Убийце - Гонкуровская премия

-- Конечно, -- ответил д'Аржан. -- Минутку...

Жозэ остался вдвоем с поэтом.

В огромном здании сейчас было относительно тихо. Стук телетайпов наконец прекратился. Ротационные машины перестали сотрясать стены. Из всех дверей доносились голоса -- ночные редакторы расходились по домам.

Гастон Симони настороженно огляделся и, подойдя вплотную к Жозэ, тихо сказал ему:

-- Мосье Робен, я должен... я должен признаться, что...

Жозэ, почтительно склонив голову, слушал поэта.

-- Я плохо себя чувствую, -- продолжал поэт, тяжело дыша. -- Этот телефонный звонок невероятно меня разволновал. У меня больное сердце, а день был такой беспокойный...

-- Может, вы посидите в кресле? Или что-нибудь примете?

-- Нет, нет. Просто я бы хотел поехать домой.

Человек в зеленой накидке явно трусил. Он нервно теребил полы своей накидки и все время оглядывался. Лицо его было мертвенно-бледно.

-- Я живу довольно далеко... Набережная Анжу, на острове Сен-Луи.

-- Хотите, мы попросим, чтобы вас проводили?

-- Я буду очень признателен.

Вернулся д'Аржан с газетой.

На первой полосе, над шестью колонками, чернела жирная шапка:

, которому десять академиков присудили Гонкуровскую премию, -- убийца букиниста в Муассаке?

Полная тайна.

(От наших специальных корреспондентов Жозэ Робена и Жака д'Аржана)>.

-- Вот этого-то я и хотел избежать, -- прошептал Симони, внимательно прочитав заголовок.

Жозэ развел руками, словно говоря: мы ничего не можем поделать... Все кончено...

Симони медленно сложил газету и сунул ее под накидку. Репортер облегченно вздохнул. Поэт не увидел фотографии, помещенной д'Аржаном внизу шестой колонки. Жозэ обрадовался. Слава богу, хоть этого не заметил. Фотомонтаж сделан был довольно ловко и зло: ? -- гласила подпись. -- Этот вопрос задает себе вместе со всеми Гастон Симони, поэт, известный своим сборником стихов , один из самых уважаемых членов Гонкуровской академии''>.

-- Я позвоню в гараж, -- предложил Жозэ. -- А вы, д'Аржан, проводите мосье Симони, хорошо?

-- Еще раз заранее благодарю вас за все, что вы сможете сделать для нас! -- и поэт пожал руку репортеру.

Симони с д'Аржаном направились к лифту. В слабо освещенном коридоре несколько секунд развевалась зеленая накидка, потом она исчезла за поворотом.

* * *

Наступил час, когда типография погружается в непродолжительный сон. Тюки газет готовились для отправки в экспедиции. Линотипы замолкли, слышалось только шлепанье фальцовочных машин. С рассветом начиналась короткая жизнь листков, покрытых жирной типографской краской.

В наборных цехах несколько рабочих ходили вдоль столов, которые по старинке называются талерами, и, сгребая металлические строки, кидали их в маленькие скрипучие вагонетки, чтоб отвезти в переплавку. Завтра все эти мертвые столбики оживут. Металл выплеснется на матрицы, и новые строки встанут в формы, зажужжат прессы, оттискивая полосы газеты, которые потом поступят на вращающийся барабан ротационной машины.

, -- стандартная фраза, которую говорит каждый, уходя из цеха.

Все редакторы разошлись по домам. Ушел из своей каморки около лифта и Жюль, ночной сторож.

В два часа десять минут в редакции оставалось всего четыре человека, они сидели в кабинете главного редактора.

При свете лампы с зеленым абажуром Бари лихорадочно листал железнодорожный справочник.

Неподалеку от него Рози Соваж сосредоточенно читала пробный оттиск газеты.

У двери, в глубоком кожаном кресле, приложив ко лбу ладонь, полулежал д'Аржан. Казалось, он дремлет.

Вдоль стены, заставленной стеллажами с книгами и брошюрами, тихо ходил взад и вперед Жозэ Робен.

Рози отложила газету и посмотрела на Бари. Лысая голова главного редактора поворачивалась то вправо, то влево, то опускалась, то поднималась. Бари водил указательным пальцем по иероглифам открытого перед ним справочника.

-- Нет, бессмысленно пытаться согласовать поезда, -- проговорил он глухим голосом -- сказывалась усталость от этого бурного вечера -- и отодвинул от себя расписание. -- Если вы хотите быть в Муассаке как можно раньше, лучше всего -- летите.

-- Я же это и предлагала, -- мягко заметила Рози.

Бари нахмурил брови. Поставив локти между бумагами, которыми был завален стол, он уткнулся в переплетенные пальцы. Теперь его лысый череп был ярко освещен, а на лицо падала тень, и оно напоминало причудливо вылепленную маску. Над темными глазами нависли густые брови, большой круглый нос выдавался вперед, а рот и подбородок оставались в темноте.

, -- подумал д'Аржан.

Но вот Бари пошевелил головой, передернул плечами.

-- Я понимаю, что очень важно побывать на месте преступления и самому все посмотреть... Это ваш метод, да и вообще... Но я не хотел бы вас отпускать в такое горячее время. Мне почему-то кажется, что основной узел -в Париже. Это -- парижское дело.

Жозэ сделал шаг в сторону Бари.

-- Вам кажется! Хм! Я не люблю предчувствий и предпочитаю хороший, веский довод.

-- Я хочу сказать, что убийца наверняка сейчас в Париже, -- раздраженно возразил Бари, -- и что он отсюда не уедет. Что ему делать в Муассаке? Там он может засыпаться. Зачем ему лезть волку в пасть? Стоит ли вам терять время на эту поездку?

-- Минутку, минутку, -- тихо проговорил Жозэ, -- вы же сами понимаете, что в Муассаке есть надежда что-то пронюхать... собрать материал. Обстановка, соседи, пересуды, мелкие улики, которые можно обнаружить, не прилагая больших усилий.

-- Ну хорошо, -- согласился Бари, -- но я бы предпочел, чтобы этими мелочами занялся другой репортер, а вы пошли бы по иному пути, более интересному, на мой взгляд. В общем, я считаю, что это убийство необычное и преступник -- тоже необычный человек. Это литературное преступление. Понимаете? Литературное преступление -- красиво звучит, а? Можно завтра дать такой заголовок...

-- Ну, а дальше что? -- полюбопытствовал д'Аржан.

-- А дальше вот что: Робену следовало бы пообщаться с литераторами, вместе с вами, разумеется, и пользуясь вашей помощью. Я убежден, что урожай был бы богатый. Вы, дорогой д'Аржан, умеете правильно оценивать явления, вы достаточно прозорливы, но все же вы не детектив, а литературный обозреватель. А мне нужен прежде всего очень сведущий, опытный репортер, человек, который сумеет разглядеть закулисную сторону дела.

-- Мне кажется, -- вмешалась Рози, -- что вы снова допускаете ошибку, о которой вам только сейчас говорил Робен. Вы исходите из того, что автор и убийца -- одно и то же лицо. Но это же не доказано.

Бари поднял руки.

-- Сдаюсь.

-- А вот представьте себе, -- продолжала девушка, -- что какой-нибудь господин прочитал рукопись Поля Дубуа, -- я ведь знаю автора только под этим именем, -- так представьте себе, что этому господину захотелось претворить в действительность то, что было рождено воображением писателя.

-- Вполне правдоподобно, -- пробормотал Жозэ, кивая головой.

-- Притянуто за волосы, -- пробурчал Бари.

-- Ничуть, -- упорствовала Роза. -- Сколько людей стали преступниками под влиянием вредного чтива! Это был бы не первый случай.

Д'Аржан привстал с кресла.

-- Во всей этой истории есть одна поразительная вещь. Конечно, бывает, что писатель выводит в своем произведении реальных, я хочу сказать -- живых, существовавших на самом деле людей, со всеми их качествами и даже не под вымышленными именами. Бывает, но редко, не правда ли? Что же сделал этот господин Дубуа? Он взял именно такого героя, букиниста Гюстава Мюэ, и описал его живым, а потом превратил в труп! Он, так сказать, дважды подверг его перевоплощению: в своей книге и... в действительности. Букинист-то ведь мертв. И умер он так, как это было предсказано... На мой взгляд, похоже, что автор и убийца -- одно и то же лицо. Не знаю, убедил ли я вас.

-- Да, я с вами согласен, -- сказал Бари. -- Эта загадочная личность - литератор. Литература вскружила ему голову.

-- Возможно, -- согласился Жозэ. -- А теперь...

Он подошел к вешалке и снял свой плащ. Д'Аржан встал.

-- Ну как, Робен, вы решили ехать в Муассак? -- спросила Рози.

-- Конечно. Самолет вылетает в пять. Бари поворчал немножко, но уже отдал все распоряжения. Я пойду отдохну и соберусь с мыслями...

-- Где? -- поинтересовался Бари.

-- У себя в кабинете, естественно. Вы же знаете, что я живу у черта на рогах... У меня слишком мало времени, чтобы добираться до своей постели.

-- Я могу вас отвезти, моя машина стоит внизу, -- предложил главный редактор.

-- Благодарю вас, но я, пожалуй, останусь здесь, мне и тут будет очень хорошо.

Бари надел свой плащ, вынул из кармана перчатки. Рози уже стояла на пороге кабинета. Дверь была открыта. Жозэ размышлял. Вернее, следуя своему обычному методу, перед тем как начать расследование, он восстанавливал в памяти все детали, имеющие отношение к этому делу. В голове мелькали обрывки фраз, перед глазами возникали какие-то туманные картины, смутные лица. Он терпеливо ждал, пока та или иная картина или лицо примет законченную форму.

Словно в теплую ванну, погрузился Жозэ в эти реминисценции. Прошло несколько секунд, вдруг его сознание отметило одну деталь, мелкую, незначительную. Когда Бари вынимал перчатки, из кармана его плаща выпал крошечный, скатанный из бумаги, шарик, и покатился к двери. Потом Рози случайно вытолкнула этот шарик за дверь. Чепуха, просто маленькая, пустяковая деталь. Ведь никто не придает значения летающей в воздухе пылинке, клочку бумаги на земле, оброненному билету метро... Жозэ рассеянным взглядом проследил за шариком, потом тряхнул головой и, оторвавшись от своих мыслей, пожал протянутую руку Бари и простился с Рози Соваж.

-- Д'Аржан, вы уезжаете с ними? -- спросил он.

-- Нет, вы же знаете, я живу рядом.

-- Тогда задержитесь на минутку.

-- Не ждите меня! -- крикнул д'Аржан вслед редактору и Рози.

-- Они хотят доработать свой план наступления, -- рассмеялась девушка.

-- Послушайте, д'Аржан. Я улетаю в Муассак. Пробуду там недолго. Бари прав. Скорее всего, главное -- в Париже. Но я обязательно хочу все увидеть собственными глазами. Значит, вы следите за развитием событий. Вам надо проникнуть во все литературные круги, которые прямо или косвенно могут иметь отношение к этому делу. Да, чуть не забыл... Это очень важно. Вам необходимо любой ценой раздобыть экземпляр рукописи, хотя бы на время, чтобы внимательно ее прочесть. Поддерживайте связь с Морелли и с Гастоном Симони. Прежде всего с Симони. Эта история с телефонным звонком поразительна. Словом, не упускайте ничего. В случае надобности я вас вызову. Согласны?

-- Абсолютно во всем, -- и д'Аржан протянул руку репортеру. -- Не решаюсь пожелать вам спокойной ночи.

-- Ничего, -- засмеялся Жозэ.

Д'Аржан мялся, он явно хотел сказать что-то еще.

-- Спокойной ночи, -- проговорил Жозэ.

-- Вы... Вы остаетесь здесь? -- наконец спросил д'Аржан.

-- Конечно.

-- А мне кажется, что...

-- Чушь, хотите меня запугать? Я не Симони, и потом, мне убийца не звонил.

-- У вас нет пистолета?

-- Нет, при себе нет.

Жозэ улыбнулся, глядя на растерянный вид д'Аржана.

-- Мне кажется, Бари прав, -- сказал д'Аржан, -- господин Дубуа не в Муассаке. Он в Париже. И даже где-то неподалеку. Его беспокоит наша газета. Иначе почему он, позвонив Симони, разговаривал с ним о репортере ?

-- Хотел отдать должное моим заслугам детектива-любителя, -- продолжал улыбаться Жозэ.

-- Может быть, но все равно оставаться здесь одному неблагоразумно...

-- Да что вы! Внизу сидит вахтер, да и в ротационном еще есть рабочие. У меня под рукой телефон. Идите и спите спокойно. Пока что мне ничего не угрожает...

-- Спокойной ночи, -- сказал наконец д'Аржан, поднимая воротник плаща.

Жозэ направился по коридору к себе в кабинет. Он услышал, как захлопнулась дверка лифта и кабина, мурлыкая, стала спускаться.

Репортер уселся за свой стол, взял чистый лист бумаги и принялся писать:

.

Подумав, Жозэ добавил:

Жозэ погладил колпачок своей авторучки и продолжал:

Жозэ поднял голову и потянулся. Сон как рукой сняло. Впрочем, у него всегда так и бывало. Стоило ему заняться делом, как он переставал ощущать усталость.

Он прислушался. На этаже было тихо. Лишь снизу, со стороны цехов, доносились какие-то неясные звуки, да еще снаружи в кабинет проникал отдаленный, слабый гул спящего города.

Редакция помещалась на четвертом этаже. На третьем и втором этажах находились административно-хозяйственные отделы.

Полная тишина. Приятная, успокаивающая, но необычная для этого здания, где с утра до позднего вечера кипит бурная жизнь.

Скоро придут уборщицы; с щетками в руках они будут переходить из кабинета в кабинет, подметать и собирать в корзинки разбросанные бумажки. , -- повторил про себя Жозэ и вспомнил о клочке бумажки, выпавшем из кармана Бари. Какая-нибудь чепуха, наверняка. Может быть, старый билет в кино или ненужная записка, которую Бари собирался выбросить и сунул в карман.