Солнечный пес

— Как вы познакомились?

— Однажды оказал ему услугу. — Поп чиркнул о ноготь спичкой, укрывшись от Кевина за облаком дыма.

— Какую услугу?

— А вот это касается только его и меня. Как вот это дело… — он указал на стопку фотографий, — касается только меня и тебя. Вот что я хочу сказать.

— Ну… конечно… пожалуй. Должен я ему что-нибудь говорить?

— Нет! — чирикнул Поп. — Я позабочусь обо всем.

Выходя из магазина, Кевин Дэлевен знал только одно: он хотел, чтобы все это закончилось раз и навсегда.

* * *

Поп еще минут пять сидел, глубоко задумавшись. Он вынул трубку изо рта, забарабанил пальцами по столу. Табачный дым рассеялся, и Кевин бы увидел, что глаза у мистера Меррилла сейчас холодные, как декабрьский ветер.

Резким движением Поп снял с рычага телефонную трубку, позвонил в магазин фото- и видеотоваров в Льюистоне. Задал два вопроса. На оба получил положительные ответы. И вновь начал выстукивать пальцами барабанную дробь. Возможно, по отношению к мальчику он собирался поступить несправедливо, но Кевин приоткрыл завесу над тем, чего не только не понимал, но и не хотел понять.

Так или иначе, Поп не мог позволить мальчику сделать то, что тот задумал. Правда, мистер Умелец еще не решил, чего, собственно, хочет он сам, но все равно следовало заранее подготовиться к различным вариантам развития событий.

Подготовка еще никому не вредила.

Он барабанил пальцами по столу и гадал, что же увидел мальчик на фотографиях. Мальчик, вероятно, думал, будто Поп это знает или может знать, но Поп не имел ни малейшего представления, о чем идет речь. Мальчик мог сказать ему в пятницу. А мог и не сделать этого. Но если мальчик не скажет, то наверняка проговорится его отец, которому Поп в свое время одолжил приличную сумму, чтобы тот мог поставить деньги на исход плей-офф. Мистер Дэлевен поставил не на ту команду, но жена об этом так и не узнала.

Понятно, что отцам далеко не все известно о своих сыновьях, после того как им исполняется пятнадцать. Поп, однако, помнил, что Кевину только-только исполнилось пятнадцать, так что его отец знал о нем почти все или… мог выяснить.

Он улыбнулся и продолжал барабанить по столу до тех пор, пока все часы не начали отбивать пять часов.

ГЛАВА 4

В пятницу, в два часа дня Поп Меррилл перевернул табличку, что висела у него на двери, с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО», сел за руль «шевроле» выпуска 1959 года. Машина поддерживалась в идеальном состоянии, и совершенно бесплатно, заботами Сонни Джекетта, который заведовал станцией технического обслуживания «Тексако» (и все благодаря небольшому займу, который Поп выдал Сонни в 1969 году и тем самым уберег его от крупных неприятностей. Причем Сонни, как и многие другие жители Кастл-Рока, и под страхом смерти не признался бы, что знаком с Попом, а уж тем более в том, что брал у него в долг).

Поп направился в Льюистон. Город этот он ненавидел, потому что все улицы там, за исключением двух или трех, были с односторонним движением. И в этот раз, как и всегда. Поп, следуя указателям, изрядно покружил по городу. Наконец припарковал машину, причем не так уж близко от магазина, и остаток пути прошел пешком — высокий худощавый мужчина в брюках цвета хаки с отглаженными стрелками и в синей рубашке, застегнутой на все пуговицы.

Витрину магазина кино- и видеотоваров украшала карикатура, на которой человек вконец запутался в рулонах кинопленки. Надпись под карикатурой гласила: «УСТАЛИ БОРОТЬСЯ? МЫ ПЕРЕСНИМЕМ ВАШИ 8-МИЛЛИМЕТРОВЫЕ ФИЛЬМЫ (И ДАЖЕ ФОТОГРАФИИ!) НА ВИДЕОПЛЕНКУ!»

«Еще одно чертово изобретение, — подумал Поп, открывая дверь и входя в магазин. — Только его миру и не хватало!»

Но мистер Меррилл относился к тому типу людей, которые не считали зазорным воспользоваться тем, что осуждали, если это что-то могло принести выгоду. Он бросил несколько слов продавцу, и тот сразу вызвал хозяина магазина. Они знали друг друга много лет (некоторые остряки говорили, что, возможно, с тех пор, как Одиссей отправился в свое плавание). Хозяин магазина пригласил Попа в свой кабинет — где они пропустили по рюмочке.

— Странный подбор фотографий, — заметил хозяин магазина.

— Знаю.

— А на видео они выглядят еще более странными.

— Другого я и не ожидал, — невозмутимо констатировал Поп.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Да.

— Тогда катись к черту, — фыркнул хозяин магазина, и они по-стариковски похихикали.

Поп ушел через двадцать минут с видеокассетой и новенькой полароидной камерой «Солнце-660» в нераспечатанной коробке.

Он позвонил Кевину домой и не удивился, услышав в трубке голос его отца.

— Если ты дуришь голову моему мальчику, я тебя убью, старая змея, — без преамбулы прорычал Джон Дэлевен.

Поп услышал и изумленно-обиженный возглас Кевина: «Папа!»

Губы Попа искривились, обнажив зубы, кривые, все в камне, желтые от табака, зато свои, а не искусственные. Если бы Кевин увидел его в этот момент, то был бы очень удивлен: вряд ли он узнал бы в мистере Меррилле доброго мага объектива.

— Значит, так, Джон. Я лишь пытался помочь твоему мальчику с его камерой. Ничего больше. — Поп помолчал. — Точно так же, как когда-то помог тебе, когда ты очень уж уверовал в силу одной баскетбольной команды, вот что я хочу сказать.

Оглушающая тишина в трубке подсказала ему. Джон Дэлевен тоже мог многое сказать по этому поводу, но находившийся рядом Кевин успешно выступал в роли кляпа.

— Твой сын ничего об этом не знает. — Неприятная улыбка Попа стала шире. — Сказал, что это не его дело. Я бы даже не вспомнил о той ставке, если бы знал другой способ привести тебя сюда, вот что я хочу сказать. Ты должен кое-что увидеть, Джон, иначе ты не поймешь, почему мальчик хочет расколотить камеру, которую ты ему купил…

— Расколотить?!

— …и почему я думаю, что это чертовски хорошая идея. Так ты придешь с ним или нет?

— Я же не в Портленде, черт побери!

— На табличку «ЗАКРЫТО» внимание не обращайте. — Тон Попа ясно указывал, что он привык добиваться желаемого и не собирался менять установившегося порядка. — Просто постучите.

— Кто подсказал мальчику твое имя, Меррилл?

— Я его не спрашивал, — отчеканил Поп, а затем добавил, обращаясь уже к тикающим часам и стопкам старых журналов: — Я только знаю, что он пришел. Как приходили и еще придут другие.

* * *

Дожидаясь Джона и Кевина Дэлевенов, Поп достал из коробки «Солнце-660», а коробку упрятал на самое дно корзинки для мусора, что стояла у него под верстаком. Не спеша осмотрел камеру, зарядил прилагающейся пробной кассетой на четыре фотографии, открыв объектив. Слева от серебристого зигзага-молнии, выдавленного на корпусе, вспыхнула красная лампочка, погасла и начала мигать зеленая. Поп не удивился, почувствовав неодолимое желание на этом остановиться. «Бог ненавидит трусов», — напомнил он себе и нажал на спуск.

«Империю изобилия» залило море нестерпимо яркого белого света. Камера зажужжала и выплюнула полароидную фотографию. Поп смотрел на нее так же зачарованно, как и клан Дэлевенов, ожидая проявления первого снимка, сделанного Кевином.

Старик Меррилл говорил себе, что эта камера совсем другая, самая что ни на есть обычная, но у него все мышцы свело от напряженного ожидания. И если бы сейчас скрипнула половица, Поп наверняка бы вскрикнул.

Но половица не скрипнула, процесс проявления закончился, и на фотографии проявилось то, что и должно было проявиться: часы собранные, часы разобранные, тостеры, стопки старых журналов, перевязанные бечевкой, лампы под ужасными абажурами, оценить которые могли только англичанки из высших сословий, полки с книжками в бумажной обложке (по шесть штук за доллар) с названиями вроде «Черноволосая прелестница» или «Жар плоти», а на втором плане — пыльная витрина. На ней даже читались буквы «ИМПЕР…». Остальное заслоняло бюро.

Никакой зловещей фигуры над могилой, никакой кровожадной куклы в комбинезоне, размахивающей ножом.

И только сейчас, глядя на пробную фотографию, Поп понял, насколько эта история задела его за живое.

Он вздохнул, бросил снимок в корзинку для мусора, выдвинул ящик с инструментами и достал маленький молоток. Крепко ухватил камеру левой рукой, ударил по ней молотком. Не со всей силы, да этого и не требовалось. На века срабатывали вещи в прошлом. Теперь же чудеса современной науки: синтетические материалы, новые сплавы, полимеры — Бог знает что! Как ни назови, все одно — сопли. Вот какие материалы нынче стали самыми ходовыми. И не требовалось больших усилий, чтобы разбить камеру, сделанную из соплей.

Зазвенели линзы, полетели осколки пластика. Вот тут Поп призадумался. С какой стороны отлетел кусок на камере Кевина: с правой или с левой? Он нахмурился. Вроде бы с левой. Но Дэлевены едва ли об этом вспомнят, едва ли что заметят. Однако Поп никогда не надеялся на авось. Лучше заранее подготовиться ко всем неожиданностям.

Целесообразнее.

Он убрал молоток, маленькой щеточкой смел осколки стекла и пластика со стола на пол. Положил щеточку в ящик, достал разметочный карандаш и остро заточенный нож прочной стали. Карандашом обвел тот участок, что откололся от корпуса камеры, которую задела Мег, затем ножом прорезал по контуру глубокую канавку. Убрал нож и скинул новую камеру с верстака, полагая добиться того же результата, что и Мег; к тому же он ослабил пластик в нужном месте.

Все прошло как по писаному. Поп еще раз осмотрел камеру, у которой к разбитым линзам добавилась дыра в корпусе, и засунул ее под верстак.

Теперь оставалось лишь ждать прибытия Дэлевенов. Поп взял видеокассету, поднялся в свою квартирку над магазином и положил ее на видеомагнитофон, который купил, чтобы изредка смотреть порнофильмы, сел в кресло и раскрыл газету. Авиакатастрофа в Пакистане. Сто тридцать убитых. «Эти идиоты постоянно гибнут, — подумал Поп, — но оно и к лучшему. Чего плодить нищету». Он заглянул в спортивный раздел, чтобы узнать, как дела у «Ред сокс». Похоже, они сохраняли шансы на победу.

ГЛАВА 5

— О чем вы говорили? — спросил Кевин. В доме они были вдвоем: Мег ушла в балетный класс, миссис Дэлевен играла в бридж с подругами. Обычно она возвращалась не раньше пяти часов, с большой пиццей и последними светскими новостями: кто с кем развелся, а кто только собирался развестись.

— Не твое дело, — резко ответил мистер Дэлевен.

День выдался прохладным. Поэтому мистер Дэлевен стал искать куртку. Но вдруг повернулся к сыну, который стоял в дверях уже в куртке и с полароидной камерой «Солнце-660» в руке.

— Ладно, недоговоренностей между нами никогда не было. Думаю, незачем выходить на эту тропу. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Да, — ответил Кевин, подумав: «Я точно знаю, о чем ты говоришь, вот что я хочу сказать».

— Твоя мать об этом даже не подозревает.

— Я ей не скажу.

— Вот этого не надо, — осадил отец. — Не начинай врать, иначе не остановишься.

— Но ты же сам…

— Да, ничего ей не говорил. — Дэлевен-старший нашел куртку. — Она никогда не спрашивала, вот я и не говорил. Если мама никогда не спросит тебя, не скажешь и ты. Ты уловил разницу?

— Да. По правде сказать, уловил.

— Отлично, — кивнул мистер Дэлевен. — Отлично… именно так мы и поступим. Если мама спросит, тебе… нам… придется рассказать. Если нет — не придется. По таким законам живут в мире взрослых. Кому-то это может не понравиться, но жизнь есть жизнь. Ты готов с этим согласиться?

— Да. Полагаю, что да.

— Хорошо. Тогда в путь.

Они вышли из дома, на ходу застегивая молнии. Ветер взъерошил волосы на висках мистера Дэлевена, и Кевин впервые заметил не без удивления: его отец начал седеть.

— Дело-то, в общем, пустяковое. — Похоже, говорил мистер Дэлевен сам с собой. — Как и все, что касается Попа Меррилла. Он всегда работал по мелочам, если ты понимаешь, о чем я.

Кевин кивнул.

— Он человек богатый, но источник его доходов не магазин утиля. В Касл-Роке он играет роль Шейлока.

— Кого?

— Не важно. Рано или поздно ты эту пьесу прочтешь, не такое уж у нас дерьмовое образование. Меррилл ссуживает деньгами под процент, который превышает разрешенный законом.

— А почему люди занимают у него деньги? — спросил Кевин: они шли к центру городка, под деревьями, с которых медленно слетали красные, пурпурные и желтые листья.

— Потому что не могут занять их в другом месте, — мрачно ответил мистер Дэлевен.

— То есть они некредитоспособны?

— Можно сказать, да.

— Но мы… ты…

— Да, сейчас все в порядке. Но так было не всегда. Когда мы с твоей матерью поженились, с деньгами у нас было не густо.

Отец долго молчал, а Кевин не решался задавать вопросы.

— Так вот, один парень ужасно гордился успехами «Кельтов». — Мистер Дэлевен смотрел себе под ноги, словно боялся споткнуться, упасть и сломать спину. — В плей-офф они вышли на «Филадельфийских семидесятников». Они, «Кельты», считались фаворитами, но у меня было такое чувство, что «Семидесятники» их сделают, во всяком случае, в том чемпионате.

Он взглянул на сына. Они уже спускались по склону Касл-Хиллз, направляясь к единственному в городе светофору, висящему над перекрестком Нижней главной улицы и Уотермилл-лайн. За перекрестком Оловянный мост оседлал Касл-стрим. Его металлические фермы четко выделялись на темно-синем фоне осеннего неба.

— В те дни я мог с кем-нибудь поспорить на пять долларов, точнее, на меньшую сумму, на четвертак или пачку сигарет.

Кевин посмотрел на отца, и тот перехватил его взгляд.

— Да, в те дни я курил. Теперь не курю и не делаю ставок. После того самого случая. Излечился; раз и навсегда.

Мы с твоей матерью были женаты уже два года. Ты еще не родился. Я работал помощником землемера и каждую неделю приносил домой сто шестнадцать долларов. За вычетом налогов.

Тот парень, что гордился «Кельтами», работал у нас инженером. Он даже на работу ходил в фирменном свитере «Кельтов», с цифрой на спине. За неделю до плей-офф он только и говорил, что хочет найти глупого смельчака, который согласится поставить на «Семидесятников», потому что иначе четыреста припасенных у него долларов не принесут прибыли.

А мой внутренний голос настойчиво твердил, что выиграют «Семидесятники», поэтому за день до начала стыковочных игр я подошел к нему во время перерыва на ленч. Сердце просто выпрыгивало из груди, такой меня разбирал страх.

— Потому что у тебя не было четырехсот долларов, — кивнул Кевин. — У этого парня они были, а у тебя не было.

Мальчик пристально смотрел на отца, начисто забыв про полароидную камеру. Ее тайна померкла перед откровением: в молодости его отец вел себя глупо, как многие другие. Значит, и он, Кевин, не застрахован от подобных глупостей, и он, Кевин, вступив в мир взрослых, может поддаться безотчетному импульсу. Как поддался его отец.

— Все правильно, сынок.

— И все-таки ты с ним поспорил.

— Не сразу. Я сказал, что, по моему разумению, «Семидесятники» выиграют, но четыреста долларов слишком крупная сумма для человека, который работает помощником землемера.

— Но ты предупредил его, что денег у тебя нет?

— Нет, Кевин. Я намекнул: мол, деньги у меня есть, только не могу позволить себе потерять такую сумму. Я сказал, что ставка в четыреста долларов для меня — слишком большой риск. Вроде бы я не лгал, но и говорил далеко не всю правду. Ты меня понимаешь?

— Да.

— Не знаю, что бы из этого вышло, может, и ничего, но тут звонок возвестил об окончании перерыва. А инженер возьми да предложи: «Я согласен поставить два своих против каждого твоего доллара. Мне без разницы. Мои денежки все равно останутся в моем кармане». И, прежде чем я понял, что происходит, мы ударили по рукам в присутствии десятка мужчин. Когда я в тот вечер возвращался домой и подумал о том, что скажет твоя мать, если узнает обо всем, мне пришлось свернуть на обочину. Я едва успел открыть дверцу машины, и меня вырвало.