Умирающая Земля

Вскоре Лайен вышел из укрытия и обошел дворец, но ничего не увидел. Он приблизился к зданию сзади и приложил ухо к камню — ни звука, ни шороха. Двинулся вокруг, оглядывая окрестности, пока не обнаружил пролом в стене. Заглянул внутрь и, затаив дыхание, приметил на дальней стене ту самую половину золотого гобелена. Кроме него, в зале ничего не было.

Еще раз осмотревшись, он двинулся дальше. Дошел до другого пролома и снова заглянул внутрь. На дальней стене висел золотой гобелен. И ничего больше вокруг не слышно, не видно.

Комната лежала перед ним как на ладони. Пустая, голая, один лишь обрывок золотого гобелена служил ей украшением. Лайен вошел внутрь, ступая широкими мягкими шагами. И застыл посреди зала. Со всех сторон, кроме задней стены, на него обрушились потоки света. Вокруг ни звука, кроме глухого грохота сердца, только множество дыр в стенах, путей для отступления.

До гобелена было рукой подать. Он шагнул вперед и быстро сорвал гобелен со стены.

Но стоило оголить стену, как пред ним предстал Чун Неизбежный. Лайен закричал. Он развернулся на непослушных ногах, но они налились свинцом, как во сне, когда хочешь и не можешь бежать.

Чун выскочил из стены и приблизился, блестящую черную спину его укрывала мантия из глаз, нанизанных на шелковые нити. И тут Лайен побежал, побежал со всех ног. Он несся, мчался так, что кончики пальцев едва касались земли. Прочь из дворца, через площадь, в царство разбитых статуй и рухнувших колонн. А по пятам Чун, точно гончий пес, гнался за похитителем.

Лайен пробежал по верху стены и с высоты спрыгнул в разбитый фонтан. Чун — за ним.

Лайен нырнул в узкий переулок, перебрался через кучу мусора, через крышу, спрыгнул во двор. Чун — за ним. Лайен припустил по широкой аллее, обрамленной несколькими чахлыми старыми кипарисами, и услышал, как преследует его Чун. Свернув в арку, беглец натянул на голову обруч, спустил вниз, переступил через него, поднял. Спасение. Он теперь один в темном магическом месте, пропал из виду. Гнетущая тишина, мертвое место…

Но вдруг какое-то шевеление почудилось за спиной, и кто-то злорадно рассмеялся.

— Я — Чун Неизбежный.

* * *

Ведьма Лит сидела у зажженных свечей, плела чепец из лягушачьих шкурок. Дверь в хижину была заперта на засов, окна закрыты ставнями. Вокруг простирался погруженный во тьму луг Тамбер.

Что-то заскреблось в дверь, заскрипело в замке.

— Сегодня, о Лит, сегодня ты получишь две длинные яркие нити. Две, потому что глаза его были такие громадные, такие широко распахнутые, такие золотистые… — раздался чей-то нежный голосок.

Лит замерла, подождала час, потом подобралась к двери, прислушалась. Ощущение присутствия развеялось. Лишь поблизости квакала лягушка. Тогда девушка приоткрыла дверь, нашла нити и снова задвинула засовы. Со всех ног бросилась Лит к золотому гобелену и вплела нити в растерзанный узор.

Окинула она печально золотую долину взором, сама не своя от тоски по Аривенте, и слезы пеленой затмили полноводную реку, тихий золотой лес…

— Полотно все ширится. Однажды оно будет завершено, и я вернусь домой.

5

Юлан Дхор

Принц Кандив Золотой с жаром обратился к племяннику Юлану Дхору:

— Ты должен понимать, продвижение в ремесле и новое знание будут разделены между нами.

Юлан Дхор, стройный юноша с бледной кожей, волосами, глазами и бровями чернее ночи, печально улыбнулся.

— Ведь мне предстоит совершить путешествие по забытому морю, мне придется отбиваться от морских демонов веслом.

Кандив откинулся на подушки и постучал по кончику носа перстнем из резной яшмы.

— Если бы не я, наша затея была бы невозможна. И потом, я и так настоящий чародей, новые знания лишь улучшат мое искусство. Ты же — в нашем ремесле полный профан — обретешь такое знание, которое вознесет тебя в один ряд с магами Асколеза. Громадная разница по сравнению с твоим теперешним ничтожным положением. Получается, моя выгода не так уж и велика, тогда как твоя — огромна.

Юлан Дхор поморщился.

— Все верно, хотя со словом «ничтожный» я бы поспорил. Я знаю Фандаалеву критику холода, я признанный мастер меча, и среди восьми Делафазиан занимаю…

— Ба! — ухмыльнулся Кандив. — Все это безвкусные ухищрения жалких людишек, прожигающих жизнь. Жеманные убийства, буйные кутежи на исходе последних дней Земли, никто из вас не отважился отъехать даже на милю от Каиина.

Юлан Дхор прикусил язык, подумав, что сам принц Кандив Золотой не чурался ни вина, ни любовных утех, ни чревоугодия, а самая далекая его вылазка из роскошного дворца ограничилась резной баркой на реке Ском.

Кандив, довольный молчанием Юлана Дхора, принес ларец из слоновой кости.

— Так-то. Если мы пришли к согласию, я снабжу тебя сведениями.

Юлан Дхор кивнул.

— Путь твой лежит в затерянный город Ампридатвир.

Он искоса взглянул на лицо племянника, тот сохранял бесстрастное выражение.

— Я никогда не видел его, — продолжал Кандив. — Поррина Девятая считает его последним из городов Олек’хнита, что расположены на острове в Северном Мелантине. — Он открыл ларец. — Это предание я нашел в ворохе древних свитков — свидетельство поэта, который бежал из Ампридатвира после смерти Рогола Домедонфорса, последнего из их великих правителей, мага огромной силы, чье имя упоминается в энциклопедии сорок три раза…

Кандив вытащил потрескавшийся свиток и, стремительно развернув его, углубился в чтение.

«Теперь Ампридатвиру конец. Мой народ позабыл учение о силе и дисциплине, погряз в суевериях и теологии. Нет конца спорам. Каждый считает свои долгом рассуждать, придерживается ли Пансиу безупречных моральных принципов, порочен ли Каздал. И кто из них является добродетельным богом, а кто — воплощением зла.

Каждый отстаивает свое мнение огнем и мечом, от чего меня воротит с души. Я оставляю Ампридатвир ждать неминуемого упадка и удаляюсь в благодатную долину Мел-Палюзас, где и окончу суетные дни.

Я знаю, каков был Ампридатвир в пору былой славы, я видел его башни, сияющие чудесным светом, озаряющие ночь лучами, которые могли бы соперничать с самим солнцем. Ампридатвир тогда был прекрасен — о, у меня щемит сердце, когда я думаю о тех днях. Семирские лозы ниспадали с тысяч висячих садов, в каналах журчала голубая, точно камень волстоун, вода. По улицам колесили железные повозки, в воздухе роились металлические капсулы, точно пчелы вокруг улья, ибо, чудо из чудес, тогда нам были ведомы челноки, изрыгающие пламя, способные попрать силу притяжения Земли… Но уже на моей памяти дух этот начал скудеть. Как избыток меда набивает оскомину, а избыток вина дурманит рассудок, избыток праздности развращает человека. Свет, тепло, пища, вода имелись в изобилии и доставались почти без усилий. Так народ Ампридатвира, освобожденный от необходимости трудиться, предался чудачествам, пороку и оккультизму.

Сколько помню, городом правил Рогол Домедонфорс. Он постиг науки всех эпох, тайны огня и света, гравитации и антигравитации, загадки сверхъестественного исчисления, метатазма, королопсиса. Несмотря на мудрость, правителем он оказался непрактичным и не обращал внимания на то, что дух ампридатвирцев слабеет. Безделье и апатию, которые царили вокруг, он приписывал недостатку образования и в последние годы правления изобрел громадную машину, чтобы снять с плеч подданных бремя всякого труда и тем самым освободить им время для размышлений и аскетической дисциплины. Пока Рогол Домедонфорс завершал свой титанический труд, в городе разразились волнения — следствие нездоровой религиозной истерии.

Соперничество между сектами Пансиу и Каздала существовало издавна, но мало кто, кроме жрецов, придавал значение разногласиям. Внезапно эти культы вошли в моду, горожане оголтело бросились поклоняться новым божествам. Жрецы, застарелые соперники, обрадовались обретенной власти и принялись раздувать в новообращенных миссионерский пыл. Возникли трения, страсти накалялись, провоцируя беспорядки и бесчинства. И в один злосчастный день тяжелый камень, запущенный кем-то в Рогола Домедонфорса, сбросил правителя с балкона.

Искалеченный и угасающий, но упрямо цепляющийся за жизнь Рогол Домедонфорс завершил работу над своим подземным механизмом, установил по всему городу башни и лишь после этого слег на смертный одр. Но перед этим отдал некое распоряжение касательно своей новой машины, и когда на следующее утро ампридатвирцы пробудились, то обнаружили, что в городе нет ни энергии, ни света, пищефабрики встали, а реки обратились вспять.

В ужасе бросились они к Роголу Домедонфорсу, который сказал им: «Я долго закрывал глаза на ваши чудачества, теперь я презираю вас, вы довели меня до смерти».

«Но город умирает! Народ гибнет!» — кричали они.

«Спасайте себя сами, — горько заявил Рогол Домедонфорс. — Вы пренебрегали древней мудростью, вы были слишком нерадивы, чтобы учиться, искали самоуспокоения в религии, вместо того чтобы мужественно взглянуть жизни в лицо. Я решился подвергнуть вас испытаниям, надеюсь, они станут для вас полезным уроком».

Он призвал к себе соперничающих жрецов Пансиу и Каздала и вручил каждому по табличке прозрачного металла. «Порознь эти таблички бесполезны, но если сложить их вместе, можно прочитать послание. Тот, кто его прочтет, получит ключ к древнему знанию и обретет могущество, о котором мечтал я сам. А теперь ступайте прочь, я умираю». Жрецы, злобно глядя друг на друга, удалились и призвали к оружию своих последователей. И разразилась великая война.

Тело Рогола Домедонфорса так и не нашли; поговаривают, его скелет до сих пор лежит в подземных галереях под городом. Таблички и по сей день хранятся в соперничающих храмах. Ночью люди гибнут от рук убийц, днем — от голода. Многие бежали на материк, вот и я покидаю Ампридатвир, последний приют нашего народа. Построю себе деревянную хижину на склоне горы Лиу и стану доживать свои дни в долине Мел-Палюзас».

Кандив свернул свиток и спрятал его в ларец.

— Твоя задача, — сказал он Юлану Дхору, — отправиться в Ампридатвир и отыскать забытую магию Рогола Домедонфорса.

— Это было так давно… Тысячи лет назад… — задумчиво протянул Юлан Дхор.

— Верно, — согласился Кандив. — Однако ни в одной летописи о Роголе Домедонфорсе больше не упоминается, поэтому я полагаю, мудрость его до сих пор покоится в древнем Ампридатвире.

* * *

Три недели плыл Юлан Дхор по безмятежному океану. Яркое, точно кровь, солнце, вставало из-за горизонта и ползло по небу, а водная гладь была ровной, точно зеркало, лишь легкий ветерок рябил ее поверхность да за кормой суденышка тянулся двойной след.

Наступал закат, заходящее солнце окидывало мир последним печальным взглядом, и опускались пурпурные сумерки, а за ними — ночь. Дряхлые звезды кружили по небу, осеняя пенный след за кормой Юлана Дхора призрачным белым светом. Тогда он начинал вглядываться во мрак, не начнется ли волнение, и было ему очень одиноко на темной ладони океана.

Три недели плыл Юлан Дхор по заливу Мелантин на северо-запад, и однажды утром взору его справа предстала темная полоса суши, а слева, почти теряясь в тумане, вырисовывались очертания острова. Прямо перед носом суденышка лениво покачивалась на волнах неуклюжая барка под квадратным парусом, сплетенным из тростника. Юлан Дхор изменил курс, чтобы подплыть к барке, и увидел на ней двух мужчин в грубых зеленых робах, удивших рыбу. У них были желтые волосы и голубые глаза, на лицах застыло изумленное выражение. Юлан Дхор опустил парус и остановился чуть поодаль от барки. Рыбаки не шелохнулись и не издали ни звука.

— Похоже, вид человека вам незнаком? — насмешливо спросил путешественник.

Старший из двоих дрожащим голосом затянул что-то нараспев. Юлан Дхор понял, что это защитное заклинание против демонов и фритов.

— Почему вы нападаете на меня? — рассмеялся он. — Я такой же человек, как и вы.

— Мы считаем, что ты демон. Во-первых, среди нашего народа нет ни одного с черными, как ночь, волосами и глазами. Во-вторых, Слово Пансиу отрицает существование других людей. Следовательно, ты не человек и потому должен быть демоном, — пояснил ему рыбак помладше.

Старший, оглядев с ног до головы пришельца, строго одернул товарища.

— Придержи язык, не говори ни слова. Он проклянет твой голос…

— Вы заблуждаетесь, уверяю, — отвечал Юлан Дхор учтиво. — Кто-нибудь из вас когда-нибудь видел демона?

— Нет, только гаунсов.

— Я что, похож на гаунса?

— Нет, совсем нет, — признал старший.

Его товарищ указал на тускло-алый плащ Юлана Дхора и зеленые штаны.

— Он, очевидно, рейдер, взгляни только, какого цвета его наряд.

— Нет, не рейдер и не демон, — улыбнулся Юлан Дхор. — Я обычный человек.

— Не существует иных людей, кроме зеленых. Так говорит Пансиу.

Юлан Дхор запрокинул голову и расхохотался.

— Земля заросла лесами и лежит в развалинах, это верно, но в далеких краях обитает еще множество людей… Скажите, город Ампридатвир находится на том острове впереди?

Молодой кивнул.

— Вы оттуда?

И снова молодой ответил утвердительно.

— Я думал, Ампридатвир лежит в руинах — заброшен и безлюден.

— А что тебе нужно в Ампридатвире? — прищурился младший.

Юлан Дхор решился упомянуть про таблички и посмотреть, как они отреагируют.

— Я плыл три недели, чтобы отыскать Ампридатвир и исследовать легендарные таблички, — вежливо пояснил он.

— Ага, — сказал тот, что был постарше. — Таблички! Значит, он рейдер. Я его насквозь вижу. Взгляни только на эти зеленые штаны. Рейдер зеленых…

Юлан Дхор ожидал, что вслед за этим определением последует враждебность, однако с удивлением заметил, что лица рыбаков стали более приветливыми, будто они разрешили некий мучивший их парадокс. Ну и ладно, рейдер так рейдер. Если им так хочется, так тому и быть.

Рыбак помладше желал полной ясности.

— Значит, вот каковы твои намерения, черный человек? Ты носишь красное, потому что ты — рейдер зеленых?

— Не уверен, — осторожно отвечал Юлан Дхор.

— Но ты носишь красное — цвет рейдеров!

Юлан Дхор про себя с удивлением отметил, что у этих типов исключительно бессвязный образ мыслей. Такое впечатление, что поток размышлений перегородил большой камень, отчего мысли их снопом брызг разлетелись в разные стороны.

— Там, откуда я родом, люди носят цвета, которые выбирают сами, — сказал он.

— Но ты облачился в зеленое, значит, являешься рейдером зеленых.

Юлан Дхор пожал плечами, чувствуя, что ментальный канал перекрыт наглухо.

— Если вам так хочется… А что, есть еще другие?

— Нет, больше никого, — отвечал тот, что постарше. — Мы — зеленые Ампридатвира.

— Но на кого же тогда рейдеры совершают набеги?

Рыбак помоложе тревожно переступил с ноги на ногу и дернул за леску.

— Они совершают набеги на разрушенный храм демона Каздала, чтобы найти потерянную табличку Рогола Домедонфорса.

— В таком случае, — заявил Юлан Дхор, — я могу стать рейдером.

— Рейдером зеленых, — добавил рыбак постарше, глядя на него искоса.

— Довольно, довольно, — прервал его товарищ. — Солнце перевалило за зенит. Лучше поворачивать к дому.

— Угу, угу, — закивал второй с внезапной горячностью. — Солнце заходит.

Рыбак помладше взглянул на Юлана Дхора.

— Если ты решил стать рейдером, лучше тебе отправиться с нами.

Юлан Дхор перебросил на барку веревку, присовокупив матерчатый парус к плетеному тростнику, и они устремились к берегу.

До чего же прекрасно было плыть под послеполуденным солнцем по полноводному океану к лесистому острову! Они обогнули восточный мыс, и взорам их открылся Ампридатвир.