Помоги проекту - поделись книгой:
— Что еще за «но»! Делай, что сказано. Это антиправительственная пропаганда, и, следовательно, пре-ступ-ле-ни-е!
К вечеру Моури избавился от оставшихся листовок и подыскал более подходящее жилье.
— Завтра я уезжаю дней на семь, — объявил он в отеле и пожаловался: — Война так осложняет жизнь. Ничего нельзя планировать заранее.
— Вы хотите оставить за собой номер, господин Агаван?
— Да, я надеюсь вернуться. — Моури полез в карман. — Вот вам за десять дней. — Он протянул портье пачку гульдов. — Если я вдруг не вернусь — не стоит беспокоиться — это мои проблемы.
— Как вам будет угодно, господин Агаван. — Безучастный к тому, что кто-то швыряется деньгами, портье выписал квитанцию.
— Благодарю, — пряча квитанцию, произнес Моури. — Долгой жизни.
— Долгой жизни.
Подкрепившись в ресторане, Моури поднялся в номер, растянулся на кровати и так лежал до наступления темноты. Как только за окном погасли последние отсветы заката, он вскочил с постели, распихал по карманам новую порцию прокламаций, захватил небольшой кубик псевдомелка и двинулся в город.
В тусклом свете фонарей действовать было значительно проще, да и он уже достаточно хорошо ориентировался в извилистых лабиринтах Пертейна. Часа четыре Моури занимался тем, что осквернял и обезображивал стены домов и шикарные витрины самых престижных магазинов, так что к полуночи весь город был разукрашен разного вида воззваниями и угрозами в адрес правящей касты с неизменной и зловещей подписью «ДАГ».
Орудуя псевдомелком, Моури едва не хохотал, представляя, как спозаранку несчастные домовладельцы станут тщетно отмывать кощунственные буквы. Мел обладал коварным свойством въедаться в стену при соприкосновении с водой, то есть, чем упорней драить, тем ярче и отчетливее проступает надпись.
Наутро, с аппетитом позавтракав, Моури вышел из отеля и, игнорируя назойливых таксистов, сел в автобус. Раз десять он менял маршруты, всячески заметая следы, даже сдал кейс в камеру хранения. Была ли в этом необходимость — сказать трудно, но береженого бог бережет, кто может поручиться, что в отель не нагрянут с проверкой, и тогда…
Пусть и невелика вероятность такого поворота событий, тем не менее, случись что, в казематах Кайтемпи досадовать на промахи будет поздно.
Изрядно напетляв и уверившись, что теперь даже самая опытная ищейка собьется с ног, но не сможет проследить его извилистый путь, Моури забрал из камеры хранения кейс и отправился в свои новые апартаменты — две дурно пахнущие клетушки на четвертом этаже полуразвалившегося доходного дома. Там он провел остаток дня, приводя антисанитарную конуру в божеский вид.
Хозяин дома, человечек с бегающими глазками, без вопросов принял его как Гаста Харкина — железнодорожника, честного труженика, немного рассеянного и достаточно глупого, чтобы в срок платить за снятые комнаты.
Разделавшись с уборкой, Моури вышел купить вечерние газеты. О вчерашних событиях там не было ни строчки. Сначала он несколько огорчился, но, поразмыслив, решил, что это даже к лучшему. Ни один уважающий себя журналист или более-менее приличный редактор не упустил бы такой материал, а значит, не обошлось без давления сверху. Кто-то, наделенный немалой властью, прихлопнул публикацию тяжелым кулаком цензуры.
Да, всполошились, видно, господа из Кайтемпи, забеспокоились, заерзали в своих креслах. Что ж, это только начало, так сказать, оса крылышком махнула. То-то будет дальше. И чем упорнее молчат «наверху», тем красноречивее пересуды «внизу»; растет недоверие к правительству. «Что опять они от нас скрывают?» — уже завтра, Моури не сомневался, тысячи горожан зададутся этим вопросом. «Дирак Ангестун Гесепт» — эти три слова будут вертеться на языках десятков тысяч достопочтимых сирианцев, и все потому, что власти струхнули и сидят, как в рот воды набравши.
«Нет причин для страхов», — говорит правительство. Но кто ему поверит, когда оно боится признать столь пустячный фактик? А ведь шила в мешке не утаишь.
Если не бороться с заразной болезнью — само собой, вспыхнет эпидемия. Моури решил ускорить процесс распространения антивоенной бациллы и очередную вылазку предпринял в Редайн — небольшой городок с населением не более трехсот тысяч человек, расположенный в сорока двух милях к югу от Пертейна; райцентр с собственной электростанцией, бокситными шахтами и заводом по производству алюминия.
Утренний поезд был битком забит угрюмыми работягами, самоуверенными чиновниками, измученными солдатами, какими-то бесцветными бесполыми личностями — людьми, движимыми нуждами военного времени. Напротив Моури восседал свиноподобный тип с жирной харей — живая карикатура на министра пищевой промышленности — и томно, с барским равнодушием взирал на проносящиеся за окном пейзажи. Не прошло и пяти минут, как Свинорылый уже храпел, запрокинув голову и широко раскрыв рот. Во сне он еще больше напоминал борова, и у Моури руки чесались заткнуть его пасть апельсином.
Милях в тридцати от Редайна передняя дверь с шумом распахнулась, и в вагон ввалился вездесущий страж порядка в сопровождении двух суровых личностей в штатском.
— Ваш билет, — потребовал полицейский у первого же пассажира.
Трясущимися руками сирианец протянул билет. Полицейский изучил билет с обеих сторон, затем передал коллегам.
— Удостоверение, — на весь вагон гаркнул легавый, явно стараясь угодить своим спутникам, которые пристально изучали проездной талон несчастного сирианца. — Разрешение на передвижение.
Пассажир вздохнул с облегчением, когда, пройдя тройную проверку, ему вернули документы. Троица двинулась дальше.
— Ваш билет.
Моури без особых опасений наблюдал за происходящим из глубины вагона. Тревога появилась лишь когда два истукана в штатском, как по команде, ни с того ни с сего набросились на какого-то бедолагу. Глаза их налились кровью, они были готовы растерзать несчастного.
— Встать!
Пассажир вскочил, дрожа как осиновый лист. Нимало не церемонясь, его ощупали с головы до пят, вывернули карманы, перетряхнули сумку, но ничего существенного не нашли.
— Ну, что ты трясешься? — заорал раздосадованный полицейский.
— Я… я плохо себя чувствую, — запинаясь пробормотал пассажир.
— И что же с тобой такое?
— Дорожная болезнь, кэп. Мне всегда неважно в поездах.
— Вранье. Небось, в штаны наложил со страху. — Констебль взглянул на своих товарищей. — Хорошо, садись.
Пассажир рухнул на сиденье и тяжело задышал. Легавый презрительно обвел его взглядом и переключился на следующую жертву.
— Билет.
До Моури оставалось еще с десяток человек. Он, конечно, мог рискнуть на проверку документов. Но обыск! Легавого Моури не боялся: легавый — везде легавый, а вот эти двое, агенты всемогущей Кайтемпи… Если они проверят его карманы — ему крышка. А на далекой, далекой Земле хладнокровный тип по фамилии Вулф поставит точку в досье Моури и отыщет другого простофилю, которому заморочит голову своим «Встаньте», «Повернитесь», «Пройдитесь вразвалку», «Из вас получится недурная «оса».
Моури искоса взглянул на Свинорылого. Спит или только притворяется? Однако времени нет, спит эта харя или нет, разбираться уже некогда — надо идти ва-банк. Ощупав сиденье за спиной, Моури обнаружил узкую, но довольно глубокую щель. Не спуская глаз со Свинорылого, он выудил из карманов все свои орудия труда, быстро сунул их в щель и затолкал поглубже. Свинорылый не шелохнулся.
Моури безучастно глядел в окно, когда полицейский принялся раздраженно расталкивать Свинорылого. Наконец тот всхрапнул в последний раз, разлепил веки и удивленно уставился на легавого.
— Ну, что случилось? — спросил он, туго соображая.
— Ваш билет! — рявкнул полицейский.
— А, дорожный контроль, — дошло до Свинорылого. — Минутку.
Толстыми, как сардельки, пальцами Свинорылый извлек из жилетного кармашка впрессованную в прозрачный пластик карточку, одного взгляда на которую было достаточно, чтобы с легавого слетела спесь, а оба сексота вытянулись по струнке, как новобранцы.
— Простите за беспокойство, господин майор, мы не знали, господин майор… простите, — потупившись застрекотал полицейский.
— Ничего, ничего, — снисходительно буркнул майор, демонстрируя аристократические манеры. — Это ваш долг, я понимаю. — Свинорылый одарил ошарашенную публику торжествующим взором, мол, разумей, кто есть кто в этой бренной жизни.
Подавленный легавый повернулся к Моури.
— Ваш билет.
Теперь уже Моури оказался в центре внимания. С безразличным видом он устало протянул билет. Констебль, агенты в штатском, майор Свинорылый оценивающе разглядывали Моури, и взгляды их не предвещали ничего хорошего.
— Удостоверение.
Моури подал удостоверение.
— Разрешение на передвижение.
Моури подал разрешение и уже был готов вскочить по команде «Встать!», но контролеры, отягощенные присутствием толстобрюхого майора, торопились поскорее убраться подальше от начальственных глаз.
Моури сунул документы в карман и, стараясь, не выдать радости, обратился к соседу:
— Интересно, кого они ищут?
— Не твое дело, — отрубил Свинорылый, от его хороших манер не осталось и следа.
— Да-да, конечно, — удрученно согласился Моури.
Майор уставился в окно, не проявляя больше склонности ко сну. «Чтоб ты сдох!» — подумал про себя Моури, прикидывая, как ему теперь вытащить спрятанные листовки.
Скрипнула дверь, контролеры перешли в следующий вагон.
Вдруг завизжали тормоза, поезд тряхнуло, да с такой силой, что люди послетали с мест. Где-то снаружи послышались крики. Майор выглянул за окно и с проворностью, неожиданной при его комплекции, помчался к дверям, на ходу выхватывая пистолет. Крики становились все громче.
Моури высунулся из окна. У самого хвоста поезда, потрясая оружием, неслись агенты Кайтемпи, за ними — контролер-полицейский, позади всех поспешал Свинорылый. Окна облепили любопытные. Прогремело несколько выстрелов.
— Эй, — окликнул Моури пассажира соседнего вагона, — что там случилось?
— Да какой-то парень рванул так, что пятки засверкали, едва завидел проверку. Констебль дернул стоп-кран, и они бросились вдогонку. Я думаю, его уж не поймать.
— А что за парень-то?
— Кто ж его знает. Наверное, преступник.
— Пожалуй, — согласился Моури. — Если б Кайтемпи охотилось за мной, я бы тоже улепетывал, как недорезанный спакум.
— Кто б не улепетывал?! — кивнул сирианец.
Весь вагон столпился у окон, заинтересованный случившимся, и Моури, пользуясь моментом, благополучно извлек из тайника драгоценные прокламации.
Примерно через полчаса поезд тронулся. Вскоре в дверях появился разгоряченный Свинорылый, прошлепал к своему месту и бухнулся на сиденье. Он выглядел настолько кислым, что казалось мог замариновать себя в собственном соку.
— Ну как? — полюбопытствовал Моури. — Поймали?
Майор наградил его испепеляющим взглядом.
— Не твое дело.
— Да-да, конечно.
До самого Редайна они не проронили ни слова.
Пассажиры спешно покидали вагон, разбредаясь по своим делам. У Моури тоже дел было по горло, однако он не отправился прямиком к дожидающимся экзекуции витринам, а двинулся по пятам за майором.
Глава 4
Моури не боялся, что Свинорылый заметит слежку — одна походка уже говорила о том, что даже мысль о преследовании не может уместиться в его крохотном мозгу. «Я — это закон. Вся прочая шваль — пыль под моими сапогами», — читалось в его печатном шаге.
За вокзальной аркой Свинорылый свернул вправо и тяжелой поступью продефилировал к автостоянке.
Задержавшись в тени, Моури увидел, как майор подошел к огромному зеленому динокару, достал ключи и не без труда протиснулся внутрь машины. Выждав какое-то мгновение, Моури перебежал дорогу и остановил подвернувшееся такси. Время было рассчитано точно — он упал на сиденье в тот самый миг, когда зеленый динокар с воем пронесся мимо.
— Куда? — спросил таксист.
— Не помню адреса, но знаю дорогу. Поехали, — приказал Моури. — Один раз только там был, да и то пару лет назад. Но ничего, отыщем.
Моури, не спуская глаз с зеленого динокара, то и дело отдавал короткие распоряжения: «Налево. Так, а сейчас направо. Да, прямо…» Казалось, чего проще сказать: «Следуйте за этой машиной», но Моури знал, что ищейки Кайтемпи недаром едят свой хлеб, им не составит труда разыскать шофера и проследить его путь. Уж где-где, а в Кайтемпи большие мастера по распутыванию подобных клубков.
Они быстро проскочили центр города. Свинорылый резко свернул влево и подрулил к автостоянке близ многоэтажного здания. Моури дал таксисту проехать еще ярдов двести и попросил остановиться.
— По-моему, здесь. — Он полез за деньгами. — Хорошая память — не последнее дело, дружище, да?
— Да-да. С вас один гульд шесть десяток.
Моури дал ему два гульда и проводил такси взглядом. Как только машина скрылась из виду, он направился прямо к многоэтажке; майор в это время запирал свой динокар. Войдя в просторное фойе, Моури примостился в укромном кресле и, расслабившись, полузакрыл глаза; можно было подумать, что ему здесь назначена встреча. Благо, таких скучающих в ожидании было немало, и никто не обратил на него ни малейшего внимания.
Не прошло и полминуты, как появился Свинорылый. Не глядя по сторонам, он прошел к открытой кабине лифта. Закрылись створки, лифт тронулся. Световое табло помигало номерами, задержалось на цифре семь и отсчитало этажи обратно, до первого.
Помечтав еще минут пять, Моури зевнул, потянулся, посмотрел на часы и вышел на улицу. Пройдя несколько кварталов, он зашел в телефонную будку, узнал в справочной номер администратора дома и позвонил.
— Алло. Около часа назад я должен был встретиться у вас в фойе с одним человеком. К сожалению, я опаздываю. Вдруг он еще там. Передайте ему, пожалуйста, что я буду с минуты на минуту.
— Хорошо. Как его фамилия? Он наш жилец?
— Да, он ваш жилец. Но вот фамилия напрочь вылетела у меня из головы. Крупный такой, я бы сказал слишком крупный… Живет на седьмом этаже. Майор… майор… Ох, уж этот проклятый склероз!
— Майор Саллана, — подсказал управляющий.
— Во-во, Саллана, — обрадовался Моури. — И как это я мог забыть?!
— Подождите, я посмотрю, ждет ли он. — Через минуту в трубке опять раздался голос управляющего. — Увы, но его уже нет. Видимо, не дождался. Я позвонил ему, но там никто не отвечает. Может, вы хотите что-нибудь передать?
— Благодарю, в этом нет нужды. Долгой жизни.
— Долгой жизни.
Итак, дома Свинорылого не было. Как вошел, так и вышел, если, конечно, не утонул в ванне. Хотя вряд ли он успел бы даже воды набрать. Что ж, если его действительно нет дома, то упускать такой случай просто обидно.
Выходя из будки, Моури не преминул оставить о себе память — «Война — дело рук алчных до власти. Расплата не за горами. Дирак Ангестун Гесепт покончит с войной.» Моури улыбнулся: да не обретет покоя, всяк сюда входящий.
Поделиться книгой: