Рыцарь двух миров

— Хорошо, центурион, дальше наша забота. Вы свободны.

Загерий заколебался, повернулся было, чтобы уйти, но вдруг снова развернулся к тюремщику:

— Я хочу поговорить с прокуратором. Я знаю, он сейчас здесь.

На лице тюремщика впервые мелькнула тень какого-то чувства, слишком мимолётная, чтобы успеть понять какого.

— Зачем? Насколько я понимаю, вы свою работу сделали, это будет отмечено…

И тут Загерий рассердился. Даже не рассердился, а пришёл в ярость. В одно мгновение его лицо побагровело, и он заорал на совершенно опешившего начальника тюремной стражи, который в испуге попятился назад:

— Проклятье! ЭТО НЕ МОЯ РАБОТА!!! Моя работа — защищать город в случае опасности, а не ловить преступников! Ловить преступников — ваша работа! Я лишь подчиняюсь приказу своего начальника, которого ваш прокуратор упросил помочь! — Офицер немного успокоился и продолжил каким-то приторным голосом, явно кого-то передразнивая: — «Необходимо незамедлительно оказать помощь нашей доблестной полиции, господин квестор. Вы понимаете, дело государственной важности, господин квестор. Мы должны арестовать очень важного преступника и боимся, что сил полиции будет недостаточно, господин квестор. Нам нужна помощь вашей гвардии, господин квестор». — Александр неожиданно схватил меня за плечо и вытолкнул вперёд. — Вот он, ваш опасный преступник, с которым не смогла справиться вся ваша «доблестная» полиция и для ареста которого понадобилась помощь гвардии.

Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, настолько забавным мне казалось всё происходящее. Картинка была действительно та ещё. Перед взрослыми, хорошо вооружёнными людьми стоит обычный мальчишка, а те испуганно пялятся на него, как на какое-то чудовище. Когда же Загерий толкнул меня на собеседника, тот испуганно отпрянул, обнажив меч. Сообразив, что выглядит смешным, он покраснел и вернул меч в ножны.

— Вы забываетесь, — тюремщик прилагал неимоверные усилия для того, чтобы его голос звучал с достоинством, но это явно ему не удавалось. — Ваша помощь нужна была потому, что у него могли оказаться сообщники…

— А может, потому, что его имя Энинг Сокол? — усмехнулся Загерий.

Я, конечно, предполагал, что моё имя стало известным после амстерских событий, но даже не догадывался насколько. Не знаю уж, какие слухи обо мне дошли сюда, но все стражники разом отшатнулись, а один даже наставил на меня копьё. Мы переглянулись с гвардейским офицером и расхохотались.

Командир стражников быстро сообразил, что он и его люди выставили себя на посмешище, и раздражённо махнул своим подчинённым, чтобы те успокоились.

— Как бы то ни было, это не ваше дело, господин гвардейский офицер, — прошипел он.

— Возможно, — легко согласился Загерий. — Но отказать во встрече с прокуратором вы мне не можете.

Некоторое время двое собеседников молча буравили друг друга взглядом. Наконец тюремщик не выдержал.

— Я доложу, — буквально выплюнул он.

Загерий кивнул, потом повернулся ко мне и подмигнул.

— Не переживай, Энинг. Я постараюсь разузнать, в чём там дело, и помочь тебе.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я и обратился к Мастеру:

— Мастер, а вы говорили, что здесь сложно встретить хороших людей. И что все имперцы относятся к другим свысока.

— Такого я тебе не говорил. Я говорил, что с помощью подлости здесь проще сделать карьеру, но это не значит, что все, кто находится у власти, подлецы. Честные люди нужны и самым отпетым негодяям.

— К тому же Загерий военный, — вмешался Деррон. — Понимаешь, у солдат жизнь каждого зависит от другого, и относиться в их среде свысока друг к другу равносильно самоубийству. Каждый из них должен быть уверен, что, если потребуется, его товарищ придёт ему на выручку. И хороший офицер всегда старается поддерживать такие товарищеские отношения среди своих солдат, а Загерий явно хороший офицер.

Подобные слова были наивысшей похвалой в устах Деррона. Но время для разговоров сейчас было не самым подходящим, о чём мне немедленно и напомнил один из стражников, древком копья толкнув меня в спину. Кажется, именно на мне он решил отыграться за своё недавнее унижение.

— Давай шевелись, сопляк, — зло сказал он и ткнул меня второй раз… вернее, попытался ткнуть. Я нагнулся, пропуская копьё над собой, и ударом руки переломил его пополам. Раз уж эти тюремщики опасаются меня, то пусть хоть у них будут для этого более существенные основания, чем слухи. А копьё всё-таки паршивое. Я никак не ожидал, что оно переломится так легко. Казна явно экономила на вооружении тюремщиков. Это же надо было додуматься сделать древко копья из такой непрочной древесины!

Впрочем, на окружающих это всё равно произвело сильное впечатление. Мои конвоиры отодвинулись подальше и уже не пытались тыкать копьями. Их командир хоть и кипел от ярости под насмешливым взглядом гвардейского офицера, но при нём ничего сделать со мной не мог.

— Ну и зачем ты это сделал? — осведомился Мастер.

— Не знаю, — честно признался я. — Но не терпеть же, когда тебе тычут в спину всякие идиоты?

— Мне кажется, ты совсем не боишься.

Я прислушался к себе. Страха действительно не было. Нет, тревогу я ощущал, но не страх. Почему-то я был уверен, что эта ситуация ничего опасного для меня не представляет.

— Не боюсь.

— А зря. Если бы не Загерий, то стражники вполне могли попытаться тебя убить при попытке к бегству.

— Если бы не Загерий, я не стал бы и копьё ломать. Это я проделал в основном для него. Мне кажется, что ему это понравилось. И, думаю, он сможет мне помочь.

Меня повели по узким каменным коридорам, потом мы поднялись на второй этаж и снова двинулись по такому же унылому бесконечному коридору. Последним шёл Загерий, и его присутствие явно не доставляло удовольствия начальнику стражи.

Наконец мы подошли к какой-то двери. За ней оказалось довольно просторное, но совершенно пустое помещение. В нём, кроме той, через которую мы вошли, была ещё одна дверь, а одна из стен представляла собой сплошную решётку из толстых металлических прутьев, крепко вмурованных в стены и потолок. Начальник моего конвоя отпер в ней дверь и махнул мне рукой. Жест был достаточно красноречив, и я нехотя зашёл туда. За спиной лязгнул замок. Обернувшись, я увидел, что оба конвоира устраиваются на скамейке напротив моей клетки, а их командир и Загерий заходят во вторую дверь. Всё ясно. Эти собрались меня охранять, а их командир спешит на доклад. Я вздохнул и оглядел свою клетку, впрочем, осматривать здесь было совершенно нечего. Решётка отделяла совершенно пустое пространство метра два на четыре. Я опустился на каменный пол и приготовился ждать неизвестно чего.

Минут десять ничего не происходило, а затем хлопнула дверь и оттуда буквально вылетел рассерженный Загерий. Мои охранники испуганно приподнялись со скамейки, но Загерий, не обращая на них внимания, быстрым шагом проследовал к выходу. Мне он ничего не сказал, лишь бросил короткий взгляд и едва заметно кивнул. Но вот его шаги затихли в коридоре, и я внезапно понял, что остался один. Совсем один… Охранники, вновь опустившиеся на лавку, являлись такой же неотъемлемой частью этого мрачного здания, как и бесконечные двери, решётки, замки и засовы, стены, выкрашенные казённой краской. Я ждал, что сейчас меня вызовут к прокуратору, но время шло, и всё оставалось по-прежнему. Охранники, обращавшие на меня не больше внимания, чем на муху на стене, вполголоса переговаривались, обсуждая какого-то старшего надзирателя, который «слишком уж много себе позволяет», и безбожные цены на выпивку в соседнем трактире. Время тянулось мучительно медленно.

Пришлось ждать ещё около часа, прежде чем дверь снова отворилась и показался какой-то человек. Раздалось короткое распоряжение, и мои охранники неохотно поднялись. Один из них открыл дверь.

— Выходи, малец. Тебя прокуратор требует.

Наконец-то. А я уже думал, что мне до вечера здесь придётся сидеть. Слава богу, это наконец закончилось. Никогда не любил ждать.

Я вошёл в небольшой коридорчик, где ждал уже знакомый мне начальник стражи. Он молча распахнул передо мной дверь, и я оказался в кабинете прокуратора. За столом сидел… как бы это поточнее сказать, в меру упитанный лощёный мужчина в нарядном костюме. В руках он держал батистовый платочек, которым постоянно протирал лоб. Мне это показалось странным, поскольку я не чувствовал, чтобы здесь было жарко, да и человек не выглядел вспотевшим. С какой-то приторной улыбкой он кинулся ко мне и радостно вскричал, как будто я был его старинный друг, с которым он не виделся тысячу лет:

— Милорд! Счастлив вас видеть! Прошу вас, проходите, не стесняйтесь. О! Вы так молодо выглядите. Как вам это удаётся? — Мужчина захихикал. — Всего лишь шутка. Прошу, не обижайтесь, милорд. — Он обнял меня за плечи и повёл к столу. От него нестерпимо несло какими-то духами. Как вообще можно выдерживать такой запах? Я попытался отстраниться, но тот держал меня крепко. — Если бы вы знали, милорд, как здесь скучно. Тоска. Поговорить абсолютно не с кем, ни одного приличного человека. Местное общество составляют люди хоть и усердные, но без всякого воображения. — Он опять поднёс платочек к лицу, и тут я понял, что пахнет духами вовсе не от него, а именно от этого платка.

— Э-э, простите, — я сделал ещё одну безуспешную попытку отстраниться. — Мы, кажется, незнакомы?

— О, прошу прощения. Я прокуратор Валейского района Либиус Марзофл. О, нет-нет, милорд. Вам представляться не надо. Вы — Энинг Сокол. Тот самый знаменитый рыцарь, который спас Амстер. Мы все тут наслышаны о вас.

Этот тип был мне попросту противен и с каждой минутой нравился всё меньше и меньше. Его постоянная болтовня, из которой так и не стало ясно, почему я здесь, его приторная улыбка, как будто приклеенная к губам, его холёный вид, слащавые манеры — всё вызывало отвращение. Хотя должен признать, что, несмотря на некоторую полноту, он был довольно красив. Впрочем, подобная красота скорее присуща женщинам, но никак не мужчинам.

— Польщён, — просипел я, пытаясь не дышать носом, чтобы не вдохнуть ядовитых испарений его платка.

— Ну что вы, не надо скромничать…

— Только не понимаю, почему я здесь, — невежливо перебил я Либиуса. Если позволить этому человеку говорить, что ему хочется, то я застряну здесь навсегда.

Либиус наконец отпустил меня и, обойдя стол, опустился в своё кресло. Я усиленно задышал, пытаясь поскорее провентилировать лёгкие от аромата его духов.

— Мне очень неприятно это говорить, но вас обвиняют в очень скверном преступлении. О-о, не надо оправданий. Я верю, что вы невиновны, но закон, знаете ли…

— Так в чём же меня всё-таки обвиняют? — опять перебил его я. В его дружеские чувства не верилось ни капли, как не верилось и в остальные его заверения. Этот человек был фальшив насквозь, и он даже не делал попыток, чтобы это скрыть.

— Вас обвиняют в связях с отвергателями. Это очень серьёзное обвинение.

— Что?! В связях с кем? — Я усиленно вспоминал уроки Мастера. Вроде бы, рассказывая о Византии, он ни о каких отвергателях не упоминал. — Кто такие, к дьяволу, эти ваши отвергатели?

— Как, вы не слышали об отвергателях? Хотя конечно. Вы же только что прибыли в город, а до этого вы никак не могли слышать о них…

Здесь я не выдержал:

— Тогда какого чёрта вы разыгрываете эту комедию?!! Вы сами говорите, что я не мог никак слышать об этих отвергателях, и сами же обвиняете меня в связях с ними!!! В связях с людьми, или кто они там, о которых я слышать никак не мог! Где же логика?

Либиус невозмутимо выслушал мою тираду, продолжая улыбаться своей «приклеенной» улыбкой.

— Не стоит так нервничать, милорд. Я понимаю, что вы не могли слышать об отвергателях и, следовательно, никак не можете быть с ними связаны, но есть обвинение, и я обязан провести расследование. Долг призывает меня. Вы мне нравитесь, милорд, но перед законом мы все равны. И я просто обязан выяснить, с какой целью вы прибыли в нашу чудесную столицу.

Теперь всё стало ясно. Сверкающему не просто надо избавиться от меня. Он хочет и ещё узнать, для чего я так стремился в Константинополь. Что ж, логично, только вот со шпионом ему не слишком повезло.

— Всё просто, господин Либиус. Я прибыл сюда по торговым делам своей фирмы.

— К-какой фирмы? Ты же рыцарь?

Кажется, мне удалось сильно удивить прокуратора, раз уж он сказал мне «ты».

— Рыцарям тоже надо есть. К тому же я хоть и возглавляю фирму, но делами занимается мой младший партнёр. Так что моё рыцарское звание мне в этом совсем не мешает. Даже помогает. С ним я могу кое-что, чего не может мой партнёр. — Надеюсь, он не спросит, что конкретно даёт моё звание в торговле. На ум, как назло, ничего не приходит.

— И кто твой младший партнёр? — Либиус снова поднял свой кошмарный платок, оправившись от удивления. Что ж, постараемся ещё разок удивить его.

— Да вы его, наверное, знаете. Это Вильен Нарнах.

Рука с платком резко замерла, так и не коснувшись лба. Либиус побледнел, а его неизменная улыбка сбежала с губ.

— Кто?! — хрипло спросил он.

— Нарнах.

— Вы шутите, милорд.

Я с удивлением посмотрел на бледного Либиуса.

— Нет, господин прокуратор. Договор между мной и Нарнахом заключён в Тевтонии и подтверждён в Амстере. Если хотите, можете послать запрос.

— В этом нет никакой необходимости. Хорошо. — Кажется, Либиус принял какое-то решение и успокоился. — Как и обещал, я лично займусь вашим делом, милорд. А сейчас прошу извинить, у меня много дел.

Ага. До этого он явно никуда не торопился. Интересно, что его так поразило в том, что я сказал? И какое отношение ко всему этому имеет Нарнах?

— Я прикажу отвести вас в камеру. Ещё раз прошу извинить за неудобство, но таков мой долг.

— Понимаю. Только один вопрос: кто же всё-таки эти отвергатели?

— Отвергатели — это новая религиозная секта. Они появились полгода назад в городе Ашалоне. А два месяца назад объявились здесь. Они утверждают, что бога нет и что мир на самом деле создал дьявол, а потом, чтобы затащить людей в свои сети, он придумал и бога. А Господа нашего Иисуса Христа они считают жертвой дьяволу, которую принесли для доказательства могущества Сатаны. Они ещё множество подобных глупостей говорят, я не очень-то в курсе. И ещё они практикуют жертвоприношения.

— Жертвоприношения?

— Да. Они утверждают, что каждый год надлежит приносить жертву, чтобы умилостивить Господина. Но самое отвратительное то, что они приносят жертву в тот день, когда принял мученическую смерть Иисус Христос. Мол, их мерзкие жертвоприношения должны проходить в тот же день, когда совершилось первое. В этом году они совершили первый обряд. По их учению в жертву должен быть принесён один праведник и двое грешников. Что-то напоминает, не правда ли? Кстати, их символом тоже является распятие — только перевёрнутое.

С Библией я был знаком плохо, но помнил, что вместе с Христом казнили двоих преступников.

— Знакомо, — согласился я.

— Но они, правда, внесли в процесс разнообразие. Есть ещё и четвёртая жертва — ребёнок. Всех четверых стража нашла распятыми под Ашалоном во время Пасхи. Теперь вы понимаете, что наш богобоязненный император не мог позволить существовать такой мерзости на земле? Отвергателям была объявлена война. Их секту в Ашалоне разгромили, но они укрылись в других городах. Вас же обвиняют в том, что вы связной между отвергателями из разных городов.

Либиус звякнул в колокольчик. Слегка шокированный рассказом, я послушно вышел вслед за стражей. Мир создал дьявол. Надо же было такое придумать! Да ещё в мире, где религия значит так много. Понятно, почему их так быстро прищучили. Интересно, а не была ли эта секта детищем Сверкающего? Я мотнул головой. Ещё немного, и в каждом происшествии мне начнёт мерещиться рука Сверкающего. Так и до психушки недалеко.

Меня подвели к какой-то двери, открыли её и втолкнули внутрь с такой силой, что я не удержался на ногах. Дверь за спиной захлопнулась, лязгнул засов. Я приподнялся на руках и оглядел свою камеру. Ничего, просторная. Мебели только никакой, зато солома свежая. Даже окно есть, зарешечённое, естественно. Но всю картину портили десять типов уголовной наружности, глядящих на меня без всякого дружелюбия.

— Привет, — вежливо поздоровался я, садясь на пол. — Не ждали? А я пришёл!

— Шут, — буркнул Деррон. — Как выкручиваться будешь? Тебе тут явно не рады.

— Ещё не знаю. Работаю над этим.

— Работай, только поскорее.

— Глядите-ка, кто к нам пожаловал, — с места поднялся коренастый мужчина с рыжими волосами и бородой, закрывающей почти всё его лицо. — Рыцарь! Господа, на колени! Приветствуйте их благородие!

Все засмеялись, хотя на мой вкус шуточка была та ещё.

— Только маленький он какой-то, — подал голос ещё один уголовник. — Может, это карлик?

Опять смех.

Я молча сидел на полу и слушал. Это немного озадачило их. Они не понимали, что происходит. По их понятиям я должен был либо забиться в угол от страха, либо, если достаточно храбрый, броситься на оскорбителей. Вместо этого — заинтересованное молчание. Прав был Мастер — молчание порой действует сильнее любых слов.

— Да нет, не карлик, — высказался ещё кто-то. — Это он от страха уменьшился. Я слышал, рыцари всегда так поступают. Они могут даже совсем крошечными стать, если их напугать хорошенько.

Я с интересом посмотрел на него. А что, мысль интересная. Ведь наверняка с помощью магии можно как-то уменьшить человека. Или уменьшить самого мага. Это ведь здорово! Лучший шпион. Только ведь и к нам могут подобраться такие шпионы. Надо будет серьёзно поговорить с Леонором и Мастером. Правда, с Мастером можно поговорить и сейчас, но не думаю, что данный момент подходящий.

— Эй, рыцарь, ты не глухой часом? — оборвал смех рыжебородый. — Смотри, сейчас тебе будут делать больно.

— А больно будешь делать ты один или все вместе?

— Ишь какой, — рыжебородый с каким-то непонятным интересом посмотрел на меня. — Вижу, ты не трус, жаль.

— Что вам жаль? Жаль, что не трус?

— Нет, жаль тебя убивать.

Я слегка побледнел, но постарался не показывать виду.

— А это обязательно?