний поход? Дойти до пределов, где земля упрется в горы - и уже там продолжить поиски? Но есть ли в том смысл? Катастрофа все перевернула вверх ногами… И существуют ли теперь эти горы вообще? Вдруг они тоже провалились куда-нибудь в бездну! В городе я мог быть уверен в своем будущем. Был, конечно, еще один путь для разведки - Большой провал. Но даже мысль, что туда придется спускаться, приводила в трепет. Всю жизнь, всегда, я боялся высоты. Это не просто, трусость - а самая настоящая болезнь. И когда мне приходилось совершать поступки, связанные с лазанием по обрывистым склонам, или стенам домов, душа сворачивалась в тугой комочек и пряталась куда-то ниже пяток...

      Я обладал несметными богатствами - и не мог до них докопаться. Мог прожить годы, ни о чем, не заботясь - и с отвращением смотрел на ряды коробок и банок, забыв о том, как неистово желал их найти, каких-то пару месяцев назад. Мог бродить, где вздумается, делать все, что хочу - и никто не станет на пути. Но этого-то мне и не хватало. Я был один - не считая преданного пса. Сумасшествие, один раз овладевшее мной, кажется, стало возвращаться - или это действовал укус моего друга, полученный, когда я пытался его забрать из логова. Дни шли за днями - я чувствовал, что если ничего не поменяется, то скоро стану выть не хуже пса. Спасти меня от бешенства могла только постоянная занятость чем угодно. И лучшее, что смог придумать, - отправиться в новый поход, куда бы он ни был направлен!

      Раньше, когда слышал, какие испытания наваливаются на психику человека, оставшегося вдруг в полном одиночестве, не мог понять - почему столько драматизма? Ну, нет никого… и что? Иной раз даже хотелось, чтобы все куда-нибудь исчезли, и появилась возможность просто побыть в тишине. Дико, но мое желание сбылось… Сбылось так, что от этой мертвой тишины хотелось выть волком!