Мальчик и его собака

ХАРЛАН ЭЛЛИСОН. МАЛЬЧИК И ЕГО СОБАКА

1

Я был снаружи с моим псом Бладом. Наступила его неделя досаждать мне: он не переставал именовать меня Альбертом, очевидно, думая, что это чертовски забавно. Я поймал ему пару водяных крыс, большую зеленую и поменьше – бурую, а потом стриженого пуделя с поводком, удравшего у кого-то в подземке, так что он был не голоден, но в настроении почудить.

– Давай, сукин сын, – потребовал я. – Найди мне девку!

Блад громко хмыкнул, судя по урчанию в глубине его глотки.

– Ты смешной, когда тебя одолевает похоть, парень, – проворчал он.

Может, и я смешной, но готов был избить этого беглеца с мусорной свалки.

– Найди, я не шуткую!

– И не стыдно тебе, Альберт? Чему я тебя обучал? Надо говорить «не шучу», а не «шуткую».

Он знал, что я достиг предела своего терпения, поэтому очень неохотно принялся за дело. Он сел на искрошенные остатки тротуара, его лохматое тело напряглось, веки задрожали и закрылись. Спустя несколько минут он вытянул передние лапы, распластался по земле и положил на лапы косматую голову. Напряжение оставило его, он начал мелко подрагивать, словно его кусала блоха. Это продолжалось почти четверть часа, наконец, он перевернулся и лег на спину, голым брюхом к вечернему небу. Сложив передние лапы, словно богомол, и раздвинув задние, он проворчал:

– Извини, Альберт, ничего не обнаружил…

Я взбеленился так, что готов был его пнуть, однако, я знал, что он старался. Мне это совсем не улыбалось, так как я действительно хотел заловить какую-нибудь девчонку и завалить ее, но что тут поделаешь?

– Ладно, – сказал я, смирившись, – черт с тобой!

Он перевалился на бок и быстро поднялся.

– Чем бы ты хотел заняться?

– У нас не так уж много найдется, чем бы заняться, верно? – сказал я не без доли сарказма.

Он уселся у моих ног с оскорбленно-смиренным видом. Я оперся о расплавленный кусок уличного фонаря и задумался о девчонках. Это было болезненно.

– Мы всегда можем пойти в кино, – сказал я через какое-то время.

Блад оглядел улицу, поросшие сорняком воронки, полные теней, и ничего не ответил. Собачье отродье ждало моего последнего слова. Он любил кино не меньше меня.

– Ну ладно, пошли.

Он встал и последовал за мной, часто дыша и высунув язык от предстоящего удовольствия. Ладно, ты еще посмеешься, ублюдок! Не видать тебе теперь кукурузных хлопьев!

«Наша группа» была бродяжьей стаей, которая не удовлетворилась одними вылазками. Она любила комфортабельную жизнь и обеспечила ее себе хитрым способом. В ней были парни со склонностью к киноискусству, и они захватили зону, где находился кинотеатр «Метрополь». Никто не пытался вторгнуться на их участок, поскольку кино любили все, и покуда «Наша группа» имела доступ к фильмам и могла обеспечить их бесперебойный показ, она оставалась на работе, обслуживая даже таких соло, как мы с Бладом. Особенно таких одиночек, как мы.

У дверей меня заставили сдать мой сорок пятый и двадцать второй браунинг. Там, у билетной кассы, была небольшая ниша. Я сперва купил билеты – это стоило мне банки свинины за себя и жестянки сардин за Блада. Потом охранники «Нашей группы» направили меня к нише, и я сдал свои пушки. Я заметил, что из разбитой трубы в потолке протекает вода, и сказал приемщику, парню с громадными бородавками по всему лицу, чтобы тот переложил мое оружие в сухое место. Приемщик проигнорировал мою просьбу.

– Эй, ты, – не вытерпел я. – жаба хренова, сдвинь мои вещи. Если на них будет хоть пятнышко ржавчины, я тебе все кости переломаю!

Он начал было препираться, поглядывая на охранников — знал, гадюка, что если они меня вышвырнут, я потеряю свой взнос вне зависимости от того, пройду внутрь или нет,но те не пожелали связываться и кивнули, чтобы он сделал так, как я говорю. Поэтому бородавконосец передвинул мой браунинг на другую сторону полочки и повесил сорок пятый на крючок под ней.

Мы с Бладом вошли в театр.

– Я хочу хлопьев.

– Перетопчешься.

– Ну, ладно, Альберт, купи мне хлопьев.

– Я совершенно пустой. А ты можешь прожить и без хлопьев. Ничего с тобой не сделается, если один раз не поешь их.

– Ты ведешь себя, как последнее дерьмо!

Я пожал плечами. Меня это не трогало.

Зал был переполнен. Я остался доволен, что охранники не отбирали ничего, кроме огнестрельного оружия. Пика и нож. покоящиеся в смазанных ножнах на спине, придавали мне уверенности.

Блад нашел два места, и мы прошли по ряду, наступая на чьи-то ноги. Кто-то заругался, но я проигнорировал его. Зарычал доберман. Шерсть Блада вздыбилась, но он позволил сойти с рук этой выходке. Даже на такой нейтральной территории, как «Метрополь», можно нарваться на неприятности. Я слышал однажды о свалке в «Гранада Льюисе» на Южной Стороне. Закончилось все это смертью десятка соло и их псов, а театр сгорел до тла, и вместе с ним пара отличных фильмов с участием Кэгли. После этого банды пришли к соглашению, что кинозалы получают статус убежищ. Сейчас стало получше, но разве не может найтись какой-нибудь придурок, у которого беспорядок в мозгах…

Это был тройной сеанс. «Крутая сделка» с Дэннисом О'Китех, что нам предстояло посмотреть. Она была снята в 1948 году, то есть семьдесят шесть лет назад, и бог знает, как еще не рассыпалась. Лента соскакивала с катушек, и парням приходилось то и дело останавливать показ, чтобы перезарядить ее. Но кинуха была неплохой. О соло, которого предала его же банда, и как он мстил им. Банды, гангстеры, масса потасовок и стрельбы. Честно, неплохое кино. Второй шла вещь, которую сняли во время Третьей Войны, в восемьдесят седьмом, за два ода до моего рождения. Называлась она «Запах ломтя». В основном, вспарывание животов и немного хорошей рукопашной. Отличные сцены с гончими-разведчиками, вооруженными напалмометами, нападающими на китайские города. Блад буквально пожирал эти сцены глазами, хотя уже видел эту ленту. У него была какая-то дурацкая идея, что это фильм о его предках. Он всячески отстаивал эту мысль, хотя знал, что я считаю это чушью собачьей.

– Не хочешь ли сжечь ребеночка, герой? – шепнул я ему.

Он понял издевку, поерзал на своем сидении, но ничего не ответил, с удовольствием продолжая смотреть, как псы прожигают себе дорогу в городе. Я же умирал со скуки и ждал главного фильма.

Наконец, пришло его время. Он был потрясающим, сделанный в конце семидесятых, и назывался «Черные кожаные ленты». С самого начала все шло как по маслу. Две блондиночки в черных кожаных корсетах и сапогах, зашнурованных до самой развилки, с кнутами и в масках, завалили тощего парня. дна из этих цыпочек села ему на лицо, другая устроилась на нем верхом. После этого пошло что-то уже совсем невообразимое, сидевшие повсюду соло начали удовлетворять себя. Я и сам собирался немного облегчиться, но тут Блад повернулся ко мне и сказал совсем тихо, как всегда, когда унюхивает необычный запашок:

– Знаешь, все-таки имеется одна курочка…

– Да ты рехнулся! – отмахнулся я.

– Говорю тебе, я чую ее. Она здесь, парень.

Я огляделся как можно непринужденнее. Почти все места в зале были заняты соло и их собаками. Если бы сюда проскользнула цыпочка, непременно поднялся бы бунт. Ее разорвали бы на части, прежде чем какой-нибудь счастливчик успел бы на нее залезть.

– Где? – тихонько спросил я.

Вокруг сосредоточенно работали соло. Когда на экране блондинки сняли маски и одна стала обрабатывать тощего парня толстой палкой, привязанной к бедрам, по залу пронесся стон.

– Минутку.

Блад сосредоточился, тело его напряглось, как струна, глаза закрыты, ноздри трепещут.

Я решил дать ему время поработать.

Это было вероятным, могло быть вероятным. Я знал, что в подземках показывали совсем другие фильмы, то дерьмо, которое снимали в тридцатых и сороковых. Все чистенько, все приглажено, где даже женатые пары спали на раздельных кроватях. И я знал, что время от времени какая-нибудь смелая курочка из этих благонравных подземок тайком является поглядеть, на что похожа настоящая порнуха. Я слышал о таком, но в тех кинотеатрах, где я бывал, такого не случалось. А шансы на это, тем более в «Метрополе», были крайне незначительными. В «Метрополь» ходил трудный народ. Поймите меня правильно, я ничего неимею против парней, которые ставят друг друга раком… Черт побери, это можно понять! В наши времена курочек на всех не хватает. Но я не могу представить себя каким-нибудь слабаком, который цепляется к тебе, ревнует, только и знает, что оголяет для тебя свой зад, а ты делаешь за него всю остальную работу. Это так же хреново, как иметь при себе настоящую девку. В крупных стаях такие дела служат поводом для свар, портят кровь и разжигают резню. Так что я никогда к этому не стремился… Не то, чтобы совсем никогда, но никогда надолго.

Так что, учитывая весь этот разный народец, захаживающий в кинотеатр «Метрополь», вряд ли какая-нибудь цыпочка рискнет появиться здесь. Но если уж она пришла сюда, почему другие псы не смогли ее унюхать и сообщить об этом своим хозяевам?

– Третий ряд впереди нас, – наконец сказал Блад. – Место в проходе. Одета под соло.

– Как же так получилось, что ты смог ее почуять, а другие псы нет?

– Ты забываешь, кто я такой, Альберт.

– Не забываю, я просто не верю…

Но если по правде, кажется, я все-таки верил. Если бы вы были таким же тупицей, как я когда-то, а пес вроде Блада вас столькому научил, вам бы пришлось верить всему, что он говорит. Со своим учителем не поспоришь. Не в том случае, если он научил вас читать и писать, складывать и вычитать, и всем тем вещам, которые подразумевают, что ты поумнел, но теперь не слишком много значат, если не считать того, что это приятно осознавать.

Чтение – штука полезная. Она может пригодиться, когда находишь консервы, хотя в разграбленном супермаркете легче найти банки, у которых с наклеек сошли рисунки. Но пару раз умение читать помогло мне не взять консервированную свеклу. Свеклу я ненавижу.

Поэтому мне пришлось поверить, что он учуял девчонку, в то время как другие псы не смогли этого сделать. Он рассказывал мне об этом миллион раз. Он это называл историей. Боже мой! Я ведь не настолько туп! Я знаю, что такое история. Это все те дела, которые случались до настоящего времени.

Но мне нравилось слушать историю непосредственно от Блада вместо того, чтобы читать затрепанные книги, которые он постоянно притаскивал. А та особенная история была исключительно о нем самом, поэтому он вываливал ее на меня раз за разом, пока я не выучил ее наизусть, слово в слово. А если пес научит тебя всему, что ты знаешь, тебе волей-неволей приходится ему верить. Только я никогда не показывал вида перед этим любителем задирать лапу.

2

То, что он изложил мне, было следующим:

Более пятидесяти лет назад, еще до того, как началась Третья Война, в Кертисе жил человек по имени Бисинг. Он выращивал собак и тренировал их в качестве часовых, сторожевых и бойцовых. Особенно он любил доберманов, догов и шнауцеров. Была у него овчарка (четырехлетка) по имени Хинкер. Она работала в департаменте полиции Лос-Анджелеса, в отделе по борьбе с наркотиками. Она могла унюхать марихуану, как бы надежно та ни была спрятана. Был проведен любопытный тест: в складе находилось более двадцати пяти тысяч ящиков. В пять из них вложили марихуану, запечатанную в алюминиевую фольгу, целофан и плотную бумагу. За семь минут Хинкер обнаружил все пять ящиков. В то время, когда собака была занята работой, в девяносто двух милях к северу, в Санта-Барбаре, ученые выделили экстракт спинно-мозговой жидкости дельфина. Его вспрыснули шимпанзе и некоторых породам собак. Чередуя хирургию и прививки, они добились первого успешного продукта эксперимента – двухлетнего самца колли по кличке Абху. Абху смог телепатически передавать свои чувственные впечатления. Скрещивание и продолжительные эксперименты привели к тому, что была выведена порода первых бойцовых собак. Все это произошло накануне Третьей Мировой Войны. Телепатия на коротких дистанциях, легкость обучения, способность выслеживать вражеские отряды, опознавать бензин, отравляющие газы, радиацию – все это превратило их в шоковых коммандос нового типа войны. Избирательные свойства развивались в нужном направлении. Четыре породы собак с каждым поколением усиливали свои телепатические способности.

Хинкер и Абху и были предками Блада.

Он рассказывал мне об этом тысячу раз, теми же словами, какими это было рассказано ему. Я всегда не слишком верил этому… до последнего времени. Но может, он действительно был способен телепатически опознать…

Я посмотрел на соло, сидящего в трех рядах от меня. Его (ее?) шапочка была натянута на голову, воротник куртки поднят.

– Ты уверен?

– Настолько, насколько вообще можно быть уверенным. Это девушка.

– Может, и девушка, только занимается она тем, чем может лишь настоящий парень.

Блад захмыкал.

– Сюрприз, – с сарказмом произнес он.

Загадочный соло остался смотреть «Крутую сделку» по-новой. В этом был смысл, если он был девчонкой. Большинство соло и почти все члены стай ушли из зала после порно. Новый сеанс набрал не очень много зрителей, улицы пустели и он (она) мог (могла) с большей безопасностью вернуться туда, откуда он (она) пришел (пришла). Мне пришлось заново высидеть «Крутую сделку». Блад заснул.

Когда таинственный соло встал, я дал ему время забрать оружие, если он его сдавал. Только после этого я начал собираться, дернул Блада за ухо и прошептал:

– За работу.

Он что-то проворчал, но все же поплелся за мной по проходу. Я забрал свое оружие и осмотрел улицу. Пусто.

– Ну ладно, носатый, куда он пошел?

– Не он, а она. Направо.

Я направился туда, заряжая браунинг из патронной ленты, все еще не видя ничего движущегося среди разбомбленных скорлуп зданий. Этот район города был действительно жутким развалом. «Нашей группе», занимавшейся «Метрополем», не было нужды прикладывать к чему-то руки, чтобы заработать себе на жизнь. В этом была мрачная ирония. «Драконам» приходилось содержать в порядке всю электростанцию, чтобы получать взносы за электроэнергию с остальных стай. Банда Теда обслуживала резервуар. «Шквальный огонь», как батраки, вкалывали на полях марихуаны, а «Черные барбудос» ежегодно теряли десятка два своих членов, вычищая по всему городу радиоактивные ямы. А «Наша группа» всего-то крутила кино. Кто бы ни был их вожаком, как бы давно он ни задумал это д е л о, нужно отдать ему должное – он был изрядным сукиным сыном.

– Она свернула туда, – внезапно сказал Блад.

Я последовал за ним, когда он повернул к окраине города, к голубовато-зеленому мерцанию радиации, все еще исходящему от холмов. Теперь я знал, что он был прав. Единственной засуживающей здесь внимания вещью была запасная спусковая шахта в подземку. Да, без сомнения, это была девчонка!

Моя задница напряглась, когда я подумал об этом. Сегодня я завалю девчонку! Почти месяц прошел с того дня, когда Блад вынюхал цыпочку-соло в подвале Рыночной Корзины. Она была омерзительно грязная, я подхватил от нее насекомых, но она оказалась женщиной и с того момента, как я огрел пару раз ее по голове и привязал, была вполне хороша. Я ей тоже пришелся по вкусу, хотя она плевалась и грозила убить меня, как только освободится. Я оставил ее связанной, просто так, на всякий случай, но когда из любопытства заглянул в этот подвал на прошлой неделе, ее там почему-то уже не было.

– Смотри внимательней, – предупредил меня Блад, огибая воронку, почти невидимую среди окружающих нас теней. На дне глубокой ямы что-то ворочалось.

Странствуя по ничейным территориям, я постепенно начинал понимать, почему соло и члены стай были, в основном, парнями. Война погубила большинство девушек, как это всегда происходит на войне… во всяком случае, так говорил мне Блад. Рожденные существа редко бывали мужского или женского пола – большей частью их приходилось разбивать о стену, как только они вылезали на свет божий из материнской утробы.

Немногие курочки, которые не убрались в подземки, были крутыми сучками-одиночками вроде той, что я нашел в подвале Рыночной Корзины: жесткие и мускулистые, готовые отрезать твой кусок мяса, как только ты воткнешь его в нее. И чем старше я становился, тем труднее мне становилось найти себе девчонку.

Но время от времени какой-нибудь курочке надоедало быть собственностью стаи, или несколько банд организовывали рейд на какую-нибудь подземку, или, как это происходило не раз, у какой-нибудь курочки возникал зуд в штанишках и она не могла отказать себе в том, чтобы не посмотреть настоящую порнуху, и всплывала наверх.

Сегодня я завалю девчонку! Боже, я не мог дождаться этого момента!

3

Здесь не было ничего, кроме голых каркасов разрушенных зданий. Целый квартал сравняли с землей, будто громадный стальной пресс обрушился с неба и превратил все под собою в пыль.

Я чувствовал, что курочка напугана и нервничает. Она шла, меняя направления, оглядываясь по сторонам и через плечо. Она понимала, что находится в опасном районе. Если бы только она знала, в каком опасном!

Одно здание в конце разрушенного квартала стояло неповрежденным, будто судьба промахнулась по нему и позволила выстоять. Она нырнула внутрь, и через минуту я увидел прыгающий свет в оконных проемах. Фонарь? Может быть.

Мы с Бладом пересекли улицу и вошли в темноту, окружающую здание. Когда-то здесь размещалась АМХ – Ассоциация Молодых Христиан. Блад научил меня читать, но что означает эта «Ассоциация Молодых Христиан»? Часто умение читать ставит в тупик и хочется быть дураком.

Я не хотел, чтобы она выскользнула – внутри так же удобно трахаться, как и в любом другом месте, поэтому оставил Блада сторожить на ступеньках у входа, а сам вошел с задней стороны. Все двери и окна были, конечно, выбиты, так что войти не составило особого труда. Я подтянулся за подоконник и спрыгнул внутрь. Там было темно и тихо, не считая звуков, которые издавала цыпочка, крутясь в другой половине здания. Я не знал, вооружена она или нет, но не собирался рисковать. Я пристегнул браунинг и достал свой сорок пятый автоматический. У него не нужно передергивать затвор – в стволе всегда находился патрон.

Я осторожно пошел через комнату – это было что-то вроде раздевалки. Повсюду на полу было рассыпано стекло и всякий хлам. С одного ряда металлических шкафчиков выгорела краска. Термический взрыв достал их через окна много лет назад. Мои тапочки на всем пути через комнату не издали ни единого звука. Дверь висела на одной петле, я переступил порог и оказался в зале с бассейном. Теперь он был пуст и завален грязью. Кафель в мелком конце бассейна был покороблен и местами отвалился. Пахло здесь жутко. И не удивительно – вдоль одной стены лежали мертвые парни, вернее, то, что осталось от них. Какой-то неряшливый чистильщик оставил их здесь лежать, не удосужившись похоронить. Я обернул платок вокруг носа и рта и двинулся дальше, по другой стороне бассейн, направляясь в маленький коридор с разбитыми светильниками на потолке. Видел я вполне нормально, сквозь выбитые окна и дыру в полотке просачивался яркий лунный свет. Теперь я слышал ее совершенно отчетливо по другую сторону двери в конце коридора. Я прижался вплотную к стене и подошел к двери, слегка приоткрытой, но заваленной штукатуркой со стены. Когда я стану открывать эту дверь,несомненно, возникнет шум. Ну и ладно, раз нельзя обойтись без этого…

Мне оставалось лишь дождаться удобного мгновения и начать действовать.

Прижимаясь к стене, я проверил, чем же она там занимается. Там был гимнастический зал с канатами, свисающими с потолка, брусьями, гимнастическими кольцами, батутом, настенными лестницами для упражнений и шведской стенкой. Большой квадратный фонарь она положила на козла для прыжков. Я сказал себе, что должен запомнить это место на будущее –тренироваться здесь куда лучше, чем в старом сарае, который я оборудовал на автомобильной свалке. Парню необходимо поддерживать форму, если он собирается оставаться живым соло.

Она сбросила с себя маскировку и стояла теперь только в одной своей голой коже. Было довольно прохладно, и я видел, как она покрылась пупырышками. Она была среднего роста, с хорошей грудью, но немного худыми ногами. Она расчесывала волосы, которые волнами спадали на спину. Свет фонаря был недостаточным, чтобы определить, была она рыжей или каштановой, но, по крайней мере, она не была блондинкой. И это хорошо, потому что блондинок я не перевариваю. Во всяком случае, грудь у нее была недурна. Я не видел ее лица, волосы скрывали профиль. Одежда лежала на полу, а то, что она собиралась надеть, находилось на коне для прыжков. Она стояла в одним туфельках с какими-то странными каблуками.

Я не мог шевельнуться. Совершенно неожиданно я вдруг понял, что не могу пошевелиться. Она была красивой. По-настоящему красивой. Мне было приятно просто смотреть на нее, смотреть, как сужается ее тело к талии и расширяется в бедрах, как приподнимается грудь, когда она поднимает руки, причесывая волосы. Совершенно непостижимо, как приятно глядеть, что проделывает эта цыпочка. Что-то такое, ну, женственное, что ли…

Мне это нравилось до невозможности. Я очень долго смотрел на нее, не отрывая взгляда. Те девчонки, которых я видел раньше, были потасканными девками и годились лишь для разового использования. Или девки в порнофильмах… Эта же была совсем другой, нежной и гладкой, даже несмотря на гусиную кожу. Я мог бы простоять так всю ночь.

Она отложила расческу, взяла из кучи одежду трусики и натянула их на себя. Затем выбрала лифчик и тоже одела. Я никогда раньше не видел, как девчонки надевают лифчик. Она обернула его вокруг талии, застегнула спереди крючки и повернула кругом, так что чашечки оказались впереди. Подтянув его кверху, она вложила сначала одну грудь, потом другую и перебросила лямки на плечи. Затем она потянулась к платью, а я тихонько убрал с дороги кусок штукатурки и взялся за кромку двери.

Он держала платье над головой с вложенными в него руками и уже собиралась просунуть голову. В это мгновение она немного запуталась и я дернул дверь, с шумом отбрасывая с дороги штукатурку. Прежде чем она смогла, наконец, выбраться из своего платья, я был уже в зале и держал ее в руках.

Она было закричала, но я содрал с нее платье. Раздался треск рвущейся материи, и прежде чем она успела сообразить, из-за чего весь этот сыр-бор, для нее все было кончено.

Лицо у нее стало бешеным, просто бешеным. Огромные глаза… Я не мог сказать, какого они цвета, так как их скрывала тень. Красивые черты лица, высокие скулы, щеки с ямочками, маленький носик. Она уставилась на меня в неописуемом ужасе. И тогда – вот что действительно странно – я почувствовал, что должен ей что-то сказать. Не знаю, что именно, просто что-нибудь сказать. Мне стало как-то неуютно видеть ее испуганной, но я ничего не мог с этим поделать. То есть, конечно, я собирался изнасиловать ее и не мог бы достаточно убедительно объяснить, что расстраиваться из-за этого нечего. Но даже в этом случае мне очень хотелось сказать ей: «Не надо так пугаться, я просто хочу уложить тебя…» Такого раньше со мной никогда не бывало. Я никогда не хотел что-либо с к а з а т ь девке. Просто трахнуть ее, и все дела!

Но время шло. Я подставил ногу сзади, толкнул, и она свалилась на пол бесформенной грудой. Я направил на нее свой сорок пятый. Ее рот тут же приоткрылся в форме буквы «О».