Помоги проекту - поделись книгой:
— Разве что вернется король? — переспросил Гэндальф. — Ну что ж, господин Наместник, ваша задача, о которой теперь мало кто вспоминает, состоит вот в чем: сохранить власть и передать ее вернувшемуся. Тут я окажу вам всю посильную помощь. Но, должен заметить, я не правлю никаким королевством, ни Гондором, ни иным, большим или маленьким. Однако все достойное, чему в нашем мире угрожает опасность, – это и моя забота. И если – пусть даже Гондор исчезнет – в этой тьме для грядущих дней уцелеет хоть что-то, способное расти, цвести и плодоносить, значит, труды мои не пропали даром. Ибо я тоже Наместник. Разве вы не знали? — С этими словами чародей повернулся и зашагал по залу. Пиппин побежал за ним.
По дороге Гэндальф не удостоил Пиппина ни словом, ни взглядом. Провожатый вывел гостей из дверей зала и провел через Фонтанный двор на узкую улочку между высокими каменными зданиями. Несколько поворотов, и они подошли к дому у северной стены цитадели, неподалеку от отрога, связывавшего холм с горой. Прошли первый этаж, поднялись по широкой ровной лестнице и оказались в прекрасной комнате, полной воздуха и света, с великолепными занавесями из гладкой тускло-золотой парчи. Комната была почти лишена мебели: в ней находились лишь маленький стол, два стула и скамья. Но с обеих сторон виднелись занавешенные альковы, а в них – кровати со всем необходимым, кувшины и тазы для умывания. Три узких высоких окна выходили на север, на большую излучину Андуина, еще затянутого туманом, и на Эмин-Муиль и далекие водопады Рауроса за рекой. Пиппину пришлось взобраться на скамью, чтобы выглянуть из окна с широким каменным подоконником.
— Вы сердитесь на меня, Гэндальф? — спросил он, когда их провожатый вышел, затворив за собой дверь. — Я сделал все что мог.
— Что верно, то верно! — и Гэндальф неожиданно рассмеялся. Он подошел, встал рядом с Пиппином, обхватив хоббита за плечи, и посмотрел в окно. Пиппин с некоторым удивлением взглянул в такое близкое теперь лицо – смех был веселым и радостным. И все же поначалу хоббит разглядел в лице чародея лишь следы забот и печалей, но, вглядевшись внимательнее, различил за всем этим великую радость, родник веселья, который, пробившись на волю, заставил бы смеяться целое королевство.
— Ты и впрямь сделал все что мог, — сказал чародей, — и, надеюсь, не скоро вновь будешь загнан в угол между двумя столь ужасными стариками. Впрочем, повелитель Гондора узнал от тебя больше, чем ты полагаешь, Пиппин. Ты не сумел скрыть от него, что не Боромир вел отряд от Мории и что среди нас был благороднейший человек, который шел в Минас-Тирит, а у него – знаменитый меч. Гондорцы много размышляют над рассказами о былом, и со времени ухода Боромира Денетор немало поломал голову над загадкой и словами «Проклятие Исильдура».
Он не похож на других наших современников, Пиппин, и от кого бы он ни вел свой род по отцовской линии, в его жилах и в жилах его второго сына, Фарамира, почти наверняка течет уж не знаю как примешавшаяся западная кровь. Денетор умеет заглядывать далеко. Напрягая волю, он способен постичь многое из того, что творится в умах людей, даже тех, что живут далеко от него. Его трудно обмануть, опасно даже пытаться обвести Денетора вокруг пальца.
Помни об этом! Ибо ты поклялся служить ему. Не знаю, что внушило тебе такую мысль или порыв, но ты молодец. Я не мешал: не следует препятствовать благородным поступкам, искушая их холодным рассудком. Ты тронул сердце Денетора и (да будет мне позволено заметить) позабавил его. По крайней мере, теперь ты можешь свободно передвигаться по Минас-Тириту – в свободное от службы время: ведь у твоего поступка есть и иная сторона. Ты поступил в распоряжение Денетора, и он этого не забудет. Поэтому будь осторожен!
Чародей замолчал и вздохнул. — Что ж, незачем думать о том, что может принести нам утро. Я уверен, что еще много дней каждое «завтра» будет хуже, чем «вчера». Тут уж ничего не поделаешь. Фигуры расставлены и делают первые ходы. Среди них та, которую я очень хочу увидеть, – Фарамир, отныне наследник Денетора. Не думаю, что он в городе, но у меня не было времени собрать новости. Я должен идти, Пиппин. Мне нужно пойти на Совет властителей и вызнать сколько возможно. Но следующий ход за Врагом, он вот-вот начнет игру, и пешки увидят не меньше других фигур, Перегрин, сын Паладина, ратник Гондора. Остри свой меч!
На пороге Гэндальф обернулся. — Я спешу, Пиппин, — сказал он. — Если будешь выходить, сделай мне одолжение. Даже раньше, чем ляжешь спать, если ты не слишком устал. Разыщи Обгоняющего Тень и посмотри, как его устроили. Эти люди добры к животным, ибо это добрый и мудрый народ, но обращаются с лошадьми менее искусно, чем иные.
С этими словами Гэндальф вышел, и тотчас с башни цитадели донесся чистый и ясный звон. Колокол ударил трижды, отмечая третий час с восхода солнца, и умолк.
Через минуту Пиппин вышел, спустился по лестнице и оглядел улицу. Солнце теперь ярко сияло и грело, башни и высокие дома отбрасывали на запад длинные четкие тени. Гора Миндоллуин вздымала в голубую высь свой белый шлем и снежный плащ. По улицам города в разных направлениях шли вооруженные люди: был час смены постов и караулов.
— У нас в Шире это называется «девять часов», — вслух сказал себе Пиппин. — Самое время для хорошего завтрака у открытого окна на весеннем солнышке. Как мне хотелось бы позавтракать! Здесь вообще-то завтракают? Или я опоздал? И когда у них обед, и где?
Вскоре он заметил человека в черно-белых одеждах, который шел ему навстречу по узкой улице от центра цитадели. Пиппин, которому было одиноко, решился заговорить, когда этот человек подойдет к нему, но в том не было необходимости. Человек подошел прямо к нему.
— Вы коротыш Перегрин? — спросил он. — Мне передали, что вы поклялись служить повелителю и городу. Добро пожаловать! — Он протянул руку, и Пиппин пожал ее.
— Меня зовут Берегонд, сын Баранора, — продолжал человек. — Сегодня утром я свободен, и меня послали обучить вас паролям и объяснить то, что вы пожелаете узнать. Со своей стороны, я хочу узнать о вас. Никогда раньше мы не видели в своей земле коротышей, и, хотя до нас доходили слухи о них, в наших сказаниях о них говорится очень мало. К тому же вы друг Митрандира. Вы хорошо с ним знакомы?
— Ну, — ответил Пиппин, — я знаю его всю мою короткую жизнь, а недавно мы вместе совершили далекое путешествие. Но в этой книге можно прочесть многое, и я не поклянусь, что проглядел больше пары страниц. И все же так, как я, его, наверное, знают немногие. Я думаю, в нашем отряде только Арагорн знал его по-настоящему.
— Арагорн? — переспросил Берегонд. — А кто это?
— О, — смутился Пиппин, — один человек, он шел с нами. Я думаю, сейчас он в Рохане.
— Я слыхал, что и вы побывали в Рохане. Я многое хотел бы узнать от вас об этой земле: мы возлагали на этих людей свои скудные надежды. Но я забыл о своем поручении: вначале я сам должен ответить на ваши вопросы. Что вы хотели бы узнать, мастер Перегрин?
— Что ж, — промолвил Пиппин, — не сочтите меня нахалом, но сейчас меня больше всего интересует, как у вас насчет завтрака. В смысле, когда у вас едят и где трапезная, если она есть. И есть ли гостиницы? Когда мы ехали в цитадель, я приглядывался, но не заметил ни одной, хотя меня поддерживала надежда получить в доме мудрых и учтивых людей хотя бы глоток эля.
Берегонд серьезно взглянул на хоббита. — Вижу старого служаку, — сказал он. — Говорят, настоящие воины и путешественники прежде всего думают о сне и выпивке. Впрочем, сам я никогда не путешествовал. Так вы сегодня еще не ели?
— Ну, мягко говоря, кое-как перекусил, — сознался Пиппин, — но лишь кубком вина и парой кусочков хлеба от щедрот вашего повелителя, за что он битый час осыпал меня вопросами, а от этого разыгрывается аппетит.
Берегонд рассмеялся. — У нас говорят, за столом и малыш способен на подвиги. Однако вы разговелись тем же, чем все в цитадели, и с большим почетом. Ведь это крепость, это башня Стражи, а вдобавок мы в состоянии войны. Поднимаемся затемно, заморим червячка – и за дело. Да не горюйте! — Он снова рассмеялся, увидев испуг на лице Пиппина. — Те, у кого служба
Идемте! Прогуляемся, прихватим съестного, перекусим где-нибудь в укреплениях и полюбуемся прекрасным утром.
— Минутку! — воскликнул Пиппин, краснея. — Жадность, которую вы учтиво назвали голодом, заставила меня обо всем позабыть, но Гэндальф – по-вашему, Митрандир – попросил меня приглядеть за его конем, Обгоняющим Тень, огромным скакуном из Рохана и, как я слышал, зеницей королевского ока, которого король даровал Митрандиру в благодарность за помощь. Я думаю, новый хозяин любит это животное больше, чем многих людей, и, если его благоволение что-нибудь да значит для Города, вы будете обращаться с Обгоняющим Тень со всем почтением и ласковее, чем с этим вот хоббитом, если такое возможно.
— Хоббитом? — переспросил Берегонд.
— Так мы себя называем, — пояснил Пиппин.
— Рад узнать это, — сказал Берегонд, — ибо теперь могу утверждать, что диковинный выговор не портит прекрасную речь, а хоббиты – истинные златоусты. Идемте! Вы познакомите меня с этим славным конем. Я люблю животных, но в этом каменном городе мы редко их видим, ведь мой народ пришел из горных долин, а туда – из Итилиена. Но не бойтесь! Посещение будет коротким, простым визитом вежливости, а оттуда мы пойдем в кладовые.
Пиппин нашел, что Обгоняющего Тень разместили удобно и ухаживают за ним хорошо. В шестом круге за стенами цитадели располагались прекрасные конюшни, где рядом с квартирами гонцов Наместника – посланцев, всегда готовых пуститься в путь по приказу Денетора или его военачальников, – держали немногочисленных резвых коней. Но сейчас не было ни коней, ни всадников.
Когда Пиппин вошел в конюшню, Обгоняющий Тень заржал и повернул голову. — Доброе утро! — сказал Пиппин. — Гэндальф придет, как только сможет. Он занят, но шлет привет, а я должен посмотреть, все ли у тебя есть. Надеюсь, ты отдохнешь после долгой работы.
Обгоняющий Тень мотнул мордой и переступил с ноги на ногу, но позволил Берегонду осторожно коснуться его головы и потрепать по могучему крупу.
— Он выглядит так, будто его готовили к бегам: и не скажешь, что он совсем недавно вернулся из долгого путешествия, — заметил Берегонд. — Как он силен и горд! Где его сбруя? Она должна быть богатой и прекрасной.
— Для него нет достаточно богатой и прекрасной сбруи, — ответил Пиппин. — Он вовсе ее не терпит. Если он согласен нести вас, так понесет, а если не согласен, что ж, – ни кнут, ни узда не помогут. До свидания, Обгоняющий Тень! Потерпи немного! Скоро битва.
Обгоняющий Тень поднял голову и заржал так, что вся конюшня задрожала, а хоббит и человек зажали уши. Проверив, полны ли ясли, Пиппин и Берегонд вышли.
— А теперь позаботимся о своем пропитании, — сказал Берегонд и повел Пиппина обратно в цитадель, а там – к двери в северном боку большой башни. Они спустились по длинной и холодной лестнице в освещенный лампами широкий коридор. В стенах по обеим сторонам были окошки, и одно из них – открыто.
— Это кладовая моего отряда гвардии, — объяснил Берегонд. — Приветствую, Таргон! — крикнул он в окошко. — Еще рано, но со мной новичок, которого повелитель принял на службу. Он прибыл издалека и ехал долго, туго затянув пояс, к тому же нынче утром ему пришлось немало потрудиться, и он голоден. Дай нам, что у тебя есть.
Они получили хлеб, масло, сыр, яблоки – остатки зимних припасов, сморщенные, но крепкие и сладкие – и кожаную фляжку с недавно сваренным элем, а сверх того деревянные тарелки и чашки. Все это они сложили в плетеную корзину и вновь выбрались на солнце. Берегонд отвел Пиппина на восточный конец большого выступающего укрепления, к амбразуре с каменным сиденьем под нею. Отсюда можно было любоваться утром.
Они ели, пили и беседовали то о Гондоре с его историей и обычаями, то о Шире и неведомых странах, которые повидал Пиппин. Берегонд с возрастающим удивлением смотрел на хоббита, который то сидел на скамье, болтая коротенькими ногами, то, вставал на нее и, приподнявшись на цыпочки, глядел через амбразуру на землю внизу.
— Не скрою, мастер Перегрин, — сказал Берегонд, — что нам вы кажетесь ребенком, мальчиком лет девяти. И однако вы пережили такие опасности и повидали такие чудеса, что мало кто из наших седобородых может похвалиться тем же. Я полагал, что мысль принять вас на службу – попросту каприз повелителя, желание обзавестись благородным пажом: говорят, так некогда поступали короли. Но теперь я вижу, что это не так, и прошу извинить меня за мое заблуждение.
— Охотно, — ответил Пиппин. — Хотя вы недалеки от истины. В представлении моего народа я все еще почти мальчик, и минет еще четыре года, прежде чем я «войду в возраст», как говорят у нас в Шире. Впрочем, не беспокойтесь обо мне. Идите сюда, поглядите и расскажите о том, что вокруг.
Солнце поднялось высоко, и туман в долине перед ними рассеялся. Последние его клочья уплывали, точно обрывки белых облаков, гонимые крепнущим ветром с востока, развевавшим флаги и белые вымпелы цитадели. Поодаль, на дне долины (на глазок – лигах в пяти от башни) виднелась серая и блестящая Великая Река: она текла с северо-запада, мощным зигзагом сворачивала сперва к югу, потом снова к западу и наконец терялась из вида в дымке и мерцании, далеко за которыми, в пятидесяти лигах от Города, лежало море.
Внизу перед Пиппином раскинулся весь Пеленнор, усеянный в отдалении крестьянскими дворами и крохотными оградами, амбарами и хлевами, но нигде не видно было коров или иного скота. Зеленые поля пересекало множество дорог и тропинок, на которых заметно было оживленное движение: одни телеги вереницами ехали к Главным воротам, другие от них. По временам к воротам подъезжали всадники, они спешивались и спешили в город. Но движение в основном было направлено по большой дороге прочь от города, к югу, где телеги прежде Реки огибали холмы и вскоре исчезали из вида. Дорога была широкой и мощеной, вдоль ее восточного края тянулась широкая зеленая дорожка для верховой езды, сбоку от которой поднималась стена. По зелени в обе стороны мчались всадники, но все пространство тракта было запружено большими повозками, катившими к югу. Вскоре, однако, Пиппин заметил, что движение хорошо организовано: повозки перемещались тремя рядами. В первом их быстро везли лошади, во втором волы медленно тащили большие тяжелые фургоны, а вдоль западной обочины люди тянули множество маленьких тележек.
— Это дорога к долинам Тумладен и Лоссарнах, к горным селениям и дальше в Лебеннин, — пояснил Берегонд. — Туда, в убежища, последние повозки увозят стариков, детей и женщин. Все они должны выехать из ворот до полудня, а дорога к тому времени должна быть очищена на лигу – таков приказ. Печальная необходимость, — он вздохнул. — Быть может, мало кто из разлучившихся сейчас вновь сможет встретиться. В нашем городе всегда было слишком мало детей, а теперь их и вовсе не осталось – не уехали лишь несколько мальчиков-подростков: для них найдется дело. Среди них и мой сын.
Они помолчали. Пиппин с беспокойством посмотрел на восток, как будто с минуты на минуту ожидал увидеть тысячи орков, марширующих по полям.
— Что я там вижу? — спросил он, указывая на середину большой излучины Андуина. — Это что, другой город или?..
— Бывший город, — ответил Берегонд, — столица Гондора. Наш город был лишь крепостью при нем. На берегах Андуина вы видите развалины Осгилиата, много лет назад захваченного и сожженного нашими врагами. В дни юности Денетора мы вновь отбили его – не для того, чтобы жить, а как передовой пост. И восстановили мосты, чтобы наша армия могла пройти. А потом явились свирепые Всадники из Минас-Моргула.
— Черные Всадники? — спросил Пиппин, широко раскрывая глаза, в которых засветился вновь пробудившийся прежний страх.
— Да, они были черные, — подтвердил Берегонд, — и, я вижу, вы кое-что знаете, хотя ни разу не обмолвились о них.
— Знаю, — тихо сознался Пиппин, — но не могу говорить о них теперь, так близко... Так близко... — Хоббит осекся и посмотрел за Реку, и ему показалось, что он видит там только одно – огромную грозную тень. Возможно, это были неясно вырисовывающиеся на горизонте горы, чей ломаный контур смягчали добрых двадцать лиг туманного воздуха, а может, всего лишь облачная гряда, а за ней еще более густой мрак. Но стоило Пиппину посмотреть в ту сторону, как ему почудилось, что тьма расползается и густеет, очень медленно поглощая освещенные солнцем участки.
— Так близко к Мордору? — спокойно спросил Берегонд. — Да, он там. Мы редко произносим это название, однако мы всегда жили в виду этой тени: порой она как будто бы редеет и отдаляется, порой приближается и густеет. Сейчас она растет и темнеет, а с ней растут наши страх и беспокойство. Что же до свирепых Всадников... меньше года назад они вновь захватили броды, и много наших лучших людей полегло там. Боромиру в конце концов удалось отбить у врагов западный берег, и мы по сей день удерживаем ближнюю половину Осгилиата. Но это ненадолго. Мы ждем нового нападения. Может быть, главного удара надвигающейся войны.
— Когда? — спросил Пиппин. — У вас есть предположения? Прошлой ночью я видел маяки и гонцов, и Гэндальф сказал, что это означает начало войны. Он отчаянно торопился, а теперь все как будто бы вновь замедлилось.
— Только потому, что все готово, — пояснил Берегонд. — Это как глубокий вздох перед прыжком в воду.
— Но почему прошлой ночью горели маяки?
— Поздно посылать за помощью, когда осада началась, — ответил Берегонд. — Но я не знаю, что решил повелитель и его военачальники. У них много способов узнавать новости. А повелитель Денетор не похож на других людей, ибо прозревает далеко. Говорят, будто, сидя в одиночестве в башне, в своем высоком чертоге, и обращая мысль в ту или иную сторону, повелитель способен отчасти предвидеть будущее и порой даже обшаривает ум самого Врага, вступая в борьбу с ним. Потому-то он так стар, стар не по годам. Но, как бы ни было, мой повелитель Фарамир сейчас выполняет за Рекой некое опасное поручение и, возможно, пришлет вестника.
Впрочем, если хотите знать, маяки, по-моему, зажгли из-за вчерашних новостей из Лебеннина. К устью Андуина движется большой флот корсаров из далекого южного Умбара. Могущество Гондора давно уже перестало внушать им страх, они заключили союз с Врагом и готовы в помощь ему нанести тяжкий удар. Этот удар отвлечет силы Лебеннина и Бельфаласа, чей народ и храбр и многочислен. Тем более наша мысль устремляется на север, к Рохану, тем более мы радуемся привезенной вами новости о победе.
И все же, — Берегонд замолчал, поднялся и оглядел север, восток и юг, — события в Исенгарде должны были бы предупредить нас о том, что мы пойманы в большую сеть. Это уже не перебранка у бродов, не набеги из Итилиена или Анориена, не засады и грабежи. Это большая, тщательно и давно обдуманная война, и мы – лишь один ее плацдарм, что бы ни говорила наша гордость. Сообщают, будто пришел в движение далекий Восток за Внутренним морем, и север за Мерквудом, и Харад на юге. Теперь все государства подвергнутся испытанию – выстоят они или же падут перед Тенью.
Однако, мастер Перегрин, нам выпала особая честь – на нас всегда ложилась главная тяжесть ненависти Повелителя Тьмы, ибо эта ненависть идет из глубины времен, из-за пучины Моря. По нас придется самый страшный удар молота. Потому-то к нам столь спешно прибыл Митрандир. Ибо если мы падем, кто выстоит? Как по-вашему, мастер Перегрин, есть хоть какая-то надежда, что мы выстоим?
Пиппин не отвечал. Он оглядел могучие стены, башни и яркие стяги, солнце в высоком небе, посмотрел на тьму, собиравшуюся на востоке, – и вспомнил о длинных щупальцах этой Тьмы: об орках в лесах и горах, об исенгардском предательстве, о птицах со злыми глазами и о Черных Всадниках, пробравшихся даже на дороги Шира... а еще о Крылатом Ужасе, о назгуле. Хоббит вздрогнул, надежда угасла. В тот же миг солнечный свет на мгновение померк, словно черное крыло затмило солнце. И хоббиту почудился высоко в небе едва слышный крик, слабый, но леденящий сердце, жестокий и холодный. Пиппин побледнел и укрылся за стеной.
— Что это было? — спросил Берегонд. — Вы тоже что-то почувствовали?
— Да, — пробормотал Пиппин. — Это знамение нашей гибели, тень судьбы, крылатый Свирепый Всадник.
— Да, тень судьбы, — повторил Берегонд. — Боюсь, что Минас-Тирит падет. Надвигается ночь. И кровь моя, кажется, остыла...
Некоторое время они сидели молча, понурясь. Потом Пиппин вдруг поднял голову и увидел, что по-прежнему сияет солнце и знамена развеваются по ветру. Он встряхнулся.
— Было и сплыло, — сказал он. — Нет, сердце мое еще не повергнуто в отчаяние. Гэндальф пал, но вернулся, он с нами. Мы выстоим, хоть бы и на одной ноге, а то и на обрубках.
— Хорошо сказано! — воскликнул Берегонд, вставая и начиная прохаживаться вперед и назад. — Ну нет, пусть всему на свете отпущен свой срок – Гондор в этот раз не сотрут с лица земли. Безрассудному врагу придется нагромоздить перед нашими стенами горы трупов, прежде чем он их одолеет. А есть и другие крепости, и тайные ходы в горах. Надежду и память сберегут где-нибудь в укромной долине, где зеленеет трава.
— И все равно мне хотелось бы, чтобы все уже закончилось, добром или худом, — вздохнул Пиппин. — Воин из меня аховый, и даже мысль о битве мне неприятна. Но хуже всего ждать близкого боя и знать, что спастись нельзя. Как тянется этот день! Мне было бы легче, если бы не нужно было стоять и ждать, не имея возможности ударить первым.
— Ах, вы задели рану, что тревожит многих, — сказал Берегонд. — Хотя дело может принять иной оборот, когда вернется Фарамир. Он отважен – отважнее, чем считают многие: в наши дни люди не склонны верить, что военачальник может быть ученым мужем, знатоком свитков и сказаний, и в то же время несгибаемым смельчаком, способным в бою принимать быстрые решения. Но таков Фарамир. Не столь безрассудный и горячий, как Боромир, но не менее решительный. Хотя чем он поможет? Мы не можем напасть на горы... того королевства. Руки у нас коротки, и мы не можем ударить, пока враг не приблизится. Но уж тогда наш удар должен быть страшен! — Берегонд хлопнул по рукояти меча.
Пиппин посмотрел на него: высокий, гордый и благородный, как все, кого он успел повидать в этой земле. При мысли о битве глаза Берегонда заблестели. «Увы, моя рука легка, как перышко, — подумал хоббит, но ничего не сказал. — Пешка, сказал Гэндальф? Возможно. Но не на той шахматной доске».
Так они беседовали, пока солнце не поднялось в зенит. Неожиданно прозвенели полуденные колокола, и цитадель ожила: все, кроме часовых, шли обедать.
— Вы со мной? — спросил Берегонд. — На сегодня вы можете присоединиться к моей команде. Не знаю, в какой отряд вас определят... повелитель может оставить вас при себе. Но вас везде встретят с радостью. А вам, пока еще есть время, лучше завязать как можно больше знакомств.
— С удовольствием, — согласился Пиппин. — По правде говоря, мне одиноко. Мой лучший друг остался в Рохане, мне не с кем поговорить и посмеяться. Может, я и в самом деле присоединюсь к вашему отряду? Вы его командир? Если так, возьмите меня или замолвите за меня словечко.
— Нет, нет, — засмеялся Берегонд, — я не командир. У меня нет ни власти, ни чинов, ни дворянства. Я всего лишь простой ратник третьего отряда цитадели. Однако же, мастер Перегрин, быть и простым гвардейцем Гондорской башни очень почетно, они пользуются в нашей земле большим уважением.
— Тогда это не для меня, — сказал Пиппин. — Отведите меня в нашу комнату, и если Гэндальфа там нет, я пойду с вами – в качестве гостя.
Гэндальфа не было, никаких вестей от него тоже, поэтому Пиппин пошел с Берегондом и познакомился с Третьим отрядом. По-видимому, Берегонда в отряде уважали – Пиппина приняли прекрасно. По цитадели уже пошли разговоры о товарище Митрандира и его долгой беседе с повелителем. Ходили слухи, что с севера прибыл князь, властитель коротышей, чтобы предложить Гондору союз и пять тысяч мечей. Говорили также, что когда прибудут роханские всадники, каждый привезет за собой в седле воина-коротыша, пусть маленького, но отважного.
Хотя Пиппину пришлось с сожалением опровергнуть все эти обнадеживающие слухи, он не сумел избавиться от своего нового титула, который, по мнению гондорцев, весьма подходил тому, кто дружен с Боромиром и в чести у властителя Денетора. Ратники поблагодарили хоббита за то, что он пришел к ним, слушали его рассказы о чужих землях и щедро оделяли едой и элем. Единственной заботой Пиппина было сохранять по совету Гэндальфа «осторожность» и не распускать язык, чем грешат хоббиты в кругу друзей.
Наконец Берегонд поднялся.
— Я на время прощаюсь с вами, — обратился он к Пиппину. — До захода солнца я дежурю, и, думаю, остальные тоже будут заняты. Но если вам, по вашим словам, одиноко, может быть, вам нужен веселый провожатый по городу? Мой сын с радостью пойдет с вами. Надо сказать, он славный паренек. Если угодно, отправляйтесь в нижний круг и спросите старую гостиницу Рат-Келердайн на улице Ламповщиков. Там вы найдете его и других юношей, оставшихся в городе. Возможно, у больших ворот еще до закрытия произойдут события, достойные того, чтобы на них посмотреть.
Берегонд вышел, а вскоре за ним последовали и остальные. День по-прежнему был прекрасный, но словно подернулся дымкой. Было слишком жарко для марта, даже на таком дальнем юге. Пиппина одолевала сонливость, но оставаться в комнате ему не хотелось, и он решил погулять по городу. Он отнес Обгоняющему Тень несколько сбереженных кусочков, и те были приняты с благодарностью, хотя конь ни в чем не испытывал недостатка. Потом Пиппин пошел вниз по бесчисленным извилистым улицам.
На него смотрели во все глаза. Приветствуя хоббита, люди сохраняли серьезность и учтивость и по обычаю Гондора склоняли головы и прижимали руки к груди. Но он слышал, как перекликаются горожане у него за спиной: тех, кто оставался в домах, с улицы звали посмотреть на властителя коротышей, товарища Митрандира. Многие говорили на вестроне, но вскоре Пиппин догадался о значении слов
Наконец по узким горбатым улочкам, по множеству красивых переулков и площадей он пришел в самый нижний и самый просторный круг, и там ему показали широкую улицу Ламповщиков, которая вела прямо к Главным воротам. Там он отыскал «Старую гостиницу» – большое здание из серого обветренного камня с двумя уходящими от улицы крыльями. Между ними зеленела узкая лужайка, за ней виднелся дом со множеством окон. Вдоль всего фасада тянулся портик, а к траве сбегала широкая лестница. Среди колонн играли мальчики – единственные дети, каких Пиппин увидел в Минас-Тирите. Хоббит остановился посмотреть на них. Вскоре один из мальчиков увидел его и с криком помчался по траве к улице в сопровождении нескольких товарищей. Они остановились перед Пиппином, разглядывая его с ног до головы.
— Здорово! — сказал мальчик. — Откуда ты? Ты в Городе чужой.
— Был чужим, — ответил Пиппин, — но теперь, говорят, стал гондорцем.
— Да ладно! — фыркнул мальчик. — Мы тут все гондорцы! Но сколько тебе лет и как тебя зовут? Мне уже десять, и скоро я дорасту до пяти футов. Я выше тебя. Правда, мой отец гвардеец, один из самых высоких. А кто твой отец?
— На какой вопрос отвечать сначала? — спросил Пиппин. — Мой отец обрабатывает землю в окрестностях Уитвелла близ Тукборо, в Шире. Лет мне вскорости стукнет двадцать девять, так что я тебя обогнал, и хотя во мне всего четыре фута, я вряд ли еще подрасту, разве что вширь.
— Двадцать девять! — Мальчик удивленно присвистнул. — Ну, ты совсем старик! Старше моего дяди Иорласа. А все равно, — добавил он уверенно, — спорим, я смогу перевернуть тебя вверх тормашками или уложить на обе лопатки?
— Может быть, и сможешь, если я позволю, — сказал Пиппин со смехом. — А может, я то же самое сделаю с тобой: в нашей маленькой стране знают хитрые приемчики. Позволь сказать тебе, что там я считаюсь большим и сильным и что никогда и никому не позволял переворачивать себя вверх тормашками. Так что, если потребуется отбиваться и другого выхода не будет, придется тебя убить. Когда ты подрастешь, ты узнаешь, что внешность обманчива. Хоть ты и принял меня за незнакомого слабого мальчишку и легкую добычу, позволь предупредить – я не мальчишка, я коротыш, жестокий, свирепый и злобный! — И Пиппин состроил такую страшную рожу, что мальчик попятился – но тут же вернулся, сжимая кулаки и с воинственным огоньком в глазах.
— Нет! — засмеялся Пиппин. — Нельзя верить всему, что говорит о себе чужеземец! Я не боец. Но с твоей стороны было бы учтивее назваться перед дракой.
Мальчик гордо выпрямился:
— Я Бергиль, сын Берегонда-гвардейца.
— Так я и думал, — сказал Пиппин, — ты очень похож на отца. Я его знаю. Это он послал меня к тебе.
— Что ж вы сразу не сказали? — спросил Бергиль, и неожиданно на его лице появилось испуганное выражение. — Только не говорите, что он передумал и отсылает меня вместе с девчонками! Но нет... Последние повозки уже ушли.
— Я принес менее неприятные новости, — проговорил Пиппин. — Отец просил передать, что если ты откажешься от мысли перевернуть меня вверх тормашками, то можешь показать мне город и скрасить мое одиночество. А я взамен расскажу тебе кое-что о дальних странах.
Бергиль захлопал в ладоши и с облегчением рассмеялся.
— Все отлично! — воскликнул он. — Идемте! Мы скоро пойдем к воротам, поглядеть. Уже пора.
Поделиться книгой: