Шпага Софийского дома

Олег Иваныч поежился, повел плечами под кольчугой и, оглянувшись на идущих позади воинов, прибавил шагу, догоняя Силантия Ржу. Тот выглядел основательно, как и положено настоящему кондотьеру, продающему свой меч, но не продающемуся, по крайней мере за мелкие деньги. Щегольской, красный с золотом, плащ, поверх кольчуги — черненый панцирь, стальные, такого же цвета, поножи, на золоченом поясе — меч в зеленых сафьяновых ножнах, рядом — кинжал. В правой руке Силантий сжимал устрашающих размеров секиру. Щиты воины оставили в лодьях, хоть и были защищены лишь легкими бронями, да не те люди шпыни болотные, коих шугануть собирались, чтоб ради них в полный бранный комплект облачаться. И так разбегутся, коли жизнь мила.

К «рэнглеровскому» ремню Олега тоже был приторочен меч. Тяжел, зараза, куда там шпаге. Намаешься отмахиваться! Долго не повертишь — рука устанет, потому и движения должны быть резкие, точные, экономные, словно у плотника-профессионала, забивающего одним ударом пятинные гвозди. Новгородской работы кольчуга была красива и удобна, закрывала руки до локтей и ноги до половины бедра и, казалось, практически ничего не весила, настолько качественно были подогнаны кольца, кое-где переходящие внахлест. И нигде ничего не терло и не звякало, хотя, конечно, было жарковато — под кольчугу Олег Иваныч — как и прочие — надел специальную поддеву из тонкого войлока.

Ветер приносил запах гари. Силантий остановился, повернулся к воинам, предостерегающе подняв руку. Впрочем, и без того все и так поняли — скоро. Их было немного — всего полтора десятка — воинов, нанятых Иваном Костромичом. Сам купец, в пластинчатых латах и закрытом шлеме, важно шагал сзади. По тому, как ловко передвигался купец, как обращался с оружием, Олег Иваныч сделал для себя вывод о том, что Иван вряд ли уступит в бою тому же Силантию, хотя купец, а не воин. Рядом с Иваном, прикрывая его, шли два приказчика-служки, тоже в кольчугах, хотя и не столь богатых, как у Силантия, с рогатинами и самострелом. О возможностях последнего Олег Иваныч уже имел представление и наказал себе как можно быстрее научиться владеть им, для начала хотя бы на уровне Гришани. Отрока с собой не взяли, хоть тот и просился. Силантий сказал — «Не фиг!», а Иван Костромич одобрительно кивнул. И правильно, как посчитал Олег Иваныч, не фиг! Навоюется еще, успеет. Сам-то он чувствовал в крови давно забытый азарт… и нельзя сказать, чтобы это было плохое чувство!

Усадьба открылась неожиданно, как только дружина Силантия Ржи выбралась из вересковых кустов на пригорок. Чуть выше, на холме, за деревьями, виднелась бревенчатая ограда, частокол и распахнутые настежь ворота. По двору бегали подозрительные типы с рогатинами и дубинами, кто-то кричал, кто-то отчаянно ругался, доносился истошный женский визг, прерываемый озлобленным звяканьем железа.

— Ну, вперед, други! — улыбнувшись, кивнул дружинникам Силантий и, подбросив в руке секиру, быстро зашагал вперед.

— Вы четверо, — он на ходу обернулся, — зайдете сзади, там, где покос.

Четверо воинов сноровисто свернули на еле заметную стежку.

— А вы… — Силантий посмотрел на Костромича с приказчиками, — со стороны речки.

Купец одобрительно кивнул, словно придирчивый учитель, довольный ответом ученика.

Ровным шагом, прикрывая друг друга, воины Силантия Ржи вошли во двор горящей усадьбы. Их появление поначалу произвело шок, но «шильники» быстро опомнились и, с ходу потеряв несколько человек, заняли круговую оборону, медленно отступая к овину.

Окровавленная секира мелькала над сверкающим шлемом Силантия с методичностью парового молота. Олег Иваныч старался не отставать от него, по мере сил орудуя мечом, — пока получалось не очень. Привык к рапире… Один из разбойников даже чуть было не поразил его дубиной — еле успел увернуться и совсем забыл про меч. Зато вспомнил самбо: сразу же нанес противнику удар ногой в пах. Удар был силен — согнувшийся пополам разбойник, выронив дубину, тяжело повалился на землю, однако и Олег Иваныч хорошо отбил себе ногу об его кольчугу. Хромая, обернулся, услыхав предупреждающий крик Силантия. С разбега налетели двое.

Отбив мечом брошенную рогатину, Олег Иваныч нанес удар по незащищенной руке одного из бандитов. Кровавым веером полетели на землю отрубленные пальцы, усадьбу пронзил дикий вопль боли. Олег отшвырнул подальше упавший меч. Можно было, правда, попытаться сражаться двумя мечами, но пока это выглядело бы чистой воды пижонством — Олег Иваныч и с одним-то мечом еще не наловчился хорошо управляться… хотя — привыкал помаленьку и орудовал клинком все ловчее, как когда-то рапирой, а потом — шпагой…

Зажимая пораненную кисть, разбойник отбежал в сторону, тут же получил палицей по кумполу и распластался на земле, раскинув в стороны руки.

— Готов, — констатировал факт Олег Иваныч. — Однако где же второй?

А второй был уже рядом! Мерзко ухмыляясь, он ловко метнул длинный тяжелый нож. Олег усмехнулся, уж эти-то штучки были ему известны. Учили. Увернулся — нож вонзился в воротный столб. Воткнувшись, задрожал, зазвенел злобно. Вытащив нож из столба, Олег Иваныч тут же метнул его обратно, хотя за результат уверен не был — не метал он раньше ножиков, не приходилось как-то… Нож попал прямо в левый глаз изумленному супостату. Тот повалился навзничь, даже не успев застонать. Олег Иваныч перевел дух и осмотрелся. Судя по всему, дело подходило к концу. Шайка разбойников не могла долго противостоять профессионалам, а в том, что все дружинники Силантия Ржи таковыми являлись, Олег имел наглядную возможность убедиться.

Часть шильников уже сдалась в плен и понуро стояла около ограды со связанными за спиной руками. Уцелевшие жители усадьбы прохаживались рядом, ругались и плевали разбойникам в морды.

Несколько бандитов решили спастись бегством, спустившись к реке. Судя по появившимся оттуда Ивану Костромичу и его приказчикам, вытирающим мечи от крови пучками травы, эта затея им не очень-то удалась. Как и тем их сотоварищам, кои пытались удрать через покос.

Сражение подходило к концу.

Тыльной стороной кисти Олег Иваныч вытер пот со лба и огляделся. На заднем дворе, у овина, воины Силантия ловко скручивали еще двоих. Отошедшие от испуга служки принялись тушить хозяйскую избу, споро таская из реки воду большими деревянными кадками. Злобно шипели догоравшие угли, и сбитое пламя нехотя отползало внутрь дома, откуда при первой же возможности выскочили наружу своеземец Фрол и его оружные люди. Радостно приветствуя неожиданных спасителей, они плевали в сторону пленных ватажников и бросали на них не сулящие ничего хорошего взгляды. Обгоревшая борода Фрола победно топорщилась, словно выцветший татарский бунчук.

Двое служек в очередной раз выплеснули воду из кадок, развернулись под шипение углей, навострились обратно, к реке… неприметные, чуть ссутулившиеся, в дешевых пестрядинных рубахах. А вот рядом с ними… нет, за ними… а вот уже и впереди них, прямо за воротами, блеснула серебром кольчужная бронь… Вражина!

Выхватив меч, Олег Иваныч бросился в погоню — он сразу узнал в пытающемся скрыться разбойнике своего личного врага Тимоху по прозвищу Рысь.

— Стой, гад!

В три прыжка догнав «шильника», он с ходу нанес сокрушительный удар. Тимоха ловко отбил меч огромной секирой и, узнав догнавшего, ухмыльнулся:

— Ну, собачий сын, посчитаемся!

Он обрушил на Олега целый каскад ударов, так что тому пришлось бы худо, ежели б не врожденная ловкость и кое-какие специфические навыки. Казалось, в Тимоху вселился дьявол — с такой силой он орудовал своим страшным орудием. Лезвие секиры описывало в воздухе блестящие дуги, сравнимые разве что с работающим самолетным винтом, дикие глаза разбойника сверкали, словно глаза мартовского кота, рожу наискосок пересекал свежий кровавый шрам — след удара Софьи.

— Ххэк! — выдохнул шильник, Олег Иваныч в который раз еле-еле успел увернуться. Тяжелое лезвие лишь на излете скользнуло по шлему, однако звон, образовавшийся в его голове, по своему качеству был ничуть не хуже колокольного.

— Ххэк!

Секира снова просвистела мимо уха. Вообще-то, Олегу Иванычу это стало уже надоедать. Фехтовальщик он или нет? Черт с ним, с мечом, обломится так обломится. А ну-ка… Ан гард! К бою! Алле!

Выставив вперед правую ногу, Олег Иваныч контратаковал злодея, нанеся ему ряд нестрашных, но весьма болезненных уколов в правую руку. Эх, если б не кольчуга… Ладно, черт с ней. Сделав обманный финт влево, Олег Иваныч уклонился от промелькнувшей секиры и сделал вид, что хочет поразить противника в правый глаз. По крайней мере, острие меча в последующем выпаде было направлено именно туда. Тимоха вынужден был перейти к обороне. А вот теперь — снова атака! Выпад, отбив, обманный финт… От столкновения клинка с лезвием секиры только искры летели! Даст бог, меч не сломается, выдержит! Выпад… Удар! Эх, черт, он же в кольчуге… Запыхавшийся разбойник не ожидал такого. Заоглядывался, уходя в защиту… Ага, не нравится, сучья вошь!

Правильно… Теперь главное — вызвать с помощью обманных финтов ряд атакующих действий, которые можно будет легко отразить, поскольку именно они и ожидались… А потом — резкий переход в ответную атаку — рипост. Основа французской школы.

Ну, что, собачий сын, ты там заснул никак?

А ну-ка — к бою! Ан гард! Алле… Атака… Выпад… Ложный финт вправо… Вот сейчас он должен открыться… Ага, так и есть. Открывается… Ну, теперь — снизу в шею… Алле!

Олег Иваныч ринулся вперед… и вдруг завалился навзничь, словно куль с мукой! Незаметно подобравшийся сзади Митря Козлиная Борода ударил его ниже колен оглоблей. Ах ты ж, сволочь… Олег Иваныч выронил меч.

— Посмотри водоносов, — приказал Тимоха Митре, и тот, понятливо кивнув, кинулся вниз, к реке, на ходу доставая из сапога длинный узкий ножик.

Злорадно прищурясь, разбойничий вожак, перебрасывая из руки в руку секиру, медленно подошел к поверженной жертве. Он тяжело дышал, измотанный атаками Олега Иваныча, зверское выражение лица не сулило последнему ничего хорошего. Олег лежал на земле, у самых ворот, распахнутых и жалобно скрипящих под дуновением ветра. Надежды на помощь не было — воины Силантия были заняты в усадьбе. Судя по сдавленным крикам, служки-водоносы тоже уже больше не представляли никакой угрозы для Тимохи и Митри. Жалобно скрипели ворота, фигура разбойника угрожающе маячила на светло-голубом фоне неба. Олег Иваныч краем глаза увидел вдруг растущие рядом с ним колокольчики и нежно-желтые соцветия кашки. Темная тень ворот на миг заслонила солнце.

Тимоха примерился и, злобно зарычав, высоко поднял секиру. Угрожающе склонив вперед голову, примерился для последнего удара…

Захватив обеими руками створку ворот, Олег Иваныч резко толкнул ее прямо на шильника.

Получи, фашист, гранату!

Тяжелая, обитая ржавым железом створка впечаталась разбойнику прямо в лоб!

И поделом, не фиг башку вперед выставлять.

Глухо застонав, Тимоха опрокинулся навзничь, словно кукла-неваляшка, правда, в отличие от нее, не встал, а быстро метнулся в сторону — с усадьбы на помощь Олегу уже бежал Силантий Ржа.

Ни Тимохи, ни Митри они так и не нашли.

Да, собственно, никто их не искал особо: ну, прошлись Олег Иваныч с Силантием вдоль реки, на этом и закончили. Пес с ними, с уродами этими, чай и поважнее дела есть…

Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к золотистым вершинам дальнего леса, мимо разоренной усадьбы Фрола прошли богомольцы. Молодые и старые, пожилые и почти совсем дети, в справных кафтанах и в рубищах — все они возвращались от Богоматери Тихвинской, у которой искали спасения, совета и веры. Вместе с богомольцами двигались груженые телеги купцов, охраняемые вооруженной стражей. И тех, и других было довольно много, кавалькада растянулась на пару верст и представляла собою весьма внушительное зрелище. С этим же караваном продолжила свой путь и новгородская боярыня Софья. Бледная, с полотняной повязкой на лбу, она лежала в возке, охраняемая верным слугой Никодимом, и возносила молитвы. За чудесное свое спасение молилась боярыня, за то, что дал Бог избежать позора, за убиенных разбойниками слуг, за воинов, что так вовремя пришли на помощь. Кажется, среди них был и тот, светлоглазый… из Тихвинской Успенской церкви. Не он ли и предупреждал запиской о шильниках? Правда, не особо-то Софья вняла сему предупреждению — на слуг понадеялась, на охрану да на имя свое, не последнее в Новгороде, Господине Великом!

Вот и поплатилась. А ведь могло быть и хуже!

Боярыня покачала головой и, выглянув из возка, подозвала шагавшего рядом слугу:

— Чьи вои нам столь славно помогли, Никодим?

— Костромского купца Ивана, госпожа Софья.

— Костромского купца. — Боярыня задумчиво улыбнулась. — И что же, они тоже едут с нами?

— Плывут, госпожа. У них несколько стругов. Скорее, даже раньше нас будут.

— Вот как… Что ж, обязательно поглядим по приезду костромские товары.

Серые, похожие на огромные валуны волны терзали низкие берега Ладоги, лизали их холодными шершавыми языками, яростно вспениваясь прибоем; с волнами сливалось низкое свинцовое небо. Погода быстро портилась — сгинуло неизвестно куда солнце, подул, завыл, забуранил низовой ветер все сильнее и сильнее, затрещали высокие сосны по берегам, затащились по течению реки ивы.

Струги Ивана Костромича, вытащенные носами на берег, укрывались в устье Сяси — комариной реки, не спеша вырываться на буйные ладожские просторы. И правда — куда спешить? Разве только диаволу в пасть. В такую-то погоду плыть — не приведи господь! Хоть и велико Нево-озеро, а все ж не море — хрястнет корабль о берег — мало не покажется: и лодью в куски разнесет, и товары выкинет на радость местным шпыням. Шалили шпыни-то, не смотрели на Ладожскую крепость, хоть и близко та стояла, но и места были, где укрыться-спрятаться: хочешь — в леса, тропками стежками неведомыми, хочешь — в болота, гатями тайными, а в случае чего — в само Нево-озеро, а там и Валаам-остров и много чего еще.

Знали о разбойниках купцы, потому и опасались, не спали. Жгли кострища, поглядывали да выставили дозоры оружные. А ветер плевался дождем, смурным и холодным, словно и не лето сейчас, и не светило третьего дня ласковое солнышко, не парило, не припекало, не грело. Словно всю жизнь тут так было — серо, муторно, холодно.

Олег Иваныч поежился, отворачиваясь от дождя, затем махнул рукой — один черт промок уже — и, поправив на поясе меч, прибавил шагу, догоняя ушедшего вперед Силантия. Оба, майор и старшой дружины, шатались на ночь глядя не просто так — проверяли караулы, заставы тайные, что окружали купеческий лагерь. Без сторожи — никак, погода-то в самый раз для дел лихих, нехороших, так что стерегись, купец, пасись вора-разбойника, молись да надейся. На Господа Бога да на охрану дружинную.

Пройдя вдоль реки, они вышли к берегу озера. Озеро… Как хорошее море! Олег Иваныч порадовался — хорошо, что их лодьи сейчас в реке, можно сказать, в относительно тихой заводи, а не там, в бурных водах…

— Вовремя мы укрылись, — словно отвечая на его мысли, произнес Силантий и улыбнулся: — Иван свое дело знает.

Он подошел ближе к разбушевавшемуся не на шутку озеру и с минуту вглядывался в серую промозглую хмарь. Лицо его, обветренное и мокрое от дождя, вдруг нахмурилось.

— Нут-ко, Иваныч, глянь…

Силантий указал в самую середину бушующих волн. Олег присмотрелся — но так ничего и не увидал и вопросительно оглянулся.

— Блазнится, корабль, — встревоженно пояснил воин. — А наших что-то не видно! Уснули, что ли, заразы?

— Сам ты зараза, дядюшка Силантий, — раздался из кустов обиженный голос Гришани. Парень сегодня напросился-таки в дозор вместе с парой дружинников, вернее, они его напросили — уж больно веселым малым тот оказался — такие байки травил — любо-дорого послушать, уши в трубочку сворачивались. И веселые — о купце Тите Титыче, и страшные — о воеводе валашском Владе, и срамные — о греческом звере Китоврасе. Последние больше всего дружинникам да купцам нравились.

По этой причине не хотел его в дозор посылать опытный Силантий, да уж больно Гришаня просился, тем более — в таком деле пара зорких глаз совсем не помеха.

— Корабль, говорите? — Гришаня озабоченно завертел головой. — Нет, не вижу.

Выбравшиеся из кустов дозорные тоже ничего не подтвердили. Надо сказать, устроились они на славу — так замаскировались, что Силантий с Олегом Иванычем, хоть и в двух шагах стояли, а не обнаружили бы, коли Гришаня не выскочил.

— Молодцы, робята, — скупо похвалил Силантий. — Дозорьте дальше, поутру сменим.

— Стой-ка, дядюшка! — Гришаня схватил начальника стражи за руку. — Вон, сосенка подходящая. Забраться?

— Давай. Смотри, чтоб ветром не сдуло.

Взобравшись на вершину корявой сосны, одиноко торчащей за большими черными валунами, Гришаня поудобнее устроился на толстом суку и пристально вгляделся в волны.

— Ну, что там?

— Ничего пока. Ой! Есть!

Отрок привстал, рискуя свалиться вниз и сломать себе шею.

— Корабль! — заглушая шум ветра, прокричал он.

— Лодья?

— Нет, — Гришаня помотал головою. — Говорю же — корабль. Когг. Пузатый, с двумя мачтами… одна, кажется, сломана.

— Ганзеец.

— Нет, дядюшка, не ганзеец, их уж давненько у нас не бывало, обиделись. Скорее, свей али орденский немец.

— Куда, куда плывет-то?

— А куда волны несут. Нет, поворачивает. Прямо на камни попер, чучело худое!

— И чего его на камни-то понесло? Ага, понятно…

Силантий Ржа усмехнулся, показав рукой чуть в сторону. Там, за каменистым распадком, примерно в полверсте от них, поднимался в небо густой черный дым.

Нет, все-таки нельзя сказать, что поднимался. Иногда поднимался, иногда стелился по волнам, иногда уносился к лесу, а то вообще пропадал, этот чертов дым, впрочем, видимо, с судна он был хорошо виден.

— Шпыни! — слезая с сосны, с гневом произнес Гришаня. — Нарочно костер развели, купцов приманивают. Шуганем, а, дядюшка?

— С чего бы нам немцам-то помогать? — недовольно отозвался Силантий. — Друзья они нам, что ли? Но сходить — сходим, глянем на всякий случай.

Все пятеро, включая Гришаню и воинов, не обращая внимания на дождь, ходко пошли вдоль берега. Зазевавшись, Гришаня чуть было не свалился в яму, шагавший сзади Олег Иваныч успел подхватить его руками.

— Куда смотришь-то, чудо?

— На Силантия, — обернувшись, неожиданно ответил отрок. — Чудной он какой-то. Орденские немцы, говорит, нам не друзья. А по-моему, с одними орденскими немцами Новгород сейчас только и дружен. Ганза торговлишку свернула, обиделась, что по старине своевольничать не дадут — своими бочками мерить да воск колупать. Осторожней, Олег Иваныч, тут яма. Свеи со своими делами не управятся, Казимир литовский — себе на уме хитрован, плесковичи смотрят волками лютейшими, о Москве уж и сказать противно честному новгородцу… Ой!

Оступившись, Гришаня все-таки полетел мордой в грязь.

— Так тебе и надо, — позлорадствовал Олег Иваныч. — Меньше гундосить будешь! Силантий ему не нравится… Силантий те что, новгородец, немцев любить? Нет. Он, кажется, костромской, а то и вообще — москвич, или, как ты говоришь, московит, нет?

— И то правда, — размазывая по физиономии липкую грязь, улыбнулся Гришаня. — Умный ты человек, Иваныч! Но Силантий… — отрок помолчал, вглядываясь вперед, где шли уже значительно оторвавшиеся от них воины, — Силантий — вельми подозрителен!

— «Вельми подозрителен»! — хмыкнув, передразнил Олег Иваныч. — Под ноги лучше смотри, тоже мне, Мюллер нашелся…

Майор хотел добавить что-нибудь еще, посмешнее да пообиднее, — он всегда так справлялся с отвратительной погодой, — но вдруг столкнулся взглядом с Гришаней. Нехороший у того взгляд был, ох нехороший… Такой взгляд, подозрительный да холодный, видел Олег Иваныч только в прошлой своей жизни. У работников отдела собственной безопасности ГУВД Санкт-Петербурга и области, чтоб им пусто было.

Страшный треск вдруг потряс округу, и Олег перешел на бег — судя по всему, орденский (или чей он там был) корабль все-таки попался в ловушку.

— Стойте!

Хорошо, майор услышал на бегу приглушенный зов притаившегося в кустах Силантия, схватил за руку Гришаню, плюхнулся с разбега в пропитанный промозглой влагой мох, распластался. Подняв тучу брызг, рядом приземлился Гришаня.

— Вот они, тварюги. — Силантий Ржа коротко кивнул на низкий, поросший колючим кустарником берег.

— А вот и когг, — в тон ему отозвался Гришаня, — не очень повезло шпыням-то!

В распадке между камнями горел костер из смолистых сосновых веток — для дымности. Рядом с костром суетились «тварюги» — человек около двадцати («пол-сорока», как посчитал Силантий). Высокий человек с всклокоченной бородой и в низко надвинутом на глаза шлеме с бармицей — видимо, предводитель шайки, — отдавая распоряжения, размахивал самострелом. Остальные были вооружены весьма разномастно: кто с рогатиной, кто с луком, кто с дубиной. И окольчужены не все, многие — в нагрудниках из бычьих шкур с пришитыми металлическими пластинками. Как это воинство собиралось расправиться с экипажем торгового судна — одному богу известно, видно, надеялись на крушение. На то, что выбросят волны корабль, предварительно хорошенько шмякнув его о камни, а тут уж — не растеряются… Видно, раньше все эдак и проходило, только вот теперь разбойникам не повезло, как верно заметил Гришаня. Когг, двухмачтовое пузатое судно, длиной метров тридцать, с выпуклыми бортами и надстройками на корме и в носовой части, действительно хорошо приложился о подводные камни и быстро тонул, что, наверное, не особенно соответствовало разбойничьим планам, ибо пограбить несчастное судно не получалось — не бросаться же в бурные волны, в самом-то деле, так и потонуть недолго! Так что с чужими товарами шильники пролетели, как фанера над Парижем. Осталось только надеяться на то, что волны все-таки кое-что выкинут, да на возможных пленных. За богатого немецкого «гостя» можно попытаться получить выкуп, а на худой конец, и просто поживиться одежкой да оружьем. А может, и кошель кто с собой прихватил, дураков на свете хватает…

Очередная волна ударила в когг, так что тот аж затрещал, а с настроек посыпались в воду прикрепленные для защиты от стрел треугольные щиты с черными восьмиконечными крестами на белом фоне — корабль и в самом деле оказался орденским.