— Я ему в контрабас пробил в парке, Серому, — продолжал Пашка. — В рожу дал, то есть. Надо было его вообще замочить, но… но я больше не хочу. Ты можешь сделать так, чтобы все кончилось? Ты же знаешь губернатора… ты же… поможешь, нет? — Он жадно вгляделся мне в лицо. — Ты же сама говорила, что я спас тебе жизнь. Спаси теперь ты мне… вот.
— Хорошо, — в который раз за эту жуткую ночь сказала я — особенно если учесть, что ничего хорошего не было. — Ты еще как… ничего?
— Держусь.
— Тогда я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай коротко и по существу? Понял, нет?
— Я и не такое понимал, — угрюмо ответил он.
— Ладно. Кто директор вашей школы?
— Мы зовем его Папа. По-другому к нему обращаться нельзя.
— Его настоящего имени не знаешь?
— Нет.
— Где находится школа?
— Двадцать семь километров от города, если ехать через Заводской район в сторону Багаевска, — ответил Паша. — В Ясеневом ущелье. Напротив острова Белая Банка.
— Так там же была турбаза! По-моему, «Рассвет» или «Заря».
— Вот именно, что была. Сейчас там Инкубатор. Это наши пацаны так называют это… вот это. Инкубатор.
— Сколько там… воспитателей?
Откровенно говоря, последнее слово я выговорила не без труда.
— Шестеро… нет, пятеро. Да, пятеро.
— Это вместе с Папой?
— Да.
— Почему же до сих пор никто из ваших не сбежал оттуда и не сообщил куда следует о том, чем там занимается этот Папа и его подручные? — задал «наивный» вопрос Василий.
Паша искоса посмотрел на него, я увидела по его глазам, что ответил бы он сейчас ругательством, да вот вспомнил, как этот человек, Василий, нес его на руках, окровавленного…
— Пробовал один… Дима Смыслов. Пошел прямо в ФСБ. Потом Папе позвонили, сказали: что ж ты своих ребятенков-то не лечишь как следует? Диму забрали и определили в «дурку». Сказали — больной. Шизик, что ли. А когда выписали, на него случайно наехала машина. Сбила, и все. И уехала.
Паша смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и в них отчетливо читалось, какой ценой далось ему это слово: «случайно». «Случайно наехала».
— Значит, у этого Папы прикрытие в ФСБ? Или он просто так умело строит свою работу? Ладно… — пробормотала я. — Выясним. Понятно. А Титаник… Шикин — он кто был в вашем инкубаторе?
— Он? Он — так же, как и во второй гимназии. Плавание там, на тренажерах… ну и все такое, — бормотал Паша. Видно было, что выпитая водка и сильное нервное потрясение наконец-то наваливаются на него, как борец сумо огромным животом наваливается на поверженного противника. — Да… вот еще. Перед тем как был этот вечер в гимназии… со мной по телефону говорил Папа. Сказал, что я больше не буду жить в этом городе. Что меня забирают в Питер. Приедут за мной и еще за тремя пацанами. Он сказал, что это — для повышения клали… клави-фикации.
Я уже не стала его поправлять.
— За тобой приедут из Питера?
— Он сказал: в середине апреля…
— Сейчас уже пятнадцатое.
— Ну… вот… — сонно пробормотал он. — Я подумал, что если в Питер, то или в этот скверик, где пидоры… или в Финляндию на кишки… да.
На кишки… Дети предпочитают изъясняться менее обтекаемо и более жестко, чем мы, взрослые.
— Ладно, Паша, — сказала я. — Пойдем уложу тебя спать. А то уже скоро утро.
— Утро… — машинально повторил он.
Я постелила Паше постель в комнате по соседству со своей. Признаться, у меня самой сна не было ни в одном глазу. Хотелось вытащить из холодильника еще одну бутылку водки и выпить ее так, как пил Пашка…
Неудивительно, что он узнал меня. Он почувствовал какое-то сходство между мной и его матерью, пусть даже только в глазах и в интонациях голоса, все равно, — от этого не укроешься.
Интуиция сильнее любого самого профессионального грима и актерского мастерства.
Я прикрыла Пашу одеялом и хотела выйти, как вдруг услышала — продравшее меня по коже до самого позвоночника и разлившееся холодом по всей спине:
— Мама…
Ему приснилась мама.
Я присела к нему на край кровати: Паша уже заснул, но он спал не так, как спят обычно дети в его возрасте. Нет… он тревожно запрокинул голову, словно желая увидеть что-то там, наверху, рот приоткрылся, рука тревожно лежала на горле, и тонкие пальчики шевелились — никак не могли успокоиться.
— Мама… — снова сорвалось с полуоткрытых детских губ, на которых запеклась кровь… рука Паши поползла по одеялу и, коснувшись моего запястья, вдруг уцепилась за него конвульсивным движением утопающего, хватающегося за соломинку…
…И тут меня прорвало.
Я не люблю давать волю чувствам. Я до последнего держалась. Но тут надо мной встало что-то превышающее мои силы.
Я упала лицом в его одеяло, вздрагивая всем телом, и обжигающие рыдания накрыли меня с головой, как пенящаяся и норовящая швырнуть об утесы коварная волна.
Все-таки спецагент Багира, так похожая на маму этого страшного и несчастного мальчика, — женщина.
Последний раз я так плакала, когда в Боснии на моих глазах снарядом разорвало в клочья моего старого доброго друга и сослуживца Колю Климова. Он пошел, чтобы набрать воды…
Глава 11 Инкубатор
Меня разбудил телефонный звонок.
Я протянула руку и сняла трубку. Как оказалось, звонил лично первый вице-мэр Тарасова, курировавший силовые структуры города.
— Юлия Сергеевна, — произнес он, — как вы себя чувствуете?
Вот это совсем интересно. С каких это пор любимый градоначальник звонит спозаранку и интересуется моим драгоценным здоровьем?
— Ничего. Вот только немного не выспалась. А что?
— Так вы ничего не знаете?
— Нет. А что я должна знать, Юрий Иваныч?
— А о ночной перестрелке возле вашего дома — ничего? Три трупа! Мне позвонили из шестого отдела… рубоповцы. А Сам (Сам — это, как вы можете догадаться, губернатор области), когда узнал, велел немедленно все выяснить. Вам ведь удивительно везет в последние сутки, правда? То труп на Казанской, этого… Шутова…
— Шикина.
— Ну я и говорю — Шилина. К вам там сейчас в гости заглянут.
— Кто?
— Да Семенов Виктор Андреевич со своими.
Я вздохнула с облегчением: Семенов был тот самый знакомый начальник отдела РУБОПа, которого я побеспокоила в связи с убийством Шикина.
Гораздо хуже было бы, если бы приехали подручные генерала Платонова. Тарасовская госбезопасность меня никогда не жаловала: им казалось, что Гром и его агентурная сеть — то есть ваша покорная слуга — влезают на их поляну.
Сразу же после разговора с вице-мэром я связалась с Громом. Я делала это редко и только в крайних случаях: Суров не любил, когда его беспокоили по пустякам.
— Багира? — произнес он таким тоном, словно мы созванивались каждый день по пять раз и, как добрые друзья, обменивались многочисленными свежими сплетнями. — Что нового?
— У меня есть информация по проекту «Киндеркиллер», — четко выговорила я. — Координаты вероятной базы.
— Что требуется от меня?
— От вас требуется только одно: созвониться с Советом безопасности области и лично с губернатором и, во-первых, попросить их не мешать мне, а во-вторых… во-вторых, и так указано в договоре.
— Я понял, — отозвался Андрей Леонидович. — Это как у Купера: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказу и для блага государства. Джордж Вашингтон».
По всей видимости, Гром был в хорошем настроении, если позволял себе цитировать американских классиков. Откровенно говоря, не знаю, что его так развеселило.
Впрочем, генерал Суров быстро оставил литературные реминисценции и стал суров. Ну вот, обычный громовский каламбур.
— Петербургское дело об убийстве Демидова ведет Коннов. Он созвонился со мной и сказал, что летит в Тарасов. Звонил прямо с борта лайнера.
— Коннов? Валера? В Тарасов? Что он тут делать собирается?
— По всей видимости, нащупал экс-коллега, что концы питерского дела к вам ведут в область. Значит, точно координаты известны? Когда заканчивать думаешь?
— В ближайшие сутки, если подтвердится информация, — уверенно ответила я. — А что Коннов летит — так это хорошо. Всего наилучшего… Гром.
Утро выдалось таким же напряженным, как и ночь: пришлось пережить нашествие оперативников, которые, впрочем, стесняли меня недолго. Их присутствие в моем доме было нежелательным, потому что в нем находился Паша Иванов. А вот его-то они и искали.
Я вышла из дома посмотреть на трупы людей, устроивших этой ночью огненный переполох прямо напротив моего дома. Самому старшему из них было двадцать четыре — двадцать пять лет. И — я знала его.
Это был Юра-красавчик, оказавшийся не только телохранителем, но и сожителем покойного Гроссмана. Странно, что я не узнала его ночью. Впрочем, при лунном свете, в перестрелке… нет, о чем это я: вовсе не странно, что я его не узнала.
Второго, молодого парня с простреленной навылет шеей, я не знала. Но я совершенно определенно знала другое: это я уложила его. Потому что Юра умер за рулем машины, на которой пытался ускользнуть.
А третий умер еще до того момента, как я вступила в перестрелку. Его убил Паша. Жора. Да, кажется, этого третьего зовут Жора.
Он был не старше Паши Иванова. Пули угодили ему в грудь, и, судя по дикой муке, перекосившей его нежное, совсем еще детское лицо, умер он не сразу.
Да, это его крик сорвал меня с места, из теплой безопасной комнаты.
— До чего дошли, суки, — хмуро сказал кто — то из ментов, — детей уже тащат в свои грязные бандитские рамсы. У кого же рука-то на него поднялась?
Я могла ответить на его вопрос: точно такой же малолетка, как и этот, мертвый. Конечно, ничего не сказала, но разве от этого легче?
Нет, надо с этим кончать!
После того как я дала очередные показания — бог весть какие по счету за последние трое суток! — я поехала в администрацию, оставив Пашу на попечение Василия.
Здесь я села за служебный компьютер и быстро скачала информацию о бывшей турбазе «Рассвет», ныне одноименном частном детском доме.
Информация оказалась исчерпывающей и весьма обыденной. Сложно было не поверить соблазнительной мысли о том, что события вчерашнего вечера, ночи и раннего утра — просто особо изощренный и затянувшийся кошмар, что не было никаких малолетних преступников, жутких рассказов о школе убийц.
Итак, информация по «Рассвету» из базы данных ФСБ.
Детский дом «Рассвет». Адрес: Тарасовская область, Багаевский район, Ясеневое ущелье. Директор: Астров Леонид Георгиевич. Телефон, факс, e-mail. Далее вскрывались истоки такого благосостояния, как наличие у детского дома факса, электронной почты и так далее. А именно — указывался прямой спонсор детдома «Рассвет»: «Гросс-банк» и фирма «Адамант». Выходило, что Гроссман сам, при участии своего родственника Свирского, воспитал своего убийцу.
Весь этот клубок противоречий можно было распутать только там, на месте.
В Ясеневом ущелье.
Конечно, я поехала туда без привлечения людей из силовых структур. Можно было взять с собой ОМОН, но каково было бы, вторгнись люди в масках и в камуфляжной форме на территорию детского дома, где, вне всякого сомнения, нас встретили бы расширенные глаза детишек и праведный гнев директора — этого самого Астрова Л.Г. Что это за Астров такой? По крайней мере, ни в картотеке Тарасовской СБ, ни в Центральной базе данных нашего спецотдела, к которому я имела прямой доступ, на него ничего компрометирующего не было.
Кандидат биологических наук, обладатель трех патентов на изобретения: два — за новые сорта каких-то декоративных растений, третье — за массажер спины особой конструкции.
В Ясеневое я поехала не на «Ягуаре» — не надо привлекать излишнего внимания сельских жителей и дачников. Я взяла второй имеющийся в моем распоряжении автомобиль. «Девятку».
Для того чтобы сменить машину, а также переодеться, мне пришлось заехать домой, где я и наткнулась еще на одну проблему. Паша.
…Паша упорно хотел ехать со мной. Никакие аргументы не могли убедить его в том, что этого делать не стоит.
Паша отказывался понимать. Он заявил, что без него у меня ничего не выйдет, потому что только он знает все тропы, все входы и выходы. Я даже не стала указывать ему на противоречия в его доводах: еще вчера он просил хоть как-то помочь ему, а сегодня настаивал на том, что без его помощи ничего у нас с Василием не выйдет.
— Я все равно сбегу отсюда, если не возьмешь, — наконец заявил Павел. — Мне терять нечего.
В устах десятилетнего мальчика мрачная фраза «мне терять нечего» звучит особенно сильно.