Помоги проекту - поделись книгой:
Чего бы это ему ни стоило? Легко сказать! Даже если бы он мог предложить за неё больше, чем те три марки пятьдесят пфеннигов, что лежат у него в кармане, всё равно: недружелюбный господин Кореандер ясно дал понять, что не продаст ему ни одной книжки. А уж тем более никогда ничего не подарит. Положение было безвыходным.
Но всё же Бастиан знал, что не сможет уйти без этой книги. Теперь ему стало ясно, что он вообще пришел сюда только из-за неё — это она позвала его каким-то таинственным образом, потому что хотела к нему, да и всегда, в сущности, была его книгой!
Бастиан прислушался к глухому урчанию, по-прежнему доносившемуся из кабинета.
Не успев отдать себе отчет в том, что делает, он вдруг схватил книгу, быстро сунул её за пазуху и прижал к груди обеими руками. Не спуская глаз с двери кабинета, он бесшумно прокрался к выходу. Осторожно нажал ручку, стараясь не зазвенеть медными колокольчиками, и чуть-чуть приоткрыл стеклянную дверь. Потом тихонько затворил её снаружи.
И только тогда побежал.
Тетради, учебники и пенал тряслись в его сумке в такт быстрому бегу. У него закололо в боку, но он мчался дальше.
Дождь хлестал по лицу, струйки воды стекали за шиворот, пальто не спасало Бастиана от промозглой сырости, но он всего этого не замечал. Ему было жарко, и не только от бега.
Совесть, молчавшая в книжной лавке, вдруг проснулась и заговорила. Все оправдания, которые были такими убедительными, вдруг разом показались ему несерьезными и растаяли, словно снеговик при появлении огнедышащего дракона.
Он украл. Он — вор!
То, что он сделал, было даже хуже, чем обыкновенная кража. Эта книга наверняка единственная и незаменимая. Она наверняка была главной ценностью господина Кореандера. Украсть у скрипача его единственную скрипку или у короля корону — совсем не то, что забрать деньги из кассы.
Вот о чём он думал, пока бежал, крепко прижимая книгу к груди. Но чем бы ему это ни грозило, он ни за что с ней не расстанется. Ведь, кроме неё, у него ничего теперь не было в этом мире.
Идти домой он, конечно, уже не мог.
Он постарался представить себе отца, как он работает сейчас в большой комнате, похожей на лабораторию. Вокруг него дюжины гипсовых слепков человеческих челюстей — ведь отец зубной техник. Бастиан ещё никогда не размышлял, нравится ли отцу его работа — сейчас это впервые пришло ему в голову. Но теперь он, видно, уже никогда не сможет спросить об этом.
Если он сейчас придет домой, отец выйдет из мастерской в белом халате, может быть, с гипсовой челюстью в руке и спросит: «Уже вернулся?» — «Да», — ответит Бастиан. «Сегодня что, нет занятий?» Он так и видел застывшее в печали лицо отца и понимал, что не сможет ему соврать. Но и сказать правду тем более не сможет. Нет, выхода нет, надо идти куда глаза глядят, только бы подальше. Отец никогда не должен узнать, что его сын стал вором. Впрочем, он, может быть, вовсе и не заметит, что Бастиан исчез. Эта мысль даже немного утешила.
Бастиан уже не бежал. Сейчас он шел медленно и увидел в конце улицы здание школы. Он, сам того не замечая, пробежал свою привычную дорогу к школе.
Сейчас улица казалась ему пустынной, хотя по ней и шли прохожие. Но тому, кто сильно опаздывает, пространство вокруг школы всегда представляется вымершим. И Бастиан чувствовал, как с каждым шагом растет его страх. Он и всегда-то боялся школы — места своих ежедневных поражений, боялся учителей — и тех, кто терпеливо призывал его взяться наконец за ум, и тех, кто срывал на нём свою злость. Боялся других детей, всегда смеявшихся над ним и не упускавших случая доказать, какой он неумелый и беззащитный. Школа всегда представлялась Бастиану чем-то вроде необозримого тюремного заключения, которое будет длиться, пока он не вырастет, и которое он должен терпеть молча и покорно.
И когда он шагал уже по гулкому школьному коридору, где пахло мастикой и сырыми пальто, когда напряженная тишина словно ватой забила ему уши, когда он очутился, наконец, перед дверью своего класса, выкрашенной в тот же цвет лежалого шпината, что и стены вокруг, он ясно понял: в классе ему делать больше нечего. Он должен был уходить.
А раз так, почему бы ему не уйти прямо сейчас?
Но куда?
Бастиан читал в своих книжках истории про мальчишек, которые нанимались юнгой на корабль и уплывали на край света в поисках счастья. Одни становились пиратами или героями. Другие через много лет возвращались на родину богатыми, и никто их не узнавал. Но Бастиан не чувствовал себя способным на такое. Он даже не мог представить, чтобы кто-то взял его юнгой. К тому же он не имел ни малейшего представления о том, как добраться до какого-нибудь порта, где стоят корабли, годные для осуществления столь отчаянного замысла.
Так куда же бежать?
И тут ему пришло в голову, что есть одно подходящее место, единственное место, где его, во всяком случае на первых порах, не станут искать и не найдут.
Чердак был большим и тёмным. Тут пахло пылью и нафталином. Тут не было слышно ни единого звука, кроме тихой барабанной дроби дождя по огромной железной крыше. Почерневшие от времени могучие деревянные стропила через равные промежутки опирались на дощатый пол и поддерживали кровлю, теряясь где-то в темноте. Повсюду висели паутины, большие, словно гамаки. Они медленно колыхались, как привидения, на сквозном ветру. Сквозь слуховое окно в вышине проникал тусклый молочный свет.
Единственным живым существом в этом месте, где время словно остановилось, была маленькая мышка, которая металась по полу, оставляя на слое пыли следы крохотных коготков. Там, где она опускала хвостик, между следами виднелась тоненькая чёрточка. Вдруг мышка поднялась на задние лапки, прислушалась и — фьюить! — исчезла в щели между досками.
Послышался скрежет ключа в большом замке. Медленно и со скрипом отворилась дверь чердака, длинная полоса света на мгновенье упала в комнату. Бастиан проскользнул внутрь, потом снова заскрипел дверью и захлопнул её. Потом всунул большой ключ в замок изнутри и закрыл. Лишь задвинув для верности ещё и засов, он вздохнул с облегчением.
Теперь его и в самом деле невозможно будет найти.
Здесь его никто не будет искать. Сюда поднимались очень редко — это он знал точно. Но если вдруг волею случая кто-нибудь и захочет попасть сюда сегодня или завтра, дверь окажется запертой, а ключа на месте нет. И даже если в конце концов дверь всё же удастся открыть, у Бастиана будет достаточно времени спрятаться среди всего этого хлама.
Постепенно его глаза привыкли к темноте. Он знал это место.
Полгода назад он помог завхозу поднять на чердак большую корзину с какими-то старыми формулярами и документами. Тогда он и узнал, что ключ хранится в стенном шкафчике на верхней лестничной площадке. С тех пор он никогда об этом не вспоминал. Но теперь это сразу же пришло ему в голову.
Бастиан начал замерзать: пальто его промокло насквозь, а здесь, наверху, было очень холодно. Прежде всего он должен найти место, где можно поудобнее расположиться, ведь здесь ему предстоит провести много дней.
Сколько именно — над этим он пока не задумывался, как, впрочем, и над тем, что вскоре ему захочется есть и пить.
Он прошелся по чердаку.
Кругом стояли и валялись всякие ненужные предметы. Полки, набитые до отказу старыми классными журналами и папками ведомостей. Громоздящиеся одна на другой парты с залитыми чернилами крышками. Подставка, на которой висело не меньше дюжины устаревших географических карт. Облупившиеся классные доски, проржавевшие железные печурки, сломанные гимнастические снаряды, например, «козел» с разодранной кожаной обшивкой и торчащей паклей, лопнувшие набивные мячи, штабель старых стёганых спортивных матов, а чуть подальше — пропыленные чучела разных зверей и птиц, почти наполовину изъеденные молью, в том числе большая сова, горный орел и лисица; за ними — химические реторты и треснувшая колба, электростатическая машина, человеческий скелет, висящий на чем-то вроде вешалки для платья и множество ящиков и картонных коробок, набитых старыми учебниками и исписанными тетрадями.
Бастиан решил избрать своей резиденцией штабель спортивных матов. Если на них растянуться, чувствуешь себя почти как на диване. Он перетащил маты к слуховому окну, где было чуть посветлее, и увидел поблизости несколько сложенных серых солдатских одеял, конечно, рваных и насквозь пропыленных, но накрыться ими было всё-таки можно. Бастиан притянул их к себе. Потом снял мокрое пальто и повесил его на вешалку у скелета. Кости рук и ног задергались, но Бастиан не испугался. Быть может, потому, что и дома у него были похожие предметы. Мокрые сапоги он тоже снял. В одних носках уселся Бастиан по-турецки на мат и натянул на плечи, словно индеец, серое суконное одеяло. Перед ним лежал его портфель и книга в медно-красном переплете.
Бастиан подумал о том, что внизу у других сейчас идет урок немецкого, и они, может быть, пишут сочинение на какую-нибудь смертельно скучную тему.
Бастиан поглядел на книгу.
«Хотел бы я знать, — сказал он сам себе, — что происходит в книге, когда она закрыта. Конечно, там просто множество букв, напечатанных на листах бумаги, но всё же что-то там должно происходить, потому что, если я её раскрою, тут же появится какая-нибудь история с неизвестными мне людьми, всевозможными приключениями, подвигами и сражениями.
Иногда там случаются морские штормы или путешествия в незнакомые страны и города. И всё это каким-то образом внутри книги.
Нужно её прочесть, чтобы это пережить, — ясно. Но там, в книге, всё это уже есть.
Хотел бы я знать, как это получается?»
И вдруг Бастиан пришел в почти торжественное настроение. Он сел прямо, схватил книгу, открыл первую страницу и начал читать
I. Фантазия в беде
Все звери и птицы в Воющем Лесу укрылись в своих берлогах, норах и гнездах. Была полночь, и в верхушках гигантских вековых деревьев шумел штормовой ветер. Толстенные, толщиной с башню, стволы скрипели и кряхтели. Вдруг через чащу прошмыгнул слабый огонек. Он появлялся то тут, то там, замирал на месте, дрожа, перемещался зигзагами, летел вверх и усаживался на ветки, но тут же взлетал и поспешно устремлялся дальше. Это был светящийся шар величиной с детский мячик. Он летел вперед большими скачками и, едва коснувшись земли, снова взмывал ввысь. Но это был не мяч. Это был Блуждающий Огонек, который заблудился.
В общем, это был заблудившийся Блуждающий Огонек, что в Фантазии случается довольно редко. Обычно, наоборот, Блуждающие Огоньки уводят людей, чтобы они заблудились.
Внутри этого светящегося шара было маленькое, очень подвижное существо, которое бежало и прыгало изо всех сил.
Блуждающие Огоньки не бывают ни самцами, ни самками — у них не существует этого различия. В правой руке он держал малюсенький белый флажок, который развевался у него над головой. Значит, этот Блуждающий Огонек был вестником или курьером.
Не было никакой опасности, что, прыгая так высоко в темноте, он ударится о ствол или о толстый сук, — ведь Блуждающие Огоньки необычайно ловкие, быстро реагируют на всё происходящее вокруг, и им ничего не стоит изменить направление во время прыжка. Поэтому и путь его был не прямым, а зигзагообразным. И всё же Огонек двигался в одну определенную сторону.
Пока чуть не налетел на выступ скалы и в испуге отпрянул назад. Почёсываясь, словно щенок, он сидел в дупле и некоторое время обдумывал ситуацию, а потом снова выполз из укрытия и осторожно заглянул за скалу.
Перед ним была поляна, на ней — три фигуры, освещенные светом костра, очень разного вида и размера. Великан, будто высеченный из серого камня, был ростом не меньше трёх метров. Он лежал на животе, упершись локтями в землю, и глядел в огонь. Щербатое каменное лицо с выдвинутой вперед нижней челюстью и острыми зубами, похожими на заточенные зубья стальной пилы, казалось слишком маленьким для его могучих плеч.
Блуждающий Огонек пришел к выводу, что великан принадлежит к племени Скалоедов, живущих в горах, расположенных невообразимо далеко от этого леса.
Причем Скалоеды не только живут
Однако поскольку эти существа жили там очень давно и были гораздо старше большинства других созданий Фантазии, горы приобрели с течением времени весьма своеобразный облик и стали похожи на гигантские эмментальские сыры, все в дырках-пещерах. Пожалуй, поэтому они и называются Сквозные Горы. Впрочем, Скалоеды не только питаются горной породой, но и производят из неё всё, что им нужно: мебель, шляпы, обувь, инструменты и даже часы с кукушкой. Неудивительно, что рядом со Скалоедом стоял велосипед, сделанный полностью из вышеупомянутого материала, с двумя колёсами, похожими на мощные мельничные жернова. В целом это больше смахивало на асфальтовый каток с педалями по бокам.
Второй фигурой был маленький Ночной Эльф, сидевший справа от огня. Ростом не больше двух Блуждающих Огоньков, взобравшихся один на другого, он был похож на чёрную мохнатую гусеницу, вставшую на дыбы. При разговоре он усердно жестикулировал малюсенькими розовыми ручками, а там, где под густой чёрной шевелюрой находилось, по-видимому, его лицо, посверкивали, будто две луны, круглые глазища.
Ночные Эльфы разного вида и величины водились повсюду в Фантазии, и поначалу трудно было понять, издалека ли прибыл этот. Разумеется, снаряжен он был по-походному, и рядом с ним, на ветке, со сложенными крыльями и головой вниз, словно зонтик, висела крупная летучая мышь. Из тех, на каких обычно летают Ночные Эльфы.
А третью фигурку, сидевшую слева от костра, Блуждающий Огонек увидел не сразу, такая она была миниатюрная. Даже на небольшом расстоянии её никак не удавалось как следует разглядеть. Это был очень худенький человечек в пестром костюмчике и с красным цилиндриком на голове, из рода Мелюзги.
Про Мелюзгу Блуждающий Огонек толком ничего не знал. Правда, когда-то он слышал, что этот народ возводит целые города на ветках деревьев, причем, дома соединены друг с другом разнообразными лестницами, канатными мостками и горко-дорогами. Но жили те человечки в совершенно другой части фантазийской Империи, много-много дальше отсюда, даже чем Скалоеды. Тем удивительнее, что Мелюзга, очевидно, путешествовал на улитке, которая сидела тут же: на её розовой витой ракушке поблескивало серебряное седельце, а уздечка и вожжи, прикрепленные к её рожкам, казались серебряными ниточками.
Признаться, Блуждающий Огонек удивился, что три столь разных создания дружно сидят здесь вместе — ведь народы Фантазии далеко не всегда живут в мире и согласии. Часто случались сражения и войны, вражда между некоторыми племенами длилась веками; к тому же встречались не только честные и добрые создания, но и коварные, злодеи и разбойники. Да и сам Блуждающий Огонек был из рода, не вполне заслуживающего доверия. Наблюдая за этими тремя у костра, Блуждающий Огонек вскоре заметил, что у каждого из них есть либо белый флажок, либо повязанная через плечо белая ленточка, — выходит, все они посланцы или курьеры. Этим и объяснялась их нынешняя мирная беседа.
Уж не по той же ли причине они отправились в путь, что и Блуждающий Огонек?
Из-за сильного ветра, сотрясавшего верхушки деревьев, на этом расстоянии их слов нельзя было понять. Но раз они уважают друг друга как посланцы, может быть, они и Блуждающего Огонька примут как гонца, и ничего ему не сделают? Так или иначе, он должен спросить у кого-нибудь дорогу. Вряд ли ему представится другой такой случай посреди ночи, посреди леса. Блуждающий Огонек собрался с духом, вылетел, размахивая белым флажком, из своего укрытия и, дрожа, завис в воздухе.
Скалоед, лежавший лицом как раз в ту сторону, заметил его первым.
— Сегодня ночью здесь небывалое оживление, — проскрипел он. — Вон ещё один пришел.
— Хуху, Блуждающий Огонек! — отозвался Ночной Эльф, и его глаза-луны загорелись. — Очень рад, очень рад!
Мелюзга встал, прошел несколько шажков навстречу пришельцу и пропищал:
— Если не ошибаюсь, вы тоже здесь в качестве посланца?
— Да, — сказал Блуждающий Огонек.
Мелюзга приподнял свой красный цилиндрик, слегка поклонился и прочирикал:
— О, прошу вас, тогда подойдите поближе. Мы тоже посланцы. Подсаживайтесь к нам. — И он указал цилиндриком на свободное место у костра.
— Большое спасибо, — произнес Блуждающий Огонек и нерешительно подошел. — Я так рад. Разрешите представиться: меня зовут Блюбб.
— Очень приятно, — ответил Мелюзга. — А меня — Укюк.
Ночной Эльф поклонился сидя:
— Моё имя Вушвузул.
— Весьма рад! — проскрипел Скалоед. — Я — Пьёрнрахцарк.
Затем все трое уставились на Блуждающего Огонька, который от смущения готов был сквозь землю провалиться. Блуждающие Огоньки терпеть не могут, когда на них глядят в упор.
— Вы не хотите присесть, дорогой Блюбб? — спросил Мелюзга.
— Собственно, — ответил Блуждающий Огонек, — я очень спешу, я только хотел спросить: не могли бы вы сказать, в каком направлении мне надо лететь отсюда, чтобы попасть к Башне Слоновой Кости?
— Хуху! — повторил Ночной Эльф. — Вы к Девочке Императрице?
— Совершенно верно, — ответил Блуждающий Огонек. — Я должен передать ей очень важное послание.
— Какое? — проскрипел Скалоед.
— Ну… — Блуждающий Огонек переступил с ноги на ногу, — …это секретное послание.
— У нас троих та же цель пути, что и у тебя — хуху! — возразил Ночной Эльф Вушвузул. — Мы все тут коллеги.
— Вполне вероятно, что и послание у нас одно и то же, — добавил Мелюзга Укюк.
— Садись и выкладывай! — прохрустел Пьёрнрахцарк.
Блуждающий Огонек послушно опустился на свободное место.
— Моя родная страна, — начал он помолчав, — лежит довольно далеко от этих мест — я не знаю, слышал ли про неё кто-нибудь из присутствующих. Называется она Гнилое Болото.
— Хууу! — восхищенно выдохнул Ночной Эльф. — Расчудесное место!
Блуждающий Огонек слабо улыбнулся.
— Да, не так ли?
— И это всё? — скрипел Пьёрнрахцарк. — Что же заставило тебя отправиться в путь, Блюбб?
— У нас в Гнилом Болоте, — продолжал Блуждающий Огонек, запинаясь, — произошло нечто… нечто непостижимое… Собственно говоря, это и сейчас происходит… Это трудно описать… всё началось с того, что… Короче… На востоке нашей страны есть озеро… Точнее
— Вы хотите сказать, — попробовал уточнить Укюк, — что оно вдруг высохло?
— Нет, — возразил Блуждающий Огонек. — Тогда там бы осталось просто высохшее озеро… Но тут всё вышло иначе… Там, где было озеро, теперь совсем ничего нет, просто ничего, понимаете?
— Дырка? — проскрипел Скалоед.
— Нет, даже не дырка, — ответил Блуждающий Огонек с беспомощным видом. — Дырка — это не ничто, а нечто, а там вообще — ничто.
Трое посланцев переглянулись.
— Как же оно выглядит, хуху, это Ничто? — спросил Ночной Эльф.
— Это-то как раз и трудно описать, — отчаянно простонал Блуждающий Огонек. — Это не выглядит, собственно, совсем. Это … это как … ах, нет слов, чтобы это выразить!
— Это, — вдруг произнес Мелюзга, — будто ты становишься слепым, когда глядишь на то место, да?
Блуждающий Огонек уставился на Мелюзгу с открытым ртом.
— Абсолютно точно сказано! — крикнул он. — Но как … откуда вам это тоже известно?!
Поделиться книгой: