– Мама. Папа. Дядя.

– Получается, моя жизнь была безоблачной, – сказала Эшли. – Со мной ничего подобного не случалось. Ну, как у тебя с мамой, папой и дядей.

– О, потерь у меня было намного больше. Я давно со счета сбился. То есть нет, это неправда. Я их все время пересчитываю. Я никому об этом не говорил, кроме моего психиатра. Он не в счет, а я вот тоже умер.

– Ты умер?

– Да, и потом вернулся, – кивнул я. – Но иногда у меня возникает чувство, будто я зомби, только пожирать людей нет никакого желания и одеваюсь я получше. Наверно, это цена того, чтобы еще покоптить тут небо. Знаешь, как пауки поедают своих жертв? Они высасывают из них все соки. Тело, то есть оболочка или там скорлупа, остается, а жизнь уходит. Вот и я так себя ощущаю. Ходячая оболочка Кроппа.

Эшли втянула через соломинку изрядную порцию коктейля, не отрывая от меня глаз.

– Альфред, все течет, все меняется, – сочувственно сказала она. – Тебе обязательно станет лучше.

– Откуда ты знаешь?

– Ты же рыцарь. Ты из хороших.

Мне очень хотелось ей верить. Рыцарей не осталось, но хорошие еще были.

Упоминание рыцарей заставило меня вспомнить последнего из них, Беннасио, и его дочь Наталию, самую красивую девушку, какую я встречал. Когда мы виделись в последний раз, она меня поцеловала. Я много думал о Наталии, о том, где она, и волновался, все ли с ней в порядке, – она ведь, как и я, была сиротой. Но если честно, то в основном я думал о ней из-за ее необыкновенной красоты.

Мы подъехали к дому Таттлов. Эшли положила руку мне на плечо.

– Постой, – сказала она и принялась рыться в сумочке. – Я дам тебе номер моего сотового.

– Зачем?

– Глупый, чтобы ты мог мне позвонить.

– Зачем?

– Затем, что ты мне нравишься.

– Я сам или то, что у нас общее?

– Ты сам.

У меня сдавило грудь, я вылез из машины, но потом повернулся и наклонился к Эшли:

– Слушай, я все понял. Я для тебя что-то вроде проекта. Бедняга Кропп, большой и глупый. Так вот, мне не нужны твои чувства… то есть сочувствие. Найди себе какого-нибудь другого лузера и жалей его сколько влезет.

Эшли даже не успела ничего ответить – я развернулся и потрусил через двор к дому. Прямо у тротуара из земли торчал корень старого дуба, я его не заметил и растянулся мордой вниз. Что может быть хуже?

Я ждал знака свыше и, когда поднял свою неуклюжую тушу с земли, понял, что это и есть знак.

Пора бежать.

7

Хорас встретил меня в коридоре, в руках он держал серый костюм на вешалке.

– Что это такое? – спросил я.

– Твой костюм, Альфред.

– Нет у меня никакого костюма.

– Теперь есть. Примерь – посмотрим, впору ли. Завтра идем на слушание. Ты должен понравиться судье, Эл, – сказал Хорас.

Я быстро прошел мимо него в ванную и сразу потянулся за зубной нитью. Через секунду в дверь тихо постучали.

– Эй, ты забыл костюм, Эл, – шепотом сказал Хорас. – Я повешу его тут на ручку. Сегодня на ужин жареный цыпленок. Это ведь твое любимое?

Я не стал отвечать, и Хорас удалился.

Потом я прошел в свою комнату и достал из шкафа рюкзак. Вещей у меня было не много, так что на сборы ушло не больше пяти минут. В комнату сунулся Кенни:

– Что ты делаешь, Альфред Кропп?

– Складываю вещи в рюкзак.

– Ты уезжаешь!

Я посмотрел Кенни в глаза, и он начал плакать.

– Не надо, Кенни. Я не хочу, чтобы Хорас с Бетти все поняли.

– Куда ты едешь?

– Не знаю. Пока не решил.

– Возьми меня с собой.

– Не могу.

– Почему?

– Просто не могу, и все, ясно? Слушай, Кенни, все будет хорошо. Я не могу здесь оставаться. Хорас задумал меня усыновить и прибрать к рукам все мои деньги. Я не могу это допустить.

Кенни забрался на верхнюю койку и отказался спуститься к ужину, но я, чтобы не вызвать подозрений, ел с аппетитом. К тому же я не знал, когда еще придется нормально поесть. Я планировал бежать через окно, как только Хорас и Бетти лягут спать.

Около одиннадцати я услышал, как они ушли в свою комнату.

– Альфред Кропп бежит и оставляет меня умирать, – бормотал на своей койке Кенни.

Я тяжело вздохнул:

– Послушай, как только я доберусь до места, я сразу тебе позвоню, чтобы убедиться, что ты жив и здоров. И если все будет в порядке, я вернусь и вызволю тебя. Устраивает?

– Ты вызволишь меня? Обещаешь?

– Обещаю.

Кенни притих, – очевидно, мое обещание его успокоило. Пора было уходить, но я не двигался с места. Чего я ждал? Я решил, что жалость Эшли – это тот самый знак, но мне вдруг напрочь расхотелось бежать.

Сейчас, оглядываясь назад, я задаюсь вопросом: что бы случилось, если бы я тогда дал себе пинка под зад и сбежал от Таттлов? Предотвратил бы я все те ужасы, которые готовы были обрушиться на наш мир, если бы ускользнул из дому на десять или пять минут раньше?

Этого я никогда не узнаю, потому что не сбежал в тот конкретный момент. Я прислушивался и ждал, когда дыхание Кенни станет ровным, а где-то около полуночи он вдруг закричал:

– Что? Что это? Альфред Кропп, я что-то слышал там, за окном!

– Я ничего не слышал.

– А я слышал. Я… – Кенни осекся и понизил голос до шепота: – Там кто-то есть.

– Слушай, Кенни, – сказал я, – успокойся, никого там нет.

Но Кенни все равно бы не успокоился, пока я не проверю, в чем дело, так что я подошел к окну, поднял жалюзи, оперся о подоконник и, прищурившись, посмотрел в темноту. Так ничего и не увидев, я отвернулся от окна и сказал:

– Видишь, Кенни? Никого там…

И тут вдруг окно распахнулось внутрь комнаты, прямо как в фильме ужасов, когда герой-тинейджер говорит: «Видишь, там никого нет». Большие руки в черных перчатках схватили меня за запястья и мигом выдернули наружу. Я даже пискнуть не успел.

8

Перед глазами мелькнуло ночное небо, раскачивающаяся ветка и газон, который полетел мне навстречу. Я упал лицом в траву, а в следующую секунду что-то твердое уперлось мне в поясницу. Кто-то закричал. Наверно, Кенни.

Я падал с открытым ртом и, приземлившись, сразу почувствовал вкус травы и земли.

– Не рыпайся, – произнес мужской голос.

Я повернулся на правый бок и левым локтем нанес скользящий удар в голову типу, который склонился надо мной. Он начал заваливаться, но очень быстро снова оседлал меня и выполнил удушающий захват. У меня потемнело в глазах.

Незнакомец потащил меня за угол дома, развернул кругом и прошипел:

– Успокойся! Не дергайся!

За домом он заломил мне руки и толкнул в сторону припаркованного у тротуара черного спортивного автомобиля с откидным верхом. Потом запихнул на пассажирское сиденье и нагнулся так низко, что мы оказались нос к носу. Я получил солидную дозу мятного запаха.

– Привет, Эл.

Я не поверил глазам – это был Майк Арнольд, тот самый агент АМПНА, который предал рыцарей и чуть не убил меня. Эбби Смит сказала, что Майка уволили, потому что он оказался двойным агентом. Значит, это была не их операция. А если не их, то чья?

Майк обежал «порше-бокстер» со стороны капота и запрыгнул на место водителя. «Порш» глухо зарычал. Майк так резко выжал газ, что я стукнулся затылком о подголовник. Он круто развернул машину на сто восемьдесят градусов, и завизжали шины, а из-под задних колес вырвались струйки дыма.

– В чем дело? – закричал я.

Майк вырулил на правую полосу и поехал к выезду на федеральную трассу.

– У нас это называется извлечением!

С тех пор как я видел Майка последний раз в пещере Мерлина, он мало изменился, подстригся под машинку, но по-прежнему одевался как старшеклассник из богатеньких – рубашка «лакоста», джинсы «докерсы» и кроссовки «нью баланс», а за поясом находился неизменный «глок» девятого калибра.

Движения в западном направлении по шоссе И-40 почти не было, Майк разогнался до девяноста миль в час и постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. Я обернулся. Нас преследовал мотоциклист в черном комбинезоне.

– Кто это? – крикнул я сквозь ветер.

– Точно не лотерейщики с призом! – Рот Майка растянулся в улыбке, и я увидел большие белые зубы.

Чуть не запрыгнув на ползущий впереди «шеви-субурбан», Майк свернул на аварийную полосу и вдавил педаль газа.

– Извини, Эл. – С этими словами он вытащил из-за пояса «глок».

Я успел пригнуться, рука с пистолетом прошла у меня над головой, и Майк дважды выстрелил в преследующего нас мотоциклиста.

Стрелка спидометра подрагивала возле ста миль, наш «порш» подпрыгивал на неровном асфальте. Я снова посмотрел назад – мотоциклист исчез.

– Мы оторвались! – крикнул я.

Майк рассмеялся, но смех его больше напомнил собачий лай, и вынырнул на правой полосе прямо под носом у фуры с логотипом «Бест Бай». Впереди маячил выезд на шоссе Ноксвилл – Алкоа.

– Куда мы едем? – спросил я.

– В убежище.

– Убежище от чего?

Майк свернул на выезд с трассы, но скорость на повороте почти не сбавил, и мне пришлось вцепиться в дверную ручку, иначе я бы точно вылетел за борт. Машин на шоссе не было. Майк воспользовался этим и разогнался до ста двадцати миль в час. У меня было чувство, будто ресницы выдергивают.

– Сбавь скорость, Майк! – крикнул я.

Тут позади раздался какой-то рокот, очень похожий на далекие раскаты грома. В ночном небе появилось два боевых вертолета. Большие и черные, они опускались прямо на нас, их гладкие корпуса поблескивали в свете фонарей.

– Нам от них не уйти! – закричал я.

Майк снова отрывисто хохотнул. По обе стороны шоссе поднимались высокие холмы. Мы мчались прямо на юг, в направлении Смоки-Маунтинс[7]. Где-то в миле впереди холмы разделились, пропуская между собой Теннесси-Ривер.

Перед самым мостом Майк резко затормозил. Нас занесло и крутило по часовой стрелке, пока мы не врезались бортом в бетонное заграждение три фута высотой. Если бы не оно, лететь нам вниз до реки футов сто.

– Давай! – Майк обежал машину и подскочил с моей стороны.

Боевые вертолеты навели прожекторы на мост, и ночь мгновенно вспыхнула, как рождественская елка. Им оставалось снизиться всего на сто футов – и вперед.

Майк распахнул дверь и выдернул меня из салона.

– О нет! – взмолился я. – Майк, я не умею плавать.

– Я, слава богу, умею!