Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Наблюдения над исторической жизнью народов - Сергей Михайлович Соловьев на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Внутренняя и внешняя жизнь этого государства нам гораздо более известны, чем жизнь других азиатских и африканских государств, и потому на Персии мы можем изучить это древнее восточное государство, представляющее такое различие от государства западного, европейского.

Персы завоевывают многие обширные и цивилизованные государства, но при этом не должно забывать, что эти завоевания совершаются царем персидским, по его начинанию, направлению, воле. Персы, как завоеватели, становятся народом привилегированным, не платящим податей, но они остаются у себя, в своей стране, в прежнем положении; они не переселяются в страны покоренные, не получают здесь богатого земельного надела, не становятся через это самостоятельным высшим сословием, не составляют исключительной военной силы, с которой царь должен считаться.

Царя окружают вельможи из знатных персидских родов, но эти люди не имеют самостоятельного значения в целой монархии, которая подчинена царю персидскому, а не народу персидскому. Царь рассылает этих вельмож сатрапами, правителями областей с богатейшим кормлением, но это только кормление: постоянных, наследственных владений они не имеют, следовательно, не имеют самостоятельного значения. Таким образом, вследствие акта завоевания из завоевателей-персов не могла образоваться аристократия в нашем, европейском смысле; перс считался выше вавилонянина и лидийца, он не платил податей; ему, следовательно, было лучше жить, но относительно царя он был такой же раб, как лидиец или вавилонянин.

После прекращения Кировой династии беспотомственной смертью сына его Камбиза мы видим аристократическое движение, стремление представителей знатнейших персидских родов приобрести особые права относительно царя.

Это движение не могло иметь последствий, потому что персидское могущество подверглось в это время страшной опасности: покоренные народы восставали со всех сторон, и персам для удержания своего значения, для единства в движениях и успеха в борьбе необходимо было отдать власть в одни руки; и во все время существования Персидского государства опасность от восстания покоренных народов была постоянной; сюда присоединилась еще опасная борьба с греками; а государство, основанное на завоевании или окруженное опасностями, принуждаемое к постоянной борьбе, требует постоянной диктатуры.

Что касается жреческого класса, то, сколько можно заметить из источников, в Персии жрецы не имели важного значения; жрецы, или маги, имеют важное значение в Мидии и с самого начала ведут себя враждебно относительно персов.

Их попытка возвести на престол одного из своих под именем сына Кирова не удалась; против них направилось национальное персидское движение, кончившееся истреблением магов и царя их самозванца. Это событие, истребление магов, торжествовалось потом персами ежегодно, и, конечно, такой национальный праздник не мог содействовать поднятию значения жреческого класса; во время этого праздника ни один маг не мог показываться на улице. С представлением о древних персах тесно связано представление о так называемой Зороастровой религии, или учении.

Мы видели, что арийское племя, поклоняясь божеству в проявлениях физических сил, не могло не признать, подобно другим племенам, различия между полезными и вредными действиями этих сил и борьбы между благодетельными и вредными силами: отсюда дуализм в религии, или поклонение двум началам, доброму и злому. Мы видели, что другие племена, несмотря на то что заметили борьбу между обоими началами, отнеслись одинаково к обоим; арийское племя в Индии массой признало два начала и отнеслось к ним одинаково, но некоторые из племен не могли на этом успокоиться, и мы видим ряд попыток объяснить этот дуализм, причем одинаковость отношения человека к обоим началам исчезла, законность существования зла была отвергнута, и предложено средство избавления от него: это средство есть бегство от зла, бегство из чувственного мира, пропитанного злом. Но куда бежать?

В противоположность существующему эта противоположность иначе не могла определиться, как уничтожением всех известных условий существования. Арийцы, с которыми мы имеем дело в Передней Азии, также пришли к признанию двух противоположных начал, доброго и злого, но также не успокоились на безразличном отношении человека к ним. Признавши незаконность существования зла, они отправились от борьбы между добром и злом, признали, что борьба должна кончиться необходимо торжеством добра над злом, и признали за человеком обязанность не оставаться безучастным в этой борьбе, но становиться на сторону доброго начала и воспользоваться плодами его победы.

Такова сущность так называемого Зороастрова учения. Когда сложилось это учение, какую долю участия имел здесь Зороастр, когда жил он, каким чуждым влияниям подверглось это учение в своих подробностях — этого наука по настоящим своим средствам решить не может. Как видно, учение Зороастра было протестом против тех чуждых влияний, которым первоначальная арийская религия подверглась вследствие столкновения арийского племени с другими племенами при известном движении мидян и персов. О степени распространения Зороастрова учения в персидских владениях и даже в собственно Персии судить трудно; любопытно, что Геродот, говоря о религии персов, описывая поклонение их физическим божествам, небу, солнцу, луне, земле, огню, ветрам, указывая на ту особенность, что персы не воздвигают своим божествам статуй, храмов, алтарей, не упоминает о Зороастре и его учении.

Как бы то ни было, у западной азиатской отрасли арийского племени мы видим стремление выйти из дуализма, встречаем верование, что борьба между добром и злом должна кончиться торжеством первого, исчезновением последнего.

Ариец Индии бежит от чувственного мира, в котором видит зло; ариец Персии не бежит от врага, но хочет бороться с ним: здесь высказалось различие в характере двух отраслей племени, различие их исторической деятельности, причем местные условия и характер народов, с которыми сталкивалось племя, разумеется, играют важную роль.

Мы видели, что сталось с арийским племенем в отдаленной, обширной и богатой Индии: несмотря на усыпление, от этих условий происходившее, характер племени высказался в силе религиозно-философской мысли и в силе религиозного движения. В Западной Азии, вступивши в общество народов, издавна мерявших свои силы в борьбе за самостоятельность и первенство, арийцы в лице персов принимают участие в этой борьбе и побеждают всех, становятся господствующим народом и теряют это господство в борьбе с отраслью своего же племени, получившей высшее воспитание при более благоприятных условиях, с арийцами европейскими, к истории которых и обращаемся.

II

Запад

1. Арийцы Древнего мира

а) Греки

На Востоке, в Азии и Африке, мы встретили три формы исторической жизни народов: мы встречали здесь народы, замкнувшиеся в отдаленных, обширных и богатых странах; потом встречались с народами, жившими на относительно небольших пространствах и находившимися в постоянной борьбе друг с другом, что вело к образованию больших государств и к их распадению; наконец, мы встретились с народом, который жил на морском прибрежье, на небольшом пространстве, вследствие чего представил нам особенные формы исторической жизни. Наблюдая за арийским племенем в Азии, мы видели его только в двух первых формах, видели его в замкнутой Индии и потом в Передней Азии, в победоносной борьбе с другими племенами; видели его здесь основателем огромного, пестрого по своему составу государства. Но мы не видели еще его в третьей форме, в форме морского народа. В этой форме оно явилось не в Азии, но в Европе под именем греков.

Из сказанного прямо следует, что для уяснения себе результатов греческой жизни нам очень важно сравнить условия исторической жизни греков с условиями исторической жизни финикиян, народа, наиболее к ним подходящего. С первого раза сходство большое: оба народа живут на морских берегах и знамениты своим мореплаванием, торговлей, выводом колоний. Относительно политических форм оба народа на небольшом пространстве земли представляют несколько самостоятельных городов или республик со всеми волнениями свободы, с борьбой партий.

Но вместе со сходством видим огромную разницу в результатах исторической жизни. Вникая в причины этой разницы, мы останавливаемся на различиях местных, племенных и собственно исторических. Финикияне занимали узкую полосу по берегу моря, а сзади них происходила страшная борьба между могущественными народами, от напора которых финикияне не были ничем ограждены и по своим ничтожным военным средствам, разумеется, никогда не могли защитить себя от завоевания. Построение нового Тира на острове всего лучше показывает нам, как важно было финикиянам отдалиться от континентальной Азии; показывает также, что судьба финикиян была бы другая, если бы они были отделены морем от Азии.

Судьбу финикиян всего лучше объясняет нам судьба малоазиатских греков, которые находились точно в таком же отношении к Азии, как и финикияне, и подверглись такой же участи, подпали сначала под власть лидийцев, а потом персов; независимость же европейских греков была ограждена морем, кораблями, деревянными стенами оракула. Итак, чрезвычайно важное значение в истории греков имеет положение их страны, отделение морем от Азии, ограждение им от напора сильных азиатских монархий.

Второе условие, останавливающее наше внимание, есть условие племенное.

Треки принадлежали к арийскому племени; мы видели это племя в Азии в различных условиях и видели, как везде оно выказало свою силу, свое превосходство над другими племенами. В Европе оно получило наиболее благоприятные условия для развития своих сил. Какие же были эти условия?

Обращая внимание на воспитание племени или народа, мы должны различать, воспитывается ли народ сиднем на одном месте, вдали от других народов, в стране обширной и богатой, при жирном питании. В этом случае народ необходимо представит нам вялость, отсутствие энергии, отсутствие широты взгляда, отсутствие высших побуждений, побуждений к подвигу, и далеко в своем развитии не пойдет. Другой народ воспитывается в хорошей школе: нужда заставляет его двигаться из одной страны в другую, что развивает его физические и нравственные силы, расширяет его горизонт, делает его народом смышленым, бывалым, заставляет преодолевать препятствия природные и бороться с другими народами, которых он встретит на пути; крепость душевная и телесная, энергия, способность к сильному развитию являются естественными следствиями такого воспитания.

Но приобретенные силы сохраняются и развиваются посредством упражнения, поэтому важно, народ, хорошо воспитанный в школе подвига, поселяется ли в такой стране и при таких условиях, которые приглашают его успокоиться, прекратить движение, борьбу. В таком случае и народ хорошо воспитанный подвергается с течением времени влиянию покоя, жиреет и нейдет далее известных ступеней развития. Следовательно, для народа мало еще получить хорошее воспитание в подвиге, нужно еще, чтобы при окончательном поселении в известной стране народ не успокаивался, не жирел и не засыпал; надобно, чтобы подвиг, борьба продолжались и приобретенные силы получали постоянное упражнение.

Часть арийского племени, известная под именем греков, прежде чем явиться в Европе, южной оконечности Балканского полуострова; должна была совершить далекое странствование, где бы мы ни полагали первоначальное жилище племени и какое бы ни предположили направление движения (по всей вероятности, оно шло по северному берегу Черного моря). Это продолжительное странствование уже должно было развить силы народа; сюда присоединилось еще то, что греки поселились в стране, представляющей чрезвычайно выгодные условия для народного воспитания: страна небольшая, изрезанная морем, с полуостровами и островами, с благорастворенным воздухом, богатая только при усиленной деятельности человека. Море, неширокое, усеянное островами, тянуло на подвиг войны и торговли и между тем защищало от напора сильных народов. Но кроме этого были еще другие благоприятные условия для развития греческой жизни.

Мы знаем два слоя греческого народонаселения: слой первичный, пелазгический, и слой позднейший, или эллинский. Отвергать различие, и довольно сильное, между пелазгами и эллинами нет возможности по слишком ясному свидетельству древних греческих писателей, но в то же самое время есть прочное основание считать их обоих принадлежащими к арийскому племени. Если мы предположим, что между ними было такое же различие, какое существует между кельтами, германцами и славянами, то нам понятно будет указание древних писателей на их различие, причем нисколько не нужно будет отвергать племенного единства.

Но кроме этого соединения пелазгов с эллинами после первого движения эллинов мы видим еще другое движение, дорическое. Таким образом, в Греции мы видим тройной слой народонаселения. Этот постепенный наплыв одной части народонаселения на другую, разумеется, служил к возбуждению исторической жизни в стране, а с другой стороны, чрез постоянную подбавку свежих сил выковывалось крепкое народонаселение, тем более что материал был постоянно хороший — одно даровитое, энергическое племя. Начало греческой истории в малом виде представляет нам то же, что после в обширных размерах повторилось в начале новой европейско-христианской истории: как здесь, так и там государства образовались из столкновения и смешения разных народов, но принадлежавших к одному высокодаровитому арийскому племени — кельтов, германцев, славян, литовцев.

Из известий о пелазгах мы легко признаем в них первоначальное арийское племя, которое поклоняется физическим божествам на возвышенностях и в лесах, без храмов и изображений. К этому пелазгическому периоду относится столкновение греческого народонаселения с финикиянами и подчинение его как материальное, так и духовное по крайней мере в известных местностях приморских, наиболее доступных мореплавательному народу. Но финикияне не могли долго держаться на греческой почве, где арийское племя постоянно усиливалось материально и нравственно. Началось эллинское движение.

В этом движении мы различаем два направления, которые проходят потом через всю греческую жизнь: одно сухопутное, представляемое подвигами Геркулеса, с которым в тесной связи находится последующее дорическое движение, или так называемое возвращение потомков Геркулеса, гераклидов, а с этим возвращением в непосредственной связи находится основание Спарты, сильнейшей сухопутной республики греческой.

Но как бы ни старались возвеличить значение дорического племени, всякий, однако, невольно видит преимущественное развитие греческой жизни в Афинах, морской республике. Это направление к морю представляется в деятельности Тезея, героя ионического племени. Тезей знаменит морскими подвигами, в которых нельзя не видеть борьбы с финикиянами, очищения от них греческой почвы и первого наступательного движения греков на восток. Как Спарта тесно связана с Геркулесом, так Афины тесно связаны с Тезеем, который является устроителем Афинского государства.

Но как образовалось это маленькое государство? Оно образовалось из слияния двух местечек: Элевзиса и Афин; первое было пелазгическое, второе — эллинское.

Пелазгический слой афинского народонаселения был так силен, что Геродот прямо называет афинян и вообще ионян пелазгами в противоположность спартанцам, которые были эллины. Афиняне, по словам Геродота, будучи пелазгами по происхождению, позабыли свой язык и стали эллинами. Что один народ, подчиняясь материальной и нравственной силе другого, принимает язык и вообще национальность последнего, в этом нет ничего удивительного: история представляет тому много примеров, но для нас важно узнать, не осталось ли у афинян чего-нибудь пелазгического кроме камней.

Пелазги поклонялись физическим божествам без изображений, храмов и алтарей; финикияне способствовали развитию этого поклонения; явилось поклонение двум началам — мужескому и женскому, Дионису и матери-земле, Геметере, или Деметере; последним поклонением был знаменит пелазгический Элев-зис, тогда как на другой, эллинской половине покровительствующим божеством была воинственная дева Паллас-Афина, от которой и город получил свое название и которая принадлежала к совершенно другому разряду божеств, к эллинскому Олимпу, а с ним Деметера и Дионис не имели ничего общего. Таким образом, в пелазго-эллинских Афинах рядом существовали две различные религии, старая и новая; и мы увидим впоследствии, как эта старая, пелазгическая, элевзинская религия при благоприятных обстоятельствах получит силу.

Но теперь мы должны заняться эллинской религией, которая имела такое могущественное влияние на греческую жизнь во всех ее проявлениях, во всем том, что оставлено греками нам в наследство. Отличительный характер эллинской религии составляет очеловечение божества, или антропоморфизм. Появление религии с таким характером, разумеется, предполагает сильное развитие человеческой личности, чрезвычайные подвиги человека, посредством которых он поднялся высоко в собственных глазах. Сначала человека поражают физические явления, и он преклоняется пред ними как пред божественными, но потом человек посредством подвига развивает свои физические и нравственные силы, борется с природой, побеждает ее, и эта новая сила поражает воображение, становится божественной.

Подвижник, герой поднимает человека на небо; и как скоро это совершилось, то человек становится исключительно образом божества уже по той легкости, по тому удобству, какие чувствует человек и своих отношениях к человекообразному божеству. Прежние божества физические принимают человеческий образ; между ними начинают господствовать человеческие отношения, вследствие чего боги роднятся с людьми, лучшие из которых, герои, являются смешанного происхождения.

Таким образом, чрезвычайное подвижничество, которым отличаются греки при своем вступлении в историю, естественно вело к сознанию превосходства человека над всем окружающим и вело, следовательно, к антропоморфизму в религии.

Но при этом еще не должно упускать из виду, что у народов арийских было сильно развито поклонение душам умерших, которые становились божествами-покровителями своего потомства, рода. Здесь мы видим высокое понятие о личности человеческой, которая не гибнет, но получает важнейшее значение по смерти, но для того, чтобы это верование повело к антропоморфизму и к тому развитию личности, какое мы замечаем у греков, нужно было сильное подвижничество, ибо и китайцы поклоняются душам умерших, но у них из этого поклонения ничего не вышло.

Как скоро явился антропоморфизм, то сопоставление двух начал, двух отдельных божеств, доброго и злого, естественно должно было исчезнуть, ибо в природе человека оба начала находятся в смешении.

Очеловечив богов своих, грек должен был установить между ними те же отношения, какие господствовали в человеческом обществе. Какие же это были отношения?

Мы видели, что Аристотель противоположил восточную монархию греческому городу, или республике, и объяснял происхождение первой тем, что она составилась из семей или родов, управляемых отцовскою или родоначальническою властью монархически, и потому эта форма правления перенеслась на целый народ, составившийся из этих семей или родов. Но как же произошло греческое общество в противоположность восточному?

Разумеется, не из семейств, не из родов или по крайней мере с привнесением к семейному или родовому началу другого, которое оказало могущественное влияние на общественный строй, условило его дальнейшее развитие. Родовой быт требует спокойствия, мирных занятий, и когда это спокойствие нарушено, то является стремление восстановить его учреждением крепкого, общего правительства по данной форме семейного или родового управления. Это стремление благоприятствует появлению одного сильного человека, который и становится наверху, но неблагоприятно появлению многих сил.

Вообще родовой быт не благоприятствует развитию личности, здесь господствуют спокойствие, обычай отцов, естественные бесспорные отношения старшего к младшему; здесь господствует охранительное начало. Явится человек сильный физически или нравственно — ему тесно в обществе, и волей-неволей он должен выйти из него. Но человек, как животное общественное, не может жить один, и беглец из родового общества стремится к соединению с подобными себе людьми; чрез это соединение образуется новое общество, которое в противоположность родовому или из родов составившемуся назовется дружинным, основанным не на кровной связи, но на товариществе.

Как родовое общество есть охранительное по преимуществу, так дружина требует движения, подвига. Прежде всего она составляется из людей, не терпящих покоя, не способных к мирным занятиям и по природе своей стремящихся добывать с бою средства к жизни. С самого начала между этим новым обществом и старым завязываются уже неприязненные отношения, с самого начала новое общество стремится жить на счет старого; сперва борьба происходит в мелких размерах, пока дружина еще слаба; она разбойничает на сухом пути или на море, нападает в одиночку на слабых, но с течением времени, усилившись, она может предпринять сильное наступательное движение, предпринять завоевание известной страны, известного народа.

Дружина требует вождя. Около знаменитого своими подвигами богатыря, героя, собирается толпа людей, ему подобных, и провозглашает его своим вождем. Но большое различие существует между царем народа, составившегося из управляемых, по выражению Аристотеля, из родов, и между вождем дружины, избранным товарищами в подвигах. Многочисленное и мирное народонаселение избирает правителя и спешит дать ему как можно более власти, чтобы не тревожиться заботами правления, избежать смуты внутренней, от врагов внешних иметь защитника, обладающего всеми средствами к успешной защите.

Дружина храбрецов выбирает вождя не для успокоения, не для возвращения к мирным занятиям, не для отдыха, а для подвига; тут силы напряжены, каждый чувствует в себе силу, каждый сознает свое достоинство; эту силу каждого, это достоинство каждого хорошо сознает и вождь, и потому отношения его к другим членам дружины — отношения старшего товарища. Тацит, описывая народ, двигавшийся, подобно эллинам, с севера на юг и постоянно выделявший из себя дружины, делает верное различие между царями, издавна начальствовавшими в племенных массах, и между вождями дружин: цари имеют свое значение по благородству, вожди — по храбрости (reges ex nobititate, duces ex virtute).

Такими вождями по храбрости были и те начальствующие лица между эллинами, которых мы привыкли называть царями.

И после утверждения в Греции они не могли принять того значения, какое имели цари восточные. Во-первых, в Греции на небольшом пространстве, среди немногочисленного народонаселения царей было много, и это одно обстоятельство уже не позволяло им получить того значения, какое имели цари Востока — единовластители обширных стран и многочисленных народов, окруженные необыкновенным блеском, удаленные от взоров большинства подданных, сокрытые и от ближайшего к ним народонаселения в великолепных чертогах, менее доступных, чем храмы божеств. Простота жизни греческих царей приближала их к подданным, приравнивала к ним.

С другой стороны, движения, подвиги не прекратились: Греция была не такая страна-волшебница, которая своими чарами скоро бы истощала нравственные силы человека; напротив, своими природными условиями, умеренностью в плодородии, небольшим пространством и близостью моря не останавливала развития сил поселившихся в ней богатырей, а приглашала их к новой деятельности, к новым подвигам. Отсюда постоянное движение, постоянное выделение из народа богатырей, героев, которые становятся естественными представителями народа, становятся наверху, и цари должны с ними считаться; чтобы не потерять своего значения, цари сами должны быть героями, начальниками геройских предприятий, а для успеха в этих предприятиях они опять нуждались в храброй дружине.

Предприятия эти совершались соединенными силами, многими царями вместе, что уже необходимо приучало их и дружинников их к равенству, тем более что тут личные достоинства, личная храбрость и искусство постоянно на первом плане, дают право на видное, высокое место, на самостоятельность, и личность развивается, человек сознает свое достоинство, зависящее от его личных качеств, а не от каких-либо других отношений.

В подвигах геройского периода образовался и окреп греческий дух, образовались и окрепли греческие общественные отношения; знаменитое слово (эпос) о самом знаменитом из этих подвигов, «Илиада», выразив вполне этот дух и эти отношения и ставши главным воспитательным средством для греческого народа, в свою очередь могущественно содействовала развитию того же духа и тех же отношений; здесь же, в «Илиаде», с отношений между людьми сняты были и отношения между богами и отношения богов к людям.

Таким образом, «Илиада» есть источник греческой истории, но не в обыкновенном смысле слова: она есть источник греческой жизни. Чтобы познакомиться с греческой жизнью в этом источнике, не нужно изучать подробно всю поэму, можно остановиться на первых стихах, в которых излагается завязка дела: жрец Аполлона просит о возвращении из плена дочери; с этой просьбой он обращается ко всем ахейцам и только преимущественно к атридам. Ахейское войско соглашается возвратить жрецу дочь, но главный предводитель Агамемнон не соглашается и грозит жрецу, но Агамемнон не один; подле него есть другая сила, есть человек, выдавшийся вперед личными достоинствами, богатырь, герой Ахилл. Жрец прибегает под защиту этой силы.

Но подле Агамемнона и Ахилла есть еще третья сила, выработанная дружинной жизнью эллинов: Ахилл созывает круг (агору). Происходит столкновение между Агамемноном и Ахиллом; герой, оскорбленный главным предводителем, отказывается действовать, и от этого бездействия предприятие останавливается, греки терпят неудачи, и дело поправляется только тогда, когда герой снова начинает действовать.

Таким образом, главный смысл эпоса, имевшего такое громадное значение в греческой жизни, вполне ее отражавшего, — главный смысл эпоса есть борьба человека, богатого личными средствами, с человеком, могущественным по своему положению, и победа остается на стороне первого, Ахилл оказывается важнее Агамемнона.

Подвиги, предприятия, совершаемые товариществом героев, а не одним лицом, двигающим народ свой на другие народы, и совершаемые морским путем, — суть главные события начальной греческой истории; они ясно показывают нам, с каким народом мы имеем дело и каково должно быть развитие этого народа. Мы не будем отвергать влияния дробных форм греческой страны как способствующих дробности политической, образованию многих мелких государств, но, допустив это содействие, мы укажем на главную причину политической дробности в первоначальной форме появления эллинов в истории: не один народ с одним главою является на историческую сцену, но несколько дружин со своими вождями; с самого начала видим множество действующих сил, много людей на виду, на первом плане.

Но мы не должны успокаиваться на указании этой главной причины: ни природа страны с дробностью своих форм, ни политическая дробность, зависящая от дружинной формы, развития личности и геройства, или богатырства, не могут помешать политическому единству народа, как бы продолжительна и упорна ни была борьба при установлении этого единства, борьба, от вышеозначенных условий происходящая. Стоит только одной единице усилиться вследствие каких-нибудь условий — и она естественно начинает стремиться к подчинению себе всех других единиц, что и прокладывает путь к единству; препятствием к достижению этого единства может служить то только, что не будет единицы достаточно сильной; что одновременно образуются две или несколько одинаково сильных единиц, которые вступят друг с другом в борьбу; и эта борьба будет продолжаться до падения самостоятельной жизни народа, способствуя этому падению истощением сил его в усобице.

Так, в Греции препятствием к объединению страны служило то, что подле Спарты, стремившейся подчинить себе все другие области, существовала другая сильная республика, Афины. Это были два глаза Греции, по выражению оракула; и действительно, Греция представляется нам не иначе как в этом двойственном образе — Спарты и Афин; борьба их кончилась истощением сил обеих, что и содействовало падению самостоятельной Греции.

Троянская война истощила силы Греции, но скоро они прилили снова с севера, где произошло движение одного народа на другой, поведшее необходимо к образованию дружин, ибо все не хотевшие подчиняться игу завоевателей, то есть все храбрейшие, лучшие люди, оставляли прежнее место жительства. Это сильное движение, поведшее к окончательному определению греческих отношений, известно под именем дорийского движения. Доряне (копейщики) путем завоевания основали в Пелопонезе сильное государство Спартанское, которое с первых же пор начало стремиться к первенству в Греции. Но в каких же формах основалось это государство?

Этому определению форм предшествовала смута, именно усобица в царском роде. На Востоке подобная усобица не могла повести ни к какой перемене, потому что на Востоке народ составлялся из управляемых, из родов, но в Спарте подле вождей, царей, была дружина, развившая свои силы подвигом завоеваний, первенствующая среди покоренного народонаселения, привыкшая считать вождя только старшим товарищем. Здесь, следовательно, ослабление значения царей вследствие усобицы необходимо ведет к усилению значения дружины, и это выразилось в Спарте тем, что явились постоянно два царя, что, разумеется, сильно ослабляло их значение.

Как во всех государствах, основавшихся при посредстве не одних родов, но дружины, мы видим и в Спарте Совет старшин, стариков буквально, и вече, или общую, черную раду из всего; здесь мы говорим «войско» потому, что государство было основано на завоевании и завоеватели, доряне, считали себя одних вправе управлять страной, не давая покоренному народонаселению никакого участия в управлении, резко отделяясь от него и строго наблюдая, чтобы цари не позволяли себе попыток усиливать свою власть посредством этого покоренного народонаселения.

Благодаря этому строгому наблюдению Спарте и удалось сохранить характер чисто аристократического государства. Военное народонаселение, потомки завоевателей управляли и владели землей; потомки покоренных обрабатывали на них эту землю. Все это устройство приписывается Ликургу. Разумеется, Ликург не придумал сам основных элементов спартанского устройства и не взял их из Крита; эти элементы присущи везде, где является дружина с вождем, старшими и младшими товарищами.

Но из этого не следует, чтобы Ликург не существовал и не имел того значения, с каким является в спартанской истории. Была смута; кроме междоусобия князей, как видно, было сильное неудовольствие на неравное распределение земель; после завоевания уже успело явиться различие между богатыми и бедными в самой дружине завоевателей; благоприятные обстоятельства сосредоточили большие земли в руках одних, неблагоприятные уменьшили земельную собственность других или совсем лишили ее их. При подобных обстоятельствах обыкновенно или усиливается власть царя, если он умеет воспользоваться разделением и представить сосредоточение власти в одних руках как единственное средство для установления порядка, или богатый всякого рода средствами честолюбец станет вождем недовольных и тем проложит себе путь к верховной власти.

Но Греция благодаря сильному развитию своего народа путем подвига представила в своей истории и другой способ выхода из смуты. Здесь на небольших пространствах сосредоточена деятельность энергического народонаселения, получившего путем подвига сознание о своем человеческом достоинстве, народонаселения, не расплывающегося, не спешащего разъезжаться по отдаленным домам для мирных занятий, но всегда пребывающего налицо с привычкой к общему действию, к товариществу. При таких условиях является возможным требование, чтобы прежние свободные отношения сохранились, но чтобы прекратилась смута уничтожением произвола сильных лиц, подчинением воли каждого закону.

Требование вызывает предложение; является человек, богатый нравственными средствами, которому поручают написать законы. Но эта новая сила, сила законодателя, так велика, что не может быть достигнута одними человеческими средствами, одним человеческим авторитетом, как бы он силен ни был. С законом человек соединяет понятие о чем-то твердом, вечном, божественном. Человек подчиняется обычаю, ибо он ведет свое происхождение из глубины веков и передан людьми, имевшими непосредственно сообщение с богами. Дружина подвижников оставила прежнее отечество, прошла много стран, находилась в разных новых условиях, что более или менее должно было заставить позабыть многое из старого, отвыкнуть от него, — и вот такая дружина находит себе наконец новое удобное жилище, утверждается в нем, но здесь встречается она с новыми условиями, новыми отношениями; нужно создать новый порядок вещей. Человек не создаст, а если создаст, повиноваться ему не будут.

В эти-то времена обыкновенно и являются на сцену жрецы и приобретают важное значение законодателей как провозвестники воли богов. Но жрецы могут приобрести важное значение политических законодателей только при известных условиях, именно когда движение уже остановилось, подвижники разбросались на обширных пространствах, силы их ослабли, когда на виду одна сила, необходимая для сосредоточения всех других сил в обширной стране, — сила царя, и с ней одной жрецы считаются, заключают с ней обыкновенно тесный союз для взаимного охранения выгод. Но когда общество находится в движении, когда налицо много сил и все они соединены в общем деле, тогда жреческая власть не может получить большого развития, ибо всякая сила развивается вследствие незначительности других сил.

Так, в Греции воинственное, геройское движение вначале, потом сильные внутренние движения в небольших областях, городах, причем силы не разбрасывались, но были все налицо в общей деятельности, произвели то, что влияние жрецов не могло усилиться, как на Востоке; притом же свойственное арийскому племени поклонение душам умерших предков, которые становились богами-покровителями потомков своих, сообщало каждому до-мовладыке жреческий характер при непосредственном отношении к божеству. И относительно общих, высших божеств греки не допускали посредничества жрецов, но требовали заявления божественной воли чрез оракулов; познание же об этих божествах греки получили не из уст жрецов, но из поэтических произведений.

Таким образом, в Греции мы видим отсутствие жреческого влияния, и если предположить, что оно выражалось в оракулах, то и тут мы увидим, что жречество должно было уклоняться от непосредственного влияния на политические дела, стоять поодаль, дожидаясь, когда к нему обратятся за решением важных вопросов, и загораживая себя пифиею, приведенной в непосредственное сообщение с божеством.

Но отсутствие могущественного жреческого влияния не исключало религиозности народа и стремлений его дать своим новым учреждениям божественное освящение, которое должно сообщить им авторитет и прочность; отсюда происходит то явление, что греческие законодатели обращаются к оракулу за освящением своих постановлений.

Спартанское, или так называемое Ликургово, законодательство действительно получило по крайней мере относительную прочность, которой так завидовали в других государствах Греции. Эта прочность условливалась чисто аристократическим устройством: небольшое число потомков завоевателей совершенно выделилось из массы покоренного народонаселения, которое при более или менее тяжких условиях зависимости потеряло всякое участие в управлении страной.

Главною целью выделившихся завоевателей было сохранение своего положения среди покоренного народонаселения, принадлежавшего к тому же сильному народу эллинскому и потому вовсе не охотно сносившего свое подчиненное положение, готового восстать при первом удобном случае. Для завоевателей, следовательно, единственным средством поддержания своего положения было сохранение своего первоначального военного, дружинного устройства во всей его чистоте и строгости.

Спарта представляла военное поселение, казацкую сечь со своими общими столами, с разделением членов по палаткам, по-нашему буквально сотовариществу (ибо «товар» в нашем древнем языке значит «палатка»); женщина была допущена в эту сечь, но употреблены все старания, чтобы приспособить ее к лагерной жизни, отнять у нее как можно более женственности.

Прочность спартанского устройства была, как уже сказано, относительная; в государственной жизни Спарты мы видим перемены, которые изобличают борьбу, именно стремление царей, несмотря на невыгодное условие двойственности, усилить свою власть, против чего аристократия спешила принять свои меры.

Первоначально цари назначали себе пять наместников, или посадников, так называемых эфоров, или надзирателей для суда и полиции; но, как в некоторых древних русских городах посадники, назначавшиеся первоначально князем, потом стали сановниками народными, от веча избираемыми, и стали подле князя в качестве блюстителей народных интересов против него, так и в Спарте эфоры перестали назначаться царями, стали избираться на вече, или в народном собрании, и получили обязанность надзирать над всем и над всеми, не исключая и царей.

Эфоры имели право требовать у царей отчета в их поведении, ежемесячно брать с них присягу, что они будут управлять согласно с законами, доносить на них собранию стариков, сажать их под арест; двое из эфоров сопровождали войско в походе для надзора за поведением царя и полководцев.

Такими средствами спартанская аристократия охраняла себя и свое устройство от тех волнений и перемен, которые происходили в других греческих государствах, особенно в Афинах. Здесь мы уже на другой почве. Здесь после первого наплыва эллинов и смешения их с пелазгами мы не видим завоевания; дорическое нашествие тем или другим способом было отбито; было сильное движение, сильный прилив пришельцев в Аттику, подавший повод, с одной стороны, к выходу колоний, а с другой — ко внутренним движениям; но эти пришельцы были изгнанники, искавшие убежища в Аттике от ига завоевателей в других странах Греции.

Таким образом, в Аттике изначала мы не видим разных отношений завоевателей к покоренным, видим многочисленное свободное народонаселение, делящееся по месту жительства, по занятиям, по знатности происхождения, по богатству.

Родовая связь еще крепка, но в такой небольшой стране, как Аттика, роды не могли обособиться и сохранить равенство и в этом обособлении и равенстве полагать препятствие дальнейшему общественному движению. Эллинская жизнь уже оставила следы: подле царя были потомки героев, гордые своим происхождением и богатством. Неравенство состояния скоро оказало обычные последствия.

В обществах первоначальных, где государственная связь еще слаба, преобладают частные союзы, и прежде всего, разумеется, родовой; члены рода находят друг у друга подпору, покровительство, обеспечиваются священною обязанностью родовой мести; безродность, бессемейность, лишение рода по каким бы то ни было обстоятельствам, сиротство было величайшим бедствием для древнего человека. Но это бедствие постигло людей и вело к особого рода отношениям.

Человек безродный должен был вступать под защиту чужого рода, примкнуть к нему, но, разумеется, он не мог этого сделать на равных правах с остальными членами рода, и отсюда различные степени зависимости. Чужой человек закладывался за другого сильного человека, за хребтом его (захребетник).

Степени зависимости, как сказано, были разные: человек, имевший семейство, и даже развитое; род, имевший и средства к жизни, нуждался, однако, в покровительстве сильнейшего и входил к нему в известную степень зависимости, которая в древнем русском обществе выражалась словом сосед, которому в греческом обществе соответствуют буквально слова периойк, метойк; с усилением государства последнее стремится повсюду перевести этих соседей и вообще закладчиков из частной зависимости в свою. Самая сильная степень зависимости есть рабство: человек, не имея никаких средств, идет в рабы к другому, кабалит себя; повсюду средством перевести вольного человека в рабство служит ссуда денег богатым бедному: невозможность заплатить имеет следствием насильственные меры со стороны заимодавца и, наконец, рабство должника.

Это явление в обществах небольших, как в Греции или Риме, в странах, где природа не дает слишком роскошных средств для удовлетворения первых потребностей и где народонаселение вследствие известных причин по привычке к подвигу и по развитию личности, отсюда происходящему, дорого ценит независимость и свободу, — это явление в таких странах ведет к сильной борьбе. С увеличением народонаселения, с образованием неравенства в состояниях, при движении к увеличению своего благосостояния посредством различных предприятий и при слабом обеспечении успеха этих предприятий в новорожденном обществе является много людей, которые лишаются средств к жизни, лишаются возможности исполнять общественные обязанности (война особенно разоряет их, ибо кроме издержек на нее она отрывает человека от занятий, губит его хозяйство); они занимают деньги у богатых и, не имея возможности заплатить долга, видят пред собою истязание и рабство.

Некоторые из них решаются покинуть отечество; действительно, мы видим в Афинах сильное стремление к колонизации, но не все могут решиться на это, и, таким образом, вывод колоний не избавляет государство от внутренних движений, порождаемых указанными отношениями. Царь — естественный посредник в этом случае; его значение, его власть необходимо усиливаются и тем самым возбуждают опасения в людях знатных и богатых, которые стремятся поэтому ограничить царскую власть или совершенно от нее освободиться. Это тем легче им сделать, что свободные отношения к царской власти и важное значение царских приближенных, дружинников, значение самостоятельное, не зависящее от царской воли, суть предания, в которых воспиталось эллинское общество.

Предание говорит, что во время нашествия дорян на Аттику афинский царь Кодр погиб для спасения отечества и афиняне воспользовались этим для уничтожения царского достоинства, провозглашая, что никто не достоин занять место спасителя отечества. Сын Кодра Медон был избран в пожизненные правители, или архонты, и, как видно, по характеру своему не был способен возбуждать опасения в аристократии, тогда как двое других, более энергичных сыновей Кодра, Нелей и Андрокл, с толпою переселенцев отправились за море для основания колоний. Это удаление их показывает, что аристократия одержала верх; впоследствии упоминается о борьбе, когда около 754 года один из потомков Медона, Алкмеон, потерял звание архонта и на его место был возведен брат его, но только уже на 10 лет и с обязанностью отдавать в своем управлении отчет аристократии, или эвпатридам. Впоследствии потомство Кодра потеряло исключительное право на архонтство: верховная власть, поделенная между девятью сановниками, ежегодно избираемыми, сделалась достоянием всех эвпатридов.

В других государствах Греции произошла подобная же перемена, но эта перемена нисколько не уничтожила борьбы, которая происходила вследствие стремлений сильных материальными средствами лиц к верховной власти; некоторые из них и достигают своей цели, являются царями, хотя греки и делали различие между законными царями и этими похитителями власти, называя последних тиранами.

Спартанцы охранили себя от этого явления именно тем, что удержали царей, подвергнув только их власть сильному ограничению. Это ограничение, впрочем, состояло не столько в учреждении строгого надзора за поведением царей посредством эфоров, сколько в сущности самого спартанского устройства, в равном выделении полноправного, равно обеспеченного имуществом правительствующего класса из массы остального народонаселения, бесправного, враждебного, чуждого, тогда как в Афинах отсутствие резкого разделения между потомками завоевателей и потомками завоеванных подле знатных и богатых людей условливало существование относительно многочисленного класса людей недостаточных, низко поставленных, стремившихся к улучшению своего положения при сознании одинаковости своих прав с эвпатридами. При этом стремлении они нуждались в вождях, и эти-то вожди пользовались своим значением для достижения верховной власти, или тирании.

Для предотвращения подобных покушений, которые уже увенчались успехом во многих городах Греции, единственным средством было установление прочного порядка посредством закона; в Спарте господствует закон, Спарта сильна и спокойна, а в других городах — тирания; выбор был легок, и афиняне начали требовать закона, законодателя. Но в Афинах задача законодателя была не так легка, как в Спарте: в Спарте было легко выделить небольшую дружину завоевателей, уравнять их права. уравнять их материальные средства, восстановить или освятить дружинное устройство, которое по самому существу своему, выдвигая на первый план товарищескую жизнь, отодвигает на задний план семейство и собственность.

Привыкшие к этой жизни доряне легко приняли ее освящение законом, были довольны, а до неудовольствия других законодателю не было дела; для сдержания этого неудовольствия у победителей было оружие в руках, и горе всегдашняя участь побежденных. Другое дело в Афинах, где могущественные интересы сталкивались в народе, части которого не признавали себя победителями и побежденными, где путем естественного развития подле аристократического элемента образовался демократический, с которым надобно было считаться, где с незапамятных пор, со времен Тезея, свободный, равноправный народ был разделен на эвпатридов, земледельцев и ремесленников, причем «эвпатриды отличались славою, земледельцы — пользою, ремесленники — многочисленностью, и этим устанавливалось между ними равенство» (Плутарх).

В Спарте законодателю нужно было удовлетворить только одной части народонаселения; в Афинах — двум: аристократической и демократической, лучшим и меньшим людям. Попытка установить порядок, прекратить волнения, давши силу существующему порядку, существующему правительству террором, эта попытка не удалась, и виновник этой попытки Дракон перешел в историю с кровавою памятью, а между тем попытки к тирании оказывались ясно; медлить было нельзя для аристократии, надобно было приступить к соглашению интересов двух сторон, к сделкам, и за дело принялся Солон.

Первым делом его законодательства было удовлетворение меньшим, снятие с них тяжестей, освобождение должников из кабалы; все попавшие в рабство за долги были освобождены, проданные за границу выкуплены на счет казны, и на будущее время заимодавец лишился права обращать неплатящего должника и его семейство в рабство; при платеже долга должник выигрывал 27 процентов вследствие изменения монеты. Спартанское уравнение земельных участков было невозможно; можно было только постановить, что ни один землевладелец не имеет права распространять свою землю далее положенного предела. чтобы таким образом остановить исчезновение мелких земельных участков и обезземеление меньших людей. Но меньшие люди беднели и должали вследствие служебных военных обязанностей, нести которые у них недоставало средств. Солон отстранил это неудобство, разделив всех граждан на четыре класса — по средствам, по доходам, и военные обязанности и подати были разложены соответственно этим средствам.

Но, кто имел больше обязанностей, тот должен был иметь и больше прав: так, достоинство архонтов и места членов в Верховном совете (ареопаге) могли получать только члены первого класса. В большой Правительствующий совет четырехсот избирались граждане только трех первых классов, но Правительствующий совет не мог издавать нового закона, не мог объявлять войну и заключать мир; это принадлежало народному собранию, а в члены высшей судебной инстанции, в так называемые гелиасты, избирали по жребию из всех граждан без различия классов. Гелиастам же принадлежало право поверять, способно ли известное лицо к отправлению правительственной должности.

Таким образом, целью Солонова законодательства было установить равновесие между аристократическим и демократическим элементом, «чтоб ни один не одержал над другим неправильной победы, ибо народ только тогда повинуется вождям, когда он ни слишком разнуздан, ни слишком порабощен».

Распадение афинского народонаселения на две части, противоположные в своих интересах и потому долженствующие бороться, заставило законодателя признаться, что «в важных делах всем угодить трудно». Всем угодить было трудно: легко было угодить одной стороне, и, разумеется, должны были найтись люди, которые принялись за легкое и выгодное дело. Угодить было легче стороне меньших людей, которые были только облегчены и желания которых были возбуждены сопоставлением с людьми, более удовлетворенными, возбуждены уступкою им известной доли государственной деятельности, возбуждены самым переворотом, который мы называем Солоновым законодательством.

Следствием этих возбуждений всегда и везде бывает демократическое движение, стремление к равенству, стремление, которое в Спарте было уничтожено уравнением всех спартанцев, всех завоевателей и отнятием прав у побежденных. В Спарте вследствие постоянного общения, постоянного сожития немногочисленных членов правительствующей части народонаселения было равномерное развитие понимания государственных дел и интересов, вследствие чего для каждого возможно было являться в народное собрание с определенным мнением и отвечать прямо согласием или несогласием на известное предложение, что в свою очередь развивало в каждом самостоятельность взгляда и мнения.

В Афинах сравнительно слишком большая масса народонаселения была призвана к участию в государственной деятельности, масса несосредоточенная, разбитая по известным местностям, развлекаемая различными занятиями и потому неразвитая, неприготовленная, нуждавшаяся в разъяснении дела; отсюда необходимость в народных ораторах, внушителях и руководителях. Это обстоятельство, разумеется, содействовало сильно развитию ораторского искусства, выделению из массы даровитых людей, но, с другой стороны, содействовало и появлению демагогов или так называемых тиранов в более или менее утонченной форме. Еще при жизни Солона один из самых знатных людей, Пизистрат, начал стремиться к власти и средством к тому употребил слово, как свидетельствует сам Солон, остерегавший сограждан от льстивых речей говоруна, от темного смысла, скрывавшегося под блестящими словами. Предостережения были напрасны; «тиранство выросло и укрепилось» благодаря постоянному войску, которое завел у себя Пизистрат, и захвату денежных средств, на которые содержалось это войско.

Но то обстоятельство, что Пизистрат не мог принять название царя, что прежнее государственное устройство оставалось ненарушимым, показывало ясно, как трудно было теперь в греческих государствах дать торжество монархическому началу. Мы говорим «трудно» и этим ограничиваемся; слово «невозможно» употребить не решимся, ибо знаем, что тирания в Афинах была сокрушена не внутренними средствами, а помощью, пришедшею извне. Пизистрат успел передать свои средства и с ними свое значение сыновьям; таким образом уже начиналась наследственность.

Один из сыновей его, Гиппарх, погиб вследствие личной вражды, и это обстоятельство дало другому брату, Гиппию, возможность сосредоточить все средства в одних своих руках и вместе дало предлог усилить свою власть преследованием всех подозрительных ему людей. Произошло явление, с которым мы часто встречаемся в истории Греции и в истории других европейских государств: в обширных государствах Азии людям, преследуемым верховною властию, трудно скрыться от нее, притом здесь нет политических партий и борьбы их, власть одного признается всеми законною, и человек, столкнувшийся с этой властью, гибнет одиноко.

Но в мелких государствах Греции образовались стороны в народонаселении, стороны лучших и меньших людей, или аристократическая и демократическая, и вступили в борьбу. Люди побежденной, притесненной стороны бегут из отечества, иногда составляют значительные толпы и начинают действовать против стороны победившей обыкновенно с чужой помощью; помощь эту легко добыть точно так же, как легко и убежать, потому что подле другие государства, родственные.

Бегут за чужою помощью обыкновенно лучшие и богатые люди, потому что они имеют средства жить вне отечества, средства действовать в свою пользу, имеют известность, знаменитость, тогда как темному и бедному человеку трудно решиться покинуть отечество и найти гостеприимство и помощь; если он убежит, то примкнет к дружине людей, живущих на чужой счет, разбоем сухопутным или морским.

Люди знатные, спасшиеся от преследований Пшпия, обратились за помощью к Спарте. Спарта приняла их сторону, и не должно непременно полагать, что это делалось из сочувствия спартанской аристократии к афинской, ибо спартанское устройство стояло таким особняком, так разнилось от афинского и других, что трудно сопоставлять спартанскую и афинскую аристократию, даже трудно говорить об аристократии там, где нет демократического элемента, а в Спарте его не было. Дело объясняется проще: Спарта вмешивалась во внутренние дела греческих государств, пользовалась их усобицами для усиления своего влияния, теперь она заступилась за аристократическую партию против тирана, потом она заступится за того же самого тирана, потребует его восстановления.

Гиппий был прогнан из Афин благодаря помощи Спарты и случайности: семейство тирана попало в руки к врагам его, и Гиппий для освобождения семейства принужден был обязаться оставить Афины. После этого надобно было бы ожидать усиления аристократии, но видим наоборот: усиливается демократия посредством нового разделения, при котором знатные и богатые роды должны были утратить свое влияние; посредством свободных выборов в члены Правительствующего совета, без обращения внимания на состояние, причем число членов увеличено до 500; посредством выбора судей по жребию; посредством увеличения числа годовых народных собраний до 10 вместо прежних четырех. И это усиление демократии было результатом деятельности одного лица, Клисфена, опять человека знатного и богатого.

О личных целях Клисфена при этом мы должны остеречься сказать что-нибудь; мы никак не скажем, что ему, если бы он хотел, легко было бы сыграть роль Пизистрата и Гйппия; это было очень трудно именно потому, что тирания только что была уничтожена; аристократия была сильна и в союзе со спартанцами.



Поделиться книгой:

На главную
Назад