Вторжение в Империю

Сенатор и Император оказались на обширной каменистой равнине. Несколько столбов солнечного света подсвечивали взвесь мелких частиц – то была пыль от гор зерна, возвышавшихся со всех сторон. В полумраке поблескивали статуи, высеченные из какого-то гладкого черного камня. Их поверхность, казалось, была намазана жиром. Статуи изображали зверей, сидевших прямо, как домашние кошки, аккуратно сдвинув передние лапы и подвернув хвост. Их вытянутые морды хранили выражение полнейшей безмятежности, а тела отражали геометрические пропорции примитивной доисторической математики. Конечно же, это были божества – древнейшие тотемы-обереги.

– Таковы были спасители человечества, – сказал Император. – Это видно по их глазам.

Сенатору Оксам глаза статуй показались слепыми и пустыми – безликими черными кругами, внутри которых человеку можно было прочесть лишь свое собственное безумие.

Император поднял указательный палец. Еще один сигнал.

Некоторые из пылинок увеличились, загорелись собственным светом. Задвигались, выстроились в силуэт, очертания которого были чем-то знакомы Оксам. Созвездие ярких огоньков образовало огромное колесо, и это колесо медленно завертелось вокруг сенатора и владыки. Через несколько мгновений Оксам поняла, что это такое. Она видела эту фигуру всю свою жизнь – на воздушных экранах, на ювелирных украшениях, на двухмерных снимках государственного флага в Сенате, на гербе Империи. Но ей никогда не доводилось оказываться внутри этой фигуры – хотя нет, не так: она, наоборот, всегда находилась внутри нее. Это были тридцать четыре звезды, тридцать четыре солнца Восьмидесяти Планет.

– Вот наши новые запасы зерна, сенатор. Материальное благополучие и население почти пятидесяти солнечных систем, техника, с помощью которой мы можем подчинить эти ресурсы нашей воле. Бесконечно долгая жизнь и время, которого хватит для того, чтобы сотворить новую философию, а она ляжет в основу новой астрономии, математики, письменности. Но этому процветанию снова угрожают извне.

Нара Оксам смотрела на Императора в темноте. Неожиданно его воззрения и увлечения перестали казаться столь уж безвредными.

– Риксы, ваше величество?

– Риксы, эти почитатели паразитов, – прошипел Император. – Их безумная религия заставляет их заражать все человечество гигантскими разумами. И снова Закон Паразитов: наши богатства, наши колоссальные резервы энергии и информации привлекают из пустынь орды паразитов – паразитов, жаждущих истребить нашу цивилизацию, пока она еще не достигла обетованных высот.

Несмотря на то, что противоэмпатический браслет притуплял ее чувствительность, Нара все же ощущала владеющую Императором страсть, до нее доходили волны паранойи, гулявшие по его могущественному сознанию. Помимо собственной воли она все-таки оказалась застигнутой врасплох – настолько неожиданно и виртуозно Император вывел разговор к этой теме.

– Сир, – осторожно проговорила Оксам, размышляя о том, смогут ли привилегии, полагавшиеся ей как сенатору, реально защитить ее от маниакальных поступков этого человека. – Я не представляла, что феномен гигантских сетевых разумов настолько разрушителен. Планеты, где поселяются такие разумы, в материальном отношении не страдают. На самом деле некоторые даже сообщают о большей эффективности в плане передачи информации, об улучшении систем контроля за водными ресурсами, о снижении числа аварий воздушного транспорта.

Император покачал головой.

– Но что при этом теряется? Непроизвольные, случайные коллизии данных, питающие сетевой разум, – это ведь сама культура человечества. Этот хаос – не какой-то периферический побочный продукт, он и есть суть человечества. Мы не узнаем, какие эволюционные сдвиги никогда не произойдут, если превратимся в бездумные сосуды для этих компьютерных программ-мутантов, этих гадин, которых риксы осмеливаются называть разумом.

Оксам чуть было не указала на очевидное – на то, что Император, осуждая риксов, приводил те же самые аргументы, с помощью которых секуляристы возражали против его бессмертного правления: живые божества никогда не приносили пользы человечеству. Но Оксам сдержалась. Даже в состоянии апатии она ощущала его убежденность, его странную фиксацию на собственных мыслях. Она понимала, что обращать внимание Императора на слабое место в его доктрине сейчас ни к чему. Риксы и их гигантские разумы были личным кошмаром Императора. Оксам попыталась предпринять менее очевидную атаку.

– Сир, партия секуляристов никогда не ставила под вопрос вашу тактику препятствования распространению гигантских разумов. В коалиционном правительстве мы держали твердую позицию во время Вторжения риксов. Но на дальних границах все было спокойно почти целое столетие, не правда ли?

– Это хранилось в секрете, хотя наверняка до вас доходили какие-то слухи за последние лет десять. Но риксы снова выступили против нас.

Император поднялся и указал в темноту. Вращающееся колесо остановилось и заскользило по воздуху. К Императору приблизились Дальние Пределы его владений. Одна из звездочек легла на подушечку вытянутого пальца монарха.

– Это Легис-XV, сенатор. Несколько часов назад риксы атаковали эту планету, небольшими силами, но весьма решительно. Самоубийственная атака. Их цель состояла в том, чтобы взять в плен мою сестру, Дитя-императрицу, и держать ее в заложницах, покуда они будут распространять по планете гигантский разум.

На несколько мгновений все другие мысли покинули сознание Нары Оксам. «Война», – вот все, о чем она могла думать. Дитя-императрица в руках врагов. Если с ней что-то случится, «серые» поднимут грандиозную политическую бурю, после которой вооруженный конфликт станет неизбежен.

– Так вот, мой повелитель, почему лоялисты сделали такой крен в сторону милитаризации экономики, – наконец выдавила Оксам.

– Да. Мы не можем полагаться на то, что эта атака случайна и единична.

Эмпатический дар позволил Наре Оксам уловить вспышку раздражения Императора.

– С вашей сестрой все в порядке, сир?

– Неподалеку стоит наготове фрегат, готовый приступить к спасательной операции, – ответил Император. – Собственно, капитан уже начал ее. Результаты будут нам известны в течение часа.

Он погладил кошку. Оксам ощутила его уверенность и решимость. Быть может, он уже знал об исходе спасательной операции и просто не говорил ей об этом.

И тут Оксам поняла, что ее партии грозит страшная опасность. Ей нужно было дать отвод своему пакету законопроектов до того, как просочатся новости о диверсии риксов. Как только об этой возмутительной акции станет известно широкой общественности, ее демарш против «серых» покажется изменническим. Император и ей лично, и всей партии своим предупреждением дал фору.

– Благодарю вас, сир, за то, что вы рассказали мне об этом.

Он положил руку ей на плечо. Даже через плотную ткань сенаторской мантии Оксам ощутила холод этой руки, ее мертвенность.

– Сейчас не время нам бороться друг с другом, сенатор. Вы должны понять: мы не имеем ничего против вашей партии. Мертвые и живые нужны друг другу, во дни мира и во время войны. Будущее, к которому мы стремимся, – это не могила.

– Конечно, нет, сир. Я немедленно отведу законопроекты.

Произнеся эти слова, Оксам вдруг поняла, что Император даже не попросил ее об этом. «Вот в этом и состоит истинная власть, – подумала она. – Когда твои желания удовлетворяются, а тебе даже не нужно приказывать».

– Благодарю вас, Нара, – сказал он, и она перестала ощущать в нем остервенелого маньяка. К Императору вновь вернулось былое монаршее спокойствие. – Мы питаем большие надежды в отношении вас, сенатор Оксам. Мы знаем, что ваша партия будет плечом к плечу с нами в этой битве с риксами.

– Да, сир.

А что еще она могла сказать?

– И мы надеемся, что вы поддержите нас во всем, что будет связано с ликвидацией гигантского разума, который наверняка уже пустил корни на Легисе-XV.

Нара гадала, что именно подразумевал Император. Но он не дал ей спросить, а продолжал:

– Нам хотелось бы назначить вас членом военного совета, сенатор.

Оксам в ответ изумленно заморгала. Император сжал ее плечо, отпустил и встал к ней боком. Она поняла, что ее согласие не требуется. Если, того и гляди, начнется новое Вторжение риксов, Сенат наделит военный совет огромной властью. Она будет заседать в палатах с самыми могущественными людьми Восьмидесяти Планет. Нара Оксам сравняется с ними в привилегиях, в доступе к информации, в способности вершить историю. И просто – во власти.

– Благодарю вас, мой повелитель, – вот и все, что она смогла сказать.

Он едва заметно кивнул, не спуская глаз с белого брюшка кошки. Та в сладкой неге выгнула спинку – так высоко, что край идущего вдоль позвоночника симбианта уподобился греческой букве «омега».

Война.

Звездолеты, несущиеся навстречу друг другу в сжатом времени релятивистских скоростей… Члены их экипажей, тающие в памяти родных и друзей… Жизни, обрывающиеся в сражениях продолжительностью в несколько секунд… Энергия, высвобождавшаяся при этих сражениях, которой хватало, чтобы на краткое время вспыхнули новые солнца. Истребление населения недовольных планет, гибель сотен тысяч человек в течение считанных минут, на столетия отравленные континенты. Конец мирных научных исследований, крах систем образования – из-за того, что планетарная экономика переориентировалась на производство вооружений и муштру солдат. Целые поколения мирных людей, становящиеся жертвами воюющих сторон, – раненые, изможденные люди, игрушки в руках войны. А еще… Еще – очень высокая вероятность того, что ее новый возлюбленный погибнет до того, как все будет кончено.

Нара Оксам вдруг жутко разозлилась на себя, на свои амбиции, на жажду власти, на то волнение, которое она испытала, когда ей предложили возглавить военные действия. Все это она еще ощущала внутри себя: эхо радости от получения высокого поста, от покорения новых высот власти.

– Мой повелитель, я не уверена…

– Первое заседание совета – через четыре часа, – прервал ее Император. Может быть, почувствовал ее сомнения и не пожелал их услышать. Рефлекторная учтивость взяла свое, усмирила вихрь противоречивых аргументов.

«Не уверена – молчи», – приказала себе Оксам и наполнила спокойствием всю себя, с головы до ног. Она старалась не спускать глаз с синестезической модели Восьмидесяти Планет, которая медленно вращалась вокруг нее и монарха.

Император продолжал:

– К этому времени у нас уже будут сведения с «Рыси». Мы узнаем, что произошло на Легисе-XV.

Взгляд Оксам буквально приковала к себе красная звездочка на периферии Империи. Зрение затуманилось. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Может быть, она ослышалась?

– «Рысь», сир?

– Так называется фрегат, дежурящий около Легиса-XV. Очень скоро они приступят к развертыванию спасательной операции.

– «Рысь», – эхом повторила Оксам. – Фрегат, мой повелитель?

Император посмотрел на сенатора и наконец заметил выражение ее лица.

– Именно так.

Оксам поняла, что он мог неправильно истолковать ее поведение – как некий опыт в военных делах. Она снова взяла себя в руки и продолжила:

– Какая удача, сир, что в центре событий оказался столь прославленный офицер.

– Ах, да, – вздохнул Император. – Лаурент Зай, герой Дханту. Жаль было бы потерять его. Но с другой стороны, это может стать вдохновляющим фактором для всех остальных.

– Но вы сказали, что риксы нанесли удар малыми силами, мой повелитель. Наверняка при проведении спасательной операции сам капитан не…

– Жаль было бы потерять его как виновного в Ошибке Крови – вот что я хотел сказать. Это случится, если операция по спасению заложников закончится неудачно.

Император поднялся. Оксам тоже встала. Ноги плохо держали ее. В саду снова стало светло, исчезли виртуальные горы зерна и богоподобные статуи кошек и даже Восемьдесят Планет. Фасетчатое небо над головой вдруг на мгновение показалось хрупким, невероятно глупым домиком из стеклянных карт, который развалится, только дунь на него.

«Оно такое же глупое и зыбкое, как любовь», – подумала Оксам.

– Я должен готовиться к войне, сенатор Оксам.

– Я покидаю вас, ваше величество, – сумела-таки выговорить она.

Нара Оксам ушла из сада по спиральной дорожке. Она ничего не видела по сторонам. В ушах у нее звенели слова Императора:

«Потерять его… если операция закончится неудачно».

Старший помощник

Кэтри Хоббс задержалась перед входом в блистер – прозрачный колпак наблюдательного пункта. Постояла, собралась с мыслями. Ее сообщение имело важнейшее значение для жизни капитана. Не время было поддаваться детским страхам.

Она вспомнила, как проходила гравитационные тренировки на орбитальной станции академии под названием «Феникс». Орбитальная станция, расположенная на небольшой высоте над Родиной, каждый день подвергалась произвольной переориентировке. Через прозрачные наружные потолки и полы можно было видеть планету то над головой, то внизу, то повернутой под любым невообразимым углом. Параметры искусственной гравитации на станции, и так неустойчивые из-за близости к планете, менялись каждый час. Таких станций на орбите было несколько, и курсантам приходилось быстро перемещаться с одной на другую, согласно расписанию и «кабинетной» системе. При этом им доводилось менять ориентировку десятки раз, поскольку направление притяжения в каждом коридоре менялось как угодно. Только немногочисленные, второпях нанесенные на поручни метки показывали, что произойдет с тобой при переходе из одного коридора в другой.

Целью всего этого хаоса была ломка двухмерного мышления людей, рожденных в условиях постоянно направленной гравитации. На «Фениксе» не было ни верха, ни низа – ориентироваться помогали только номера кают, географические координаты да расположение столов в аудиториях.

Безусловно, в карьере офицера космического флота неустойчивая гравитация являлась одним из самых невинных субъективных кризисов из тех, которые предстояло пережить. Большинству курсантов гораздо больше огорчений, нежели стена, за ночь ставшая полом, приносило Воришка-Время, похищавшее родных и друзей. Но для Хоббс потеря абсолютного «низа» всегда оставалась одним из самых тяжелых испытаний во время космических полетов.

Невзирая на долгий опыт пребывания в условиях меняющейся гравитации, Хоббс сохранила здоровый страх падения.

И вот теперь, перед входом под прозрачный купол капитанского наблюдательного пункта, у нее, как обычно, закружилась голова. «Наверное, так себя чувствуешь, если идешь по рее, – подумала Хоббс. – Но рею-то хотя бы видишь». Она вовремя сообразила, что лучше не смотреть под ноги, когда сошла с гиперуглеродного пола шлюзового люка и оказалась на прозрачном полу блистера. Хоббс не спускала глаз с капитана Зая. Его знакомый силуэт вселял в нее уверенность. Он стоял в строевой позиции «вольно» спиной к ней и, казалось, был подвешен в пространстве. Черная шерсть его формы сливалась с мраком космоса. Знаки отличия, нашивки, голова капитана, форменные серые перчатки – все это существовало как бы отдельно, пока глаза Хоббс не привыкли к темноте. Во дворце вскоре должен был наступить полдень, поэтому «Рысь» была повернута к солнцу кормой. Свет исходил только от планеты Легис-XV – зеленого шара, тускло горевшего над левым плечом Зая. При том, что длина геосинхронной орбиты составляла шестьдесят тысяч километров (день на этой планете был долгим), теперь Легис не был похож на тот свирепо раздувшийся диск, каким он был виден во время попытки проведения спасательной операции. Теперь он скорее напоминал укоризненно глядящее око.

Хоббс с ненавистью посмотрела на планету. Это она погубила ее капитана.

– Старший помощник с докладом, сэр.

– Докладывайте, – ответил Зай, не оборачиваясь.

– При проведении посмертного… – Губы Хоббс словно заледенели. Она не подумала о первоначальном значении этого слова в данном контексте.

– Постарайтесь вернее подбирать термины, старший помощник. Продолжайте.

– При проведении вскрытия, сэр, мы обнаружили некоторые аномалии.

– Аномалии?

Хоббс взглянула на бесполезный шифровальный ключ, который она сжимала в руке. Она старательно подготовила презентационные файлы, но здесь, в блистере, не было подходящего оборудования для показа. Отсутствовала и аппаратура для демонстрации изображения с высоким разрешением – здесь можно было наблюдать только вселенную. Те снимки, которые она намеревалась показать капитану, при синестезии с низким разрешением смотреть просто бесполезно. Хоббс предстояло все описать словами.

– Мы установили, что рядовой Эрнесто погиб от выстрелов из нашего оружия.

– При бомбардировке из электромагнитных орудий? – печально спросил Зай, готовый принять на себя дополнительный груз вины.

– Нет, сэр. Он был убит выстрелами из мультигана посвященного.

Зай сжал кулаки.

– Идиоты, – тихо вымолвил он.

– В механизме мультигана посвященного отключен режим, предупреждающий стрельбу по своим. Оружие пыталось убедить его отказаться от стрельбы.

Зай покачал головой и проговорил в глубокой тоске:

– Видимо, Баррис понятия не имел о том, что означает этот сигнал тревоги. А мы очень сильно сглупили, выдав ему оружие. Тупой сотрудник Политического Аппарата – это отнюдь не исключение, Хоббс.

Хоббс сглотнула подступивший к горлу ком. Не стоило вести такие дерзкие разговоры в то время, когда на борту фрегата присутствовали двое аппаратчиков. Правда, капитанский блистер являлся самым безопасным местом на корабле. К тому же сильнее наказать Зая уже было невозможно. Гибель Императрицы – ее мозг был поражен из риксского бластера настолько, что о реанимации и речи быть не могло, – равнялась обвинению в Ошибке Крови. Адепт Тревим лично засвидетельствовала результаты вскрытия.

Но это было настолько не похоже на капитана – такая пассивность. Столь спокойным Хоббс не видела своего командира со времени его возвышения – и даже, пожалуй, со времени освобождения из плена на Дханту. Зай обернулся, и Хоббс обратила внимание на морщину, залегшую поперек подбородка капитана. В его организме шла какая-то физическая перестройка. «Как странно звезды управляют его судьбой, – подумала Хоббс. – Сначала этот жуткий плен, потом – невероятная история с заложниками».

– Это – не единственная аномалия, сэр, – сказала она, старательно подбирая слова. – Мы самым внимательным образом просмотрели записи с камеры шлема капрала Лао.

– Хороший она была парень, капрал Лао, – пробормотал Зай. Ваданское отношение к грамматическому роду, как всегда, показалось Хоббс необычным. – Но при чем тут видеозапись? Ведь капрал Лао была отсечена силовым полем.

– Да, сэр. И все же несколько раз связь ненадолго устанавливалась. Этого вполне достаточно для проведения диагностики оружия и даже для получения кое-какого изображения.

Зай пристально посмотрел на Хоббс. Отрешенное, философическое выражение наконец покинуло его осунувшееся лицо. Хоббс догадалась, что ее сообщение вызвало у капитана интерес.

Капитан обязательно должен был посмотреть на видеозаписи, сделанные камерой, вмонтированной в шлем Лао. В ходе проведения операции «Рысь» поддерживала постоянную связь с оружием и бронекостюмами десантников. Фиксировались наличие боеприпасов, состояние здоровья десантников, изображения с поля боя. Камера шлема передавала монохромное изображение с низким разрешением и скоростью всего десять кадров в секунду, но при этом осуществляла обзор на триста шестьдесят градусов и порой «видела» больше, чем сам десантник.

Зай обязательно должен был просмотреть эти записи, прежде чем распорет себе живот ритуальным «клинком ошибки». Старший помощник Кэтри Хоббс решила позаботиться об этом.

– Сэр, входное отверстие раны на теле боевика-рикса выглядит как прямое попадание.

Ну вот. Она сказала то, что хотела сказать. Хоббс почувствовала, как у нее по спине потекла струйка пота. Она стояла по стойке «смирно», и между шерстяной тканью формы и кожей оставалась тонкая прослойка воздуха. Тщательный анализ этого разговора, который в один прекрасный день мог предпринять Аппарат, мог бы, наверное, склонить его служащих к тем же самым предположениям, какие возникли у Хоббс и некоторых офицеров во время анализа данных. Предположения ну очень забавные.

– Старший помощник, – проговорил капитан, выпрямившись во весь рост, – вы случайно не пытаетесь… спасти меня?

Хоббс была готова к этому вопросу.