— Все правильно. Как дела с аборигенами на стройке?
— Нормально. Их сейчас здесь работает около восьмидесяти человек. Большая часть на стройке, несколько охотятся — кушать то хочется. Трудяги они все неплохие, только следить за ними надо, такие сооружения возводить никто не может. Но учатся на ходу. Травой нас завалили, тащат каждый день. Минералы приносят, они стоят очень неплохо. На зарплату рабочим достаточно и десятой части, инструментов у нас сейчас стало вдесятеро больше, более-менее хватает. Пересвет кузницу запустил, там клепают день и ночь, много чего надо — дверные петли, скобы, полосы, кувалды. Железа пока не хватает, но его выплавку наладили. Паршивое, мягкое, но Пересвет готовые изделия с углем пропекает, оно вроде как слоем стальным покрывается, так в дело и пускаем. Вон, Хонда уже подходит, сейчас я вас обедать поведу, у нас тут целая столовая. А баб вы хороших привели, мужики за них как бульдоги перегрызутся.
Робина с ходу запрягли в оборот. Все спешили показать ему наработанное, высказать проблемы, поделиться новыми идеями. Его несколько раз протащили по возводимым укреплениям, в кузне чуть не ткнули носом в горн, дали понюхать, чем пахнет труд углежогов, на лесопилке осыпали стружкой, продемонстрировав неуклюжий агрегат, распускавший бревна на доски. Везде требовалось что-то сказать, кого-то рассудить, другого похвалить или раскритиковать. Вскоре загудела голова — слишком разительный был переход от размеренного путешествия к этой производственной суете. Робин даже обрадовался, когда Густав с Мавром затащили его в новенькую баню и потребовали на себе испытать ее удобства.
С наслаждением смыв дорожную грязь, он поспешил на улицу, остановил первого попавшегося человека, спросил, где обитает Анита. Тот был новенький, Робина в лицо не знал и снисходительно просветил:
— Ты, видать, свежий совсем, только пришел, а уже ее знаешь. Шустрый парень! Только ничего тебе у нее не обломиться, даже не мечтай, эту скалу штурмовали многие, но без толку. А живет она в хижине Саты, девушки Робина, это наш вождь, его пока нет. Иди за ту башню, там сразу увидишь. Только к Сате близко не приближайся, а то там частенько Ахмед бывает, он крайне негативно к этому относится. Если увидишь этот шагающий башенный кран, убегай или сразу раком становись.
Выслушав информацию, Робин не сдержал улыбки и направился в указанном направлении. Чем ближе он подходил к заветному месту, тем медленнее передвигались его ноги. Он боялся, сам не понимая чего. Холодный разум ругал вождя нехорошими словами, обзывая сентиментальным слюнтяем, но помогало слабо. Невозможно было поверить, что сейчас он увидит ту, о которой мечтал все эти долгие дни.
Сата сидела на лавке у стены хижины и, прищуриваясь от низкого закатного солнца, смотрела на Робина с радостным удивлением. Рассмотрев ее, он почувствовал, как от жалости сжимается сердце. Казалось, от некогда цветущей девушки остались одни глаза — Сата походила на свою собственную тень. Встав перед ней, Робин неловко замер и, не отрывая от нее своих глаз, сказал:
— Здравствуй, Сата.
Та бледно улыбнулась, кивнула:
— Здравствуй, Робин. Ты вернулся. У тебя все было хорошо?
— Да, все нормально. Я… возьми вот… — Он засуетился, достал из рюкзака маленький горшочек. — Это эмо. Ты говорила, что тебе очень нравится.
— Спасибо. Ты сам должен его попробовать, он очень вкусный и приносит пользу.
— Вот и хорошо, тебе как раз это надо.
— Робин, почему ты так на меня сильно смотришь? Я стала очень некрасивая, мне не нравится, когда кто-то так рассматривает.
— Ну что ты, глупенькая, ты самая красивая девушка из всех, кого я видел.
— Не говори так, я сама знаю, какой стала. У меня и раньше было мало мяса, а сейчас остались голые кости.
— Не переживай, еще поправишься. Ты долго болела?
— Да, Робин, я только недавно смогла ходить сама, но только мало. Клава говорит, что надо много есть, но я не могу, хоть все заставляют.
— Я тоже буду тебя заставлять. А ты стала разговаривать не хуже меня.
— Нет, Робин, я еще не все могу говорить и понимать, но каждый день делаю это лучше. Ко мне много приходят, все разговаривают, надо только внимательно слушать.
Из-за хижины выскочила Анита. Увидев Робина, она резко остановилась и, потупившись, произнесла:
— Привет! Мы узнали, что ты вернулся, я тебя повсюду искала. Ты поужинаешь с нами?
— Я бы с удовольствием, но сейчас собирается совет, мне надо туда. Так что извините, придется без меня.
С трудом оторвав взгляд от Саты, Робин поднялся и, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться, пошел в направлении хижины совета.
— …Со стороны суши стена практически завершена, можно начинать ставить помосты для защитников, — продолжал Мавр свой доклад, — а людей распределим по другим участкам.
— Нет, — категорически заявил Робин, — отступите вглубь крепости метра на два, ставьте параллельно вторую стену. Между ними все забьем утрамбованной землей и камнями, сверху постелем настил. Тогда помосты не понадобятся.
— Но это огромная работа! — изумился Мавр. — Да наша бревенчатая стена и так в три раза выше местных частоколов, а об ее толщине и говорить нечего!
— Нет. Мы должны быть готовы ко всему. Людей у нас пока хватает, аборигены здорово помогают, справимся. Сейчас надо бросить на возведение укреплений все силы, дома можно соорудить позже.
— Это сколько же земли понадобится!
— Ничего, будем углублять ров, он все равно сухой.
Ров был довольно больной темой. В свое время многие настаивали на том, что крепость стоит возвести чуть подальше, на низменном берегу реки. В этом случае ров будет заполнен водой, что обеспечит неплохую защиту. Противники этого проекта опасались наводнений, в конечном итоге их поддержал Робин, и стройку начали на возвышенности, метрах в ста от реки. При углублении рва в одном месте наткнулись на линзу глины с камнями и валунами, работа там была сплошной мукой.
— Пересвет, сколько у тебя человек в кузне?
— Считая меня, четверо.
— Ясно. Нам надо срочно заняться производством оружия. Не напрягайся так, я понимаю, что местное железо для этого не слишком подходит. Можно начать использовать сталь из инструментов, вскоре их будет более чем достаточно — аборигены не перестают нам тащить травы и минералы. Качество ее отменное, она пойдет на любое вооружение. Бери себе помощников потолковее, столько, сколько надо. Подумайте над доспехами, я понимаю, что хорошая броня или кольчуга очень трудны в изготовлении, но можно делать изделия классом попроще. По моему заказу нам таскают толстую кожу, надо приспособить ее к делу. В самых ответственных местах укрепить стальными пластинами, против местного оружия защита выйдет довольно неплохая.
— Послушай, Робин, — голос Марка был полон опасливого любопытства, — с кем ты тут собрался воевать? С местными аборигенами сам же мосты навел, между нами теперь мир и благодать. Хафиды? Так они не слишком опасны, такие укрепления против них не нужны.
— Ты просто смотришь на то, что легче увидеть. Мы не знаем, как сложатся наши отношения с местной правящей верхушкой. Атоны могут собрать немалые силы, у них есть профессиональные воины, отборная гвардия — храмовая стража. Это тебе не заторможенные крестьяне в лаптях. Да те же хафиды, что ты о них знаешь? Несколько лет назад они совершили страшный набег на Вертину, судя по всему, в нем участвовало более тысячи воинов. Представьте, что такая орава припрется к нам в гости.
— Картинка неприятная, — согласился Мавр, — лично я, все осознал.
— Вот и хорошо, я думаю, на сегодня хватит. До завтрашнего вечера все обдумайте, что еще можно сделать для усиления нашей оборонной мощи. Сейчас — это главная задача.
— Величайший из великих! Страшные новости! Кто-то убил трех молодых нуров в Айтэг Бланоризе. Они не пришли на зов, атон нашел их тела, изъеденные бласами, на берегу реки. Там был спрятан труп странного человека, он совсем не похож на людей звезд. У него чудная одежда, браслет с соломинкой, которая все время бегает по кругу сама собой и другие удивительные предметы. Никто таких вещей никогда не видел!
— Где точно это произошло?
— Великий, это было в том краю, где Стайра покидает Айтэг Бланориз.
— Некоторое время назад мы уже получили оттуда горестную весть, страшные цохваны напали на деревню, убили священного нура и одного атона, погубили много мужчин, а также увели несколько женщин.
— Великий, что же происходит в нашей Вертине? Мы каждый день получаем вести о появлении цохванов, повсюду гибнут атоны и священные нуры, разоряются деревни. Послушники волнуются, все бояться, что мы чем-то прогневили Одинокого Бога.
— Послушники глупы. Мы не гневили Одинокого Бога, а эти пришельцы не похожи на обычных цохванов. Ты сейчас пошлешь верных людей во все места, где гибли нуры и атоны. Пусть они узнают все и принесут это знание нам. Скажи, чтобы торопились.
Взмахом руки отпустив настоятеля, Зардрак акх Даутор задумался. Последние сообщения только подтвердили общую картину — по всей Вертине происходили святотатственные вещи. Гибли священные нуры с поводырями-атонами, цохваны беспрепятственно врывались в деревни, забирая у крестьян добро и женщин, повсюду находили одинокие тела погибших охотников и гонцов. Самое удивительное, что этому не было никакого объяснения. Просто в один день везде появились странные создания — то ли люди, то ли цохваны. Зардрак сам видел одно, похожее на бесстыже голоногую женщину в малом платье цвета ядовитого уракама. А еще, он хорошо помнил, что произошло после того, как ее попытались преследовать. Да когда же вернется Тукс Длинный Лук?
Глава 4
— Я тебе, паря, точно говорю, осетры тут, что откормленные кабаны. А уж икры с каждого полпуда будет, не меньше. На их морды глянуть — просто жуть берет!
— И как ты только это разглядел? — Голос Робина был полон ехидного недоверия.
— Э, да ты никак мне не веришь? — Петрович нешуточно обиделся. — Зря! Я на Волге службу проходил, а там этих осетров, что и академику не сосчитать. Я, ежели хочешь знать, пока службу нес, по этим осетрам, что профессор стал. Даже и не сомневайся. А тут я сбоку, у выхода с протоки, рыбачить присобачился, рыба тут на крючок в очередь выстраивается, тока крик идет, дескать, кто тут у нас крайний? Даже с такими непутевыми снастями без улова никак не останешься. А в ту пору меня к протоке потихоньку отнесло, утро тихое было, солнышко подсвечивает, глянул я — мать моя почетная доярка! А там этих осетров, боже ж ты мой, куда там Волге! Тут я и покумекал всей своей черепушкой — больному человеку икра самое первое дело!
— Тише ты, вроде нас качнуло что-то, будто за дно зацепились!
— Да ты не суетись так, тут мы через яму проплываем, глубина, что у цыганского кармана, я до ее дна ни одной снастью не достал, а протока, вон она, ща в нее войдем. Ой, а чего же енто?
Вода позади лодки вспучилась исполинским горбом, в утреннем тумане блеснул рыбий хвост, габаритами напоминавший газетный киоск, ударил по воде, пустив волну, достойную сильного шторма. Оба рыбака, вымокнув с ног до головы, присели на дно лодки с разинутыми ртами.
— Это что, и есть осетр?
— Моя ты бедная маменька! — дрожащим голосом отозвался егерь.
— Не очень ты на нее похож, — нервно пошутил Робин.
— К берегу греби! Да поспеши!!!
— Почему? Мы же собирались осетра поймать!
— Да греби же! Какой осетр? Посрать мне очень требуется. Ох, быстрее, как бы штанам беды не вышло!!!
— Не шуми ты, я его вижу, тут точно осетр, да здоровый в придачу! — азартно выдохнул Робин, хватаясь за острогу.
— Да забудь ты за него, к берегу правь! Ой, не медли!!!
Застыв на миг у борта лодки, Робин стремительно ударил что-то в толще воды. Острога замерла, встретив препятствие, затем судорожно задергалась, вырываясь из рук, егерь истошно заорал, представив, что за монстра мог загарпунить их совершенно сумасшедший вождь и, пожалуй, сглазил: после сильного рывка тот с криком улетел за борт. Перепуганный до полной стыдобы, Петрович жадно прислушивался. В густом, как молоко, утреннем тумане слышались сильные всплески, отчаянная ругань вперемешку с азартными воплями. Затем настала тишина.
Егерь уже собрался оплакивать товарища, как услышал его крик:
— Эй! Петрович, двигай сюда!
Тот поспешил взяться за весло. Вскоре из тумана показались очертания крошечного островка. На берегу сидел Робин с видом кота, объевшегося сметаны. Перед ним на мелководье лежала огромная рыбина, из ее туши корабельной мачтой торчало древко остроги. Это был, конечно, не столь внушительный экземпляр, как перепугавший егеря монстр, но тоже немалый.
Завидев лодку, Робин вскочил, картинно взялся за свой гарпун, сурово нахмурил брови и неестественно зычным голосом прожженного морского волка произнес:
— Зовите меня Исмаил!
— Говорите, я вас слушаю.
Перед Робином переминались с ноги на ногу несколько мужчин. Они с ожиданием поглядывали друг на друга, но высказываться не спешили. Всей их решимости хватило только на то, чтобы добиться аудиенции у вождя. Наконец, когда Робин уже начал терять терпение, один из них сложил ладони в аро и начал разговор:
— Большой азат Робин, мы риумы, захочешь ли ты с нами говорить?
— Я не атон, мои люди не их друзья, мы не имеем ничего против вас. Мне даже нравится девушка-риум.
Облегченно вздохнув, крестьянин уже более бодрым голосом продолжил:
— Большой азат Робин, риумов сейчас осталось очень мало. Мы прячемся в лесах, но рано или поздно нас найдут, и тогда мы почти все погибнем. Мы слышали про вашу деревню и думали, может, хоть вы, люди из далеких земель, будете нам рады. Мы готовы служить вам за кров и защиту.
Робин колебался недолго. С одной стороны, атонам не очень понравится, что здесь приветствуют риумов, но с другой, плюсов вырисовывалось гораздо больше. Во-первых, к ним присоединятся семеро крепких мужчин и два десятка женщин и детей. Во-вторых, у них наверняка есть связь с другими местными риумами, и те, узнав, что здесь их не преследуют, тоже могут присоединиться.
— Хорошо, вы можете остаться с нами. Но если нападет враг, вы должны будете сражаться вместе с нами. Густав, проследи за их размещением.
Дождавшись, когда риумы ушли, Мавр усмехнулся:
— Нашему полку прибыло!
— Это очень неплохое пополнение. Тут каждый мужчина мастер на все руки, да и женщины тоже. Ты видел, как они ловко обрабатывают дерево простыми каменными инструментами? Грех прогонять таких хороших умельцев. Правда, боюсь, атонам это придется не по нраву.
— Ешь, кому сказано!
— Робин, но я больше не могу.
— Сата, ты просто обязана! Знала бы ты, сколько мне пришлось пережить приключений ради этой икры.
Сата не сдержалась, улыбнулась:
— Говорят, что Петрович до сих пор заикается, а ты катался на рыбе по всему озеру.
— Слухи несколько преувеличены, — улыбнулся Робин, — но доля правды в них есть.
Девушка отодвинула миску, глянула на него очень серьезно и тихо произнесла:
— Робин, ты можешь говорить.
— Что ты хочешь услышать? — не понял тот.
— Не знаю. Ты приходишь сюда каждый вечер, а иногда и днем. Говоришь со мной ни о чем, приносишь разные вкусные вещи, мы с Анитой их никогда не сможем съесть. Я вижу, ты все время хочешь что-то сказать другое, но не говоришь. Робин, мне любопытно.
— Сата, я люблю тебя.
Глаза девушки распахнулись в стыдливом удивлении, она зарделась и, запинаясь, возразила:
— Это не так. Мы же просто сидим на лавке. Ты никак не любишь меня.
— Или я что-то не понимаю, или ты, но при чем здесь то, что мы сидим на лавке?
Смутившись еще больше, хотя это и казалось невозможным, Сата совсем тихо пояснила:
— Это я, наверное, сильно глупая. Но Елена говорит — заниматься любовью, а это значит…
— Да кого ты слушаешь! У нее только одно на уме. Любить — это значит… Я не знаю такого слова в твоем языке. Это хотеть всегда быть рядом, смотреть на любимого человека, ласкать его, радоваться вместе с ним, делить его горе на двоих, защищать в беде, пусть даже ценой своей жизни. Это похоже на то, что мать чувствует к ребенку… нет, все не так, но я не могу объяснить лучше.
— Робин, я тебя поняла. Ты произносишь странные слова, мог молчать, не говорить. Ведь все люди знают и так, я твоя девушка. Зачем ты меня уговариваешь?
— Сата, это вышло само собой, ты же понимаешь. Но мне надо знать, я тебе нравлюсь? Ты сама хочешь быть моей девушкой?