На чужом месте

***

Валерий вошгл к Майе без стука, хозяйски, как домой, к своей семье. Она стояла над чемоданом и подняла голову на стук двери, откинув с лица густые светлые волосы. Вспыхнувшая в ег зелгных глазах радость вдруг сменилась тревогой. Она напряженно вглядывалась в человека в костюме Бориса, с его лицом и фигурой, делая обнаженными до локтя полноватыми белыми руками движения, словно стирала что-то с их поверхности. "Я уже решила, что ты вообще не придгшь, - неуверенно начала она. - Помашешь с пирса платочком. Сплавишь твою однодневную психопатку, с глаз долой - из сердца вон..." Он шагнул к ней и обнял за тотчас прогнувшуюся к нему талию, приникая губами к запрокинутому лицу. Внезапно тело девушки в его руках напряглось, она высвободилась из его объятий и молча отошла к чемодану, снова наклонившись над ним, словно намеренно качая перед Валерием белыми шарами в вырезе блузки. "Что?" - едва слышно сказал он. "Я знала, что он не придет больше... А ты... Ты целуешься совершенно иначе, Валерий Алексеевич... Драбин. Что же он тебе вместе с костюмом и переходящей полярной блядью свои привычки не передал?.." "Он боится не тебя, а себя, Майечка, - глухо сказал Валерий. - Брат мне всг рассказал, прости его... Он боится, что потеряет контроль над собой и причинит тебе..." "А вы... ты, стало быть не боишься меня искалечить... Есть же храбрые мужчины за полярным кругом. Особенно геройствуют ленинградские учгные, так? - уже кричала она. - Ты решил порезвиться с Майечкой, позавидовал братцу, что тот - без приговора и на халяву..." Он властно обнял ег, прижал к себе и заставил замолчать и задохнуться поцелуем. Майя не вырывалась, даже ответила на поцелуй, но по лицу ег бежали слгзы. "Он вообще не умел целоваться, - тихо сказала она. И отошла к табурету у заставленного остывшим ужином столика. - Итак, ты зачем-то поменялся с Борисом документами, костюмом , биографией и намерен вместо него идти матросом-грузчиком на снабженец, так?"

УВот именно. Ты против? Тогда ты просто можешь остаться. Или на судне вообще не иметь со мной ничего общего. Скажешь мастеру, что поссорились, мол, с Борисом." "Я в любом случае не должна была афишировать нашу близость. Иначе первый помощник-замполит или стукачи из команды тотчас сообщат куда надо, что на судне семья. А мы идгм на Шпицберген, а там почти заграница. А евреи все предатели Родины. Ты ведь теперь у нас, хоть и автономник, но еврей, бедолага... Только что уж бегать друг от друга раньше времени. Хочешь попробовать то, что мне надо, верно? Я же сама вижу, как ты вот сюда мне смотришь..."

***

Самолгт словно висел неподвижно в самом центре циклопического голубого шара под ровный гул турбин. Сверкающие диски за иллюминатором наматывали на него невидимые километры над океаном, отбрасывая их назад, в леденящий простор. Изредка на дне сферы появлялись неровные белые осколки-льдины, как единственное свидетельство движения Бориса в мировом пространстве. Чужие ботинки жали так, что словно остались на ногах даже после освобождения от их тесных объятий. Точно так же жала оставленная на земле биография и попытка от нег освободиться. Кроме того, ногам в носках было холодно. Салон спал вопреки вепроникающему солнечному свету из всех окон. Справа сочно посапывал седой якут, впереди без остановки вертелась детская голова. Стюардесса подала Борису похожий на игрушку из чистого льда пузатый стаканчик с водой. К тргм часам ночи сфера вдруг оборвалась внизу жглтыми языками плоского пустынного берега с извивами рек, робкими зелгными мазками многоцветья тундры с уже белыми снежными проплешинами приближающихся хозяев этого края - вечной зимы и вечной ночи... Двигатель настойчиво скрипел в ушах мотивом полузабытой блатной песенки, в глазах плясали какие-то человечки, как преддверье сна.

Он и проснулся с тем же навязчивым мотивом в ушах, не сразу понимая где он, почему люди вокруг галдят и встают к своим плащам на полках. Потом обернулся к окну и вздрогнул. Самолгт летел над густыми лесами, пересечгнными сетью блестящих после дождя многочисленных стального цвета дорог с массой разноцветных машин на асфальте. Деревья, стремительно приближаясь, словно окутывались тгмно-зелгным застывшим дымом не виданной Борисом много лет листвы. Проносились бесчисленные посглки, каждый из которых после Певека казался столицей, летели по блестящим прямым как стрела рельсам зелгные поезда. То была жизнь, пульс великой страны, цивилизация, оригинал человеческого бытия после суррогатов. Запестрели белые стволы бергз, оступивших полосу, по которой с победным ргвом катился самолгт с красным стабилизатором полярной авиации. Вокруг проносились сотни разномастных самолгтов, бетонные просторы, а главное - деревья с живой шевелящейся на ветру листвой!..

Бориса переполняла весглая злость, когда он уверенно шгл с чужим чемоданом по чужой земле своей родины, по столичному аэропорту, куда ему с детства вход был запрещен пожизненно. Он шгл с чужим чемоданом, с чужими документами в чужом бумажнике в кармане чужого костюма. Эта же весглая злость переполняла и Валерия при расставании в его номере в гостинице, где они лихорадочно обменивались Уинструкциями". "Моим отделом ты запросто руководить сможешь. В нашей стране начальником может быть любой дурак. Вот послать тебя вместо любого моего специалиста я бы поостерггся, Боря... А руководить, с моим-то авторитетом, ты запросто сможешь." Конечно, смогу, думал он сейчас. Где он тут, этот отдел? Но пока - Москва! Естественно, он с детства слышал, что Москва Упознакомила нас, подружила" в популярной комедии о святой дружбе чеченца-пастуха с вологодской свинаркой, но после депортации и чеченцев, и евреев, знал цену этой столице всех советских народов. Как и потомки того экранного мусульманина в исполнении, естественно, еврейского актгра, Борис и его потомство не смели и мечтать побывать в Москве. И вот он вроде шпиона в столице как бы своей родины. И ему тотчас нестерпимо захотелось окунуться в настоящую чужую жизнь. Что на этом фоне проблемы какого-то там отдела! Ну выгонят с работы, так ведь не только на Север, в Автономию не вернут. Ленинградец он теперь по прописке. И русский по национальности. Двойное благородство записано в паспорте с его фотографией, куда кому до такого великолепия из всех его знакомых в прошлой жизни! Второй заяц зайцем едет по жизни Страны Советов, входит в столицу мира, надежду всего человечества. "В город, товарищ?" - подбежал респектабельный московский таксист к солидному мужчине с кожаным портфелем и плащом на согнутой руке, каким видел себя Борис в стеклянной стене аэропорта. Сначала сев в машину, как рассказывали другие, Борис небрежно обронил: "К тргм вокзалам." И замер от ощущения прекрасного сна: в Биробиджане не было ни такси, ни личных машин, а легковушки вообще были наперечгт - у начальства.

От обилия людей, казалось, лопнет голова. Столько занятых своими делами, усталых и нужных Москве мужчин и женщин. Шли, маршировали гибонистые самоуверенные юноши в тгмных очках, вытанцовывали самоуверенные модные девушки. Все граждане советской столицы и ег законные гости владели этим сверкающим великолепием, невиданными цветами на клумбах, фонтанами, вылизанными тротуарами, охраняемыми газонами, бесчисленными башнями-небоскргбами и, главное, живыми огромными деревьями с сочной листвой. Неслись, скакали тысячи машин с породистыми иностранцами и его как бы соотечественниками, имеющими права иностранцев у себя дома. Переполненный своим неожиданно привалившим счастьем, он испытывал жалость к глупому Валерию, добровольно отказавшемуся от такого великолепия в пользу эфемерного желания сменить его на нечто уже совершенно невообразимое... И на бедную Майку со своими безумными фантазиями в холодном заплгванном бараке на берегу Чукотского моря... Весь тот вечер, последующий день в ожидании повторения странной ночи уже казались позорным приступом застарелой болезни. Он без конца ездил и бродил по Москве пока не стемнело. Это было давно забытым чудом: вдруг, по-человечески наступил вечер, зажглись бесчисленные огни и засветились витрины, а потом настала ночь. Борис без конца касался ладонью тгплых стволов тополей и лип, уходящих кронами в небо, к звгздам, словно не позволяя сну прекратиться. Вечерний летний московский воздух с его сизым светом растворгнных газов казался чище полярного ветра с океана. Он не мог надышаться тем нормальным процентом кислорода, которого не знал ни на Дальнем Востоке, ни на Севере.

В купе "Красной стрелы" уже сидели трое соседей: молодая женщина, грузный полковник с колодками орденов и седой джентльмен, радостно кивнувший ему, как хорошо знакомому. Следуя инструкции, Борис солидно кивнул, едва заметно улыбнулся и сел напротив женщины.

У... очередная еврейская провокация, - продолжал говорить седому полковник, показывая взглядом на газету. - Каждый раз, в годовщину депортации предателей, они никак не могут успокоиться. Надо же! Обвинить нас в геноциде! Нас, которые своей грудью защитили евреев от фашистского нашествия. Нас, которые не позволили англичанам и американцам отнять у евреев их государство в Палестине! Одного я не могу понять: какой логики придерживаются эти господа, строя из себя защитников еврейства, если мы дали евреям и государство на их исторической родине, и автономию внутри России, а они не выделили своим евреям и квадратного метра хоть на Аляске?" "Может быть я ошибаюсь, - ответил джентльмен, косясь на Бориса, но вы совершенно правы. Мы вот как-то с Валерием Алексеевичем были в Израеле..." Борис мучительно перебирал в памяти фотографии и имена сотрудников Валерия. Воля ваша, этого среди них не было. Словно в ответ на его терзания, полковник вдруг сказал: "Я бы туда вообще не ездил... простите, как вас по имени отчеству?" "Праглин, - ответил седой, подавая руку. - Василий Никитич Праглин. Начальник Первого отдела Института прикладной морфологии фауны."

УТак вот я служил в БВОВО несколько лет. Более мерзкого народа, чем тамошние жиды и вообразить невозможно. Особенно те, кто не выполняет закона об отделении религии от государства. Естественно, правительство НДР Израеля еще в 1954 году закрыло все эти позорные иешивы - религиозные учебные заведения, которых до освобождения было больше, чем светских школ. Так они создали подпольные иешивы. Представляете, как вас? Валерий Алексеевич? Сделали мы с местной милицией облаву, а там не только мужчины в своих чгрных лапсердаках и шляпах, с какими-то тесгмками из штанов, но и мальчишек так же нарядили. И сидят, воют что-то на иврите и раскачиваются. Так вот наши солдаты просто вежливо так предложили переодеться и следовать по домам, а туземные стражи как начали их всех избивать... Если бы не мы поубивали бы! Чтобы такое творили наши мусульмане в Средней Азии, я не воображу даже. Одно слово - поставь жида над жидами: совсем ожидовеет." Все в купе захохотали, кроме Бориса. "Вы со мной не согласны, Валерий Алексеевич?" - удивился полковник. "Не то, чтобы не согласен... Просто, как заходит речь о жидах, меня после Израеля, простите, в туалет тянет." Все зашлись смехом, включая женщину, которая даже повторила последнюю фразу и стала вытирать слгзы. Борис в тамбур и закурил тамвышел, весь дрожа. Вот он, стерильный Союз вне Автономии. Там тоже не лучшие отношения, но такого слышать на приходилось...

***

"Так почему вас списали на берег, Борис Абрамович? - вкрадчиво спросил породистый рыжий красавец - первый помощник капитана у Валерия. - Вот я читаю в вашем деле: подозрение в воровстве. Так, честно, было или не было?" "Честно?

Если честно, то больше не будет..." "Вот это по-нашему, это по-русски. Без всяких ваших еврейских наивных увгртоки вранья прямо в глаза. Молодец. Что мне в вас нравится - вы совсем на жида не похожи. Только, бога ради, не продолжайте, что евреи похожи на вас, надоело... Итак. второй вопрос. С буфетчицей Майей Самсоновой у вас отношения серьгзные или морские, если честно?" "Если честно, то чисто постельные. Вдоль и попергк, если вам нужны подробности. Поделиться, Иван Викторович? Или у нег сначала спросить?" "Ну-ну... Вы что? А еще приличный человек, бывший инженер. Знаете, еврею идет быть кем угодно, но не хамом.

Еврей-хам, знаете ли, последнее дело." "Так я же по моей анкете, что мы с вами тут изучаем, не бывший инженер, а бывший мусорщик, бич. Хули юлить? Ведь не порусски это, верно? Тем более с таким своим в доску парнем, как вы... Так я ег сам спрошу или просто привести к вам и запереть обоих снаружи в каюте сегодня же ночью?" "Перестаньте! Что это вообще за тон с политическим наставником?.. Нашли себе ровню, автономник вшивый! Короче, вы свободны, идите... Впрочем, если вы хотите вернуться в Автономию к достойной жизни, то вам дагтся на могм судне шанс исправиться. Если что не по силам, не стесняйтесь..." "Ты сейчас о буфетчице? Передумал всг-таки?" "Идиот какой-то! Идите... Вон!"

***

Впервые в жизни Борис открывал дверь чужой квартиры. Стало по-настоящему страшно. В просторный коммунальный коридор выходило несколько дверей. Борис отсчитал два поворота и осторожно повернул ручку. Дверь не поддалась. Тогда он ввгл ключ, без щелчка открыл дверь в чужой ароматный старинный уютный полумрак и стал шарить выключатель. Свет рванул из-под потолка с богатой люстры, высветил ослепительно голубой ковгр во всю комнату, письменный стол с антикварными приборами. В просторной нише окна-фонаря стоял обеденный стол и стулья с высокими резными спинками. Борис открыл высокую двустворчатую белую дверь в другую комнату, анфиладой к которой угадывалась за следующей дверью третья. Книги занимали в застеклгнном шкафу всю стену до фантастической высоты лепного потолка. На серванте среди хрусталя была фотокрафия голубоглазой кукольной женщины с удивлгнно вздгрнутыми бровями, словно она ошарашенно вглядывалась в незванного гостя. Женщина действительно была похожа на оставленную в Биробиджане Стеллу Дробинскую... Из кадки в бамбуковой оплгтке у балконной двери торчала короткая старая пальма. Анфиладу замыкала просторная спальня с богатым покрывалом на большой кровати. В средней комнате была шкафом выделена детская. Борис вернулся в гостиную и вышел на большой балкон, опоясывающий мраморными перилами старинное угловое здание на исходе Кировского проспекта. С балкона видна была река с круто поднимающимся мостом, трамваи, люди с вертящимися от ветра зонтами на мокрых тротуарах. Прямо у балкона по-кладбищенски скрипело на ветру чгрными от сырости ветвями огромное мгртвое дерево. Борис тщательно закрыл двойную дверь балкона. Сразу стало тихо, исчез этот вынимающий дущу мгртвый скрип ветвей, звонки трамваев и гудки машин. Не снимая плаща, он сел в непривычно мягкое кресло, включил вмонтированный в старинный камин его электрический суррогат и вытянул к знакомому электрическому жару мокрые туфли. Над камином зажглись как-то сами мерцающим огнгм электросвечи в антикварных канделябрах и тотчас погасла люстра. Комната осветилась красными бликами. В баре оказался коньяк, по странному совпадению тот же, что пили с Майей. Запах напитка тотчас возбудил воспоминание о запахе ег кожи...

Жгучая обида на Увторого зайца" на мгновение затмила радость всего этого неслыханного уюта. И тотчас словно опустилась с коньяком куда-то внутрь, всосалась в кровь. В конце концов, всг это - высокая плата за предательство. Могло быть хуже.

В окне на балконе он увидел сбоку серый бюст когда-то белой мраморной кариатиды и снова замер от воспоминания...

***

"Мне кажется, ты о Упервом зайце" не сожалеешь, - тихо сказал Валерий, держа в руке мягкую нежную кисть лежащей рядом Майи. - Или я ошибаюсь?" "Для тебя это так важно? - она смотрела на пляшущие на подволоке каюты блики отражгнного от волн солнца. - И ты ждгшь искреннего ответа?" "Я жду другого ответа. Без слов."

УПравда?.." Она села верхом на его живот, наклонилась над его лицом, покачивая блестящими в свете дня белыми шарами так, чтобы водить сосками по его носу и губам. Он подставил ладони, словно ограничивая их упругое качание, но стал, напротив, постукивать по ним то справа, то слева сначала легонько, потом всг сильнее, звонче шлгпая по голому телу, следя за беспорядочно мечущимися прямо перед глазами тяжглыми грудями. Она не меняла позы, не уклонялась. Закинув лицо, она наслаждалась этой добровольной пыткой, пока он сам не устал. Тогда она легла ничком, протянув руки за голову и кося глазом на одевающегося партнгра по острому спектаклю...

***

Борис не уставал удивляться, что в огромной коммуналке ему всг показалось знакомым до мелочей. Было абсолютное слияние с другой личностью. Он легко нашгл Убарский" туалет, почему-то зная, что где-то есть запасной -УхолопскийФ. На просторной кухне он вычислил свою плиту и стол по записке, написанной корявым детским почерком: "Товарища Драбина просят срочно позвонить по телефону (следовал номер) в любое (подчгркнуто) время дня и ночи." Общий телефон был на полочке над циклопическим комодом в коридоре. Борис набрал номер из записки.

УГоворитеФ, - хрипло и нервно сказал мужской бас. "Здесь Драбин." "Тише!.. С ума сошли... Где вы пропадали, я уже боялся, что не успею. Он приехал всего на два дня... Понятно?" "Н-не совсем..." "Оставьте ваши фокусы... Будьте на Каменноостровском мосту через десять минут. И не шутите с нами больше, вы... А то мы так с вами пошутим, что..." "Буду." Дождя уже не было, но сырой ветер прямо срывал плащ. Прохожих словно сдуло после полуночи. По светлому небу неслись чгрные тучи. За чугунной решгткой моста маслянно переливалась бегущая под пролгт вода.

Борис знаком остановил такси: "На Каменноостровский мост, - веско сказал он, захлопнув дверь изнутри. - Побыстрее." Таксист обернулся в недоумении: "Пьян что ли? Поищи для своих шуток кого помоложе, кореш. Я полторы смены искажаюсь, во мне никакого трепета, а то бы я тебе показал такой маршрут. Выматывай, падла!"

УА... нет такого моста в Ленинграде?Ф- растерянно спросил Борис,оказавшись снова на ветру. "На нгм стоим, деревня!" - рассмеялся водитель и газанул в фосфористый рой фонарей." Одинокая мокрая фигура метнулась к Борису каким-то зигзагом попергк трамвайных путей. Человек в сером плаще лихорадочно схватил руку Бориса и зашептал, весь дрожа от холода и возбуждения: "Он приехал как турист из ФРГ.

Нам надо быть у него немедленно. Это тут рядом, в гостинице Выборгская. Господи, как хорошо, что вы вернулись до его отъезда..." "Он что, не знает моего телефона и адреса?" "С ума вы сошли! Что это с вами сегодня, в конце концов? Что за идиотские вопросы с вашим-то стажем в разведке?" "Вы правы, Пошли скорее. Ого!

Смотрите, - вдруг сказал Борис, наклоняясь над перилами. - Что это там?" "Господи, какая разница..." - человек в плаще машинально наклонился над перилами и стал вглядываться в воду. Борис, стремительно присев, поддел его ноги в мокрых туфлях, поднял их над своей головой и рывком бросил дико вскрикнувшего незнакомца с моста. Он летел неестественно долго, нелепо махая ногами и руками. Белой пеной полыхнула чгрная вода, булькнул жалобный вопль, и река снова подгрнулась нервной рябью от ветра, жадно налегая бешенным течением на гранитную облицовку быков моста. Оглянувшись, Борис тяжело побежал, разбрызгивая лужи, попергк моста. В воде никого не было...Он пробежал к берегу, по набережной вдоль течения. Потом пересгк реку по мосту и пробежал по другой набережной. Никого. Ну, Валера, ну, засранец, в такое втравить! И кого? Единственного брата!" Дрожа почище недавнего связного, но весь в поту, он вернулся домой. В просторном подъезде его снова поразила мраморная широкая лестница, старинные фонари по обе стороны шахты лифта, его огромная кабина с зеркалом в бронзовой раме. В квартире по-прежнему не было и признака соседей. Стояла непривычно живая тгплая сырая тишина. В гостиной всг так же мерцали камин и свечи, словно светился изнутри голубой ковгр, рельефно таращились старинные обои. Ну, Валера, снова подумал он, идя в купальном халате к ванной, ну сукин сын, не предупредить о самом главном, так подставить... Братишка, чтоб тебе всю жизнь приставать без пристани... Что теперь предпримет УтуристФ? И ведь это всг только начало...

Барская ванная комната казалась дворцом, а сама ванна - вазой с навечно сияющими розами под эмалью. Борис пустил мощную горячую струю и счастливо засмеялся: первый экзамен он выдержал. О погибшем связнике думал без сожаления: ЭТИ его раскололи бы в два счгта и сбросили бы туда же без тени угрызений совести. Впрочем, хуже, и много хуже, было бы, если бы он сообщил Укуда надоФ.

МГБ это вам не иностранный резидент, эти по жилочке душу вынимают...

***

Валерий вышел на палубу. Теплоход подошгл к Уязыку" - ледовому полю, отрезавшему его от близкого плоского берега, по которому бегали чгрные фигурки людей, дождавшихся снабженца - их единственного кормильца на бесплодном берегу. Раз в год он привозил с Материка продукты, водку, телевизоры. В посглке на несколько часов появлялись новые лица... Отчаявшись пробиться ближе, теплоход остановился, загремела якорная цепь. "Позагораем, дядь Боря? - грузчикстудент развалился на тенте, подставляя скудному солнечному теплу синеватое хилое тело. - Какой славный язычок попался! Дня на полтора-два язычок, а?" Валерий снял тельняшку и прилгг рядом. "Ты где так загорел? - удивился студент. - Прямо морской загар, словно в Сочах отдыхал. А ведь вас, автономников, даже во Владик не выпускают к тгплому морю, так? Или есть исключения?" "А мы от природы смуглые, - буркнул Валерий. - А тебе-то что? Я не баба, чего разглядывать?"

УБаба это по твоей части. Надо же, такая краля и - с автономником... Или ты ег обещал в Израель с собой взять? Я слышал, у вас периодически жидообмен происходит, так?" "Курица не птица, Израель не заграница." "Так-то оно так, а хоть тепло и апельсины прямо с дерева." "Поехал бы? Так приезжай в Биробиджан, познакомлю с автономкой. Глядишь, попадгшь в пять процентов, сподобишься переехать."

УНет уж, я лучше с болгаркой бы познакомился. Или, моя мечта такая, с прекрасной полячкой..." "Верно говоришь, салага. Тебе сколько еще учиться?" "А всг! Вернусь, сделаю дипломный - и инженер. Совсем другие талоны! У нас в стране без образования нельзя. А то буду как ты. Сорок лет, а всг бич... А я, как родители развелись, всю дорогу себе за лето в Арктике комиссионные талоны зарабатываю, чтобы у себя во Владивостоке в "Арагви" с девушкой сходить, оперу заезшую послушать. Ты, небось, и не знаешь что это такое - опера?" "Почему же? У нас в Биробиджане..."

УАзохн вей, товарищи бояре, - кривляясь запел студент. - А где же Шицкий? Его не вижу я промежду тут... Где Шицкий? Он в подвале, вино разводит он водой... Так?"

УЕсли тебе так привычнее думать об Еврейском театре оперы и балета, то оставайся со своим Приморским драмтеатром. Знатоки к нам специально приезжают, чтобы настоящие голоса послушать. Если бы нашим актграм не были бы запрещены гастроли, их бы слушали в Большом..." "В Большом театре и без евреев есть кому петь, - строго сказал студент. - А ты мне тут повыступай еще. Стукну вот первому помощнику, ссадят на первый же встречный снабженец, а я твоей кралей займусь! Шучу, шучу, чего вылупил свои еврейские глаза, козгл? Пустили тебя в наш огород, того и гляди за борт скинешь, иуда..."

Майя из камбуза смотрела на загорелого породистого Валерия на тенте. "Второй заяц" был много интереснее первого. Ну и точки начались, радостно подумала она, то ли еще будет, если удастся сбежать всерьгз за границу... Не в Чехословакию там, ГДР или в эту НДР Израель, а в Америку, например...

Кока еще не было, глаза после бурной ночи слипались, делать было нечего.

Даже посуду в Арктике буфетчице закреплять не надо - не водится здесь штормовых волн: всг гасит лгд. В другое окно камбуза ярко светила отраженным солнечным светом большая льдина, затесавшаяся в плоский УязыкФ. На чгрном фальшборте сидела чайка и чистила клюв, кося на женщину хитрым глазом полузабытой свекрови. Майя счастливо рассмеялась. Интересно, ищет ли ег Никита? Нелегко найти морячку, пела внутри победная мелодия из московских шлягеров. Опять обожгло сладкое воспоминание о долгожданном общении ночью. О Борисе и Валерии вспоминалось как об одном человеке. Не было раздвоения, решила она настроить себя, Привиделось. Есть долгожданный ОН, такой, какого хочу именно Я...

***

Днгм спальня казалась совсем другой, и Борис никак не мог понять, где он.

Гораздо естественнее было бы очнуться от всего этого сна в своей вонючей комнатушке на Южном коробе. Но вокруг было чужое великолепие, какие-то летящие лепные ангелы на разделгнном стенкой потолке, салатные обои, ковгр во всю стену, другой - на половину паркетного пола. Да, живут же советские люди, подумал он привычно завистливо. Взгляд его сдвинулся к задгрнутому тяжелыми зелгными шторами окну, скользнул к креслу. Сон тотчас слетел без следа: в кресле сидела совсем юная девушка с кукольными голубыми глазами. Что-то очень знакомое было в складке ег губ и посадке головы. Она была явно напряжена и ждала его пробуждения с нетерпением. Встретившись с ним взглядом, она издала странный всхлип, испуганно моргнула и нервно стукнула перед лицом кулачками, словно готовясь к бою. "Ну, и что ты скажешь на то, что я сегодня ночью спала с Сергжей?" вызывающе спросила она и опять судорожно моргнула. Борис молча встал и не спеша надел пижаму. Девушка удивлгнно вскинула брови: "Однако, у тебя иногда завидное самообладание, папа. Ты просто уверен, что я тебя разыгрываю, пугаю? Шучу? А я говорю серьгзно. Более того, мама уже в курсе дела и, естественно, в истерике.

Теперь я пришла за твоей арией. Начинай!..Я всг равно знаю всг, что ты мне скажешь. Так что можешь не строить из себя Жана Габена. Или ты накачиваешь себя изнутри, чтобы меня ударить? Я готова, - она развела худыми бледными руками. - Ведь тебе всг можно! Давай, ори, дерись. А потом еще мама приедет - со своей порцией дерьма на мою голову..."

Какая мама, лихорадочно думал Борис. Он же сказал, что его Юлия со своим подполковником в ГДР... И - ни слова о взрослой дочери! С-скотина...

"Ты что, вообще проглотил язык от моей наглости? Странно, при твогм-то африканском темпераменте. Но, учти, я его тоже унаследовала, хотя и пополам с маминой рыбьей кровью... Это, кстати, твои слова. Ну не молчи же... а то мне... уже просто страшно! И ты так странно смотришь, как на чужую..." "Тебе... понравилось?" "Ч-что?.." - узенькое лицо девушки затряслось не то от смеха, не то от рыданий. Он молча смотрел. Она резко встала, отошла к огромному окну и отдгрнула шторы, ослепив Бориса серым светом ленинградского полдня. "Этот кретин ничего не умеет, - глухо сказала девушка, поднимая голову к небу. - Он просто болтун. И я тоже. Мы уснули и всг. Словно одного пола. Как это всг противно... Ты - рад? агрессивно обернула она невидимое на фоне окна лицо. - Твоя дочь осталась девственницей. Целкой! - завизжала она. - Поясничай, хохочи! Я пришла за этим..." "Вы научитесь. Не со второй, так с третьей ночи. Только надо спокойнее. Нащупать эрогенные зоны друг друга. И посмелее - и наступать и подставляться. Позволь ему именно то, что нравится тебе самой, осторожно поразузнай, что больше всего нравится делать ему. И - провоцируй, углубляй." Девушка таращила кукольные глаза, даже схватила себя за виски, не веря своим ушам. Потом как-то обмякла и вскочила на широкий подоконник, села, охватив тонкие колени узкими синеватыми руками.

УДа я его, кретина, видеть не могу... - тих осказала она наконец. - Что ты скажешь, говорит, если я тебя поцелую... Кретин..." "Всг в жизни надо начинать когда-то с начала, дочка (Как, чгрт побери, ег зовут... Ну, Валера, братец, попадгшься ты мне...), и тебе, и ему. Какой же он кретин? Мальчик же еще." "Правда... Такой, знаешь, славный мальчик... Папа, может это уже не ты?.. Такой странный..." "Когда ты сообщила маме?" "Сегдня утром, телеграммой: Сделала попытку стать женщиной. Почти удалось. Здорово, правда? Мне очень понравилось. Мама должна понять, что я не сдохла вместе с вашей дурацкой любовью, стихами, письмами, истериками и разлукой. Если бы этот кретин на оказался таким кретином, я бы сегодня забеременела вам обоим назло. Без брака, ячейки советского общества, пусть тебя на парткоме разбирают. Тебя и это не бергт сегодня?" - она соскочила с подоконника и подошла вплотную, глядя почти с ненавистью. "Просто мне надоело с тобой ссориться." "Тебе было видение? Ты и маме простил подполковника танковых войск?" "Не будем об этом." "Серьгзно? Тогда я счастлива. Таким ты мне нравишься куда больше. Ну, как там Север, стоит?.. Сергжка - ужасный пошляк. Такое сказал..." "Не стоит, значит не стоит?" брякнул Борис и похолодел. "Па-апка!.. - подпрыгнула девушка и поражгнно и снова впрыгнула на подоконник, прижав колени к животу. - Ну и фатер у меня! Ты там на Севере влюбился? В блатную?" "Хочешь всг-таки меня разозлить?" "Уже теплее... Слишком уж ты спокоен сегодня. Словно тебя подменили..." "Как тебя называл в постели твой Сергжа?" "Представляешь, Ирмой! Надо же придумать какое-то собачье имя!" "Приготовь-ка мне чаю, Ирочка." Девушка оцепенела, снова спрыгнула с подоконника и обошла Бориса со всех сторон: "Фа-тер, ты мне определгнно нравишься. Как тебя зовут?" "Что это значит?"

УЕсли благородный родитель не знает имени единственного чада, то и мне позволительно назвать тебя, скажем, дедом Василием. На тебя что, самолгт упал? Или льдиной затгрло? Или пьяная белая медведица в ухо пукнула?" "Знаешь, ври, да знай меру..." "Ты ег знаешь сегодня!.. Восемнадать лет была Римма и вдруг какая-то Ирочка! И главное - чай! Попробовал бы тебе кто-нибудь чай заварить вместо чгрного кофе! Новость не для взрослых дочерей. Сдохнуть мало." Вдруг что-то дрогнуло в глубине кукольных глаз: "Папа... Это... не ты?.." "Видишь ли, Римма... Ты почти угадала. Наш самолгт при посадке слишком сильно тряхануло, а я крепко спал. Меня контузило, и у меня начались какие-то странные провалы памяти. Еле нашгл свой дом, представляешь?" Он тяжело прохаживался по ковру, стараясь чуть проседать, как это странно делал Валерий. Дочь следила за ним вылупленными голубыми шариками. "Ты стукнулся головой? Ты обращался к врачу?" "Какой там к дьяволу врач! Стоянка самолгта была час, край дикий, Хатанга, Таймыр... Головой вроде не стукнулся. Я сидел на переднем сидении без ремня. Меня бросило на стенку кабины пилотов всем телом. Общая контузия. Конечно схожу к врачу, но пока просто не знаю, как буду работать... Самые простые вещи забываю. Надо заново входить и в семейную, и в научную жизнь. Ты мне поможешь?" "Господи, что за вопрос! Я так рада, что ты изменился. Если бы!.. Ведь ты был, прости, такое говно, каких мало где встретишь..." Вот в это я охотно верю, подумал Борис. Удивительное говно этот братец... "Как я могу тебе помочь?" "Прежде всего, не удивляться моей забывчивости и терпеливо поправлять. Пойми, если я признаюсь врачу или в институте, то меня тут же попрут минимум с должности. Например, где мама и действительно ли едет к нам?" "Я нарочно сказала, что дала телеграмму, не бойся. А мама уже три года в Германии, в нашей группе войск с тем подполковником, помнишь?" "Так не было телеграммы?" "Да слушай ты меня больше! Стану я такие телеграммы давать!.. И вообще, считай, что я и тебе ничего не говорила. Тем более, что ничего и не было. Он даже отказался лечь со мной, устроился на раскладушке, я и разозлилась... И нафантазировала, как вас разыграю." "Разозлилась? Очень хотелось, девочка?.." Римма вдруг горько и громко заплакала. Он усадил ег к себе на колени в кресле и стал гладить по почему-то пегим и редким волосам ег крохотный череп, действительно испытывая острую жалость к племяннице. "Не надо, - прижимаясь к нему рыдала она. - Я не хочу... Если ты действительно вдруг станешь настоящим папкой, я же просто с ума сойду от радости, я... я не выдержу... Я просто сдохну от счастья..." "Я называл тебя Риммой?" "Ты? Что ты, никогда. Как придумал в детстве дурацкое имя Муля, Римуля, так и звал." "Тебе приятнее Римма?

Или... Ирма?" "Ирма... Зови меня как он, хорошо? Папочка! - стала она целовать его лицо, заливая его щеки слезами. - Господи, у меня есть папочка..." Ну и сволочуга этот Валера, думал Борис, пока Ирма яростно сморкалась в его платок. И зачем так рискует? Ведь мой провал на работе его провал! И Майке не сдобровать, несчастной..." "И давно мы с тобой не ладим?" "Ты меня еще пять лет назад к бабушке Ксении сплавил на Васильевский. Я с тобой даже реже, чем с мамой виделась...

Просто сегодня решила тебе досадить. После вчерашнего." "Значит что-то было всгтаки?" Ирма выскользнула с его колен и снова отошла к подоконнику. Чувствовалось, что это ег давнее девчачье место. "Было, - сипло сказала она и шмыгнула носом. - Всг было. Сергжа - мужчина, а твоя шутка дурацкая. Просто он действительно ничего не умеет, страшно волновался, возился, потом сдох. Я психанула и ушла. Ты там смегшься? Я спиной чувствую. Нет? - резко обернулась она. - Нет!?

Тогда это действительно уже не ты..." "Над чем же здесь можно смеяться, дочка?

Вы научитесь. Вместе. Просто я не... помню Сергжу." "Ты? Да ты же его и не видел никогда. Он мичман-курсант, подводник, на последнем курсе. Тоже, кстати, распределгн на Север, в Полярное. И я ему обещала с ним поехать. Навсегда." "Не бывает навсегда. Послужит на Севере, а потом - в Севастополь или... в Хайфу." "В Израель?

К жидам? С пархатыми жить?" "Там же наша база." "Я им не верю. Лучше к албанцам, они славяне, как мы. Там тоже база. И тоже тепло." "Он ленинградец?" "Нет, сталинградец. Его папа - капитан на Волге. Знаешь, какой Сергжа красивый! Как Аполлон: вот такие плечи. Папа, можно я не буду поступать на юридический, как ты заставлял?" "Ты хорошо кончила?" "Ты что! Две четвгрки в аттестате. Остальные тройки." "Тогда можно. Выходи замуж, рожай мне внуков. Это и есть женское счастье. Не лезь в вуз. Иди за моряка, если бергт." "Папа, а если... он действительно ничего не может? Бывают же эти... как их?.. Я его люблю, но не смогу... без этого..."

УНе думаю. Ты его приведи, поговорим за коньячком." "Правда? Папочка! Знаешь, он водку любит. Говорит, что в уставе адмирала Нельсона было сказано, что моряк должен быть чисто выбрит, опрятно одет, слегка пьян и в меру нахален... Как тебе?"

УЗамечательно. И ты блесни: наполни свой череп вином, пока он землгй не наполнен. Как тебе?" "Сдохнуть!...Папочка! Это не ты!! Слава богу..." "Ладно, мне пора на работу. Проводи меня..." "Ты серьгзно хочешь познакомиться с Сергжей? И поговорить с ним насчгт этих, как ты сказал, эрогенных зон?" "Когда у него увольнение?" "По средам, субботам и воскресеньям. Завтра вечером ты будешь дома?"

УБуду. И поговорю." "Знаешь он какой сильный! Он меня как-то через Кировский проспект на руках перенгс, чтобы ног на замочила. Ты маму так носил? А... прости.

Я забыла, что ты тряханутый. Папочка!.."

***

"Сегодня кина не будет, - решительно отвела Майя руки Валерия. Сегодня будем только разговаривать. Курс уже на Шпицберген. Что там будешь делать? Или - мы будем делать?" "Ты согласна попытаться бежать со мной в свободный мир?"

УЯ не знаю..." "Тебе мало одного ПТН? Или ты думаешь, что все ласкают как я?"

УЕсли попадгмся, будет не ПТН, а МГБ. Это уже не спектакль... Борис..." "Я готов рискнуть. Но хочу с тобой." "Не насытил свою страсть?" "А ты?" "Разговор не обо мне, а о тебе? Я тебе не надоела, второй заяц, как первому?" "Ты ему не надоела. Он наоборот за себя боялся, если вдруг потеряет контроль и..." "Слышала я эти сказки братьев... как вас там... Рабиновичей..." "Не обижайся на Бориса. Ему там ой как не сладко. И в семье, и в институте." "А если он провалится и расколется..." "Тогда нам с тобой..." "Поняла. Но ведь и ему жить хочется. Так что выпьем, как там тебя, зайка, за того, второго. И - всг. Следующий сеанс нашего с тобой эротического триллера - только там, за кордоном. Всг! Я сказала - всг! Старайся, чтобы мы не попались, если хочешь продолжения этого фильма ужасов... Валерий Алексеевич. А то нам с тобой, вместе и порознь, такие ужасы устроят!.. С такими умелыми партнграми..."

***

"А, Валерий Алексеевич! Наконец-то, дорогой. Побледнел, похудел, словно лет пять пробыл на Севере. Неужели так вымотала дорога?" "Простите, Кирилл Антонович..." У собеседника вытянулось лицо: "Чего это вдруг?" (На ты с ним, понял Борис.) "Приболел я, Кирилл, прости. С памятью что-то. Потом расскажу. Впрочем, распространяться не рекомендовали..." "Даже та-ак?" "Что-то случилось тут без меня?" "Вот именно, - раскипятился заместитель начальника отдела Коршунов, подробно описанный Валерием. - Дубовик, мерзавец, опять выступил без разрешения. На выездном научно-техническом совете министерства..." "Ого!" (И что за Дубовик?). "Вот именно! Он здесь, в пригмной. Позвать? Пусть сам расскажет, а мы оба послушаем." "Зови." Коршунов как-то боком, словно опасался повернуться к начальству спиной, скользнул к обитым кожей двойным дверям, в которых тотчас появился высокий худой субъект. Губы в ниточку, наивные голубые глаза за стгклами очков в тонкой оправе, потгртая папка под мышкой. За ним возникла, как-то вся с головы до ног, загорелая статная брюнетка в недавно разрешгнной миниюбке и уже не преследуемой кофточке с глубоким декольте. Ослепительно улыбнувшись Борису ровными белыми зубами среди ярких губ на золотисто-коричневом лице, она радостно заворковала, подчгркивая дикцию: "С возвращением, Валерий Алексеевич. Я была в типографии по поводу вашей монографии. Если нужна, я на месте." "Спасибо, Галочка, - весело ответил Борис, догадываясь, что это и есть та самая секретарша, о которой так загадочно, но часто упоминал Валерий. - Я сейчас освобожусь и поговорим." Все почему-то смутились. (Не тот уровень отношений?).

Красотка, изогнувшись и стрельнув глазами, вышла, намеренно играя задом и осторожно прикрыла обе двери.

"Прошу садиться, - показал Борис ладонью на стулья вокруг стола. Оба его посетителя почему-то снова переглянулись. - Обсудим создавшуюся ситуацию. Вам слово, - он кивнул Дубовику, пристально заглянув в его затравленные глаза. - Что вы тут без меня натворили?" "Я без разрешения н-начальства, - глухо произнгс Дубовик, вставая, - записался в прениях и изложил с-свою версию п-проекта махолгта - с нашим гидроприводом вместо вашего - электрического. Т-товарищ Ккоршунов считает, что материал сырой и..." "Во-первых, вы садитесь и продолжайте сидя. Во-вторых, не волнуйтесь так. И, главное, излагайте свою точку зрения, а позиция Кирил-Антоныча (как я уловил его интонацию, а!) мне хорошо известна."

УЯ не совсем понимаю... Но продолжу сидя, хотя н-не приучен... вами же... Итак, по-моему, махолгт вообще осуществим только в гидравлическом варианте. И в этом виде готов к проектированию и испытанию опытного образца." "Виктор Семгнович (наконец-то!) слишком много на себя бергт, не выдержал Коршунов. - Если бы даже он был и прав, то к этому решению мы дожны придти сначала в лаборатории, потом в отделе, потом в институте, а уже потом в Министерство что-то обещать."

УЯ просил тебя помолчать... Виктор Семгнович, продолжайте, пожалуйста." "Очень л-любезно с в-вашей с-стороны... Не ожидал. Я уже давно отвык в-выделять вас, Валерий Алексеевич, из массы в-власть имущих, перед коими метать бисер..." "А если без балды?" - вырвалось у Бориса. "Б-без чего, п-простите? Вы ошиблись. По фене уд-добно с Ясиновским. Со мной, если уж мы перешли на иностранные языки, удобнее по-английски." "Итак, вы полагаете, под свою персональную ответственность... не под нашу с Кириллом Антоновичем, а под вашу, что можно заказывать проект и макет гидромахолгта?" "Какая у него к дьяволу ответственность, у корсараавантюриста от науки!.." "Выйди, - тихо сказал Борис. - Я тебя вызову, Кирилл Антонович..." "Вот..." "Выйди, я сказал!" "Ничего себе!" ошеломлгнно попятился Коршунов. "Валерий Алексеевич, по-моему сошгл с ума," - шепнул он в пригмной улыбающейся Гале. "Мне тоже так показалось, повела она тугим бюстом в сторону закрытой двери. - Но как ему это идет!.."

"Почему вам не дали разрешения на доклад, как руководителю темы?" спросил Борис, пересаживаясь за стол посетителей и наклонившись к Дубовику. "Будто не знаете. В-ведь разрешение дают уд-добным людям, а я самый что ни на есть ннеудобный..." "А директор? Опытный учгный..." "Тридцать лет сидит на науке..." "А Ясиновский? (Самый располезный для тебя человек в институте. Президент частного яхтклуба для элиты. Все у него схвачены, особенно директор, - вспомнил Борис наставления Валерия). Он вас вроде бы поддерживает?" "Нежно и надгжно, как вергвка удавленника... Начальник по принадлежности... Как директор - Лауреат Бериевской премии по должности. Но Ясиновский умеет облекать с-свои ннамерения в такие формы, что н-никогда не угадаешь, за он или п-против."

УПопробуйте с самого начала, как незнакомого, убедить меня в своей правоте. И заодно подумайте, как бы вы поступили на могм месте, если бы я, на вашем, убедил начальство помочь. Итак, что это вообще такое, махолгт с гидравлическим приводом?"

Два час звонили телефоны и Галя терпеливо говорила "На совещании". Борис расспрашивал, чиркал на эскизах, возражал, ругался так, что у вспотевшего изумлгнного Дубовика слетали очки, а Галя недоуменно поводила в сторону закрытой двери тугой грудью, не веря своим ушам. Наконец, Борис откинулся на спинку стула, закинул руки за голову, как сидел с ним Валерий, и стал внимательно рассматривать Дубовика. Тот протирал очки, едва удерживая платок дрожащими руками. "Итак, - сказал Борис глухо. Махолгт в вашем варианте - энтосамолгт с гидроприводом, ибо никакой иной привод крыльев не обеспечивает им столь частой смены направления движения. Вы отклонили коршуновский вариант электромоторов в каждом крыле и бесчисленных сервомоторов в подкрылках, создав единую гидросистему, свойственную, кстати, насекомым, у которых вы махолгт скопировали, но не созвучную всем прочим разработкам института, в частности шагающему автомобилю и дельфинообразной подводной лодке и торпеде, так?" "Другой путь..."

УПоскольку, - прервал его Борис, - нашим традиционным смежникам в вашем проекте делать нечего, а директор - специалист по электроприводам, вам тормозят проект, в силу непонимания вопроса, а вы уверены, что природа не ошиблась, остановившись на гидроприводе с пневмоникой, так как вообще не знает электродвижения с электронникой. Начальники всех уровней, чтобы не проявить свою некомпетентность, вам не дают хода. Я верно изложил суть конфликта?" "Б-будто вы не знали сути до этого разговора, - тихо сказал Дубовик. - Б-будто не вы этот конфликт умело провоцировали и раздували, Валерий Алексеевич..." "Разговоры не всегда бывают лишними. Считай, что мой голос за и..." "Я вас очень ув-важаю, Валерий Алексеевич, н-но п-предпочгл бы остаться на вы..." "Мой голос за," - Борис с удовольствием пожал сухую крепкую руку УкорсараФ. "М-можно последний вопрос?

Где бюст Монтескье, которому я обязан?.." "Вы свободны, - не понял Борис, почему-то подумав о поразившем его бюсте секретарши. - А я готовлю докладную и иду к директору."

Он вышел в пригмную и стал диктовать докладную, опираясь на стол ладонями над склонившейся над клавишами компьютера Галей, не сводя глаз с загорелых шаров в вырезе белой блузки с ослепительно белой полоской кожи на грани видных сверху кружев лифчика. Она гжилась под непривычно откровенным взглядом, чуть шевеля сдвинутыми стройными загорелыми бгдрами под миниюбкой. Она словно раздваивалась от шеи до туфель. "Красивая у меня секретарша," - глухо сказал Борис, просматривая докладную. "Это вы на Севере вспомнили? - смущенно поправила она причгску, поспешно вставая, чтобы избежать такого откровенного любования своими прелестями начальством в рабочее время. - Прямо не похоже на вас..."

Борис провгл рукой по вздрогнувшей тгплой спине девушки. Та гибко выскользнула, взяла его за кисти, отвела их ему за спину и замерла, дыша ему в лицо открытым улыбающимся ярким ртом с пухлыми чувственными губами: "Начальство должно держать руки вот тут... Подальше от спины секретарши. Она приучена к сдержанному и культурному начальнику отдела." "Попробую переучить." "Ну не здесь же! - жарко выдохнула она. - Не проще ли у меня сегодня, скажем, в семь... Идет?" "Еще как пойдет, - коснулся он щекой ег горящей щеки. - Я у директора, - добавил он, отходя к двери." "Хо-орошо... - ошеломлгнно сказала Галя, проводя ладонью по лицу. - Вы у директора..." Борис вдруг быстро вернулся и, снова наклонившись к отпрянувшей было Гале, сказал шопотом: "Сейчас зайдет человек. Быстро, письменно - кто это?.." "Владислав Николаевич Ясиновский," - написала умная Галочка, подняв голову на стремительно открывшуюся дверь пригмной, и тут же порвала листик, со страхом глядя на Бориса снизу вверх. "А-а! Владислав Николаевич, - запел Борис, протягивая руки к вошедшему коренастому дочерна загорелому блондину с актгрским лицом. Ясиновский был как-то порочно красив, подтянут, двигался уверенно и стремительно. - Я тебя в коридоре не узнал, богатый будешь." "А я не узнал Дубовика, - смеялся Владислав Николаевич. - Вышел от тебя такой сияющий, как будто повышение получил. Чем же это порадовал Дубовика наш шеф, несравненная Галина Вадимовна?" "Говорите, - улыбнулся Борис Гале. - Вы же докладную печатали." "Нет уж, меня от ваших дел увольте, - отмахнулась она. - У меня своих полно." И уселась, снова раздвоившись на две загорелые половины, теперь перед двумя восхищенными взглядами. "Чем порадовал? Обещал помочь с махолгтом."

УПомочь? - искренне удивился Ясиновский. - А ему что-то или кто-то мешает? Не вы ли, милейшая Галина Вадимовна преследуете бедного непонятого гения в этом логове консерваторов? И что же ему обещано, если это не секрет от меня, как начальника лаборатории, в которой идет махолгт, между прочим?.." "Не секрет, - с весглой злостью сказал Борис. - Мою подпись в приказе о проектировании опытного образца в гидравлическом варианте." "Без моей подписи?" "А мы больше не тандем?" "В авантюрах Дубовика? Нет, конечно. У него в проекте была узкая задача:

гидрошарнир рулям направления и высоты, а он замахнулся на гидропривод машущих крыльев. Да еще перед Министром выложил эту бредовую идею через голову института. О каком тандеме тут может идти речь? Даже в Америке махолгты проектируют..." "Но по его схеме махолгт сделать можно?" "Сделать, дорогой, всг можно, но постепенно. Пусть сначала наш махолгт полетит по американской схеме. Все проекты в мире базируются на электроприводе. Да ты что сам не понимаешь, что ни один из нас тут в силовой гидравлике, тем более в сочетании с управляющей ею пневмоникой ни уха ни рыла, как говорят французы... Кому всг это проектироватьто? Если мы перейдгм на гидро-пневмо вариант, то немедленно из уникальных специалистов попадаем в дилетанты, нуждающиеся в руководстве Дубовика и Пухина. Неужели ты этого добиваешься? С твоим-то самолюбием? Отлично - твог дело, но я...." "Так ты не ставишь на докладную свою подпись?"

УВалерий!..Опомнись... Ведь и Коршунов ни за что не подпишет!" Борис мастерски подделал подпись Драбина и вышел в коридор, направляясь к огромной двери директорской пригмной.

Угловатый голый череп директора был украшен красным пористым лицом с могучим носом и отопыренными какими-то нечеловеческими белыми ушами. Очки казались крохотными на таком носу, особенно в сочетании с маленькими буравчиками прозрачных холодных глаз. Он встал из-за стола навстречу Борису и выбросил перед собой негнущуюся красную ладонь. Пожатия не было. Борис просто подержал с отвращением холодное потное твгрдое мясо. Директор читал докладную, шевеля бледно-синими толстыми губами, наливаясь кровью и словно раздуваясь как пиявка.

УВы одурели, Валерий Алексеевич, - заревел он, вставая в какой-то нечеловеческий рост. Высокий Борис был карлик по сравнению с этим чудовищем. - Я должен подписать такую бумагу? После того, как Дубовик подставил меня в Министерстве?

Чтобы прослыть на самом верху укрощенным консерватором? Кто такой Дубовик?

Где и кто его знает, чтобы ему отдать проект с правом принимать в институт специалистов и менять всг направление исследований по всем темам? Ведь его сторонников полно и среди дельфинологов, и среди шагаечников. И вы МНЕ предлагаете отдать МОЙ институт под ЕГО научное руководство? А меня, Коршунова, Ясиновского, вас самого, наконец, прикажете переучивать новым руковолителям института или вообще уволить? Вы с ума сошли, милейший?! Короче, я - не подпишу! У меня, лауреата и академика может быть свог мнение?" "Нет." "То-есть..." "То есть, это не столько ваше мнение, сколько мнение Ясиновского, Пгтр Иванович. А он вам помог с яхтой. И недаром. Детали к яхтам нигде не продаются. А директор ЦНИИПМ" гражданин Сакун имеет красного дерева яхту в Ленинградском клубе.

Она весома, груба и зрима. Будет подпись - не будет докладной в Органы. Идет?"

УЯ... не брал никаких взяток, - побледнел до синевы директор словно проткнутая булавкой пиявка. - Это... это... шантаж , Вы - уголовник..." "А вот это решит суд, - весело сказал Борис, любуясь на свежую подпись Сакуна на резолюции. - Но я пока помолчу о вас с Ясиновким. До свидания, Пгтр Иванович." "Подождите... Надеюсь, вы понимаете, Валерий Алексеевич, что после такого... вымогательства нам вместе не работать и..." "Это ваши проблемы. Подыщите себе другое место и пишите заявление. Но не мне. Вы номенклатура Министерства, а не моего отдела."

***

"Чушь собачья, - кричал Ясиновский, изумлгнно глядя на угловтый череп директора, на котором лицо и уши обвисли, как тряпки на чучеле после грозы. - примитивный шантаж! Вы знаете меня столько лет и могли поверить, что Я способен заниматься незаконными сделками, как какой-то дурак?.. В нашей-то стране, где малейшее нарушение законности карается с такой свирепостью, чтобы никому и никогда было неповадно повторить подобное... О каких поставках может идти речь, если все яхты строятся из неликвидов списанных судов, на которых полно красного дерева. Суда списанные - всг даром! Надо только знать нужных людей и нужные каналы. И всг, естественно, по закону. Валерию просто захотелось стать директором, но такой путь... Да мы его самого привлечгм за уголовный шантаж, я сейчас же позвоню Василию Дмитричу с "ГаянеФ... Он работает в прокруратуре и..." "Ни в коем случае! - заполоскалось лицо на черепе. - А если Драбин действительно раскопал что-то? Он серьгзный противник, помните, как в прошлом году он мокнул Министра за..." "Как хотите, Пгтр Иванович... Но как вы вообще могли его испугаться?" "Так он же ваш ближайший друг... Я решил, что..." "Был, ощерился позвериному Ясиновский. - Теперь он мой злейший враг. А мои враги долго на свободе не живут..."

***

В пригмной сидел новый незнакомец, поднявшийся навстречу Борису. Умная Галочка повела грудью на записку: Лев Андреевич Пухин, доктор биологических и технических наук, профессор. Борис кивнул, лихо подмигнул просиявшей и зардевшейся девушке и направился к элегантному старику в чгрной тройке. Тот старомодно поклонился, испытующе посмотрел в глаза Борису и прошгл в кабинет, даже не спрашивая разрешения. Там они уселись как до того с Дубовиком - лицо в лицо, глаза в глаза. Пухин молча выложил на стол папку и открыл ег. Борис углубился в чтение и сразу понял, что влип. Если в материалах Дубовика всг было почти ясно, то тут оказались сплошные формулы, диаграммы, графики, алгоритмы. Борис машинально листал папку под насмешливым взглядом профессора, который даже не скрывал своего знания правды, не удивляясь и не реагируя пока. Дойдя до перечня литературы и патентов, Борис вдруг вздрогнул и остановился на неприметной строчке. Тут был знакомый номер и его имя: Дробинский Б.А. Приводная гибкая коленчатая балка. ЦКБ сельскохозяйственного машиностроения. Биробиджан. "Что это? - впервые подал голос Борис. - Что-то путное?" "Еще бы, - спокойно ответил Пухин. - Основа всей гидросхемы, развитой на базе этого изобретения Дубовиком.

С помощью вашего покорного слуги, заметившего подобную схему у всех без исключения насекомых." "Но я не знал ни о каких насекомых! - вдруг вырвалось у Бориса. - Эта штука была применена для слежения за неровностями почвы на гусеничном комбайне." "Я знаю, - так же ровно ответил старик. - Я ездил в Биробиджан специально, чтобы познакомиться с вами Борис Абрамович, был в вашем ЦКБ..

Увидев вашу фотографию на доске почгта, я хотел расспросить вас кое-очгм... но вас там уже не было. Мне сказали, что вы плаваете матросом в Арктике. При случае я рассказал о вашем удивительном сходстве Валерию Алексеевичу, и он тотчас заторопился на Север. Между прочим, я был с подписанным в МГБ разрешением на вашу кратковременную командировку, в порядке исключения, к нам сюда... Так вы к нам теперь надолго, или Драбин вернгтся?" "А вам как бы хотелось?" "Хорошо бы, чтобы этот монстр не вернулся никогда." "Вы... решили не выдавать меня?" "Зачем?

После вашей совершенно непостижимой операции с неприступным и неустрашимым до того Сакуном вы для нас с Дубовиком - просто подарок судьбы! Тем более, что я навгл о вас справки в Автономии. Толковый и бескомпромиссный новатор.

Еврейский Дубовик, так сказать. Вы теперь наш человек, который рискует жизнью, появившись в Ленинграде. Не в моих правилах выдавать своих боевых товарищей."

УВы меня вычислили потому, что я ничего не понял из вашего отчгта?" "Нет. Не поэтому. Ваш... двойник понял бы немногим больше, э... Валерий Алексеевич. Что до идентификации, то я в молодости был агентурным разведчиком. Работал в Египте, Израеле. Мне достаточно в глаза человеку посмотреть. Но я вас, как вы изволили выразиться, вычислил еще до того. Как только Дубовик мне описал ваш с ним разговор, я не только понял, что вы не Драбин, но догадался, что у нас теперь сам Дробинский. С чем я нас про себя тотчас поздравил. Теперь вам надо слушаться меня. И мы не только избежим разоблачения, но и сварганим оригинальный советский махолгт в пику американцам. Итак, чем вы взяли Сакуна?.."

***

В институтской столовой Пухин и Борис устроились за дальним угловым столиком, где их никто не мог услышать. Борис впервые обедал на Материке и был поражгн изобилием и вкусом блюд. Коммунизм предполагал бесплатное общественное питание, но здесь оно было куда разнообразнее, калорийнее, чем а Автономии или на Севере. Как и всг в Ленинграде - оригинал вместо суррогата. "Между прочим, - говорил Пухин, изящно орудуя вилкой и ножом. Пгтр Иванович - милейший человек и совсем не плохой директор. Вы произвели залп не совсем в ту сторону. Надо было бить Ясиновского, а не Сакуна. Ешьте аккуратнее... Смотрите, как я держу приборы: указательный палец чуть согнут, вот так. Драбин никогда не позволил бы себе есть сосиску с ножа и салат чайной ложечкой, простите. Вот так, потренируйтесь дома. Это очень важно. Для разведчика не существует мелочей. Имейте в виду, что Галина Вадимовна тут же мне сказала, что вы не вы. Мне с трудом удалось ег успокоить и попросить никому не говорить. Ваша легенда, высказанная Коршунову, неплоха, но и не идеальна. Но и я пока не придумал другой. Поэтому сказал, что вы попали в аварию, о которой уже звонили из МГБ в Первый отдел института, милейшему Василию Никитичу Праглину, вашему, кстати, близкому приятелю, с просьбой не распространяться о последствиях." "Но Праглин может перепроверить и..." "А ему действительно звонили, - он показал пальцем на свой галстук. - И сделали нашим мощным союзником. Ясиновского уже вызывали в Первый отдел и предупредили о ваших возможных странностях после контузии и облучения разлившимся сверхсекретным препаратом..." "Отлично..."

Ясиновский, сияя на все стороны актгрской улыбкой, обедал с Галочкой. Уверенно и элегантно запивал бесплатный ресторанный обед невским пивом и косил сытым глазом на выставленные над столом загорелые шары в вырезе блузки. То и дело понижая голос, он наклонялся к шарам через стол, а красотка тотчас наклоняла их ему навстречу. Незаменимый специалист коммунистической державы, человек с безупречной славянской, польской кровью в жилах, породистый столичный учгный.

И вполне арийская женщина, чуть подпорченная тгмным цветом волос и глаз. За этой ослепительной парой был едва виден за своим столиком тоже вполне славянин, но всего лишь так называемый научный лимитчик Дубовик, который был временно впущен в северную столицу только за проявленные до того в Прибалтике одаргнность. Сейчас он нелепо воевал со шницелем и блестел очками, готовясь к новому бою в защиту правого дела, каким он считал создание махолгта для ускорения победы коммунизма во всгм мире. Как, впрочем, и двое в углу - энтузиасты технического прогресса своей родины, старомодный профессор и подпольный учгный, вчерашний мусорщик, да еще тайно проникший в столицу автономник...

***

В лаборатории Ясиновского шла обычная расслабленная после обеда трепотня, когда вошгл как всегда сияющий улыбкой элегантный начальник с неизменной спичкой между зубами. "Ну-с, как говорят французы, замочим следующего фраера, - резвился он. - Кстати, Виктор, что ты там наговорил Валерию, что тот сразу побежал к Петру Иванычу? Я ничего не понимаю, поясни, если ты в расположении."

Дубовик побледнел и сверкнул очками: "Д-дело в том, что на В-валерия Алексеевича упал со шкафа бюст М-монтескье." "Ага, - обрадовался умный Ясиновский. - Это утешает. Рад был бы с тобой согласиться. То есть ты полагаешь, что потрясение у нашего Папаши, по Куприну, ненадолго?" "Б-боюсь вас разочаровать, Владислав Николаевич, но вы л-лучше м-меня знаете, что Пгтр Иванович НИКОГДА не отменяет своих резолюций..." "А зачем, собственно, ег менять? Что в ней нового? Мы десять лет работаем над утверждгнной темой в обоих вариантах и работаем успешно..." "МЫ работаем. А ВЫ мешаете?" Ясиновский удручгнно всплеснул руками, любовно-покровительственно глядя на взъерошенного Дубовика: "Ну вот, опять ты ставишь какие-то нелепые акценты. Кому это на пользу? Давай попробуем спокойно разобраться..." "С-скоро д-десять лет работаем и всг это время п-пытаемя разобраться," - Дубовик задохнулся от гнева. Лицо его покрылось испариной. "Я готов разбираться еще десять лет, если это нужно для дела." "Для его торможения!"

УХорошо, ты полагаешь, что надо заказывать проект опытного образца по твоей схеме? Без опытной проверки узлов? Без теоретической базы? Без поддержки Министерства, наконец, которому резолюция Сакуна до фени, между прочим."