— Хорошее «спокойствие»! Я могу быть спокоен не раньше, чем отчитаюсь перед начальством… Доктор, давайте условимся так: вы немедленно отпускаете меня к месту работы, я докладываю что надо, возвращаюсь и снова ложусь. Хоть на месяц, на любой срок. Тогда я буду действительно спокоен.
— Ничего, ничего, потерпите еще немного. Кстати, к вам идут…
Воспользовавшись удобным предлогом, врач ловко повернулся на каблуках и скрылся, довольный, что ему удалось освободиться от настойчивого пациента. В дверях показались Людмила Николаевна и Наташа. Девушка держала букет осенних цветов.
— Мама, Наташа! Ах, дорогие мои! — Одинцов сел в постели и протянул руки навстречу. — Вот видите, всё в порядке!
— Ты жив, Володенька! — спрашивала мать. — Не ранен?
— Цел и невредим, мама!
Но Людмила Николаевна не могла успокоиться и все повторяла вопросы, не дожидаясь ответа.
— Видишь, мама, мы снова вместе.
— А мы с Наташенькой всякий сон потеряли. Что только не пережили! Измучились! О последней ночи лучше и не вспоминать.
Наташа молчала. Улыбаясь, она села на край постели и тонкими пальцами коснулась руки Владимира. Она только глядела на него, но этот взгляд выражал очень много. И радость от сознания, что страшное осталось позади, и еще неизжитая тревога за любимого человека, гордость за него — все эти чувства светились в ее взоре.
Одинцов увидел столько ласки и тепла в ясных глазах девушки, что ему вдруг стало очень хорошо на душе и в то же время чуть-чуть неловко. Всегда бывает совестно, если приходится доставлять беспокойство своим близким.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — не могла оторваться от сына Людмила Николаевна.
— Великолепно, мама! — смущенно отвечал он. — Когда же вы наконец привыкнете? Такая у меня профессия. Только со стороны все кажется ужасным. На самом деле…
— Ну, что на самом деле? — горестно спросила Людмила Николаевна.
— Спокойно и просто, как на Земле. Все построено на точном математическом расчете. Случайности исключены.
— Почему же так волновались твои начальники и товарищи? — спросила Людмила Николаевна. — Они не хуже тебя знают все расчеты.
— Волновались?
— А как же.
— Да, мне здорово влетит!
— Как же тебе могло прийти в голову, Володя — не могла успокоиться Людмила Николаевна. — Отважиться на такое дело без разрешения? Даже Сережа боялся, что ты можешь погибнуть.
— Зато рекорд!
— Рекорд? Но ведь такие вещи готовятся заранее, а ты полетел без предупреждения.
— Хоть бы меня предупредил, бессовестный мальчишка! — улыбнулась Наташа.
Ее намерение устроить Владимиру головомойку растаяло как дым.
— Вопрос был со всех сторон продуман, — упрямо повторял Владимир, — расчеты произведены и проверены. А начальство не давало разрешения! Я спорил. Доказывал. Безрезультатно! Что оставалось делать?
— Ответ простой, — сказала Наташа: — надо было отложить, если не дают разрешения. Ты на службе.
— Ах, Наташа, — отмахнулся Владимир, — так я и делал! Ждал. Но всякому терпению бывает конец. Я не выдержал и решил произвести опытную посадку на свой страх и риск. Там видно будет.
— А если бы ты разбился? — тихо спросила Людмила Николаевна.
— Это было исключено! — уверенно заявил Владимир. В его глазах можно было прочитать искреннее удивление по поводу всех этих наивных, с его точки зрения, страхов и тревог. Это была такая глубокая убежденность, что мать безнадежно вздохнула и поспешила перевести разговор на другую тему.
— Ну, расскажи нам, Володенька, про свой полет. Воображаю, что ты пережил.
— Да как сказать… — протянул он задумчиво. — Конечно, было тяжеловато…
— Только, пожалуйста, подробно рассказывай, — вмешалась Наташа, — а то я тебя знаю. Ответ в четыре слова: вылетел, прилетел, все благополучно.
— Ладно, ладно, ничего не скрою! — рассмеялся Владимир.
Он с удовольствием потянулся на кровати, заложил руки за голову и минуту вспоминал что-то, словно спрашивая себя, как лучше приступить к повествованию. Потом стал рассказывать, начав с того, что каждый очередной космический полет не похож на другой и всегда интересен, а последний был особенно увлекательным.
Ему легко можно было поверить. Постепенно пришедшее к практическому разрешению этой задачи и приученное последними достижениями науки к космическим полетам, человечество сравнительно спокойно пережило такие события, как, например, полет вокруг Луны. И все-таки подобные вещи находились на границе того, чему можно верить. Конечно, история космических полетов началась с посылки на Луну ракет, управляемых по радио. Но при посадке на Луну, они неизменно выходили из строя. И до сих пор не удалось получить достаточно подробные и точные данные о состоянии лунной поверхности, а без этого нельзя было и думать о высадке на ней человека. Космические ракеты с экипажем уже не раз летали вокруг Луны, но не ближе, чем на расстоянии, равном ее поперечнику, то есть около 3500 километров. Полеты на более близком расстоянии считались опасными, так как в этой зоне автоматические ракеты по неизвестным причинам теряли управление и погибали.
Однако астрономические наблюдения все больше и больше подтверждали высказанное некоторыми советскими учеными предположение, что на Луне есть атмосфера, хотя и очень разреженная. Перед Одинцовым поставили задачу: приблизиться к лунной поверхности на 150–200 километров и на самой малой скорости, какая только возможна, несколько раз облететь вокруг Луны. Выполняя это задание, Одинцов должен был зафиксировать такие подробности лунного мира, которые еще никто не видел.
На путешествие туда и обратно требовалось около шести суток, но запасы горючего, кислорода, воды и пищи были взяты в двойном количестве. К этому полету готовились особенно тщательно и долго. Заранее изучили маршрут и режим полета на всех этапах. Автоматические приборы без всякого участия пилота включали и выключали в нужное время двигатель, изменяли скорость и направление космического корабля. Более двух суток Одинцов мог ни о чем ни заботиться, целиком положившись на надежность этих необычайно сложных аппаратов, заменяющих человеческие глаза и даже мозг, и беречь свои силы. Зато при полетах вокруг Луны ему пришлось непрерывно бодрствовать и ни на одну минуту не покидать рубку. Неудачи с посадкой автоматических ракет предупреждали о каких-то еще неведомых опасностях, и пилот был вынужден все время находиться начеку. Тонкости управления полетом ракеты на малых высотах нельзя было доверить приборам. Здесь требовались действия сознательного существа.
Рассказ походил на лекцию, хотя Владимир и не был любителем подобных докладов.
— В конце третьих суток, — рассказывал он, — я стал на пост. Ну, как полагается, проглотил таблетку от усталости, выпил горячего кофе и перешел в рубку. Луна была совсем близко. Можно было невооруженным глазом хорошо видеть ее поверхность. Горы, долины, весь лунный ландшафт.
— Подумать только, — мечтательно произнесла Наташа, — мчаться в мировом пространстве! На Луну! Как это интересно!
— Конечно, интересно, — согласился молодой человек. — Ради таких переживаний и стоит летать… Но слушайте дальше!
— Слушаем, слушаем! — в один голос заверили его мать и невеста.
— Так вот. На чем я остановился? Да. Ведь что происходит? На расстоянии 38400 километров от центра Луны ракета, покинувшая Землю, достигает точки, где притяжение обеих планет уравновешивается. После этого Луна оказывает большее влияние, и космический корабль в сущности падает на ее поверхность. Так было и со мной. Лечу! Сердце готово разорваться! Так бывает всегда, когда приближаешься к Луне. Надо ясно представить обстановку, чтобы это понять. Человек в свободно падающем теле по-прежнему не ощущает своего веса, но в какое-то мгновение психологически вдруг начинаешь сознавать, будто Луна уже не впереди, а ниже, как бы под ногами. В зрительном отношении ничего не изменилось: Луна по-прежнему виднелась прямо передо мной. Как стена. Но всем своим существом я чувствовал, что ракета стремительно несется вниз. Подобно пикирующему самолету.
— Страшно, — повела плечами Наташа. Владимир дружески ей улыбнулся и, гордый своим превосходством над простыми смертными, продолжал:
— Немало времени прошло в падении. Наконец вижу: альтиметр показывает около 500 километров от лунной поверхности. Так близко от Луны люди еще не бывали. Раздумывать некогда. Отсюда было видно уже не более одной трети планеты, настолько она приблизилась.
— Что ты видел и пережил! — восхищалась Наташа. Владимир продолжал рассказ. Крупные фотографии Луны висели в рубке ракеты. По ним было нетрудно узнать ее горные хребты: Лунные Альпы и Апеннины, кратер Коперника и кратер Тихо, Прямую Стену. Все это отчетливо рисовалось на светлой поверхности, которая приближалась и приближалась, летела навстречу. При скорости более 2 километров в секунду, какую имела ракета, надо было немедленно переходить в полет по окружности. Эта скорость уравновешивала силу притяжения Луны.
— Я включил двигатель, — рассказывал Владимир, — и слегка повернул руль. Меня сразу же плотно прижало к сиденью. Это всегда так. При выходе из пике. Чувствую, темнеет в глазах. Но тут же все прошло. Поверхность Луны постепенно ушла вниз. Теперь я смотрел на Луну сверху, как при всяком нормальном полете. Снижаться до заданной высоты в 200 километров надо было путем постепенного спуска по спирали. Я включил автоматические приборы управления и перешел к наблюдению. Начиналась самая интересная часть полета — над той стороной Луны, которая не видна с Земли. Да! В течение нескольких часов я летал вокруг Луны. Мне нужно было основательно изучить эту сторону как при солнечном свете, так и во мраке. Сделать снимки на близком расстоянии, причем не только днем, но и в ночное время.
— Как же можно фотографировать ночью?..
— Я снимал при помощи осветительных ракет. Правда, на Луне нет плотной атмосферы и нельзя применить парашют…
— Как же тогда?
— Закон инерции помогал. Ракеты, выброшенные за борт, летели в ту же сторону с прежней скоростью. Все было предусмотрено!
Ночные фотографии, которые сделал Владимир, были интересны потому, что на Луне крайне резки температурные колебания. Ночью ее поверхность не только темна, но и охлаждается почти до 150 градусов ниже нуля, а днем, наоборот, раскаляется до 120 градусов. Сравнение снимков одной и той же местности, сделанных в различных условиях, вроде как на Земле летом и зимой, могло дать много нового для науки.
— Понятно, понятно! — торопила рассказчика Наташа. — Говори скорее, что ты увидел неизвестного. Сгораю от любопытства. А ты сегодня как лекцию читаешь.
— Удалось разобраться в некоторых спорных вопросах. Сперва я летел высоко. Километров на двести. Но и на такой высоте стало видно многое, чего нет ни на каких картах. Невидимая сторона Луны имеет еще более неровную поверхность, чем известная. Хаос! Первозданный хаос! Беспорядочное нагромождение горных хребтов и ни одного ровного места, ни одной площадки, удобной для посадки. Огромные пространства завалены каменными глыбами.
— Значит, нелегко будет высадиться на Луне? — заметила Наташа.
— Труднее, чем на любой другой планете. Я всегда так думал. Но даже без посадки мне удалось обнаружить удивительные вещи.
— Как ты тянешь! — покачала головой Наташа.
— Можете себе представить! На той стороне Луны много глубоких трещин. На глаз они протяженностью от 10 до 40 километров. Почти отвесные стены уходят куда-то в недра. А Солнце в эту пору лунных суток светило не прямо, а сбоку, так что свет проникал далеко в глубину одной из таких трещин, довольно извилистой. Длина ее километров пятьдесят, я летел над ней почти целую минуту. И что же получилось? Солнечные лучи позволили заглянуть в ущелье поглубже. Я к этому времени спустился до 50 километров, не выше. И я увидел…
Наташа, сама того не замечая, в волнении стиснула Володе руку.
…я увидел облака! Самые обыкновенные облака! Представьте себе! Они клубились, как дым, в этих провалах. Быть может, то были пары от вулканических процессов, еще про протекающих где-то в недрах планеты. Не знаю. Возможно и другое: в глубине расщелин сохранились остатки лунной атмосферы и даже влаги. Но я видел эти пары совершенно ясно. Фото помогут разобраться, в чем тут дело.
Наташа на минутку задумалась.
— А что, если там, внутри, куда не проникают солнечные лучи и не достигают морозы, еще чувствуется внутренний жар и теплится жизнь?
— Не знаю. Здесь можно строить какие угодно предположения. Есть и другие чудесные явления.
Людмила Николаевна слушала, не проронив ни одного слова. Она не очень-то разбиралась в этих вещах, в астрономии и астронавтике, но говорил ее сын.
Владимир опять обратился к Наташе:
— Ты, может быть, слышала, что многие астрономы заметили, как во время полнолуния, когда обращенная к нам сторона Луны освещена солнцем, темные пятна на лунной поверхности увеличиваются в размерах и чернеют? Это особенно заметно в кратере Платона, но причина остается загадкой. Кажется, я понял, в чем там дело.
— В чем же?
Молодой человек заметил любопытство в глазах Наташи. Улыбнувшись ей, он сделал паузу.
— Это растительность, но своеобразная. Тут, конечно, не может быть и речи о каких-нибудь деревьях или даже кустарниках. Скорее всего это большие колонии черных грибов. Они вырастают и созревают за несколько часов, пока греет солнце, а во время лунной ночи умирают.
— Как интересно! — Наташа сцепила пальцы и положила руки на колени.
— Да, много интересного узнают люди. Еще раз переживая полет, Владимир от волнения приподнялся и снова сел на постели:
— Знаете, дорогие мои, трудно найти слова, чтобы все это как следует описать, рассказать! Вблизи все выглядит иначе, чем с Земли. Мы привыкли думать, будто Луна — это мир, почти лишенный красок. Однообразные серые скалы, черные тени, а вокруг небо как из черного бархата. Ну, звезды сияют. И больше ничего! Так описывают Луну наши книги. А на самом деле все обстоит по-другому. Оказывается, лунный ландшафт богат красками. И самыми яркими! Правда, небо черное, но тени не такие уж густые, как принято думать. Ведь, говоря о Луне, мы обычно забываем об отраженном свете. Как это художники называют…
— Рефлексы?
— Кажется, рефлексы. Лучи солнца отражаются в разных направлениях от скал, от неровностей почвы и значительно осветляют… ну, разнообразят тени. А горные породы окрашены в самые различные цвета. Тут и белые скалы, и желтые, и розовые, и синие. Какие угодно цвета! Даже зеленые и красные. Издали Луна кажется одноцветной, все оттенки сливаются в монотонную серость, а вблизи другое дело: лунный пейзаж полон своеобразной красоты. Но он суровый, дикий. Особый колорит придает Луне чернота неба. Понимаете? Как бы подчеркивает всю яркость красок.
— Понимаю, — кивнула головой Наташа. — Говорят, что Луна — холодный космический труп, вечно сопровождающий Землю. А мне приходит в голову другое сравнение…
— Какое?
— Когда ты рассказал это, мне вспомнились пирамиды — саркофаги фараонов. Они тоже скрывали мертвецов. А когда заглянули в эти каменные гробницы, то оказалось, что там скрываются яркие краски — образы давно исчезнувшей жизни.
— Что-то в этом роде.
— Так и Луна. Это великолепный саркофаг! Но это так, между прочим. Полет фантазии… Значит, ты облетел Луну несколько раз? И потом улетел обратно?
— Сфотографировал ее со всех сторон и улетел. Мало того. Я ведь летел очень низко, где еще никто не бывал. Автоматические приборы взяли пробы той среды, в которой пролетала ракета. Если на Луне есть хоть малейшие следы атмосферы, мы узнаем теперь ее состав. Температура Луны до сих пор измерялась на ее изображении в телескопе посредством термопары, как средняя. А мне удалось измерить отдельно температуру освещенных и теневых мест на дневной стороне… Понимаете, как это важно?
Наташа, видимо, не понимала, почему это важно. Владимир с увлечением объяснял:
— Как ты не понимаешь! По этим температурам можно будет понять, какие физические явления происходят на Луне. Я собрал много и других данных. Например, о состоянии магнитного поля Луны…
— Ты у меня молодец! — улыбалась счастливая Людмила Николаевна.
— Ну вот. Покончив с делами, я отправился в обратный путь. При очередном обороте, когда в поле зрения ракеты снова появилась Земля, я включил двигатель.
— Но почему ты очутился в Черном море? — спросила Наташа и строго нахмурила брови. — По-мальчишески как-то!..
Владимир опустил глаза:
— Я не мог иначе поступить. Послушайте, и вы поймете. До тех пор пока факты не убедят, что современные космические корабли вполне могут совершать посадку на небесные тела, астронавтика будет стоять на месте. Летать вокруг Луны? Этого недостаточно. Пора делать что-то другое. Вот я и рискнул. Тут не озорство, а вперед идти хочется… Надо было доказать возможность и целесообразность посадки на водную поверхность.
— Ты очень рисковал! — покачала головой Наташа. — И еще неизвестно, чем все это кончится.
— Чем кончится? Попадет, конечно. Это как пить дать! Но в душе я убежден, что поступил правильно.
Владимир плотно сжал губы. Он предвидел весьма неприятный разговор с начальством и последующие кары.
Людмила Николаевна материнским сердцем поняла его настроение.
— Рассказывай уж до конца. — Она ласково провела рукой по голове сына. — А там видно будет.
— Да, я нарушил дисциплину! Вместо того чтобы направиться на внеземную станцию, как было сказано в приказе, я прошел стороной, — Владимир показал рукой воображаемое отклонение, — и прямо на Землю! Там, конечно, подумали…
— На станции?
— На станции, — кивнул головой Владимир. — Будто ракета потеряла управление. А на самом деле я уверенно вел свой корабль. Начался самый интересный отрезок полета. Земля была близко. Скорость достигла 10 километров в секунду. Можете себе представить! Более 36 тысяч километров в час!
— Как страшно, Володенька! — вздохнула Людмила Николаевна.
— Следовало подойти к Земле под некоторым углом. И обязательно со стороны, соответствующей вращению вокруг оси. Понимаете? Надо было догонять Землю, а не лететь ей навстречу. Так легче снизить скорость относительно ее поверхности, а потом постепенно перейти в спираль.
— Это трудно?
— Довольно сложная штука. Надо пролететь известное расстояние в верхних слоях атмосферы, возвратиться снова в пустоту, описав эллипс, и тормозить, тормозить… Ну, когда приборы показали, что скорость упала до нужной величины, ракета перешла в полет по окружности. Здесь я выдвинул добавочные стабилизаторы. Они во время полета сложены внизу ракеты, вдоль ее корпуса. Получились как бы крылья. Короткие, но довольно широкие. Эти плоскости давали возможность планирования по мере погружения в более плотную атмосферу. По расчету… у меня, знаете, все было высчитано… я должен был держаться в воздухе до тех пор, пока скорость не упадет примерно до 400 километров в час. Тогда уже не составляло особого труда выйти на широту Крыма. Здесь планирующий полет перешел в падение, и я едва успел выбрать точку для посадки. Ну, а остальное вы знаете.
Обе женщины громко вздохнули.