Тут меня просто оторопь взяла, и я с трудом промямлила:
— Да. Странные такие… Просили подойти к окну…
— А вы подходили?
— Да, — в этом месте я неожиданно пунцово покраснела.
— А раздеться просили?
— Как это? — опешила я.
— Ну… раздеться… стриптиз, одним словом?
— Нет…
— Странно… А деньги оставляли?
— Оставляли…
— Чего ж тогда раздеться не просили? Чудно…
— Да кто просил-то? — не выдержала я. — Я имею в виду, чьи это дурацкие шутки9
— Хороши шутки, — обиделась Маша. — Да у нас полдома на эти «шутки» живут. И как живут. Припеваючи. Вот Верка Тюлькина машину купила, а пятый год безработная.
— Как же она машину купила? — окончательно обалдев, спросила я.
— Так вот на эти деньги. Подойдет к окну, разденется, покрутится малость, и всех делов. Это не на фабрике возле станка горбатиться, да еще задаром…
— Конечно, задаром горбатиться ужасно, — согласилась я. — Только вы так и не объяснили, кому надо, чтобы эта Тюлькина так себя вела, раздевалась у окна и все прочее…
Маша посмотрела на меня так, точно я ляпнула величайшую в мире глупость, я даже глаза опустила и растерянно кашлянула, а она покачала головой, потом ткнула пальцем в стену напротив и спросила:
— Это что, по-вашему9
— Что? — испугалась я.
— Тюрьма, — вздохнула Маша. — Мужики сидят. Бывает, и подолгу. А тут дом совсем рядом. Свет включи, шторы не задергивай, и все как на ладони. В их-то положении и журнальчик полистать за радость, а тут живая баба…
— Боже мой! — простонала я, на этот раз бледнея. — Какая низость…
— Что? — нахмурилась Маша, а я решила прояснить еще кое-что:
— Но если человек в тюрьме, как же записки и деньги попадают к женщинам?
— А я почем знаю? Может, дружки на воле или еще чего… были бы деньги, а придумать можно что угодно… В вашей квартире раньше бабенка жила, так один тип ей пять лет письма писал. Она уж привыкла и вроде ждать его начала. Освободился и сразу к ней. И такой мерзавец оказался, не чаяла от него избавиться. Так и уехала в деревню к матери… Но ей просто не повезло. Остальные очень довольны. Акимова из двадцать восьмой квартиры с мужем, а тоже подрабатывает. Свой-то у нее пьяница, зенки зальет и на диване дрыхнет, а она по комнате бродит, вроде дело у нее какое, а шторы-то не задергивает. Так этот дурак, муж то есть, до сих пор ничего не знает. А у меня мужа нет, зато все окна во двор…
— Не повезло, — брякнула я, подхватила Ромео и зашагала к подъезду.
Моему возмущению не было предела. Боже мой, я, как последняя дура, торчала у окна, без конца думала об этих записках, и вдруг… Какой-то гнусный тип меня использовал… посмел прислать деньги… да я мужу нажалуюсь… Негодяй… Он у меня из этой тюрьмы не выйдет…Я влетела в квартиру и опустила жалюзи на окнах. Потом вдруг вспомнила, что примерно месяц назад, когда отопление было включено, а на улице царила жара, я, вернувшись домой, целый вечер бродила нагишом, а жалюзи тогда у меня еще не было. Были тюлевые шторы, а вот свет горел… Боже, какой стыд… Должно быть, этот мерзавец заметил меня и решил, что я все делаю нарочно, вот и прислал деньги… Нет, я не переживу такого позора… Сколько их там на меня смотрело? Ужас какой… Я, дура несчастная, гадаю, кто этот странный тип, а все так просто, некрасиво и лишено романтизма.Я совсем было собралась звонить Максиму, но вовремя одумалась. Да если он узнает, я со стыда сгорю. Максим прав, я — кактус. Только человек, начисто лишенный мозгов, мог забыть, что у него под окнами тюрьма. А я-то подозревала кладбище… Не думать об этом, немедленно забыть, а главное — переехать! Повод есть: статья в газете, я не хочу, чтобы Ромео съели.Выпив три чашки кофе, я еще немного пострадала, а потом решила написать письмо. Человек должен понять, как оскорбительно его поведение и сама мысль о том, что меня использовали. И пусть заберет свои деньги."Я не знаю вашего имени и не хочу знать, — так начала я. — Вы совершили отвратительный поступок…" — и далее в том же духе, письмо не очень длинное, но очень эмоциональное. Надеюсь, оно отобьет охоту совать в мой почтовый ящик всякую дрянь.
Закончив свои труды, я отнесла письмо вниз: у окна появляться не буду, в конце концов этому типу надоест швырять деньги на ветер, и он будет вынужден обратить внимание на мое письмо.
Я с облегчением вздохнула и, взяв с собой Ромео, поехала на речку, день чудесный, и погреться на солнышке будет приятно, а заодно избавиться от скверных мыслей.
Неделю ничего не происходило, то есть кое-какие незначительные происшествия были: к примеру, я потеряла ключи от квартиры, и пришлось менять замки, только-только их поменяли, как ключи сразу же нашлись, и не где-нибудь, а в моей сумке.Еще я оставила Ромео в кафе. Он умудрился уснуть под столом, а я забыла, что вышла из дома с ним. Так как в квартире собаки не оказалось, я решила, что Ромео похитили, позвонила в милицию, а затем мужу. Милиция проявила равнодушие, а супруг примчался с какими-то подозрительными типами и решил вновь менять замки, я вспомнила про кафе, мы поехали туда и обнаружили Ромео, он тихо-мирно продолжал спать под столом.
Я немного поскандалила с хозяином кафе, указав на невнимательное отношение к клиентам, то есть к их собакам, мы вернулись домой, замки менять не стали, и слава богу — у меня уже скопилось столько ключей…
Еще за эту неделю я трижды ссорилась с Максимом, потому что ощущала некоторую нервозность, а он всегда некстати оказывался под рукой. Жалюзи на окнах я не поднимала, в почтовый ящик не заглядывала и, проходя мимо него, принципиально отворачивалась.Поздно вечером в воскресенье я возвращалась от Лильки. С Максимом мы поссорились накануне, и он уехал к своим родителям в соседний губернский город. Родителям он о предстоящем разводе не сообщил и очень настойчиво звал меня с собой, я отказалась, он разозлился и в результате уехал один, а я все воскресенье провела у Лильки на даче, где совершенно не знала, чем себя занять, потому что шел дождь, а подружка без конца приставала ко мне с расспросами о работе, вконец подрывая мою нервную систему.
Я подумывала, может, стоит рассказать ей о записках и деньгах, но не решилась и даже покраснела при мысли, что кто-то узнает о моем позоре. В общем, выходные прошли скверно, и, возможно, именно поэтому, возвращаясь от подружки, я заглянула в почтовый ящик. Он был пуст. Не меньше минуты я созерцала эту самую пустоту и вдруг начала злиться. То, что мое письмо прочли и вняли доводам разума, конечно, хорошо, но приличные люди в таких случаях извиняются. «Странно ожидать от подобного типа хороших манер», — мудро рассудила я, захлопнула ящик и быстро поднялась наверх, причем дважды умудрилась наступить Ромео на лапу, что говорило о некотором волнении.
Крохотная квартира вызвала раздражение, гора грязной посуды в мойке, оставленная со вчерашнего дня, — отвращение, а в целом жизнь казалась начисто лишенной смысла.
Я забралась в кресло, включила телевизор и попробовала посмотреть какой-то детектив, убийцу узнала за сорок минут до конца картины и начала злиться на непонятливость персонажей, а потом на глупость режиссера и сценариста. Положительно, мир сегодня ни на что не годился.
С горя я решила лечь спать. Вот тут и зазвонил телефон. «Максим», — подумала я, соображая, включить автоответчик или не стоит. В любом случае муж все равно приедет, чтобы лично убедиться в том, дома я или нет, так что хитрить не имело смысла. Я сняла трубку и без намека на любезность сказала:
— Слушаю.
— Привет. — Голос звучал хрипловато: то ли мужчина был простужен, то ли просто взволнован.
— Привет, — растерялась я, но тут же взяла себя в руки и спросила:
— Кто вы?
— Какая разница, ты все равно меня не знаешь.
— В таком случае всего доброго, — отрезала я, собравшись повесить трубку, но он вдруг попросил:
— Пожалуйста, подожди… — причем голос звучал так, что отказать я не смогла и трубку не повесила. — Что-нибудь случилось? — помедлив, спросил он.
— В каком смысле? То есть что вы имеете в виду?
— У тебя жалюзи опущены…
Я хлопнулась в кресло от неожиданной догадки, отдышалась, прикрыв трубку ладонью, и сурово спросила:
— Так это вы?..
— Я, — очень просто ответил он.
— Вот что… не знаю вашего имени, впрочем, не имеет значения. Я хочу, чтобы вы знали: вы совершили бесчестный поступок. Это отвратительно. Это черт знает что такое. Мне рассказала соседка, что за гнусности у вас здесь творятся. Не смейте мне звонить и писать не смейте, не то я нажалуюсь мужу, он известный человек в городе, он вас…
— Я знаю, — вздохнул тип на том конце провода. — Он меня превратит в лягушку. Точно?
— Ну, в общем, да…
— Что гнусного в том, чтобы постоять у окна…
— Прекратите, — рассвирепела я. — И не считайте меня идиоткой. Ваши деньги у меня, скажите, куда их отправить?
— Можешь их просто выбросить, — посоветовал он, вздохнул и попросил:
— Подойди к окну, пожалуйста… Очень прошу.
— Нет, это даже странно, — возмутилась я. — Я вам как будто бы все объяснила…
— Просто подойди к окну, что в этом плохого? И это совсем не трудно. Так ведь?
Тут я кое-что сообразила, нахмурилась и выпалила:
— Но вы не можете звонить, то есть не можете вы звонить из тюрьмы?
— Могу, — порадовал он.
— Такого не бывает, — разозлилась я. — Вы меня дурачите. Это вообще глупость какая-то и дурацкий розыгрыш.
— Это не глупость, — сообщил он, голос приобрел странное звучание, я бы сказала: он завораживал. — Если бы ты знала, чего мне стоил этот звонок… Я неделю тебя не видел. А здесь один день тянет на десять. Извини за эти деньги. И подойди к окну, пожалуйста.
— Сейчас подойти? — кашлянув, спросила я.
— Нет, через полчаса.
— Ваши окна напротив, то есть я хотела сказать…
— Примерно так, — хохотнул он. — Тебя зовут Аня?
— А это совершенно не ваше дело, — рассвирепела я, но тут же устыдилась и добавила спокойнее:
— Я подойду к окну, если вы пообещаете, что прекратите все это, то есть что с подобной просьбой обращаетесь в последний раз.
— Не люблю я обещания, ты уж извини. А этот высокий парень твой муж?
— Муж, — ответила я. — А откуда… — Господи, сколько же времени этот тип следил за мной, а я, совершенно не обращая внимания на окна, то есть на отсутствие на них плотных штор, жила себе как ни в чем не бывало…
— Симпатичный, — заявил мой собеседник, в трубке на мгновение возник еще чей-то голос, и он торопливо со мной простился, скороговоркой попросив:
— Через полчаса, ладно?
Я повесила трубку и уставилась на Ромео, он вильнул хвостом, а потом залез под стол и больше не показывался, между прочим, правильно сделал.
А я позвонила Максиму.
— Ты вернулся? — поинтересовалась я для приличия и спросила:
— Скажи, а из тюрьмы можно позвонить?
— В каком смысле? — растерялся муж. — В буквальном.
— Что-то я не понимаю…
— Чего ж не понять? К примеру, меня посадили в тюрьму. Я могу позвонить?
— Кому?
— Хотя бы тебе?
— О господи… Что ты натворила? Что за странные мысли?
— Я ничего не натворила, я просто пытаюсь узнать, можно ли позвонить из тюрьмы, а ты начинаешь спрашивать всякие глупости…
— По-моему, это ты спрашиваешь глупости. И почему это вообще пришло тебе в голову? Немедленно расскажи, что случилось… Ты дома? Я сейчас приеду.
«Черт знает что такое!» — швырнув трубку, в сердцах подумала я.
Максим появился где-то через полчаса, я в это время как раз стояла у кухонного окна, так что ему пришлось немного понервничать. Он долго звонил, а потом принялся стучать в дверь, и я пошла открывать, пока он не разбудил весь подъезд. Максим влетел в квартиру, вцепился в мои плечи и спросил:
— Все в порядке?
— Ты же видишь, — нахмурилась я, опомнилась и опустила жалюзи.
Мой странный интерес к тюрьме не давал мужу покоя, несколько раз он подозрительно таращился на стену, а еще чаще на меня, хмурился и приставал с вопросами. Потом очень сурово заявил:
— Тебе здесь не место. Сначала чуть не сожрали Ромео, а теперь ты задаешь странные вопросы. Тебе кто-нибудь звонил? — помедлив, добавил он. А я подняла брови:
— Из тюрьмы?
— Не делай из меня идиота, почему-то этот вопрос пришел тебе в голову?
— В мою голову иногда приходят очень странные мысли.
С этим муж вынужден был согласиться, но все равно призадумался и все чаще и настойчивее стал повторять, что я должна переехать, то есть вернуться в наш дом. Если честно, я и сама об этом подумывала, но тут произошло нечто такое, что с возвращением пришлось повременить.Шел двадцать четвертый день с того памятного звонка по телефону, я собиралась отдохнуть в Турции, но потеряла загранпаспорт, пока его выправляли, к Максиму приехал двоюродный брат из Германии. Отпускать меня на отдых одну муж не хотел, и перед родственником было неудобно, в общем, поездку отложили, и мы по этому поводу немного повздорили. Я целую неделю жила у Лильки, на звонки не отвечала и, так как была сильно расстроена, забыла о дате, на которую был назначен наш развод. Максим о нем тоже не вспомнил, и это меня очень разозлило. Хождение по инстанциям кому хочешь испортит настроение, а про меня и говорить нечего. Все складывалось просто из рук вон плохо, Лилька допекала с работой, мама советовала немедленно вернуться к мужу, и я сбежала на свою квартиру, чтобы никого из них не видеть и не слышать. Так как погода стояла скверная, шли дожди и столбик термометра не поднимался выше пятнадцати градусов, я запаслась провизией, купила пять любовных романов, десять детективов и намертво засела в доме.Затворничество действовало на меня самым благотворным образом: я жила в ладу со всем миром, а главное, сама с собой. Существовало лишь одно неудобство. Надо было гулять с Ромео, следовательно, покидать жилище и встречаться с людьми. Чтобы до минимума сократить это общение, мы выходили очень поздно, когда двор пустел. Я садилась на скамейку и ждала, когда Ромео надоест общаться с природой. Ромео не любил дожди, поэтому много спал и прогуливался с заметной неохотой. В общем, мы прекрасно понимали друг друга.
В тот вечер разразилась настоящая гроза, молния сверкала так, что хотелось забраться под одеяло и не высовывать оттуда носа. Дождь бил в окно, а в комнате стало так темно, что свет пришлось включить в шесть часов вечера.
Ближе к десяти дождь чуть приутих, меня клонило в сон, но тут заволновался Ромео, и мы решили с ним немного пройтись.Двор был совершенно пуст, даже машин на стоянке не было, мы шлепали с Ромео по лужам, он посматривал на меня, а я улыбалась. Возникло чувство, что во всем мире существуют только он и я, и это в те минуты казалось приятным.
Мы дошли до кладбища и, свернув, преодолели еще несколько кварталов. Не только мне, но и Ромео не хотелось возвращаться домой. Капли по моему зонту застучали чаще и настойчивее, вновь начался ливень, и мы бросились домой со всех ног, причем, я хохоча, а пес жалобно поскуливая. Дома я вымыла Ромео и сама полежала в горячей воде, затем мы выпили по стакану теплого молока и легли спать. Ромео мгновенно заснул и начал похрапывать, я блаженно вздохнула и выключила настольную лампу.Мне снилось море и белые яхты, сквозь этот сказочный сон до меня отчетливо доносилось тихое поскуливание. Ужасно не хотелось просыпаться, но пришлось.Я открыла глаза и тихонько позвала:
— Ромео…
Затем села в постели. Пса в ногах не было, я позвала громче, и он откликнулся, высунул нос из-под кровати, стыдливо потупив глазки.
— Что ты там делаешь? — удивилась я и попробовала его вернуть на законное место, раз уж у меня хорошее настроение.
Пес заскулил громче и жалостливее, но из-под кровати не вылез.