Прелюдия к Основанию

— Эта ваша психоистория… если бы ее можно было осуществить в жизни, имела бы огромную пользу, так?

— Естественно, колоссальную пользу! Знание хода развития будущего, даже в самых общих чертах, даже всего лишь с некоторой степенью достоверности, позволит нам управлять вашими поступками. Такого человечество еще не знало. Но, конечно, — он сделал паузу.

— Итак? — нетерпеливо подгонял Клеон.

— Итак, может оказаться, что кроме одного-двух людей, принимающих решения, результаты психоисторического анализа должны оставаться неизвестными широкой публике.

— Неизвестными?! — с удивлением воскликнул Клеон.

— Все очень просто. Позвольте, я попытаюсь объяснить. Если предположить, что психоисторический анализ проведен, а результаты его стали известны общественности, то нарушатся человеческие эмоции и поступки. Но тогда анализ, проведенный без учета реакции общества, его результаты, станут ошибочными. Вы понимаете?

Глаза Императора возбужденно блестели. Он громко хохотнул.

— Поразительно! — И хлопнул Селдона по плечу, от чего тот слегка присел.

— Ну, вот! — убежденно заговорил Клеон. — Разве не очевиден вывод? Достаточно просто выбрать будущее — хорошее будущее, разумеется. Полезное будущее, и сделать соответствующее предсказание, в котором будет учтено все то, о чем вы сказали: реакцию людей и тому подобное, с таким расчетом, чтобы это соответствовало предвидению. И, разумеется, лучше предвидеть хорошее будущее, — чем плохое!

Селдон помрачнел.

— Я понимаю, Сир, что вы имеете в виду, но это практически невозможно….

— Невозможно?

— Во всяком случае, это невыполнимо на данном этапе. Ну, как вы не чувствуете! Если невозможно сделать достоверные расчеты без учета человеческой реакции на будущие события, то так же невозможно и обратное — начать с будущего и предсказать реакцию!

Клеон выглядел расстроенным. Его губы плотно сжались.

— А как же тогда ваш труд?.. Ваши бумаги?.. Какая в них польза?

— Это просто математические выкладки, Сир. Это представляет интерес только с точки зрения чистой науки. У меня и в мыслях не было, что это может принести практическую пользу.

— Я нахожу это отвратительным! — зло огрызнулся Клеон. Селдон слегка вздрогнул, теперь он был совершенно убежден в том, что не следовало обнародовать свои труды. Трудно представить, что ждет его, если Императору покажется, что Селдон валяет перед ним дурака? По реакции Клеона было очевидно, что он недалек от таких мыслей.

— И, тем не менее, — произнес он, — как вы посмотрите на то, чтобы сделать такие предсказания, — доказательные с точки зрения математики или нет, — неважно, предсказания, которые позволят официальным властям направить реакцию общества в правильном, нужном направлении?

— Но зачем вы требуете этого от меня? Правительство в состоянии справиться с этой задачей и без посредника.

— Властям значительно сложнее. Совершенно неочевидно, что им поверят.

— Почему вы уверены, что поверят мне?

— Вы — математик. Вы просчитаете будущее, а не… а не прочувствуете его, если можно так выразиться.

— Боюсь, что я не справлюсь!

— Откуда вы знаете? — Клеон наблюдал за ним, прищурив глаза. Потом наступило молчание. Селдон ощутил, что попал в ловушку. Если это прямой приказ Императора, то отказ становится невозможным. Если он откажется — его могут арестовать или казнить. Не без судебного разбирательства, разумеется, но мало вероятно, что судебные власти вынесут решение против воли Верховного. После затянувшегося молчания он промолвил:

— Я не стану этим заниматься!

— Почему?

— Если от меня потребуется предсказать далекое, туманное будущее, которое не настанет до смены одного-двух поколений, куда ни шло! Общество вряд ли обратит на это особое внимание. Мало кого волнует, что произойдет с обществом через века. А чтобы достичь желаемого, — продолжил Селдон, — мне потребуется предсказать такие события, результаты которых сбудутся в недалеком, реальном будущем. И только такие предсказания вызовут у людей доверие. Рано или поздно, скорее всего раньше, чем можно себе представить, мое предсказание не сбудется. И моя бесполезность станет очевидной для всех. Но и с этим вы. Ваше Величество, разумеется, справитесь. Самое же страшное в том, что это окажет существенное влияние на все последующее развитие психоистории как науки, и решение интереснейшей задачи отодвинется, на неопределенное время.

Клеон резко опустился в кресло и исподлобья уставился на Селдона.

— И это все, на что вы, математики, способны?

Селдон отозвался безнадежно и устало:

— Именно вы, Сир, настаиваете на невозможном.

— А теперь я устрою тебе проверку. Допустим, я попрошу тебя применить свои знания математика и сказать мне: возможно ли, что на меня будет совершено покушение в ближайшие несколько дней? Ну, что ты мне ответишь?

— Моя математическая система не дает ответа на такой специфический вопрос, даже если предположить, что психоистория работает как часы. Если собрать всю технику, существующую в Мире, даже и тогда нельзя предсказать поведение отдельно взятого электрона, только совокупность множества явлений.

— Тебе лучше известны возможности математики. Попробуй сделать обоснованное предположение. Возможно ли когда-либо в будущем покушение на меня?

Селдон мягко ответил:

— Сир, вы приготовили мне ловушку. Или скажите мне, что вы хотите услышать, или обещайте, что я имею право сказать то, что думаю и не буду наказан за это.

— Говори то, что думаешь!

— Вы даете мне слово чести?

— Тебе необходимо письменное подтверждение? — саркастически обронил Клеон.

— Мне достаточно просто вашего слова! — отозвался Селдон с оборвавшимся сердцем. У него не было уверенности в том, что это так.

— Даю тебе слово чести!

— Тогда я вам отвечу так. На протяжении последних четырех веков добрая половина императоров была убита, из чего я заключаю, что ваши шансы — один к двум.

— Любой дурак мог бы дать такой прогноз, — презрительно бросил Клеон. — Для этого математика не нужна!

— Но, Сир, я уже неоднократно объяснял вам, что мои математические выкладки не годятся для практических задач.

— Ты даже не допускаешь мысли о том, что я хорошо выучил урок, который мне преподали мои незадачливые предшественники?

Селдон глубоко вздохнул, как перед погружением.

— Нет, Сир. Весь ход истории доказывает, что мы не извлекаем уроков из прошлого. Вот вам и доказательство: вы удостоили меня аудиенции. Почему вы уверены в том, что я не замышляю покушения на вашу жизнь? Разве не так, Сир? — торопливо прибавил он.

Клеон улыбнулся без тени юмора.

— Дорогой мой, ты не учитываешь нашу основательность и достижения современной техники. Мы подробно изучили твое прошлое, мы располагаем твоей подробной записью. Когда ты прибыл на планету, тебя сканировали. Твои высказывания и запись голоса были проанализированы досконально. Нам до мельчайших подробностей известно твое эмоциональное состояние — практически, нам известно, о чем ты думаешь! И если бы была хоть малейшая неуверенность в твоей благонадежности, тебя бы не допустили в мои покои. Фактически, ты бы уже не жил сейчас! Отвратительная тошнота волной прокатилась по телу Селдона, но он продолжил:

— Людям, не приближенным к Императору, всегда достаточно трудно добраться до Вашего Величества, даже и при менее развитой технике. И, тем не менее, почти все покушения совершались во дворце. Именно непосредственное окружение представляет наибольшую опасность для жизни Императора. И от этой опасности тщательная проверка чужаков не спасет. А что касается вашего собственного окружения: чиновников, членов правительства, близких — вы лишены возможности досматривать за ними так же, как за мной. Клеон ответил:

— Мне это известно не хуже, чем тебе! Я стараюсь быть справедливым по отношению к ним и стараюсь не вызывать неприязни.

— Какая глупость, — начал Селдон и осекся, смутясь.

— Продолжай, — зло приказал Клеон, — я позволил тебе говорить то, что ты думаешь.

Так, по-твоему, я — глупец?

— Слово сорвалось, Сир. Я хотел сказать — это самообман. Вы все равно вынуждены быть подозрительным. Это свойственно людям вообще! Одно неосторожное слово, подобное тому, что вырвалось у меня, неверный жест, сомнительное высказывание — и вы вынуждены удалять от себя окружение. А любая тень подозрения приводит в движение порочный круг. Ваше окружение почувствует вашу подозрительность, и у них возникнет ответная реакция, их поведение изменится. Ваша подозрительность усилится; в конце концов, это может привести к покушению. И это неизбежно сопутствовало правлению любого Императора в прошлые века.

Доказательство этому — прошедшие четыре столетия. И это всего лишь одна из сторон все более возрастающей сложности Императорского правления.

— Тогда не стоит и предпринимать никаких усилий, чтобы обезопасить себя.

— Да, Сир, — ответил Селдон. — С другой стороны, вы можете оказаться более удачливым, чем другие… Пальцы Клеона слегка подрагивали на подлокотнике кресла. Резким тоном он ответил:

— От тебя, как и от твоей психоистории, нет никакой пользы. Оставь меня!

При этих словах Император отвернулся. Неожиданно Селдону показалось, что он стал намного старше своих тридцати двух лет.

— Я сказал, что мои математические выкладки не могут быть вам полезны, Сир. Примите мои глубокие извинения. — Селдон хотел поклониться, но в одно мгновение вошли двое охранников и вывели его из апартаментов. До Селдона донесся голос Императора:

— Верните этого человека туда, откуда он был доставлен!

4

Неожиданно возник Эдо Демерзел и бросил в сторону Императора исполненный глубокого почтения взгляд.

— Сир, у вас испортилось настроение?

Клеон поднял на него глаза и, не без видимых усилий, попытался улыбнуться.

— Пожалуй, так. Этот человек говорил весьма неутешительные вещи.

— Но ведь он и не обещал того, что не мог выполнить.

— Он ничего не может выполнить.

— Но ведь он ничего и не обещал, Сир!

— Это-то и огорчает.

Демерзел заметил:

— Возможно, даже несколько хуже — этот человек, как непристрелянное орудие, Сир!

— Непристрелянное — что? Демерзел, ты так часто употребляешь странные выражения… Что значит орудие?

Дермезел спокойно пояснил:

— Это выражение я услышал в юности, Сир. Император и сам часто использует странные высказывания, неизвестные на Транторе, а также многие выражения, бытующие на Транторе и неизвестные в других местах.

— Ты пришел, чтобы напомнить мне, что Империя велика? Что ты хотел сказать этим сравнением с непристрелянным орудием?

— Только то, что оно может причинить много беспокойства, если его не отрегулировать. Этот человек сам не знает своей силы. Или значимости.

— Тебе удалось что-либо выяснить, Демерзел?

— Да, Сир. Он провинциал. Он не знает Трантора и его обычаев. Он никогда не был на этой планете раньше и не может вести себя как воспитанный человек, как придворный. И, однако, он держался достойно в вашем присутствии.

— А почему бы ему не держаться достойно? Я позволил ему говорить. Я обошелся без церемоний. Отнесся к нему, как к равному.

— Не совсем так, Сир. Вы не можете относиться к другим, как к равным. Вы привыкли повелевать. И даже при вашем расположении к человеку мало найдется людей, которые смогут так держать себя. Большинство из них были бы бессловесны или, хуже того, раболепствовали или льстили вам. Этот же — выстоял.

— Ну, можешь восхищаться им сколько угодно, Демерзел, но мне он не понравился. — Клеон выглядел задумчивым и раздосадованным. — Он даже не попытался объяснить мне свои математические выкладки! Это выглядело так, словно он был уверен в том, что я не смогу понять ни одного слова.

— Вряд ли бы вы и поняли, Сир. Вы не математик, не ученый, не артист. Существует множество областей знаний, в которых вы знаете меньше других. Их дело разбираться в своих вопросах, чтобы служить на благо вам. Вы — Император и призваны воспользоваться их знаниями в совокупности.

— Неужели? Меня бы нисколько не задело, если бы мне дал это почувствовать человек умудренный опытом и годами. Но этот Селдон… он ведь моих лет. Когда он успел узнать так много? Приобрести такие познания?

— Должно быть, ему никогда не приходилось изучать искусство повелевать и принимать решения, от которых зависит жизнь всех людей в Империи.

— Демерзел, иногда мне кажется, что ты смеешься надо мной!

— Сир?! — укоризненно произнес Демерзел.

— Ну, хорошо, — оставим эту тему. Вернемся к твоему непристрелянному орудию. Почему ты решил, что он опасен? Мне он показался простодушным провинциалом.

— Так оно и есть. Но в его руках — перспективная идея.

— Он только и делал, что убеждал меня в обратном!

— И, тем не менее, вы по-прежнему убеждены в полезности его теории. Я в этом уверен после ваших объяснений. Возможно, и другие думают аналогично. Кроме того, и сам математик может изменить свое мнение, стоит ему сосредоточить свое внимание на этом предмете. И кто знает, может быть, он уже нашел приложение своим теориям. А если это так, то возможность предвидения и управление будущим, как ни фантастично это звучит сейчас, — может дать человеку огромную власть над другими. И даже если он не стремится к этой власти сам, а такое самоотречение всегда кажется мне подозрительным, то этим могут воспользоваться другие.

— Я пытался склонить его на нашу сторону. Он сказал, что он не может принять такого предложения.

— Но ведь он и не отказался. Вполне вероятно, что он передумает. И если его не заинтересовало предложение Вашего Величества, то не стоит исключать вероятность того, что его уговорит, скажем, Мэр Вии.

— Какая ему разница, кому помогать! Почему Вие, а не нам?

— Очевидно, следуя его же объяснениям — трудно предугадать человеческие поступки и эмоции.

Клеон помрачнел и сидел некоторое время в глубокой задумчивости.

— Ты допускаешь, что он может развить психоисторию до такого уровня, что она принесет нам реальную пользу? Он так уверен в обратном!