— Здесь никого нет. — Озираясь, заметил Дилиан Ортега — единственный человек, которому удалось спастись вместе с Шевцовым. Третьим членом их небольшой группы был инсект с коротким шипящим именем — Шашир.
Эммануил Корлели правил этой реальностью. Он являлся давним соратником Шевцова. Данный мир, попавший под власть бездомных кочевников, они когда-то вместе отвоевывали, общими усилиями возводили цитадель, и вот… Антон с ужасом смотрел на прихотливо скрученную, уже не пригодную для жизни, навек застывшую конструкцию, понимая, что приблизительно так же выглядит и его собственный мир, по которому прокатилась уничтожающая волна деформаций.
— Мы не пойдем туда. — Произнес Шевцов, с трудом заставляя себя отвести взгляд от пагубной для рассудка картина.
— А куда мы направимся? — Спросил Дилиан, и от Шевцова не ускользнул тот факт, что в обращении к нему не прозвучало привычного «господин».
Что ж… наверное это справедливо. Теперь они равны.
— Думаю нам нужно повернуть к руслу высохшей реки. — Вставил свое замечание Шашир. — Там нет преград межмирья.
— Считаешь, что легкий путь безопасен? — Усмехнулся Ортега. — Не один ты такой умный.
— Не спорьте. — Произнес Антон. — Нам необходимо всего лишь переждать некоторое время.
— Зачем?
— Машины, что разрушили наш мир, уйдут. А мы вернемся, когда реальность полностью омертвеет.
— Зачем ждать? — Дилиан поежился, оглядываясь вокруг. — Разве мы не можем вернуться сейчас… господин?
— Нет. — Покачал головой Шевцов. — Чтобы прорваться, я освободил несоизмеримое количество энергии. Сейчас в нашей реальности все еще бушует ад искажений. Нужно выждать, пока все успокоиться, а потом пробовать возродить мертвое пространство.
— А почему не попробовать тут? — Дилиан демонстративно топнул ногой по застывшему пологому валу, в котором, словно в стекле, оказались замурованы замысловато перекрученные между собой предметы, растения, детали странных машин…
— Я не ощущаю присутствия Эммануила. Без него пробудить данную реальность практически невозможно. Ты же знаешь закон, Ортега. Каждый мир подвластен своему исконному хозяину.
— Даже не попробуешь?
— Не стану тратить силы. — Ответил Антон. Он присел на изгиб полупрозрачного, остекленевшего вала, в который превратилась искаженная почва, и добавил:
— Я чувствую себя опустошенным.
Дилиан, прищурясь, посмотрел на скрученную неистовой силой Цитадель и махнул рукой.
— Ладно, я с вами.
Антон едва ли расслышал его последнюю фразу. Взгляд Шевцова, рассеянно скользивший вдоль замысловатого изгиба, вдруг наткнулся на нечто любопытное.
Несомненно, поблизости подверглась разрушению одна из непонятных машин, что атаковали его мир. По крайней мере сквозь принявшую вид стекла поверхность он ясно различил расколовшийся кожух точно такого же цилиндра, что исторгали из своего чрева пораженные механизмы. Во время атаки он не успел уделить должного внимания деталям, и сейчас в замешательстве всматривался в толщу искажения.
— Шашир, Дилиан, посмотрите!..
Человек и инсект обернулись.
Некоторое время они всматривались в толщу остекленевшей субстанции.
Внутри расколовшегося цилиндра ясно просматривалась фигура логрианина.
— Такие цилиндры выбрасывали машины, прежде чем взорваться. — Произнес Шашир, обернувшись к Шевцову. — Значит это двухголовые управляли вторжением?
Антон покачал головой, указывая на другой цилиндр, просматривающийся в нескольких метрах от первого. Он так же оказался расколот при деформации, но внутри был замурован уже не логрианин, а инсект.
— Пленники. — Антон вспомнил как энергетическое поле, схватившее защитника цитадели, сворачивалось в цилиндрический кокон. — Машины хватают всех, кто попадается на их пути.
— Зачем?
— Не знаю. — Откровенно пожал плечами Шевцов. — Количество миров неисчислимо. Кто и где породил этих исчадий мне неизвестно.
— Порождение больного рассудка. — Дилиан отвернулся, сплюнув на искаженную землю. — Только сумасшедший мог сотворить такое.
Антон ничего не ответил ему. Искажение являлось лишь следствием, и создал его не больной рассудок гипотетического шизофреника, пославшего машины на завоевание иных миров. Реальность исказилась от бушевавших тут энергий, а когда они иссякли все сущее застыло в полном статизе.
«Если бы я заранее знал о вторжении, увел бы обитателей замка к руслу реки», — пришла в голову здравая, но запоздалая мысль.
Это походило на наитие. В мыслях он был уверен, — машины проследовали бы строго определенным маршрутом и, не обнаружив добычи, углубились бы в сопредельный мир.
Откуда в нем такая уверенность Антон не знал, — жестокое потрясение стряхнуло оцепенение безвременья, что владело рассудком, и из глубин памяти то и дело выскальзывали обрывочные, не связанные с днем сегодняшним фрагменты былых знаний. Вероятно когда-то давно они имели для него основополагающую ценность, но потом оказались забыты…
— Пошли, что стоять. — Резко произнес он. — Может у русла мы найдем друзей. Не вериться, что Эммануил оказался пленником машин. — Он красноречиво указал взглядом на застывшие волны искажений, немо свидетельствовавшие о чудовищной напряженности схватки что бушевала тут некоторое время назад.
Пересохшее русло исстари являлось единственной дорогой связующей между собой отдельные миры. Идти по ней можно было до бесконечности, Антону доводилось беседовать с путешественниками, пришедшими издалека, но ни разу он не слышал о том, чтобы пересохшее русло где-то обрывалось.
Видимо постулат о бесконечности Вселенной был справедлив. Нет у нее ни начала, ни конца.
Граница разрушенного мира четко обозначилась впереди спустя несколько часов изнурительно марша. Пологая впадина, с двумя наклонными симметричными берегами именовалась «руслом», но Антон, сколько не напрягал память не мог вспомнить, чтобы здесь текла вода. Однако название оставалось неизменным. Откуда бы не приходили существа, с которыми ему доводилось беседовать, они именовали дорогу, по которой передвигались, именно «руслом», не в силах объяснить почему им в голову приходит именно такое название.
А как я определил что замок атакуют «машины»? — Мысленно задался вопросом Антон. Ему до сих пор была непонятна та уверенность с которой он, не колеблясь, классифицировал враждебные создания, сразу же опознав их сущность? Нет, конечно термин «механизм» не являлся для него чем-то загадочным, — множество созданных им самим приспособлений облегчали жизнь обитателям цитадели, помогая выполнять тяжелые или рутинные работы. Существенная разница заключалась в том, что в мире Шевцова ни один механизм не мог работать сам по себе. А эти обладали волей, целеустремлением, — качествами присущими лишь живым существам… и в тоже время они оставались холодны, равнодушны, их не заботил факт собственного бытия, — судя по всему они уже давно продвигались через стены межмирья, неся хаос и разрушение, пленяя существ, обитающих на просторах разоренных их вторжением миров, равнодушные к содеянному, не отягченные собственными потерями, эти исчадия разрушали и разрушались сами с одинаковым равнодушием…
О том, что они пришли издалека, Антону поведала фигура логрианина, навек застывшая в глубинах искажения. Двухголовые ксеноморфы обитали очень далеко, за сотни миров от Данасии.
Шевцов вдруг поймал себя на том, что никогда не задумывался ни над смыслом, ни над структурой окружающего, принимая все как есть.
Я был хозяином мира. Я менял принадлежащий мне фрагмент реальности с легкостью, недоступной другим существам. Я мог, прилагая усилия, путешествовать через межмирье, и даже в чуждых реальностях мои способности не иссякали вовсе…
Откуда, от кого, и по какому праву я получил их?
Хороший, но безответный вопрос. Что-то шевелилось в глубинах памяти, не находя отклика в сознании, смутные образы, пытающие вырваться из потаенных глубин, походили на тени, пугали своей кажущейся чуждостью, хотя, вне сомнения, принадлежали ему.
Я забыл. Забыл несоизмеримо большой отрезок собственной жизни… — Эта уверенность росла в душе, лишая покоя.
…
Воспоминания пришли внезапно.
Они как раз остановились на границе мертвого пространства, где искажения вздымались, словно сила, деформировавшая мир Эммануила, столкнулась тут с незримой, но неодолимой для нее преградой.
Создавалось полное впечатление, что русло реки защищено от любых мыслимых воздействий.
С трудом вскарабкавшись на вздыбившийся вал изуродованной почвы, они увидели впечатляющую картину: на дне пересохшего русла застыла одна из машин, подобная тем, что атаковали замок Шевцова.
Внешне она выглядела неповрежденной, но тут несомненно кипела схватка: рядом с непонятным механизмом отлогие берега были буквально усеяны телами, — повсюду лежали мертвые инсекты…
Очевидно машина, способная преодолевать преграды межмирья, спасаясь от вала деформаций, съехала в русло, по которому в тот самый момент продвигался многочисленный отряд насекомоподобных существ.
Схватка, судя по всему, оказалась короткой и больше походила на избиение — машина, несущая в себе энергии, способные рвать метрику межмирья, походя справилась со скверно вооруженным и плохо организованным отрядом кочующих из мира в мир инсектов. Такие формирования не являлись редкостью, они возникали волею случая и с такой же легкость распадались, — инсекты редко жили на одном месте, предпочитая перемещаться из одной реальности в другую, промышляя, кто как может, когда грабежом и разбоями, — реже трудом. Такое поведение снискало насекомоподобным существам дурную славу среди человеческих миров, хотя Антон до последней минуты не был склонен обобщать, предпочитая рассматривать каждый конкретный случай в отдельности. Из инсектов (при должном обращении с ними) получались хорошие воины, к тому же они по своей природе являлись великолепными строителями, хотя не каждому приходились по душе их архитектурные творения, выполненные из черного, как смоль, материала.
Зная, что инсекты тяготеют к теплу, Антон создал в своей реальности несколько мест, с соответствующим климатом, и благодаря этому практически никогда не имел проблем с кочевым отребьем — оседлые инсекты, постоянно проживавшие в Данасии, сами разбирались со своими собратьями, не позволяя им бесчинствовать.
Некоторые, такие как Шашир, например, служили у Шевцова так долго, что он успел позабыть истории их появления.
Вспышка памяти, которую вызвал вид беспорядочно разбросанных, искалеченных тел, длилась недолго, но несла в себе столько информации, что воздействие воспоминаний для Антона было сравнимо с контузией…
Реальность внезапно поблекла, перед глазами, наслаиваясь на панораму русла, вдруг возникла иная картина:
…Проливной дождь косыми струями хлестал по площади, барабанил в окна, низвергался мутными потоками воды в колодцы ливневой канализации.
Несколько перевернутых машин уже не горели, а лишь лениво сочились горьковатым дымом: пламя погасила внезапная гроза, от приближения которой в одну минуту потемнело небо, превратив жаркий удушливый полдень во влажные сумерки.
Посреди центральной городской площади возвышалась громада космического корабля, совершившего посадку ранним утром. Его вид внушал невольный ужас — посадочный модуль своими формами напоминал трехпалую кисть исполинской руки, отсеченную в районе запястья.
Три длинных суставчатых «пальца» служили опорой для конструкции, из которой незадолго до полудня появились захватчики.
Население небольшого города-колонии, совсем недавно основанного на одной из окраинных планет скопления О`Хара, сидело по домам, — силы безопасности оповестили жителей о несанкционированном вхождении корабля инсектов в околопланетное пространство еще ранним утром. Командир сил самообороны посоветовал не выходить на улицу, заверив, что ситуация под контролем.
Какой к фрайгу контроль, когда спускаемый модуль дикой семьи инсектов торчит посреди главной площади города?
Антон испытывал раздражение. Он являлся человеком сугубо гражданским, да и межпланетной политикой данного сектора пространства особо не интересовался, — дипломированный экзобиолог он работал на колониальную администрацию и находился тут в командировке. Исследования экзосфер новых планет поглощало все его рабочее, да, что греха таить, и свободное время то же, поэтому Антон к тридцати годам не обзавелся ни семьей, ни домом, зато был увлечен любимым делом, и, не тяготясь многочисленными командировками, успел скопить приличную сумму на одном из счетов банка Стеллар.
Единственное, чего он не выносил, — это когда ему откровенно мешали, ломая планы исследований, поэтому вынужденное бездействие, усугубившееся после того как оборвался информационный канал, и погасла сфера интервизора, вызывали у него глухое раздражение.
Страха в тот момент, когда в дверь его дома что-то глухо ударило, он не испытывал.
Из элементарной предосторожности Антон встал с кресла в котором коротал часы вынужденного бездействия за просмотром электронного обозрения «Все Миры», и направился к спуску в убежище, которым обязательно оборудовалось любое здание в первичных поселениях молодых колоний.
Инсекты конечно могут перевернуть весь дом, но им нипочем не вскрыть дверь из керамлитового сплава. В так называемом «индивидуальном отсеке выживания» имелся свой запас воздуха воды и продуктов, так что жизни Антона ничто не угрожало. Конечно перспектива просидеть неопределенное время взаперти, дожидаясь пока военно-космические силы Совета Безопасности миров отреагируют на вторжение, совсем не радовала, но выбирать не приходилось, — откровенно говоря, Шевцов не боялся инсектов, ему был привычен вид ксенобиологических жизненных форм, проблема заключалась лишь в том, что «дикие» семьи насекомоподобных существ не зря получили такое название: они не принимали участия ни в каких межрасовых или межпланетных соглашениях, жили сами по себе, по сути наплевав на законы Конфедерации, которая только приступила к первичному освоению свободных планет в недавно открытом скоплении О`Хара.
Симпатии или антипатии тут были не при чем. От существ, представленных по большей части неразвитыми формами,[1] а значит живущими по диким, нецивилизованным законам грубой силы, можно ожидать любых неприятностей. В любом случае рисковать не стоило…
С такими мыслями Шевцов спустился по короткой лестнице, остановился подле массивных, плотно запертых герметичных дверей, и только тут вспомнил, что забыл наверху, в гостиной, свою статкарточку.
Конечно аварийные ситуации, связанные с различными обстоятельствами, предполагали вторичную систему доступа, — человек мог элементарно потерять документ при стихийном бедствии или иной катастрофе, но подтверждение его полномочий, в обход стандартной процедуры допуска, займет три-четыре минуты, в то время, как данные со статкарточки считываются сканером за пару секунд.
Торчать подле запертых дверей, терпеливо ожидая пока сканеры произведут идентификацию по набору уникальных признаков и впустят его внутрь, показалось Антону несерьезным. «Десять ступеней вверх, пара метров до стола и назад», — подумал он, решительно возвращаясь в гостиную.
…Он едва успел протянуть руку к злополучной статкарточке, как у дверей раздался странный, показавшийся жутковатым, царапающий звук, вслед которому внезапно и оглушительно прогрохотала автоматная очередь.
Шевцов застыл, словно изваяние.
Секунду назад он не мог и предположить, что способен испытать приступ леденящего душу страха, который заставит его оцепенеть.
Все когда-то познается впервые.
Дверь, разбитая в пластиковую щепу, внезапно подалась внутрь комнаты, сквозь огромные уродливые дыры, наискось перечеркнувшие сдвижное полотно, хлынули солнечные лучи, высвечивая замысловатые завитки дыма, затем раздался удар и преграда рухнула…
Гроза на улице закончилась, тучи разогнало ветром.
Хороший был день…
В изуродованном дверном проеме стоял инсект.
Антону, как экзобиологу, был хорошо известен данный вид разумных существ, но в этот раз все почему виделось иначе, совершенно в ином, отталкивающем свете.
Насекомообразное существо достигало полутора метров роста, хитин его панциря влажно и неприятно поблескивал. Сегментированное брюхо казалось белесым, остальные покровы варьировались по окрасу от темно-коричневого на спине до грязного, болотно-зеленого, покрывавшего хрупкие на вид конечности, которые смотрелись как уродливая пародия на строение человеческого тела. И руки, и ноги инсектов выглядели будто приклеенными по бокам заостренного книзу туловища.
Шевцов, все еще пребывая в оцепенении, понял, что инсект
Голова насекомоподобного существа не имела четко выраженной шеи и казалась воткнутой в плечи. Стык головы и покатых плеч закрывали растущие внахлест, подвижные хитиновые пластины, по которым тянулся незамысловатый природный узор из бурых пятнышек, похожих на сыпь от болезни. Огромные фасетчатые глаза, смещенные ближе к ушным отверстиям, придавали застывшим чертам угрожающий вид, дыхательные щели, занимавшие центр лица, располагаясь «елочкой», мерно подрагивали, втягивая воздух… из-под жуткой, вдавленной имитации носа, резко выступали роговые челюсти, способные обкусывать и мелко измельчать как растительную, так и животную пищу.
И все-таки Антона более всего поразил не внешний вид твари, а элементы его экипировки и оружие, которое инсект держал в своих тонких лапах.
Снаряжение бойца являлось человеческим, в этом не было никаких сомнений, стоило бросить один-единственный взгляд на удобную «разгрузку», ладно пригнанную поверх природного хитинового «броника»…
Теперь Шевцову стал понятен источник оглушительного грохота, который не могло создавать импульсное оружие — инсект сжимал в своих лапах «АРГ-8», — можно сказать раритетную штурмовую винтовку, наследие отгремевших много веков назад войн…
Немое созерцание вломившегося в дом инопланетной твари заняло несколько секунд — всего пару глухих ударов сердца, отдавшихся в висках ощущением горячего тока крови…
Адреналин.
Шевцов никогда не испытывал подобной смеси оцепенелого ужаса и обжигающего, рвущегося бесконтрольной дрожью мышц возбуждения, идущего из потаенных глубин организма, где до поры дремали древние как мир инстинкты.
Он понимал: еще секунда и инсект, не задумываясь, застрелит его…
Жуткие вещи вытворяет сознание в мгновенья смертельной опасности. Время утрачивает свой смысл, превращаясь в субъективную вечность, остатки здравого смысла, грубо попранные ужасом, тщетно цепляются за соломинки растоптанных знаний, пытаясь убедить — он не выстрелит… но ствол «АРГ-8» уже начинает медленное движение вверх, и вырвавшийся из под контроля страх физической смерти тут же топит сознание в мгновенном предвидении: Шевцов действительно успел представить, как тяжелые пули древнего оружия ударят его в грудь, пятная стену за спиной влажными плевками окровавленной плоти, горло сжал внезапный спазм удушья, а тело, уже не подконтрольное разуму, внезапно освободилось от ступора, и Антон, никогда не ввязывавшийся ни в драки, ни в какие-то иные неприятности, вдруг рванулся вперед, двумя руками резко опрокинув стол…
Это походило на кошмарное наваждение.
Инсект выстрелил, но пули лишь с треском пробили столешницу; в следующий миг в голову насекомоподобного существа с тошнотворным звуком ударил подвернувшийся под руку Антона увесистый сувенирный письменный прибор, подаренный Шевцову несколько лет назад коллегами из института ксенобиологии.
Он плохо соображал что делает, — инсекта отшвырнуло назад, от удара тяжелого предмета, не выдержав, лопнул хитин и по застывшим чертам лица-маски вдруг потекла розоватая сукровица.
«АРГ-8» выскользнула из ослабевших пальцев насекомого и громкий стук падения штурмовой винтовки внезапно вывел рассудок Антона из страшного оцепенения.
Вторгшийся в его дом инсект медленно оползал на пол, скользя спиной по косяку выбитых дверей.
Его выпуклые фасетчатые глаза помутнели, что для Шевцова являлось явным, неоспоримым признаком наступившей смерти.