Чекист

Вольфганг довез девушку домой, но уехал обратно в Кедингсхаген, у него начинались полеты, этой ночью он дежурил в воздухе.

Два трехчасовых вылета прошли спокойно. Противник в воздухе отсутствовал. Еще идут довольно крупные столкновения над Каналом, и у почти разгромленной авиации противника явно не хватает сил и средств на разведку в Балтике. Они только обороняются, хотя довольно успешно.

После обеда на такси подъехала Карин. У нее новая прическа, которая ей очень идет. Светлые брючки, коротенькая курточка и сапожки – вcе необычайно женственно, и тем не менее по-деловому. И она была очень прилежной ученицей. Сдала зачет по кабине «шторьха». К этому времени фон Вольфи высвистал из Пенемюнде другой «шторьх» с двойным управлением. Малой серией D.1.Т выпускался для обучения летчиков и в качестве самолета-спасателя. У спасателей управление было дублировано на случай обстрела. Подписав кучу бумаг, эту машину оформили для полета на ней гражданского лица. Естественно, что Вольфи оплатил использование боевой машины в качестве учебной. За этим достаточно строго следили в службе безопасности. Но и сам Вольфганг частенько получал деньги за использование своей машины в служебных целях. И каждый раз заполнялось куча бумаг. Орднунг!

На этой машине Карин и выполнила свой первый полет и несколько посадок. После того как трижды села без замечаний, они пересели в самолет Крейца, и Карин стала летчицей! «Шторьх» необычайно прост в управлении и имел настолько маленькую посадочную скорость, что иногда казалось, что он летит хвостом вперед. И тем не менее трехместный «шторьх» Карин не понравился. По сравнению с ним самолет Вольфганга казался большим и комфортабельным.

– У меня меньше скорость почти на двенадцать километров час и меньше дальность. Эти самолеты в большую серию не пошли. Все из-за широкой кабины. Их сделано всего шестнадцать штук, а конкретно таких только три. Отличная машина, но до окончания войны эти самолеты никому не нужны.

Карин осталась ночевать в коттедже Крейца, была необходимость поддерживать легенду и здесь, тем более что ночью Вольфгангу предстояло быть дежурным офицером по «Берлинер-Норд», и он попал в дом только утром. Вечером у Карин были еще вылеты, и крайний из них она выполнила самостоятельно. Заглушив двигатель, выскочила из кабины и повисла на шее у Вольфи.

– Ну, все-все, взлетать и садиться ты научилась. Осталось самое главное: научиться попадать из пункта А в пункт Б.

– А ведь и точно!

– Вот этим мы и займемся чуточку позднее.

– То, что позднее, это точно, нам утром требуется быть в Гросс Делльне.

– Где-где?

– В Гросс Делльне. Там собираются люди, чтобы попасть в Каринхалле. Это аэродром. Точнее, взлетная полоса в лесу.

– Это закрытый аэродром! Мне откажут!

– Подавайте заявку, герр гауптман, – улыбнулась Карин. – Меня не забудьте в нее вписать как пассажирку.

Прошли на КП, и Вольфганг заполнил заявку. Передали в Берлин, в управление ПВО. Не прошло и десяти минут, как получили «добро» и место для парковки. Карин ночевала у себя, и утром Вольфи выехал за ней на машине. Целый чемодан бросили в грузовой отсек. Затем была ревизия личных вещей Вольфганга, и был собран еще один чемодан. Он не очень любил, чтобы за него собирались, но приходилось терпеть. Его еще и отчитали, что одежды у него мало. За каким-то чертом ей даже охотничий костюм Вольфи понадобился, пара халатов и прочих мелочей. По времени они уже опаздывали с вылетом. Наконец, все было готово с точки зрения Карин, и Вольфи подал команду «От винта». Взлетели. Карин справа, нацепила наушники и инструктирует несмышленного графа, как вести себя в окружении рейхсмаршала.

Лететь всего ничего, через сорок пять минут начали заход на посадку. Полоса довольно узкая, но длинная, очень длинная, довольно сильный боковой ветер. А вокруг сплошной лес. В общем, тот еще заходик. Выравнивание и доворот на осевую, на 190 градусов, пришлось делать уже под деревьями. Потом долго бежать по земле и отворачивать налево, на восток. Стоянки там. И все из-за диспетчера, который запретил садиться в начале полосы и против ветра. Места для посадки там было до дури! Ферботен, и все. Luftsperrgebiet. Едва зарулили, тут же подъезжает огромный удлиненный «Майбах» рейхсмаршала. Где стоял, непонятно, с воздуха его было не видно. Карин изображает радостную встречу, а Вольфганг застыл у машины, отдавая честь, пока Геринг не обратил на него внимания и не скомандовал «вольно». Карин продолжала что-то щебетать маршалу и его жене, показывая свою летную книжку. Чувствовалось по всему, что сейчас она попытается «цирк» устроить: показать «папе Герману», что научилась летать. Только не это! И точно. Повернулись, идут к нему. Пришлось отрицательно качать головой и говорить, что она не готова к посадкам в сложных метеоусловиях при боковом ветре. А диспетчер не дает правильно выполнить заход и сесть на вот эту площадку. И вообще без инструктора, то есть без себя, он ее в полет не выпустит. Район незнакомый, лес – в общем, никакой надобности рисковать. И что ж вы думали! Эта туша забралась на заднее сиденье! Вместе с женой! Пришлось бегать вокруг самолета и выбрасывать из него чемоданы.

– Взлетай с места, и точно против ветра!

Карин развернула машину, быстро взглянула на Вольфи. Получив одобрительный кивок, увеличила обороты и прибавила шаг. Отпустила тормоза, и машина, пробежав из-за легкого перегруза метров сто пятьдесят, оторвалась от земли. Сзади зааплодировали Геринги. Полет по коробочке, заход на посадку. В этот раз диспетчер молчал, как рыба. Ну, «скозлила» Карин, не учла, что ветер стихнет перед самой посадкой, но сели, развернулись и порулили, откуда стартовали. Вольфи вытер пот со лба.

Геринг вылез из салона, похлопал по перкалевому борту машины рукой, дал «леща» крестнице, поучительно погрозив ей пальцем:

– Воздух надо вот этим местом чувствовать, Карин! Без этого никак! Вот и скозлила! Но все равно молодец! Я всегда говорил, что Крейц – это прирожденный инструктор!

И, обращаясь уже к Вольфгангу, спросил:

– А что за машина?

– Прототип Fi.256.A.0: пятиместный, универсальный.

– А, это тот, которым мне Герхард всю плешь проел! Хорошая машина! Даже такие промахи прощает. Но дороговата! А главное, двигатель все тот же, и скорость меньше, чем у «шторьха».

– Взлетно-посадочные характеристики значительно лучше, и грузоподъемность вдвое.

– Это да! Несомненно. Меня на «шторьхе» одного возят, а тут вчетвером поднялись. Я ж, грешным делом, на твоей стороне, гауптман, был. Рановато ей такие посадки делать. Думал, что ты откажешься от полета. На таких «этажерках» и с таким перегрузом только мы с «красным бароном» и Удетом взлетали. Эх, были времена! Ну, что, поехали!

Оказывается, маршал в министерстве и в Берлине – это совсем другой человек, этот и шутит постоянно, и никаких партийных лозунгов не сыплет, но резко меняется, если присутствуют «посторонние». Фон Вольфи он посторонним не считал. Действительно очень любил свою умершую от туберкулеза жену, сразу поехали к ее мавзолею и долго рассказывал, в сотый раз, наверное, Карин о Карин. Прослезился, что не уберег, а все бедность – она не давала возможности вылечить, а когда возможность появилась, то болезнь была уже в такой стадии, что смерть была лучшим выходом из положения. Эмми всячески поддерживала этот культ первой жены и благодаря этому смогла занять ее место. Сейчас, видимо, беременна, судя по походке и фигуре. Ну, а когда закончили ритуал, то посыпались вопросы уже к Карин. Она успела прослыть «синим чулком», который при прекрасной внешности молниеносно отфутболивал всех ухажеров, ссылаясь на то, что пока не закончит университет и не напишет докторскую, как Мария Кюри, ни о каком замужестве или романчиках и думать не будет.

– Ну что, изменила свое мнение, когда с настоящими мужчинами познакомилась? Мои орлы такие!

– Да-да, папа Герман! Не знала, куда от них деться! Весь Грайфсвальд просто завален ими. И все – настоящие! Вот и пришлось у графа защиты искать. Благо что немного была с ним знакома, правда, имя не запомнила, когда зимой танцевали в «Крольопера». Но помнила, что был учтив и не приставал с предложениями. В общем, без герра Вольфи проживание в Грайфсвальде было просто невыносимым! А самые интересные работы сейчас там, а не в Берлине. Из двух зол выбирают меньшее!

– Ты серьезно? – спросил Геринг.

– Нет, папа Герман, я шучу, хотя в каждой шутке есть доля правды.

– Так что, он совсем не нравится?

Карин зарделась и ответила тихо:

– Я этого не говорила.

– А, то-то же! Взрослая ведь уже, и замуж тебе пора.

– Не знаю, пока никто не предлагает.

– Что говорит отец?

– Он не сильно любит военных, но ни одного слова против не сказал. Заметил только, что у него появился отличный партнер по шахматам.

– Га-га-га! – несколько минут толстую фигуру маршала сотрясал смех. Ему вторила Эмми. Над чем они смеялись, было непонятно Вольфгангу. О нем говорили в третьем лице, как будто его и не было. Хотя он приотстал лишь на пару шагов. Воспитанием семейство Герингов не страдало. Больше всего они напоминали по поведению купцов, описываемых в русских романах. Та же страсть к роскоши, массивные золотые украшения, дорогие костюмы, платья, безделушки. Все вычурно и напоказ. Слава богу, Карин на их фоне выступала в еще более выгодном свете. Отвечает не лебезя, за словом в карман не лезет. И целенаправленно идет к цели: ей требуется разрешение на вылет в Швецию. Именно этот вопрос она и задала крестному.

– В общем, папа Герман, для того чтобы принять окончательное решение, требуется показать Вольфганга маме и получить ее благословение. Удастся – хорошо, нет – значит, не судьба. Для себя я уже все решила.

– Даже так? – Чета Герингов обернулась и еще раз внимательно осмотрела Вольфганга. – Ну, поздравляем! Мы думали, что этого никогда не случится. Настолько серьезно?

– Не знаю, но очень хочется показать его маме, чтобы убедиться, что сама не ошибаюсь в оценке.

– А он согласен? – спросил, наконец, Геринг.

– Я не спрашивала. Но вы знаете, что у нас в семье все однолюбы. Ни папа, ни мама так больше никого и не искали, и по-прежнему любят друг друга.

– Но вместе не живут! – опять рассмеялись Геринги. – Вольфганг, дорогой! Не отставайте! Тут крестнница говорит, что влюблена в вас по уши! Что скажете?

– Я такого не говорила! Не слушайте их, Вольфганг! Они такого наговорят! – Щеки девушки горели бордово-красным цветом.

– Ну-ка, быстренько поцеловались! А мы посмотрим, какая из вас пара.

«Ну-с, милая Карин! Получай, что наболтала!» – подумал Вольфганг, подошел и поцеловал ее в губы. Неожиданно сопротивления не было оказано. Но через некоторое время пришлось подхватить Карин, потому что почувствовал, что у нее ослабли ноги, и она готова упасть.

– Ну, мы пошли, а вы подходите, – впервые Геринги проявили хоть какой-то такт. Карин пришла в себя через некоторое время и удивленно спросила, что это было.

– Ну, ты сознание потеряла.

– Я не умею так долго задерживать дыхание!

– Ты что, никогда не целовалась?

– Никогда. – И она опять стала вся пунцовая. – И как быть?

– Ну, соображай, ты же физик.

– Ой, господи! Нос!

– Вот именно, – Вольфгангу удалось сохранить полное спокойствие на лице. Через некоторое время Карин тихонько спросила:

– А теперь можно я тебя поцелую? Мне этого хочется с того момента, как ты впервые поднял меня в воздух.

– Вот так?

Карин взлетела над землей, подхваченная Вольфгангом, и ее закружили в парке возле дворца министра авиации. Затем был поцелуй, который они благополучно завершили без обмороков. Привели в порядок одежду, порядком пострадавшую во время объяснений, и вошли в дом.

За домашним обедом Герман Геринг в категорической форме заявил, что вечером будет объявлено об их помолвке. Без этого он не может разрешить перелет в Стокгольм.

Не особо церемонясь о каких-либо приличиях, Геринги их поселили вместе. Этому было две причины: девочка сама сказала, что ее интересует граф именно как муж, а кто посмеет рискнуть в люфтваффе безнаказанно обидеть крестную дочь самого рейхсмаршала? Сумасшедших нет! Более того, Эмми Геринг, едва зайдя домой, сказала мужу, что для обоих это прекрасная партия.

– У девочки затянулось детство, и все из-за того, что женской ласки она не получала с двенадцати лет, выбрав проживание у отца и науку в качестве цели в жизни. Необходимо скорейшим образом разрушить ее скованный мирок, дать ей раскрыться как женщине. Ты не в курсе, Герман, граф богат?

– Ты что, не обратила внимания, что самолет частный?

– А как ты можешь это определить?

– И она замужем за министром авиации рейха! По обозначениям на борту!

– Герман, какое мне дело до буковок, нарисованных на самолете?

– Ну, ладно, милая, просто это же так просто. Специально сделано, чтобы можно было сразу на земле и в воздухе определить, кому принадлежит машина – люфтваффе, «Люфтганзе», частной компании или частному лицу. Это частный самолет. Судя по маркировке, принадлежит фон Крейцу: «vK» – это фон Крейц. И я видел, что у него машина «Майбах-Цеппелин», как у нас, только открытая.

– Следовательно, граф не из бедных людей!

– Скорее всего, да.

– Вот и отлично! Немного поработаем с девочкой и сделаем ее звездой в Берлине. Внешность у нее соответствует, да и граф – просто воплощение немецкого офицера. Густав!

– Я, ваше высокопревосходительство!

– Перенесите вещи графа и Карин в угловую спальню. И проводите их туда, когда придут!

– Слушаюсь, госпожа Эмми.

«Первая леди» Германии решила сыграть главную роль в этом браке. Она ж не знала, что девочка из детства сразу шагнула во взрослую жизнь и семь лет ходит по ниточке над пропастью, исполняя роль связного между членами ЦК партии. Талантливого связного, который умудрился не попасться в лапы гестапо в этой самой «полицейской» стране мира. Того самого гестапо, которое создал ее муж. Да, про остальное ей пришлось забыть, отгородиться от мелких привязанностей, дружб, посиделок с подружками, вечеринок и поцелуйчиков. Всего того, что обычно сопровождает молодость достаточно обеспеченных членов обычного общества. И что ей всего несколько дней назад впервые в жизни пришло желание одеться получше и сделать себе новую прическу, чтобы понравиться другому человеку, с которым ее соединила не любовь, а общее дело, а уж потом геноссе Вольфи понравился как человек, который оторвал ее от земли, дал почувствовать упругость сжатого винтом воздуха, выполнить свой первый в жизни полет, сначала как пассажир, потом как курсант, а затем – как летчик. И который, как и она, идет по той же проволочке над пропастью, для того чтобы остановить эту коричневую чуму.

На торжественном ужине присутствовали все, кто имел какое-либо отношение к авиации, и не только. Здесь же находились послы некоторых государств, правительства которых обрабатывались с целью пристегнуть их к Оси. Здесь были румыны, болгары, словаки, представители Венгрии, Югославии, Италии, Испании и Португалии. За столом рождалась единая Европа, и, что было отмечено впервые, присутствовал посол Японии в Германии господин барон Хироси Окима. Меньше месяца назад состоялось подписание в Берлине Тройственного пакта, пятая статья которого гласила: «Япония, Германия и Италия подтверждают, что указанные выше статьи никоим образом не затрагивают политического курса, существующего в настоящее время между каждым из трех участников пакта и Советским Союзом».

Карин и Вольфганг сидели рядом и внимательно прислушивались к разговорам вокруг. Доктор Риббентроп разглагольствовал о том, что, может быть, целесообразно переименовать заключенный в тридцать шестом году Антикоминтерновский пакт, чтобы исключить войну с СССР на некоторое время, но послы Японии и Италии не выразили никакого интереса к данному предложению. Для обеих стран возможность присоединения к Оси СССР была неприемлемой. Так что пышное поминовение усопшей Карин было не более чем поводом, чтобы еще раз прощупать будущих союзников. Тем не менее Риббентроп упомянул, что фюрер дал указание пригласить министра Молотова в Берлин и попытаться договориться о дележе наследства Англии в мире, выбивая таким образом у Британии вероятного союзника. Впрочем, затихающее сражение над Каналом и Англией уже показывало, что центр интересов Гитлера уже сместился.

Вольфганг вышел на веранду дворца и достал сигарету. Сзади подошел и облокотился на парапет Удет.

– А ты здесь каким образом?

– Сопровождаю Карин фон Зюдов. Все уже в курсе.

Удет затянулся сигариллой. Молчание затянулось, но генерал-инспектор не уходил. Видимо, ждал каких-то объяснений.

– Ее направили ко мне на обучение.

– Этого только не хватало!

– Она учится в университете и работает у Планка.

– Что там с Ме.210? Как проходят испытания?

Вольфганг поморщился. Самолет у Мессершмитта не получался. Детские болезни его измучили, и некоторые оказались неизлечимыми.

– Понятно, я подъеду на проверку, готовьтесь. – Удет подошел к столу с пепельницей и затушил сигариллу. После этого вошел обратно во дворец и более не подходил. Разговаривать здесь было совсем небезопасно, но интерес Удет проявил немалый, было заметно, как у него загорелись глаза.

Сотрудников гестапо и других специальных служб ждало немалое разочарование: помолвленная с ходу заявила в спальне, что графу надеяться не на что, до того как она получит благословение от матери. И невеста показала язык стенам комнаты! Дом и все, что его окружало, страшно ей не нравилось, поэтому она заговорила об этом еще на прогулке после обеда: «Только не в этом доме!» – прекрасно понимая, с каким умыслом их поселили вместе. Вольфганг напомнил ей, что нет надобности показывать знание процесса подслушивания и необходимо стараться вести себя естественно. Не молчать! Это породит еще большие подозрения.

– Я понимаю, не первый раз в этом доме. Но, конечно, случай особенный.

Поэтому основное внимание при разговорах они уделили гостям: кто что сказал про них, как кто был одет, у кого какие манеры. Невеста надела на себя пижаму и примостилась с краешку, стараясь лечь подальше. Но через некоторое время ее рука нашла руку Вольфи, который лежал спокойно и не пытался что-либо предпринимать. Она успокоилась и уснула, крепко ухватившись за эту руку.

Утром Геринг вытащил Вольфганга на озеро на охоту на пролетавшую птицу. Об этом еще с вечера было известно, поэтому Вольфганг встал по ручному будильнику. Карин даже не проснулась. К их возвращению все были на ногах и ждали в столовой на завтрак. Опять настойчивые уговоры Эмми бросить университет, переехать в Берлин, начать взрослую жизнь. В середине дня из министерства подвезли бумаги, в которых Вольфи было разрешено пересекать германо-шведскую границу для инспекции войск, расквартированных в Норвегии, а паспорт Карин заменили на дипломатический, с отметкой о пересечении границ на любом виде транспорта. В регистрационном свидетельстве «шторьха» появились новые отметки: «D» и «S», которые следовало нанести в конце регистрационного номера. Они давали право пересекать закрытые для полетов зоны, садиться на любом аэродроме рейха и получать обслуживание как по гражданской, так и по военной службам снабжения. Самолет был свободен от досмотров при наличии хотя бы одного дипломатического паспорта на борту.

Ближе к вечеру принесли телефонограмму из Штральзунда: «К нам едет ревизор». Технический отдел люфтваффе запросил добро на перелет самолета Удета из Берлина в Гросс Кедингсхаген. Удет хотел переговорить с Вольфгангом без свидетелей, ведь он слышал об объявлении помолвки лично, но даже не подошел поздравить, в отличие от многих. Он был не курсе, кто есть кто в этом раскладе. Ему и не требовалось знать связи Вольфганга и его каналы. Это не его уровень, так же как и Карин с отцом не знали и не будут знать без необходимости, кто реально является их начальником.

Вольфганг подошел к рейхсмаршалу и показал доставленный документ.

– Эрнст никогда не думает о людях! Только о деле! Но Карин еще побудет у нас. Действуйте, гауптман! При случае передайте Герхарду, чтобы подготовил и мне такой же «шторьх». Я не стал ему говорить об этом вчера. Сделайте какой-нибудь подарок малышке Карин, – намекая на проценты со сделки, ответил Геринг. Это было вполне естественно во взаимоотношениях между люфтваффе и авиастроителями.

Густав, постоянно крутившийся неподалеку от начальства, уже подогнал к крыльцу «оппель-адмирал» с двумя какими-то гестаповцами внутри. Вид водителя и охранника в черных кожаных пальто говорил о том, что значок политической полиции спрятан у них на обратной стороне лацкана. Взгляды у обоих оценивающие и просматривающие человека насквозь, как рентгеном. Но форма гауптмана и титул графа, неоднократно произнесенный хаусмайером Густавом, давали возможность не общаться внутри салона автомобиля. Охранники рейхсмаршала все были «камерадами», ветеранами Великой войны, участниками «пивного путча» и старыми членами НСДАП. Другим он не доверял. Эти были преданны, как собаки.

На охоте Геринг предложил перейти в министерство, поработать пока у самого маршала, а потом видно будет. С точки зрения разведки предложение более чем заманчивое, с перспективой выйти на генералитет OKW. Однако «но» было значительно больше, и главное, только наладил связь, и опять ее разрушать! Без связи он уже насиделся. Здесь открываются такие перспективы, и все рубить? Ведь заметно, что это проделки Эмми, ей для чего-то понадобилась крестница мужа, скорее всего, ей хочется побыть вершительницей судеб. Она актриса и продолжает играть роли. Потом ей надоест, или что-нибудь пойдет не так, что при упрямом характере Карин вполне вероятно…

Долго подумать не получилось: проверка документов и въезд на базу. Самолет уже расчехлен, снят с расчалок и подготовлен к вылету. Незнакомый механик подхватил чемодан и забросил его в грузовой отсек. Вольфи обошел машину и принял из рук механика свой шлемофон. Запустил двигатель и погонял его на холостых, одновременно проверяя работу управления и механизации. Связался с диспетчером и получил добро на вылет. Вспомнил наполнившиеся слезами глаза Карин, которой сообщили, что он улетает, а она остается. Подал знак убрать колодки, вырулил в начало полосы. Старт! Теперь можно и подумать о том, чего от него хочет Удет.

Через двадцать пять минут пришлось правой нисходящей спиралью срывать атаку незнакомого истребителя.

– Молодец, Вольфи! – послышался в наушниках чуть хрипловатый голос генерал-инспектора.

– Эмиль-два, здесь фон Вольфи. Следую в Кедингсхаген, через двадцать минут посадка.