Для тех, кто спит

(Яков Белинский)

Спит острословья кот.

Спит выдумки жираф.

Удачи спит удод.

Усталости удав.

Яков БелинскийСпит весь животный мир.Спит верности осел.Спит зависти тапир.И ревности козел.Спит радости гиббон.Забвенья спит кабан.Спит хладнокровья слон.Сомненья пеликан.Спит жадности питон.Надежды бегемот.Невежества тритон.И скромности енот.Спит щедрости хорек.Распутства гамадрил.Покоя спит сурок.Злодейства крокодил.Спит грубости свинья…Спокойной ночи всем!Не сплю один лишь я…Спасибо, милый Брем!

Восточное пристрастье

(Елена Николаевская)

…Под солнцем – горы в белой дымке,

Под снегом – теплая земля,

И липы на Большой Ордынке,

И в Ереване – тополя…

Елена Николаевская…Нет, что ни говори, недаром,Дыханья не переводя,Сижу, с волнением и жаромСтихи друзей переводя.Как свет, как ощущенье счастья,Вошло, как видно, в плоть моюВполне восточное пристрастье:Все что увижу – то пою…Живут в Армении армяне,Грузины в Грузии живут.В Москве в «Ромэн» живут цыгане,Они танцуют и поют.У молодых соседей – Надька,Дочурка, ростом не видна.И в Киеве, конечно, дядька,А в огороде – бузина.Один мой друг, явив отвагу,Сказал мне, осушив стакан:– Переводи, но не бумагу,Прошу тебя, Елена-джан[4]!

Маясь животом

(Лев Ошанин)

Смотрел сегодня танец живота.

Красивая девчонка, да не та,

Что спать не даст одной короткой фразой.

Восточная красавица, прости.

Восточная красавица, пусти

К непляшущей, к нездешней, к светлоглазой.

Лев ОшанинВ далекой экзотической стране,Где все принципиально чуждо мне,Но кое-что достойно уваженья,Смотрел сегодня танец живота.Живот хорош, но в общем – срамота.Сплошное, я считаю, разложенье!Не отведя пылавшего лица,Я этот ужас вынес до конца,Чуть шевеля сведенными губами:Восточная красавица, зачемТы свой живот показываешь всем?!С тобой бы нам потолковать на БАМе…Восточная красотка хороша!Но кровью облилась моя душа,Ведь так недалеко и до конфуза…Халат взяла бы или хоть пальто,А то нагая… Это же не то,Что греет сердце члена профсоюза!Восточная красавица, прости,Но я хотел бы для тебя найтиДостойное эпохи нашей дело.Чтоб ты смогла познать любовь и труд,Но я боюсь, что этот факт сочтутВмешательством во внутреннее тело…

Разговор

(Римма Казакова)

Бесконечными веками –

есть на то причина –

разговаривал руками

любящий мужчина.

Римма КазаковаПовстречался мне нежданнои лишил покоя.И что я ему желаннапоказал рукою.Молча я взглянула страстно,слова не сказалаи рукой, что я согласна,тут же показала.Образец любовной страстинами был показан.Разговор влюбленным, к счастью,противопоказан.А потом горела лампа,молча мы курили,молча думали: «И ладно,и поговорили…»Так вот счастье и куетсяиздавна, веками…Всем же только остаетсяразвести руками.

Путь к мудрости

(Алексей Марков)

Всю ночь себя четвертовал

И вновь родился утром.

Бескомпромиссно-твердым стал

И молчаливо-мудрым.

Алексей МарковВсю ночь себя колесовал,Расстреливал и вешал.Я так себя разрисовал,Что утром сам опешил.Зато когда наутро встал –Совсем другое дело!Душою за ночь мягким стал,А тело – затвердело.Молчанье гордое храня,Я сел на одеяло.Бескомпромиссностью меняОбратно обуяло!И – дальше больше! – мудрость вдругВо мне заговорила.И снова ахнули вокруг:– А вот и наш мудрило!

Он может, но…

(Николай Доризо)

Нет, жив Дантес.

Он жив опасно,

Жив

вплоть до нынешнего дня.

Ежеминутно,

ежечасно

Он может выстрелить в меня.

Николай ДоризоСанкт-Петербург взволнован очень.Разгул царизма.Мрак и тлен.Печален, хмур и озабоченБарон Луи де Геккерен.Он молвит сыну осторожно:– Зачем нам Пушкин?Видит бог,Стреляться с кем угодно можно,Ты в Доризо стрельни,сынок! –С улыбкой грустной бесконечноДантесвзирает на него.– Могу и в Доризо,конечно,Какая разница,в кого… –Но вдруглицо его скривилось,И прошептал онкак во сне:– Но кто тогда,скажи на милость,Хоть словомвспомнит обо мне?!..

Ужин в колхозе

(Давид Самойлов)

– Встречай, хозяйка! – крикнул Цыганов.

Поздравствовались. Сели.

В мгновенье ока – юный огурец

Из миски глянул, словно лягушонок.

А помидор, покинувший бочонок,

Немедля выпить требовал, подлец.

– Хозяйка, выпей! – крикнул Цыганов.

Он туговат был на ухо.

Давид Самойлов– Никак Самойлов! – крикнул Цыганов(Он был глухой). – Ты вовремя, ей-богу!Хозяйка постаралась, стол готов,Давай закусим, выпьем понемногу…А стол ломился! Милосердный бог!Как говорится: все отдай – и мало!Цвели томаты, розовело сало,Моченая антоновка, чеснок,Баранья ножка, с яблоками утка,Цыплята табака (мне стало жутко),В сметане караси, белужий бок,Молочный поросенок, лук зеленый,Квашеная капуста! Груздь соленыйПодмигивал как будто! ВетчинаБыла ошеломляюще нежна!Кровавый ростбиф, колбаса салями,Телятина, и рябчик с трюфелями,И куропатка! Думаете, вру?Лежали перепелки как живые,Копченый сиг, стерлядки паровые,Внесли в бочонке красную икру!Лежал осетр! А дальше – что я вижу! –Гигант омар (намедни из Парижа!)На блюдо свежих устриц вперил глаз…А вальдшнепы, румяные как бабы!Особый запах источали крабы,Благоухал в шампанском ананас!..«Ну, наконец-то! – думал я. – Чичас!..Закусим, выпьем, эх, святое дело!»(В графинчике проклятая белела(!)Лафитник выпить требовал тотчас!Я сел к столу… Смотрела Цыганова,Как подцепил я вилкой огурец,И вот когда, казалось, все готово,Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)Пародией огрел меня, подлец!..

Али я не я

(Борис Примеров)

Окати меня

Алым зноем губ.

Али я тебе

Да совсем не люб?

Борис ПримеровКак теперя яЧто-то сам не свой.Хошь в носу ширяй,Хошь в окошко вой.Эх, печаль-тоска,Нутряная боль!Шебуршит мысля:В деревеньку, что ль?У меня МоскваДа в печенках вся.И чего я в ейОшиваюся?..Иссушила кровьМаета моя.И не тута я,И не тама я…Стал кумекать я:Аль пойтить в собес?А намедни мнеГолос был с небес:– Боря, свет ты наш,Бог тебя спаси,И на кой ты бесСтилизуисси?!..

О пользе скандалов

(Евгений Долматовский)

Что делать со стихами о любви,

Закончившейся пошленьким скандалом?

Не перечитывая, разорви,

Отдай на растерзание шакалам.

Евгений ДолматовскийНи разу малодушно не винилЯ жизнь свою за горькие уроки…Я был влюблен и как-то сочинилИзбраннице лирические строки.Скользнула по лицу любимой тень,И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий…Последнее, что видел я в тот день,Был черный диск чугунной сковородки.Скандал? Увы! Но я привык страдать,Поэтам ли робеть перед скандалом!А как же со стихами быть? ОтдатьНа растерзанье критикам-шакалам?Насмешек не боюсь, я не такой;Быть может, притвориться альтруистом,Свои стихи своею же рукойВзять и швырнуть гиенам-пародистам?Но я мудрей и дальновидней был,Я сохранил их! И в тайник не спрятал.Не разорвал, не сжег, не утопил,Не обольщайтесь – я их напечатал!

Я и Соня, или Более чем всерьез

(Роберт Рождественский)

Мог ногой

топнуть

и зажечь

солнце…

Но меня

дома

ждет

Лорен Софа.

Роберт Рождественский. Из книги «Всерьез»…А менядомаждетЛорен Соня.Мне домойтопать –что лететьк солнцу.А онав слезы,скачет как мячик:– Что ж ты такпоздно,милый моймальчик? –Я ейспокойно:– Да брось ты,Соня…Постели койкуи утрисопли. –А она плачет,говорит:– Робик!.. –и –долой платье,и меня –в лобик…Задремалутром,так усталза ночь…Вдруг менябудтокто-тохватьза нос!Рвут менякогти,крики:– Встань,соня!Я тебе,котик,покажуСоню!!

Дерзновенность

(Екатерина Шевелева)

Жизнь коротка. Бессмертье дерзновенно.

Сжигает осень тысячи палитр.

И, раздвигая мир, скала Шопена

Во мне самой торжественно парит.

Екатерина ШевелеваЗдоровье ухудшалось постепенно,Районный врач подозревал гастрит.Но оказалось, что скала ШопенаВо мне самой торжественно парит.Ночами я особенно в ударе,Волшебный звук я издаю во сне;Но это просто скрипка СтрадивариСама собой пиликает во мне.И без того был организм издерган,В глазах темно и в голове туман…И вот уже во мне не просто орган –Нашли собора Домского орган!Потом нашли палитру Модильяни,Елисавет Петровны канапе,Подтяжки Фета, галстук Мастроянни,Автограф Евтушенко и т.п.Врачи ломали головы. ОднакоРентгеноснимок тайну выдает:Представьте, что во мне сидит собакаКачалова! И лапу подает!Непросто изучить мою натуру,Зато теперь я обучаю всласть,Во-первых, как войти в литературу,И во-вторых, – в историю попасть.

Пенелопа

(Андрей Дементьев)

Ее улыбка неземная

звучит, как исповедь моя…

И Афродита это знает

и не уходит от меня.

Андрей Дементьев. «Афродита»Хоть о себе писать неловко,но я недаром реалист;ко мне пристала Пенелопа,как, извиняюсь, банный лист.Она такая неземная,и ясный взгляд, и чистый лоб.И я, конечно, это знаю:что я, не знаю Пенелоп?!Я долго думал: в чем причинамоих успехов и побед?Наверно, я такой мужчина,каких и в Греции-то нет…До этого была Даная…За мной ходила целый год.И Афродита это знает,но от меня не отстает.Шла бы ты домой, Пенелопа!

Воздаяние

(Василий Федоров)

Пропою про урожаи

И про Вегу, как фантаст.

Глядь, какой-нибудь Державин

Заприметит

И воздаст.

Василий ФедоровШел я как-то, трали-вали,С выраженьем на лице.И подумал: не пора лиСдать экзаменЗа лицей?Как-никак я дока в лирах,Правда, конкурс – будь здоров!Много этих… в вицмундирах,Как их там?..Профессоров.В жар кидает… Вдруг сомлею,Не попасть бы тут впросак.По-французски не парлею,Знамо,Истинный русак!Стар Державин.Был, да вышел…Как бы в ящик не сыграл…На середку тут я вышел,В груди воздуху набрал,Как запел про урожаиДа про Вегу как пошел!..Посинел старик Державин,Крикнул: «Ах!» –И в гроб сошел.

Посвящение Ларисе Васильевой

…я оставляю это дело,

верней, безделицу – стихи.

Вот только пародист в убытке,

а он с меня не сводит глаз…

Но он утешится, неверный,

с другим, а может быть, с другой…

Лариса Васильева. «Посвящение Александру Иванову»Увы, сатиры нет без риска,с годами множатся грехи…Ужель Васильева Ларисаперестает писать стихи!..Неужто буду я в убыткеи пробил мой последний час?..И впрямь ее творений слиткидороже золота подчас.Прощай, созданье дорогое,мы были вместе столько лет!С другим, тем более с другоювовек я не утешусь. Нет,я жить могу и дальше смело,мне не пристала роль скупца:того, что ты создать успела,с лихвой мне хватит до конца!

Стоеросовый дубок

(Владимир Гордейчев)

…Днем весенним таким жаворонистым

я на счастье пожалован был.

Колоколило небо высокое…

Раззеленым дубком стоеросовым

возле деда я выстоял год.

Владимир ГордейчевЛягушатило пруд захудалистый,булькотела гармонь у ворот.По деревне, с утра напивалистый,дотемна гулеванил народ.В луже хрюкало свинство щетинисто,стадо вымисто перло с лугов.Пастушок загинал матерщинисто,аж испужно шатало коров.Я седалил у тына развалистои стихи горлопанил им вслед.На меня близоручил мигалистоМой родной глухоманистый дед.– Хорошо! – бормотал он гундосово,ощербатя беззубистый рот. –Только оченно уж стоеросово,да иначе и быть не могет…

Душа в теле

(Эдуард Асадов)

…Как возможно с гордою душой

Целоваться на четвертый вечер

И в любви признаться на восьмой?!

Пусть любовь начнется. Но не с тела,

А с души, вы слышите, – с души!

Эдуард АсадовДевушка со взглядом яснозвездным,День настанет и в твоей судьбе.Где-то, как-то, рано или поздноПодойдет мужчина и к тебе.Вздрогнет сердце сладко и тревожно.Так чудесны девичьи мечты!Восемь дней гуляйте с ним – и можноНа девятый перейти на «ты».Можно день, допустим на тридцатыйЗа руку себя позволить взять.И примерно на шестидесятыйВ щеку разрешить поцеловать.После этого не увлекаться,Не сводить с мужчины строгих глаз.В губы – не взасос – поцеловатьсяВ день подачи заявленья в загс.Дальше важно жарких слов не слышать,Мол, да ладно… ну теперь чего ж…Так скажи: – Покеда не запишуть,И не думай! Погоди… Не трожь!..Лишь потом, отметив это дело,Весело, с родными, вот теперьПусть доходит очередь до тела.Все законно. Закрывайте дверь.

Бес соблазна

(Евгений Храмов)

Посмотрите, как красиво эта женщина идет!

Как косынка эта синяя этой женщине идет!

Посмотрите, как прекрасно с нею рядом я иду,

Как и бережно и страстно под руку ее веду!

Евгений ХрамовПосмотрите! Не напрасно вы оглянетесь, друзья!Эта женщина прекрасна, но еще прекрасней я!Эта женщина со мною! Это я ее веду!И с улыбкой неземною это с нею я иду!Посмотрите, как сияют чудных глаз ее зрачки!Посмотрите, как сверкают на моем носу очки!Как зеленое в полоску этой женщине идет!Как курю я папироску, от которой дым идет!Я не зря рожден поэтом, я уже едва дышу,Я об этом, я об этом непременно напишу!Я веду ее под ручку из музея в ресторан.Авторучка, авторучка мне буквально жжет карман!Я иду и сочиняю, строчки прыгают, звеня,Как прекрасно оттеняю я ее, она – меня!Мы – само очарованье! И поэзия сама –Способ самолюбованья, плод игривого ума…

Компромисс

(Владимир Солоухин)

…Когда б любовь мне солнце с неба стерла,

Чтоб стали дни туманней и мрачней,

Хватило б силы взять ее за горло

И задушить. И не писать о ней.

Владимир СолоухинИтак, любовь. Восторг души и тела.Источник вдохновенья, наконец!И все ж был прав неистовый Отелло:«Молилась ли ты на ночь?..» И – конец.И у меня случилось так. Подперло.Она сильна как смерть. Но я сильней.Хватило б силы взять ее за горлоИ задушить. И не писать о ней!Но, полиставши Уголовный кодекс,Сообразил, что и любовь права.И плюнул я тогда на этот комплекс.И я свободен. И любовь жива.

Глоток

(Белла Ахмадулина)

Проснуться утром, грешной и святой,вникать в значенье зябкою гортаньютого, что обретает очертаньясифона с газированной водой.Витал в несоразмерности мытарствневнятный знак, что это все неправда,что ночью в зоосаде два гепардадрались, как одеяло и матрац.Литературовед по мне скулит,шурша во тьме убогостью бумаги,не устоять перед соблазном влагизрачком чернейшим скорбно мне велит.Серебряный стучался молотокпо лбу того, кто обречен, как зебратщетою лба, несовершенством зеване просто пить, но совершать глоток!Престранный гость скребется у дверей,блестя зрачком, светлей аквамарина.О мой Булат! О Анна! О Марина!О бедный Женя! Боря и Андрей!Из полумрака выступил босоймой странный гость, чья нищая бездомностьчрезмерно отражала несъедобностьвчерашних бутербродов с колбасой.

Он вырос предо мной, как вырастают за ночь грибы в убогой переделкинской роще, его ослепительно белое лицо опалило меня смертным огнем, и я ожила. Он горестно спросил: «Еще глоточек?» Ошеломленная, плача от нежности к себе и от гордости за себя, я хотела упасть на колени, но вместо этого запрокинула голову и ответила надменно: «Благодарю вас, я уже…»

Спросила я: – Вы любите театр? –Но сирый гость не возжелал блаженства,в изгибах своего несовершенстваон мне сказал: – Накиньте смерть ондатр!Вскричала я: – Вы, сударь, не Антей!Поскольку пьете воду без сиропа,не то что я. Я от углов сиротстваоберегаю острие локтей.Высокопарности был чужд мой дух,я потянулась к зябкости сифона,а рядом с ним четыре граммофоназвучанием мой утруждали слух.Вздох утоленья мне грозил бедойза чернокнижья вдохновенный выпорх!О чем писать теперь, когда он выпит,сосудик с газированной водой?!..

Крик рака

(Виктор Соснора)

Я ли не мудр: знаю язык –

карк врана,

я ли не храбр: перебегу

ход рака…

Виктор СоснораЯ начинаю. Не чих (чу?):чин чином.То торс перса (Аттила, лей!)грех Греки?Не Гамаюна потомок юн:крем в реку,как Козлоногу в узле узд? –злоб зуды.Ироник муки, кумиров кум –крик рака.Не свист стыдобы, не трут утр,карк крика.Не кукареку в реке (кровь!),корм Греке…Неси к носу, а Вы – косой,Вам – кваса.Добряк в дерби – бродягам брод:суть всуе,и брадобрею гибрид бедр –бром с бренди.У Вас зразы (и я созрел!)Псом в Сопот.А языкается заплетык –нак тадо.

После сладкого сна

(Анисим Кронгауз)

Непрерывно,

С детства,

Изначально

Душу непутевую мою

Я с утра кладу на наковальню,

Молотом ожесточенно бью.

Анисим КронгаузМногие(Писать о том противно;Знаю я немало слабых душ!)День свой начинают примитивно –Чистят зубы,Принимают душ.Я же, встав с постели,ИзначальноСам с собою начинаю бой.Голову кладу на наковальню,Молот поднимаю над собой,Опускаю…Так проходят годы.Результаты, в общем, неплохи:Промахнусь – берусь за переводы,Попаду –Сажусь писать стихи…

Сам себе звезда

(Егор Самченко)

И снова на дорогу

Один я выхожу.

Какая это мука,

Когда рука молчит,

Когда звезда ни звука

Звезде не говорит.

Егор СамченкоЯ вышел на дорогуОдин без дураков.Пустыня внемлет богу,Но я-то не таков!Лежит на сердце камень,А звезды ни гугу…Но уж зато рукамиЯ говорить могу.У классиков житухаБыла… А что у нас?Заместо глаза ухо,Заместо уха глаз…Мне, правда, намекали,Мол, не пиши ногой,Не говори руками,А думай – головой!

Все может быть

(Дмитрий Смирнов)

Я Микеланджело, быть может,

Родившийся опять на свет.

Я, может быть, Джордано Бруно

Или Радищев новых лет.

Дмитрий СмирновВсе может быть.Да, быть все может.Поставят столб. Вокруг столба,Который хворостом обложат,Сбежится зрителей толпа.Произнесет сурово словоЛитературоведов суд.Поэта Дмитрия СмирноваИз каземата принесут.И к делу подошьют бумажкиИ, давши рвению простор,Литфонд торжественно бедняжкеВручит путевку на костер.Сгорит Смирнов…Великий боже,Ты воплям грешника не внял…За что его? А все за то же:За то, что ересь сочинял.

Уход Фонякова из дома рано утром по своим делам

(Илья Фоняков)

Парк пел и плакал на ветру

До полшестого.

Хватились в доме поутру:

Нет Льва Толстого.

Куда ж девался Лев Толстой?

Ведь не иголка…

Ведь как-никак – «Война и мир»

И «Воскресенье»…

Илья ФоняковПарк пел и плакал на ветру,Выл бестолково.Хватились в доме поутру:Нет Фонякова!В саду следы от башмаков…Стол, кресло, полка.Куда ж девался Фоняков?Ведь не иголка.Вон приготовлена едаИ стынет кофе.Неужто сгинул навсегда,Как на Голгофе?!Все в панике, кричат: «Эге!» –Ворон пугают.Ведь как-никак спецкор «ЛГ»,Стихи слагает!Неужто вышел просто такИ не вернется?Ведь он писатель как-никак,Он издается!Ушел, быть может, как Толстой,Судьбу почуяв?Ведь как-никак не Островой,Не Феликс Чуев!И только дворник дед ЕгорСтоит смеется:– Да просто вышел он во двор,Сейчас вернется…

На пути к себе

(Вадим Шефнер)

Говорят, что плохая примета

Самого себя видеть во сне.

Прошлой ночью за час до рассвета

На дороге я встретился мне.

Вадим ШефнерБезусловно не веря приметам,Чертовщиной мозги не губя,Тем не менее перед рассветомНа дороге я встретил себя.Удивился, конечно, но все жеУдивления не показал.Я представился: «Шефнер». Я тожеПоклонился и «Шефнер» сказал.Мы друг другу понравились сразу.Элегантны и тот и другой.Я промолвил какую-то фразу,Я ответил и шаркнул ногой.Много в жизни мы оба видали,Но свидание пользу сулит.Я себе рассказал о Дедале,Я поведал себе о Лилит.Я и я очарованы были,Расставались уже как друзья.Долго шляпы по воздуху плыли,Долго я улыбался и я.К чудесам мы приучены веком,Но такое – непросто суметь!С умным, знаете ли, человекомУдовольствие дело иметь!