Бесконечная история

— Секундочку, — раздался скрип Скалоеда — ты сказал, что оно стояло на месте?

— Поначалу да, — уточнил Блуждающий Огонек. — Вернее, это место постепенно становилось всё больше и больше. А территория страны уменьшалась и уменьшалась. Племя Ур-Унке Умпф, которое жило на берегу Бурлящего Болота, вдруг просто исчезло. Другие жители бросились бежать из этих мест. Но потом оно появилось и в других местах Гнилого Болота. Иногда это было совсем маленькое Ничто величиной с яичко болотной курочки. Но эти места расширялись. И если кто— нибудь по рассеянности наступал туда ногой, то нога исчезала …или рука… или ещё что-нибудь, что прикоснется. К слову сказать, это не больно, просто у прикоснувшегося сразу пропадает какая-нибудь часть. Некоторые даже намеренно падали в Ничто, когда оно к ним подходило близко. Оно обладает необоримым притяжением, растущим вместе с ним. Никто из нас не может объяснить, что это за ужасное явление, откуда оно пришло и как с ним бороться.

И так как оно само по себе не исчезло, а наоборот, всё больше распространялось, решили наконец отправить посланца к Девочке Императрице, просить у неё совета и помощи. Вот этот посланец я и есть.

Остальные трое молча смотрели перед собой.

— Хуху! — хныкнул спустя мгновение Ночной Эльф. — Там, откуда я пришел, происходит то же самое. И в пути я с той же целью, хуху!..

Мелюзга повернулся к Блуждающему Огоньку.

— Все мы прибыли из разных областей Фантазии, — пропищал он. — Мы встретились здесь совершенно случайно, однако все мы несем Девочке Императрице одну и ту же весть.

— И это значит, — прокряхтел Скалоед, — что вся Фантазия в опасности.

Блуждающий Огонек в смертельном испуге глядел то на одного, то на другого.

— Тогда, — выкрикнул он и вскочил, — нельзя терять ни минуты!

— Мы как раз и собирались тронуться в путь, — объяснил Мелюзга. — Мы сидим здесь только из-за непроницаемого мрака в Воющем Лесу. Но сейчас, раз уж вы с нами, Блюбб, вы можете нам светить.

— Невозможно! — заявил Блуждающий Огонек. — Я не могу ждать того, кто разъезжает на улитках, мне очень жаль!

— Да это же гоночная улитка! — сказал Мелюзга слегка обиженно.

— Ах так — хуху! — разозлился Ночной Эльф. — Тогда мы тебе просто не укажем верное направление!

— А с кем вы вообще разговариваете? — пророкотал Скалоед.

И в самом деле, Блуждающий Огонек не слышал их последних слов — он уже мчался по лесу длинными прыжками, всё удаляясь и удаляясь.

— Ну и пусть! — заявил Мелюзга Укюк, сдвигая на затылок красный цилиндрик. — Разве можно полагаться в пути на Блуждающих Огоньков?

И он вскочил в седло своей гоночной улитки.

— По мне — тоже так лучше, — признался Ночной Эльф и позвал тихим «Хуху!» летучую мышь, — чтобы каждый добрался до Башни Слоновой Кости сам по себе. Ведь я-то лечу!

И — фьюить! — его уже и след простыл.

Скалоед загасил костер, просто прибив огонь пару раз каменной ладонью.

— Мне тоже так больше нравится, — послышался в темноте его скрипучий голос. — Хоть не придется следить, как бы ненароком не расплющить Мелюзгу.

И, не разбирая дороги, он с треском и грохотом покатил по лесу на своем мощном каменном велосипеде. Время от времени слышался глухой удар — это Скалоед налетал на толстый ствол огромного дерева. Тогда он ворчал и скрипел. Постепенно гул стих во мраке.

Мелюзга по имени Укюк остался в одиночестве. Он схватил вожжи из тонких серебряных нитей и сказал:

— Что ж, посмотрим, кто прибудет первым. Н-но, моя старушка, но!

И прищелкнул языком.

И теперь ничего уже не было слышно, кроме штормового ветра, шумевшего в верхушках Воющего Леса.

Башенные часы поблизости пробили девять.

Мысли Бастиана неохотно вернулись в реальность. Он был рад, что Бесконечная история не имеет к ней никакого отношения.

Он не любил книжки, в которых ему уныло рассказывали о совершенно обыденных событиях из совершенно обыденной жизни каких-нибудь совершенно обыкновенных людей. Этого было достаточно и в действительности, зачем же ему ещё и читать об этом? Кроме того, он приходил в ярость, когда замечал, что ему что-то внушают. А в книгах такого рода всегда — то более, то менее явно — чему-нибудь поучают.

Бастиан отдавал предпочтение книгам, от которых было невозможно оторваться, или веселым книгам, а ещё — тем, что заставляют мечтать, и где выдуманные герои переживают чудесные приключения, и где можно самому досочинить всё, что захочешь.

Потому что он умел — быть может, единственное, что он и вправду умел — представлять себе что-нибудь так ясно, как будто он это видел и слышал.

Когда он рассказывал сам себе свои истории, он иногда забывал обо всём вокруг и словно просыпался, когда история заканчивалась. И вот эта книга была именно в том же духе, что его собственные истории! При чтении он не только услышал скрип толстых стволов и шум ветра в вершинах деревьев, но и совершенно разные голоса четырех странных посланцев, да, он даже вообразил, как вдыхает запах мха и земли в лесу.

Внизу, в классе, скоро начнется урок природоведения, который вообще-то представляет из себя подсчет тычинок и пестиков в разных цветах. Бастиан был рад, что сидит тут, наверху, в своем укрытии и читает. Эта книга просто создана для него, точно!

Неделю спустя Вушвузул, маленький Ночной Эльф, первым добрался до цели. Вернее, он был убежден, что прибыл первым, поскольку летел по воздуху.

Был час заката, и облака на вечернем небе казались расплавленным золотом, когда он заметил, что его летучая мышь парит уже над Лабиринтом. Такое имя носила широкая равнина, которая раскинулась от горизонта до горизонта и была не чем иным, как одним большим садом цветов, полным потрясающими ароматами и сказочными красками. Между кустами, живыми изгородями, лужайками и клумбами, где росли диковинные и редчайшие цветы, пролегали широкие дорожки и вились узенькие тропки, переплетаясь в таком искусном и запутанном беспорядке, что протяженность этого лабиринта становилась невообразимо огромной. Конечно, устроен он был только для игры и удовольствия, а вовсе не для того, чтобы подвергнуть кого-либо опасности заблудиться или уберечься от нападающих. Для этих целей Лабиринт был непригоден, но и Девочка Императрица ничуть не нуждалась в такой защите. Ведь во всей безграничной фантазийской Империи не было ни одного создания, которого ей следовало бы опасаться. И это имело свою причину, о которой мы скоро узнаем.

Пока Ночной Эльф верхом на нетопыре бесшумно парил над этим Цветочным Лабиринтом, он видел внизу множество поразительных диковинных зверей. На небольшой лужайке между кустами сирени и зарослями золотых шаров несколько молодых единорогов резвились в лучах вечернего солнца. Ему даже показалось, что под гигантским голубым колокольчиком он увидел известную Птицу Феникс в своем гнезде, но он не был в этом уверен, а вернуться назад, чтобы убедиться воочию, он себе не позволил, так как боялся потерять время. Ведь перед ним, в середине Лабиринта, мерцая волшебной белизной, уже возвышалась Башня Слоновой Кости, сердце Фантазии, где жила Девочка Императрица.

Слово «Башня», возможно, вызовет в уме у тех, кто там никогда не бывал, неправильный образ, что-то вроде колокольни или крепостной башни. Башня Слоновой Кости была большой, как целый город.

Издалека она была похожа на остроконечную высокую гору в виде кегли, витую, словно раковина улитки, а вершина её скрывалась в облаках. И только вблизи становилось ясно, что эта огромная «сахарная голова» состоит из бесчисленных башен и башенок, куполов и крыш, террас, арок, лестниц и балюстрад, которые нагромождены друг на друга. Всё это было построено из самой белоснежной фантазийской слоновой кости, причем каждая деталь столь искусно выточена, что кажется тончайшим кружевом.

Во всех этих зданиях жили придворные Девочки Императрицы, её камеристки и служанки, мудрые придворные дамы и звездочеты, маги и шуты, курьеры, повара и акробаты, танцовщицы на канате и рассказчики историй, герольды, садовники, сторожа, портные, сапожники и алхимики. А на самом верху этой колоссальной башни, на её вершине, жила Девочка Императрица в павильоне, по форме напоминающем бутон магнолии. В некоторые ночи, когда полная луна по-особенному, великолепно светила на звёздном небе, лепестки бутона раскрывались и превращались в великолепный цветок магнолии, и в самой его сердцевине сидела Девочка Императрица.

Маленький Ночной Эльф со своей летучей мышью приземлился на одну из нижних террас, где были расположены стойла для ездовых животных. Кто-то, судя по всему, сообщил, что он подлетает, и его уже ждали. Пять императорских конюхов помогли ему спешиться, поклонились и молча поднесли приветственный напиток. Вушвузул отпил только глоток из бокала слоновой кости, чтобы не нарушить этикета, и возвратил конюхам, которые также отпили по глотку и снова поклонились. Потом они увели летучую мышь в стойло. Всё это происходило в полном молчании.

Как только летучая мышь заняла предусмотренное для неё место, она, не притронувшись ни к еде, ни к питью, быстро сложила крылья, повисла вниз головой на крючке и от изнеможения тотчас впала в глубокий сон. Конюхи оставили её в покое и на цыпочках удалились из конюшни.

К слову сказать, в конюшне было много всевозможных скакунов: два слона, розовый и голубой; огромный грифон — полуорел-полулев; белая крылатая лошадь — название этого животного раньше хорошо знали, и не только в Фантазии, но сейчас его начисто забыли; несколько летающих собак и летучих мышей; были там даже стрекозы и бабочки для особо маленьких ездоков. В других стойлах содержались скакуны, которые не летали, а бегали, ползали, прыгали или плавали, и к каждому были приставлены конюхи, чтобы за ними ухаживать и охранять их.

Естественно было бы услышать здесь сплошной гомон голосов: рёв, клекот, посвист и трели, писк, кваканье и гоготанье. Однако в конюшнях царила полная тишина.

Маленький Ночной Эльф всё ещё стоял там, где его оставили конюхи. Он почувствовал себя вдруг подавленным и опустошенным, а почему — и сам не знал. Он был очень изможден долгим, долгим путешествием. И даже то, что он оказался здесь первым, не придавало ему бодрости.

— Привет, — донесся до него вдруг чирикающий голосок. — Уж не наш ли это друг Вушвузул? Какое счастье, что вы наконец прибыли.

Ночной Эльф обернулся, и его лунообразные глаза загорелись от удивления: на балюстраде, небрежно прислонившись к цветочному горшку из слоновой кости, стоял Мелюзга Укюк и помахивал своим красным цилиндриком.

— Хуху! — растерянно вырвалось у Ночного Эльфа. — Хуху! — повторил он, не в силах придумать что-нибудь поостроумнее.

— А тех двоих до сих пор ещё нет, — сказал Мелюзга. — Что до меня, то я тут со вчерашнего утра.

— Как? Хуху!.. Как это вам удалось? — спросил Ночной Эльф.

— Ну вот, — скромно заметил Мелюзга и смущенно улыбнулся. — Ведь я же вам говорил, что у меня гоночная улитка.

Ночной Эльф почесал розоватой ручонкой мохнатую шерстку на затылке.

— Я должен немедленно увидеть Девочку Императрицу, — сказал он плаксиво.

Мелюзга поглядел на него в задумчивости.

— Хм… — произнес он наконец. — Ну да, я уже вчера испросил аудиенцию.

— Испросил аудиенцию? — спросил Ночной Эльф. — А просто так к ней нельзя пройти?

— Боюсь, что нет, — пропищал Мелюзга. — Придется очень долго ждать. Здесь… как бы это поточнее выразиться… чрезмерный наплыв посланцев.

— Хуху, — простонал Ночной Эльф. — Но почему?

— Лучше всего вам самому на это взглянуть, — защебетал Мелюзга. — Пойдемте, дорогой Вушвузул, пойдемте!

И они отправились в путь.

Главная улица, которая круто взбегала вверх по Башне, сужающейся спиралью, была густо наполнена толпой весьма странных созданий: гигантские джинны в высоких тюрбанах, крохотные домовые, трехголовые тролли, бородатые гномы, светящиеся феи, фавны с козлиными копытцами, лесные нимфы, покрытые золотистой шерсткой, искрящиеся снежные духи и бесчисленное множество других существ. То тут, то там возникали группы, в которых о чём-то шептались, кто-то молча сидел прямо на земле, печально уставившись в одну точку.

При виде этой картины Вушвузул остановился как вкопанный.

— Хуху! — сказал он. — Что случилось? Что они тут делают?

— Все они — посланцы, — тихо пояснил Укюк. — Посланцы из всех областей Фантазии. И все они прибыли с той же вестью, что и мы. Я уже со многими успел поговорить. Похоже, повсюду нам угрожает одна и та же опасность.

Ночной Эльф не смог подавить жалобный вздох.

— А знает ли кто-нибудь, — спросил он, — что это такое и откуда оно пришло?

— Боюсь, что нет. Никто ничего не может объяснить.

— Даже сама Девочка Императрица?

— Девочка Императрица, — тихо прошептал Мелюзга, — больна, очень-очень больна. Быть может, это и есть причина той непостижимой беды, которая пришла в Фантазию. Однако до сих пор ни один из множества докторов, собравшихся сейчас у Павильона Магнолии там вверху, не может понять, что это за болезнь и как её вылечить. Никто не знает средства от этой болезни.

— Это, — глухо проговорил Ночной Эльф, — хуху! — это катастрофа.

— Да, — ответил Мелюзга. — Именно так.

Узнав про всё это, Вушвузул отказался от мысли тут же испросить аудиенцию у Девочки Императрицы.

Два дня спустя явился Блуждающий Огонек Блюбб. Он, конечно, помчался не в том направлении и сделал огромный крюк.

И последним — ещё через три дня — прибыл Скалоед Пьёрнрахцарк. Он приплелся пешком — в дороге у него случился такой резкий приступ голода, что он съел свой каменный велосипед — в качестве провианта, так сказать.

Во время долгого ожидания эти четыре столь разных посланца так породнились, что остались друзьями на всю жизнь.

Но это уже другая история, и она должна быть рассказана в другой раз.

II. Призвание Атрейо

Совещания, которые затрагивали вопросы, жизненно важные для всей Фантазии, проходили обычно в большом Тронном Зале Башни Слоновой Кости, расположенном на территории дворца, лишь несколькими этажами ниже Павильона Магнолии.

Сейчас этот просторный круглый Зал был наполнен приглушенными голосами. Здесь собрали четыреста девяносто девять лучших врачей со всей фантазийской Империи, и сейчас они переговаривались шепотом в маленьких группах и группах побольше. Каждый из них уже побывал с визитом у Девочки Императрицы — кто уже некоторое время тому назад, а кто совсем недавно, — и каждый пытался помочь ей своим умением. Но никому это не удалось, никто не понимал, ни чем она больна, ни причин её болезни, и никто не знал, как её вылечить. А пятисотый, самый знаменитый из всех врачей Фантазии, — о нём шла молва, что нет такой целебной травы и такого волшебного средства, нет такой тайны природы, что была бы ему неведома, — уже много часов находился у своей пациентки, и все с напряжением ждали его заключения.

Конечно, не нужно представлять, что это сборище врачей походило на человеческий консилиум. Хотя в Фантазии обитало очень много существ, по внешности более или менее напоминающих людей, по крайней мере столько же было и похожих на зверей, и существ совсем иного рода. Насколько пестрой была толпа посланцев снаружи, настолько разноликим казалось и общество, собравшееся здесь, в Зале. Тут были и врачи-гномы с седыми бородами и длинными локонами; и феи-докторши в серебристо-голубых сияющих одеждах со сверкающими звездами в волосах; и водяные с толстыми животами и перепонками между пальцами рук и ног (для них специально были установлены сидячие ванны). И тут же, свернувшись на длинном столе посредине Зала, лежали мудрые змеи; летали эльфы-пчелы; были даже ведьмы, вампиры и привидения, которых обычно не причисляют к существам доброжелательным и благотворно влияющим на здоровье.

Чтобы понять, почему и они тут оказались, необходимо знать следующее:

Девочка Императрица, как на то указывает её титул, была владычицей над всеми бесчисленными землями безграничной фантазийской Империи, но на самом деле она была намного больше, чем владычица, или, лучше сказать, она была кем-то совершенно другим. Она не господствовала, никогда не прибегала к насилию и никогда не пользовалась своим могуществом, никому не указывала и никого не осуждала. Она не издавала никаких указов, ни на кого не нападала, и ей никогда не приходилось обороняться от нападения, потому что никому не могло прийти в голову восстать против неё или причинить ей зло. Перед нею все были равны.

Она просто была в Фантазии, но это присутствие было чем-то совершенно особенным: она была самым главным в жизни всех существ, населяющих Фантазию.

И каждое создание, доброе или злое, красивое или уродливое, веселое или серьезное, глупое или мудрое, — всё, всё существовало только благодаря Девочке Императрице. Без неё ничто не смогло бы выжить, как не может выжить человек без сердца.

Никто не мог постичь её тайну до конца, но все знали, что это правда.

И потому все создания Фантазии одинаково её уважали и одинаково за неё тревожились. Ведь её смерть была бы их концом и гибелью всей необъятной Империи Фантазии.

Тут Бастиан оторвался от книги.

Он вдруг снова вспомнил длинный коридор в клинике, где оперировали его маму. Они с отцом много часов сидели перед дверью операционной и ждали. Мимо пробегали врачи и медсестры. Когда отец спрашивал их, как мама, они всё время отвечали уклончиво. Казалось, никто толком не знает, в каком она сейчас находится состоянии. А потом наконец пришел лысый мужчина в белом халате, усталый и печальный на вид. Он сказал им, что все усилия были напрасны, и что ему очень жаль. Он пожал им обоим руку и пробормотал «сердечные соболезнования».

После этого между отцом и Бастианом всё стало совершенно по-другому.

Только не снаружи. Бастиан имел всё, чего только мог пожелать. Он владел велосипедом с тройным переключением скоростей, электрической железной дорогой, упаковками с витаминами, пятьюдесятью тремя книгами, золотистым хомячком, аквариумом с комнатными рыбками, маленьким фотоаппаратом, шестью фирменными перочинными ножами и ещё многим другим. Но, по правде говоря, он не очень-то и знал, что ему со всем этим делать.

Бастиан помнил, что раньше отец часто возился с ним. Иногда даже рассказывал ему всякие истории и читал вслух. Но с того дня всё это закончилось. Он не мог разговаривать с отцом. Тот был словно окружен невидимой стеной, сквозь которую невозможно проникнуть. Он никогда не ругал и никогда не хвалил. Даже когда Бастиана оставили на второй год, отец ничего не сказал. Он только взглянул на него таким отсутствующим и удрученным взглядом, что у Бастиана возникло чувство, будто его тут совсем нет. Это чувство стало постоянным. Когда вечером они садились вдвоем у телевизора, Бастиан замечал, что отец не смотрит, что его мысли где-то далеко-далеко, там, где Бастиану его уже не догнать. А когда оба брали в руки книгу — каждый свою, он видел, что отец вообще не читает, часами глядит на одну и ту же страницу, не переворачивая.

Бастиан понимал, конечно, что отец тоскует. Он и сам тогда плакал много ночей подряд, да так сильно, что от всхлипываний его начинало тошнить. Но понемногу это прошло. И ведь он, Бастиан, был рядом. Почему же отец никогда с ним не разговаривает? Ни о маме, ни о чём другом важном, только о самом обыденном?

— Если бы только знать, — говорил длинный худощавый Дух Огня с бородой из красного пламени, — чем она, собственно говоря, больна? У неё нет ни жара, ни отёков. Нет ни сыпи, ни воспаления. Она просто угасает, а отчего — непонятно.

После каждой фразы изо рта у него вылетало маленькое облачко дыма, образуя какую-нибудь фигуру. Сейчас это был вопросительный знак.

Облысевший от старости Ворон, похожий на большую картофелину, в которую крест-накрест воткнули несколько черных перьев (он был специалистом по простудным заболеваниям) хрипло прокаркал:

— Она не кашляет. И насморка у неё нет. С медицинской точки зрения, это вообще не болезнь.