Ямато-моногатари

22

Когда Рё-сёсё потребовалась кожа на тесемки, привязывающие меч к поясу, Гэму-но мёбу сказала: «В моем доме есть», но долго не присылала. Тогда Рё-сёсё:

Адахито-ноТаномэватарисиСомэкава ноИро-но фукаса-воМидэ я яминамуОт ненадежной возлюбленной,Которой я доверял,Кожи крашенойГлубину цветаНе видя, порву с ней[74] —

так написал, и Гэму-но мёбу, пораженная этим стихотворением, приказала отыскать [кожу] и отослать ему.

23

Второй сын экс-императора Ёдзэй[75] долгие годы жил в любви с дочерью тюдзё Нотикагэ, но после того, как он взял в жены пятую дочь[76], уж у той не бывал, и она, отчаявшись его дождаться, горевала безмерно. Прошло много времени, и вдруг он неожиданно приходит, но она, ни слова не вымолвив, убежала и за дверью[77] затворилась. Потом воротился он к себе, а на следующее утро пишет ей: «Почему же, когда я пришел к вам, надеясь поговорить о событиях долгих давних лет, вы от меня сокрылись?» Она же ничего не сказала, а только этим ответила:

Сэканаку-ниТаэтэ таэнисиЯма мидзу-ноТарэ синобэ токаКовэ-о кикасэмуХоть и нет запруды,Но совсем иссяк.Горный поток,Так кому же «вспомни обо мне»Сказать бы могла я?[78]

24

Во времена прежнего императора[79] дочь удайдзина[80], правого министра, служила камер-фрейлиной и бывала во дворце. В глубине души она все ждала, что государь призовет ее, но он не призывал, и тогда она ему послала:

Хигураси-ниКими мацу яма-ноХототогисуТовану токи-ни дзоКовэ мо осимануЦикадуЖдущая горнаяКукушка,Не пришли к тебе,И ты плачешь, слез не жалея[81] —

так она сложила.

25

Монах по имени Нэмугаку[82], удалившийся в горы Хиэ, там, в горах, поселился и однажды, увидев засохшую сосну у жилища безвременно скончавшегося монаха, славившегося великой добродетелью:

Нуси мо накиЯдо-ни карэтаруМацу мирэбаТиёсуги ни кэруКокоти косо сурэУвидел соснуЗасохшую у жилища,Лишенного хозяина.И кажется мне,Что тысячи веков протекли[83] —

так сложил, и младшие братья монаха[84], остановившиеся в том жилище, были очарованы. Этот монах Нэмугаку был старшим братом Тосико.

26

Принцесса Кацура тайно виделась с человеком, с которым не подобало ей встречаться. Однажды в дом возлюбленного своего она, сложив, посылает:

Сорэ-во даниОмофу кото то тэВага ядо-воМики то наихисоХито-но кикаку ниХотя бы темПокажи свою любовь,Что жилище моеВидел – не рассказывай,Ведь люди услышат[85] —

так гласило послание.

27

Человек по имени Кайсё[86], став монахом, поселился в горах[87]. Некому там было мыть его одеяния, и обычно он посылал одежду для стирки в родительский дом. И вот из-за чего-то рассердились на него домашние. «Стал монахом, даже не выслушав, что скажут родные, да еще смеет говорить такие несносные вещи?» – так они восклицали, и он, сложив, послал им:

Има ва вагаИдзути юкамасиЯма нитэ моЁ-но уки кото ваНао мо таэну каТеперь мнеКуда же отправиться?Даже в горахМирская суетаНикак не переводится[88].

28

Тот же человек осенью того года, когда умер его отец, бывший в чине хёэ-но сукэ, и в доме собралось много народу, с вечера распивал с гостями вино. Печалились о том, кого с ними не было, и гости и хозяин с любовью о нем вспоминали. Забрезжил рассвет, пал туман. Тогда один гость:

Асагири-ноНака-ни кими масуМоно нарабаХаруру мани маниУрэсикарамасиВ утреннем туманеЕсли бы тыПребывал,То, только бы начал он рассеиваться,Вот мы бы возрадовались —

так произнес, и Кайсё ответил:

Кото нарабаХарэдзу мо аранамуАкигири ноМагирэ-ни миюруКими то омованАх, если б было так,Пусть бы осенний туман не редел.В его дымкеТы смутно виден,Думал бы я[89].

В гостях там были Цураюки, Томонори и другие.

29

Однажды во дворце покойного Сикибугё-но мия[90] правый министр третьего ранга, Сандзё-удайдзин[91], и другие придворные собрались вместе, играли в го, услаждали себя музыкой. Наступила ночь, все захмелели, пересказывали разные истории, делали друг другу подношения. И вот, воткнув в головной убор цветок оминаэси, правый министр:

ОминахэсиОру тэ-ни какаруСирацую ваМукаси-но кэфу-ниАрану намида каСветлая роса,Приставшая к руке, что сорвалаЦветок оминаэси,Может быть, это слезаО том, что нет сегодня того, кто был ранее?[92] —

так сложил. Там во множестве были и другие люди, но стихи их были нехороши и забылись.

30

Покойный Мунэюки-но кими, бывший в чине укё-но ками[93], однажды ждал повышения в должности, но узнал, что повыше­ния не будет. В то время у императора Тэйдзи все слагали сти­хи на тему водорослей, обвивавших камень, присланный из провинции Ки:

Укё-но ками сложил:

Окицу кадзэФукэви но ура ниТацу нами-ноНагори ни саэ яВага ва сидзумаму.Ветер в море,В бухте ФукэйПосле вздымающихся волнЛегкое волнение вод – в них,Что ли, мне погрузиться?[94]

31

Тот же Укё-но ками как-то написал Гэму-но мёбу:

Ёсо нагараОмохиси ёри моНацу-но ё-ноМихатэну юмэ дзоХаканакарикэруМимолетноЛюбил я тебя, но еще быстротечнее былоНаше свиданье,Как краткий сонЛетней ночью[95].

32

Вот стихотворение, сложенное Укё-но ками и поднесенное императору Тэйдзи:

Аварэ тэфуХито мо ару бэкуМусасино-ноКуса-то дани косоОфу бэкарикэру«Как жаль его», – и то, верно, сказали быЛюди обо мне,Будь я хотя бы травой,На равнине МусасиРастущей[96].

И еще:

Сигурэ номиФуру ямадзато-ноКо-но сита ваОру хито кара яМори сугинурамуДаже под деревоВ горной деревушке, где льетБеспрестанно осенний дождь,И туда капли дождя просочились,Верно, какой-то человек ветви сломал[97] —

так он написал, и стихи его выражают сожаление о том, что император не одаряет его своей милостью. Император соизволил взглянуть и сказал: «Что это такое? Не понимаю смысла» – и даже показал Содзу-но кими. Прознал об этом Укё-но ками и понял, что все напрасно, так и людям рассказывал.

33

Мицунэ[98] сложил и поднес императору:

ТатиёрамуКоно мото мо накиЦута-но ми ваТокиха нагара-ниАки дзо канасикиПодобно плющу,Не имеющему дерева,Чтоб опереться,Все время зеленый.И осенью это особенно грустно[99].

34

В дом Укё-но ками его возлюбленная:

Иро дзо то ваОмохоэдзу томоКоно хана-ниТоки-ни цукэцуцуОмохиидэнамуХоть и не думаешь тыО цвете,Но если б об этом цветкеХоть изредкаТы вспоминал![100]

35

Цуцуми-тюнагон[101] по высочайшему повелению отправился в горы Оутияма, где пребывал император-монах. Император был очень грустен, и тюнагоном овладела печаль. Было это место очень высокое, и, увидев, как снизу поднимается множество облаков, тюнагон сложил:

Сиракумо-ноКоконохэ-ни тацуМинэ нарэбаОхоутияма тоИфу ни дзо ари кэруЭто пик,Над которым в девять слоев стоятБелые облака.Потому и зовется онОутияма[102].

36

Когда прежняя сайгу[103] жила в стране Исэ, Цуцуми-но тюнагон был послан гонцом из дворца, и:

Курэтакэ-ноЁё-но мия котоКику кара ниКими ва титосэ-ноУтагахи мо насиСлышал я,Что ваше обиталище —Как бамбук с множеством коленцев,Так и вам жить множество лет,В этом нет сомнений[104].

Ответ же неизвестен. Это место, где жила сайгу, называлось Такэ-но мия – Бамбуковый дворец.

37

Один из братьев правителя Идзумо[105] получил разрешение прибыть во дворец, и другой, которому разрешения не было дано, сложил:

Каку сакэруХана мо косо арэВага тамэ-ниОнадзи хару то яИфу бэкарикэруБывают же цветы,Что так пышно цветут.А вот про меня«Такая же весна»Разве можно сказать?

38

Дочь[106] пятого сына прежнего императора[107], звавшаяся Итидзё-но кими, служила в доме Кёгоку-но миясундокоро, Госпожи из Восточных покоев. Что-то неладное приключилось, она оставила дворец и впоследствии, будучи супругой правителя страны Юки, сложила:

Тамасака-ниТофу хито арабаВата-но хараНагэкихо-ни агэтэИну то котахэёЕсли изредкаКто-нибудь спросит [обо мне],По равнине моряСтонущий парус подняв,Удалилась она – так ответь[108].

39

Когда дочь Морофути[109], правителя Исэ, выдали замуж за тюдзё Тадаакира[110], Укё-но ками решил жениться на бывшей там юной девушке и обменялся с нею клятвами, а наутро, сложив стихи, послал ей:

Сирацую-ноОку-во мацу ма-ноАсагахо ваМидзу дзо наканакаАрубэкарикэру.Чтоб белая росаПала – ждущийВьюнок «утренний лик»...Лучше б его я не видел,Тогда, верно, было б мне легче[111].

40

Принцессу Кацура навещал принц Сикибугё-но мия, а в доме принцессы служившая девушка нашла, что этот принц очень хорош собой, и влюбилась в него, однако он и не знал ничего об этом. И вот как-то любуясь полетом светлячков, он повелел девушке: «Поймай-ка!» Тогда она, поймав светляка, завернула его в рукав своего кадзами, показала принцу и так сказала:

ЦуцумэдомоКакурэну моно ваНацу муси ноМи-ёри амарэруОмохи нарикэруХоть и завернешь,Но не скроешь,Заметнее, чем тельцеЛетнего насекомого,Моя любовь[112].

41

В доме Минамото-дайнагона часто бывала Тосико[113]. Случалось даже, что она устраивалась в покоях и жила там. И вот как-то в скучный день этот дайнагон, Тосико, ее дочь Аяцуко, старшая из детей, как и мать, по характеру весьма примечательная, и еще Ёфуко, жившая в доме дайнагона, обладавшая прекрасным вкусом и тоже очень своеобразная, – собрались все четверо вместе, рассказывали друг-другу множество историй – о непрочности связей мужчин и женщин, о бренности всего мирского говорили, и дайнагон сложил:

ИхицуцумоЁ ва хаканаки-воКатами-ни ваАварэ то икадэКими-ни миэмаси.Вот беседуем мы,А жизнь так быстротечна.Чтобы облик мойПриятен был вам,Как бы мне хотелось![114]

Так он прочел, и все они, ничего не отвечая, громко зарыдали. До чего же странные это были люди![115].

42

Монах Эсю[116] как-то лечил одну даму, и начали о них говорить в свете всякое, тогда он сложил:

Сато ва ифуЯма-ни ва савагуСиракумо-ноСора-ни хаканакиМи-то я наринамуВ селеньях говорят,И в горах шумят.Лучше уж мне, верно,Стать белым облаком,Тающим в небе —

таково было его стихотворение.

Еще он послал в дом этой женщине:

АсаборакэВага ми ва нива-ноСимо нагараНани-во танэ нитэКокоро охикэмуПодобен я инею,Что на рассветеЛожится во дворе.Из какого же семечкаРастет любовь моя?[117]

43

Этот добродетельный монах перед кельей, где он поселился, велел возвести ограду. И вот, слыша шум снимаемых стружек, он:

Магаки суруХида-но такуми-ноТацукиото ноАна касигамасиНадзо я ё-но нака.Подобно стуку топораПлотника из Хида[118],Ладящего изгородь,Ах, как шумен и суетен,Зачем таков этот мир? —

такое он стал говорить. Молвил: «Чтобы совершать молебны и обряды, хочу удалиться в глубь гор» – и покинул эти места. Прошло некоторое время, та женщина подумала: «Сказал он: куда бы мне отправиться? Поселился в глуби гор, но где же?» Послала она к нему гонца, и монах:

Нани бакариФукаку мо арадзуЁ-но цунэ-ноХиэ-во тояма-тоМиру бакари нариСовсемНе жил я в глуби гор.Привычная для светаГора Хиэ отдаленнойВсем показалась[119].

Жил он тогда в месте, которое называлось Ёгава – Мирская река.

44

Тому же человеку дама: «День, когда вы отправитесь в горы, далек ли еще? Когда же это?» И он:

НобориюкуЯма-но кумови-ноТохокэрэбаХи мо тикаку наруМоно ни дзо арикэриКолодец горных облаков,Ввысь вздымающихся,Далеко-далеко,А значит, солнце близко,Вот оно как![120] —

так сложив, ей послал. Однако после этого среди людей начались всякие нехорошие разговоры, и он:

Ногару то моТарэ ка кидзарамуНурэгоромоАмэ-но сита-нисиСуман кагири ва.Как ни старайся избежать этого,Но всякому приходится носитьПромокшие одежды,Пока живешьПод дождем[121].

– так сказал.

45

Когда Цуцуми-но тюнагон-но кими[122] посылал во дворец свою дочь[123], [впоследствии] матушку принца Дзюсан-но мико[124], чтобы она прислуживала императору, то вначале очень тревожился и вздыхал: «Как-то ее примет государь?» И вот он сложил и поднес императору:

Хито-но оя-ноКокоро ва ями-ниАранэдомоКо-во омофу мити-ниМаёхинуру канаХоть родительскоеСердце и не во мракеПребывает,Но все же на пути любви к своему дитятиЗаплуталось оно[125].

Император нашел это письмо полным очарования. Августейший ответ тоже был, но людям он неизвестен.

46

Хэйтю[126], после того как расстался с Канъин-но го[127], через некоторое время вновь с ней встретился. И вот после этой встречи он ей посылает:

УтитокэтэКими ва нэцурамуВага ва симоЦую-но оки итэКохи-ни акасицуРасставшись со мной,Ты, наверно, спишь,А я же,Бодрствуя,Полный любви, встречаю рассвет[128].

А женщина в ответ: