Убийце - Гонкуровская премия

Но внутренний голос твердил: помни, старинный метод говорит -- нет ничего ненужного, каждая деталь, даже самая незначительная на первый взгляд, играет роль.

Жозэ встал и вышел в коридор.

Он сразу же увидел на пороге кабинета Бари бумажный шарик. Он никуда не делся, никуда не закатился. Жозэ подошел и поднял бумажку.

Это оказался листик, вырванный из записной книжки. На нем стояло число: 18 июля.

Жозэ узнал почерк главного редактора. Изящный почерк, не соответствующий характеру Бари. Все буквы были округленной формы, четкие, старательно выведенные, и многие из них не сливались с соседними.

, -- сказал себе Жозэ.

На листке было набросано стихотворение, вернее, начало стихотворения, черновик. Видимо, он не удовлетворил автора, и тот, перечеркнув его двумя волнистыми линиями, скомкал.

, -- прошептал Жозэ.

Вот что было на бумажке:

Сегодня вечером... (Название)

Прощай, прощай, сгущается вечер,

Город погружается в сон,

Где же огни мои?

(Автор сперва написал: , потом зачеркнул слово и заменил его словом .)

Где же память о тебе,

Прощай, прощай. В тишину

Оденется город,

В безмятежность...

На этом стихотворение обрывалось.

Жозэ присвистнул. Первым его желанием было смять бумажку, и он уже размахнулся, чтобы забросить ее подальше, но передумал, развернул листик, старательно разгладил его и заново перечитал стихотворение...

В этот момент с первого этажа здания донесся выстрел. Затем второй.

5. УБИЙЦА ГДЕ-ТО БЛИЗКО

Угадай, если можешь, и выбирай, если

осмелишься.

Нивель де ла Шоссе

Жозэ побежал к лифту. Он нажал на кнопку вызова. Зажегся красный глазок.

Тихо заколебались тросы.

Кабина пошла наверх.

Жозэ снова подумал о Симони, о человеке в зеленой накидке, который боялся возвращаться домой по темной набережной.

. Перед глазами Жозэ возникла прогуливающаяся по набережной фигура в развевающейся накидке.

Потом ее сменило лицо Бари, его тяжелый затылок, круглый большой нос, лысый череп. .

До чего же долго поднималась кабина! Секунды текли с убийственной медлительностью.

Что увидит он там, внизу?

В памяти всплыла одна фраза.

Он машинально повторил ее про себя.

И теперь она не выходила у него из головы.

Жозе посмотрел направо, потом налево, вглядываясь в оба конца коридора, и подумал, что так же вот осматривался Симони, ожидая, что кто-то вдруг появится.

Неизвестно кто...

Вот это и было самым тягостным в сегодняшнем вечере. Беспрерывно возникали все новые вопросы. Загадочное существо. У книги нет автора. Нельзя представить себе, как он выглядит. По телефону слышали его голос, но непонятно было даже, женщина это говорит или мужчина. Никто. Господин Никто.

Полная неопределенность.

А теперь еще вдобавок эти выстрелы в ночной тишине... Еще какая-то драма, и он ничего не может узнать, потому что кабина никак не поднимется.

Гул лифта постепенно замирал. Показалась крыша кабины. Сейчас раздастся щелчок, кабина вздрогнет и остановится.

Останется открыть решетчатую дверцу, потом стеклянную, войти в кабину, нажать кнопку , спуститься вниз и наконец узнать, что озна...

Кабина подняла чье-то тело.

Вернее, там, привалившись к стенке, согнувшись, поддерживая левую руку правой, стоял мужчина.

-- Д'Аржан! -- воскликнул Жозэ.

В лифте действительно стоял д'Аржан. У него был крайне взбудораженный вид, лицо его время от времени искажалось от боли.

-- Старина, что с вами? Вы ранены?

-- Кажется, не очень серьезно, -- тихо сквозь зубы проговорил д'Аржан.

-- Пойдемте!

Жозэ увлек д'Аржана в приемную и усадил в кресле.

-- О! -- воскликнул д'Аржан, силясь выдавить улыбку. -- Я еще легко отделался.

-- В плечо? -- спросил Жозэ.

-- Да.

-- Вы сможете добраться до моего кабинета? Здесь не очень-то жарко...

Жозэ помог ему дойти.

На уровне плеча в плаще д'Аржана виднелась выжженная пулей дырочка. С помощью Жозэ д'Аржан снял с себя плащ и пиджак. Рана слегка кровоточила, но, к счастью, оказалась поверхностной. Пуля только коснулась плеча...

-- Рана легкая, -- сказал репортер.

-- Разорвите рубашку, -- попросил литературный обозреватель.

-- Не надо. Дайте мне ваш носовой платок... Я смочу его под краном.

Жозэ закатал д'Аржану рукав до самого плеча, обнажил его худую загорелую руку и, свернув платок, промыл рану и наложил повязку.

-- Так что же произошло?

-- Все очень просто. Видимо, я попался под руку нашему писателю...

-- Как это так?

-- Должен признаться, что, когда мы с вами расстались, я уже был настороже. Наша редакция и люди, которые здесь работают, бесспорно, интересуют нашего приятеля, я имею в виду того, чье лицо мы мечтаем увидеть. Почему он позвонил Симони и уговаривал его пойти повидаться с вами? Короче говоря, меня тревожило, что вы остаетесь здесь в одиночестве. Я медленно спускался вниз. Когда я выходил из здания, мне показалось, будто кто-то мелькнул справа от меня, в конце улочки. Но это мог быть случайный полуночный прохожий, и я, как обычно, пошел налево к своему дому. Я сделал несколько шагов. Все было спокойно. Проехали две или три машины. Метров через пятьдесят мне почему-то вздумалось обернуться. Я увидел у дверей редакции какую-то фигуру. Но в то же мгновение она растворилась в темноте. И вот тут я дал маху. Я бегом вернулся назад и, видимо, привлек внимание этого... посетителя. Но я подумал о вас, что страшно оставлять вас одного. У входа никого не было, и я вошел в холл. Как вы знаете, там всегда горит свет, только у лифта темновато. Я никого не увидел...

Д'Аржан сделал гримасу.

-- Не двигайте рукой, -- сказал Жозэ. -- Дня через два все пройдет. А сейчас, конечно, поболит.

-- Я пошел к лифту, -- продолжал д'Аржан, -- по-прежнему никого. Но, вероятно, этот субъект решил, что я его вижу или увидел еще раньше. И он выстрелил. Я услышал, как мимо меня просвистела пуля...

-- С какой стороны стреляли?

-- Слева от лифта. Там есть чуланчик, куда уборщицы складывают свои щетки и тряпки.

-- А второй выстрел, ранивший вас?

-- Минутку... Мне стало жутковато. Я не трусливее других, но все же... Ведь я стоял перед врагом, и довольно предприимчивым врагом, не имея возможности дать отпор. У меня было два пути отступления: входная дверь и лифт. Я выбрал лифт. Если бы я побежал к выходу, я бы попал на освещенное пространство. Я открыл решетчатую дверцу, потом внутреннюю и тут же обе захлопнул за собой. Я сразу же понял свою глупость. Я просто потерял голову. В лифте я превратился в великолепную мишень, ведь кабина автоматически освещается, как только в нее заходишь...

-- И в этот момент я вызвал лифт. Я услышал выстрел...

-- Нет, -- прервал его д'Аржан, улыбаясь через силу. -- Вы вызвали лифт после второго выстрела и этим спасли мне жизнь. Ведь второй раз в меня стреляли, когда я уже стоял в кабине.

-- Значит, он стрелял снаружи, сквозь стекло? -- спросил Жозэ.

-- Совершенно верно. Почти в упор. Пуля задела мне плечо и пробила второе стекло кабины. От боли я присел. Стрелявший, возможно, решил, что я серьезно ранен, и в этот момент благодаря вам лифт стал подниматься...

-- Да, словом, вы были на волоске...

-- И все же я убежден, что ему был нужен не я.

-- А кто же?

-- Вы, именно вы! Вы же были один на всем этаже.

-- Черт побери! -- проговорил репортер, почесывая затылок. -- Вы во что бы то ни стало хотите нагнать на меня страху. Но я благодарен вам. Вы вернулись ради меня. Одного я не понимаю... Если мне угрожает этот... этот субъект, -- предположим, он и есть Дубуа, -- то почему же он так глупо привлекает к себе мое внимание. Он позвонил Симони и назвал ему мою фамилию. Симони предостерег меня. Потом убийца является ночью в редакцию, чтобы прикончить меня. Хм! Тут что-то не то.

-- Можно предположить и другое, -- сказал д'Аржан, -- что этот господин пришел сюда без всяких дурных намерений. Думал, что в редакции никого нет. Я же оказался ненужным свидетелем. Я мог бы впоследствии опознать его, и он решил убрать меня с пути.

-- Это, пожалуй, логичнее, -- заметил Жозэ, опустив голову.

-- Во всяком случае, вы подоспели вовремя.

-- Вы думаете, он выстрелил бы в третий раз?

-- Кто знает, все может быть!

-- И опять нам не удалось увидеть его лицо, -- сказал Жозэ. -- Он держался в тени. А ведь стрелял с очень близкого расстояния.

Д'Аржан задумался.

-- Не знаю... Я видел вытянутую в сторону кабины руку, она была в кожаной перчатке. Впрочем, я в этом не убежден. Возможно, это мне показалось. Вы же понимаете, как меня ошарашил этот выстрел. Потом...

Понизив голос, д'Аржан продолжал:

-- Я испугался, очень испугался!

-- А сейчас как вы себя чувствуете? -- спросил репортер.

-- Ничего, даже, пожалуй, совсем хорошо. Рана, правда, побаливает, но в общем-то она пустяковая. А я ведь чуть не сыграл в ящик!

-- Да, -- задумчиво проговорил Жозэ, -- этот человек с легкостью пускает в ход револьвер, но, видимо, ему далеко до снайпера. Он стреляет много и плохо... Три выстрела в Муассаке, два сегодня, -- он рассмеялся и покачал головой. -- Все-таки мне кажется, что это один и тот же преступник. Мы ничего о нем не знаем. Ничего. Надо ждать. Который теперь час? Уже три. Меньше чем через два часа приедет шофер и отвезет меня в Бурже.

Д'Аржан встал и принялся неловко натягивать на себя пиджак.

-- Неприятная история, -- сказал Жозэ, помогая ему. -- Надо было бы наложить вам настоящую повязку, но здесь нет ничего подходящего.

-- У меня дома найдется все, что нужно, и я могу действовать правой рукой, -- успокоил его д'Аржан. -- Это же царапина.

-- Проводить вас?

-- Не стоит. Думаю, что наш друг, этот писатель-гангстер, уже удрал.

-- Да, кстати, а где был ночной сторож? Он ничего не слышал?