Мать не вскрикнула, не заплакала, не бросилась обнимать меня. Она спокойно подошла, поставила на стол термос, положила саквояж и тихо сказала:
– Здравствуй, сынок!
– Здравствуй, мама!
Потом мать раскрыла саквояж, достала пачку сигарет. И только когда она, чиркнув спичкой, поднесла огонь к сигарете, я увидел, как у неё задрожали рука и подбородок.
– Только не плачь, мама! – попросил я.
– Не буду, сынок. Нет у меня больше слез… Высохли…
Мать закурила. Потом взяла свой саквояж и термос и пересела ближе ко мне.
…Боже мой, о скольком мне надо поговорить с этой женщиной! Как много мне нужно рассказать, объяснить, попросить у неё! Как мне хочется припасть к её груди, вымолить прощение за боль, которую я ей причинил, и плакать, долго плакать, плакать до тех пор, пока и у меня, как у неё, не высохнут слезы!.. Как я мечтал о встрече с ней! А теперь, когда она, моя мать, сидит передо мной, я, словно парализованный, не в состоянии сдвинуться с места, подойти к ней, обнять её красивую седую голову…
Видимо, поняв моё состояние, мать подсела ко мне совсем вплотную, быстро оглядевшись, сняла металлическую крышку с термоса, поставила её на стол и дрожащей рукой налила мне горячего пенящегося кофе.
Крепкий аромат кофе ударил мне в нос, и у меня закружилась голова. С жаждой бедуина, проблуждавшего месяц в пустыне, набросился я на кофе, Горячий стаканчик обжигал пальцы, губы, язык, но я словно бы ничего не чувствовал. Это было блаженство, описать которое нельзя. Пока я, захлебываясь, глотал ароматный напиток, мать молча гладила меня по голове своей теплой рукой. Для нас в эти мгновения не существовало ничего на свете.
Потом мы обрели дар речи.
– Налить ещё? – спросила мать.
Я кивнул головой.
Теперь я пил не спеша, наслаждаясь давно забытым вкусом кофе.
– Хороший кофе?
– Отличный!.. Мама, как тебе удалось добиться свидания? Разве следствие закончено?
Я весь напрягся в ожидании ответа. Если, не дай бог, следствие закончилось на этом этапе, я пропал! Ведь мне пока не удалось доказать свою невиновность!
– Нет, следствие продолжается, но к тебе, наверно, придет новый следователь… А тебя остригли, да? – улыбнулась она.
– Мама, откуда тебе известно про нового следователя?!
– Была у министра.
Я оторопел.
– У какого министра, мама?!
– У министра внутренних дел, у какого же ещё!
Господи, что я слышу! Она была у министра!.. А ведь я видел это во сне!..
– Когда, мама?!
– Четырнадцатого июня.
Я чуть не вскрикнул. Какое совпадение! Рассказать ей мой сон? Не успею, свидание скоро кончается. Да и поверит ли она?
– Мама, это был я!
– Что?
– Министр, с которым ты разговаривала, – это был я!
– Молодец, сынок! У тебя хорошее настроение! – улыбнулась мать.
– Да нет же, мама, я не шучу!
– А знаешь, он, между прочим, чем-то похож на тебя. Но не могла же я сказать министру, что он напоминает моего сына-арестанта… Я дала ему слово, что узнаю у тебя всю правду. Слышишь? Всю правду! Не подведи меня, сынок!
В голосе матери было столько мольбы, что у меня сжалось сердце и к горлу подступил горький комок.
– Мама, я и Ростом невиновны! Говорю тебе сущую правду! И Харабадзе подтвердит это!
– Гм, Харабадзе… Этот медведь Ростом Амилахвари так его обработал, что вряд ли теперь от него дождешься вразумительного ответа…
– Ты видела его?
– Смеется, бормочет что-то… а иногда начинает кричать, что ему кто-то затыкает рот…
– И в тот вечер он говорил то же самое…
– Адвокат просит твою характеристику из университета.
– Сходи к декану.
– Была уже…
– И что же?
– Направил меня к председателю месткома.
– Почему?
– Характеристики, говорит, – дело профсоюзной организации.
– А тот что?
– Отказал.
– Почему?
– Потребовал справку о том, что ты не убийца.
– Где же ты могла взять такую справку!
– В том-то и дело!
– Ну и как?
– Взяла я твою характеристику у соседей. Не принял, – говорит, нужна круглая печать.
– Вот идиот! А я ещё избирал его председателем!
– Вот именно…
– Как же нам быть, мама? – спросил я с отчаянием. – Характеристики нет, Харабадзе невменяем…
– Говорят, есть какое-то лекарство "Ангинин", японское…
– Ну?! – обрадовался я.
– Что ну… Два флакона всего на всю Грузию… Один уже отдали кому-то, другой хранят для кого-то…
– А у спекулянтов?
– Не знаю… Если даже найдется, цена такая, что…
– Мама! Дорогая мама! Харабадзе нужно вылечить во что бы то ни стало!
– Может, не стоит?
– Мама, ты не веришь мне?!
– Я не потому, сынок… А что, если этот Харабадзе свалит все на вас?
– Не может быть этого! Мама! Продай все, но лекарство достань! Иначе мы погибли!
– Ты думаешь, родня Харабадзе не ищет этого лекарства? Нет его!
– Продай все, мама!
– Что мне продать, сынок?
Да, действительно, что ей продать? С тех пор как я помню свою мать, мы только и делали, что продавали…
– Займи, мама! Выйду отсюда, расплачусь… С процентами!
– Хорошо, сынок!
– Пойди к кому-нибудь, попроси!
– Пойду, сынок!
– Сходи и к этим… К родне Харабадзе. Растолкуй им, что это он, болван, он один во всем виноват! Он швырнул бутылку!
– Растолкую, сынок!
– Скажи им, пусть как хотят вылечат его! Иначе убью, зарежу, как собаку, этого мерзавца! Мне теперь все равно!..
– Скажу, сынок!
– Я не хочу считаться убийцей!
– Знаю, сынок!
– Скажи всем – следователю, министру, судье, родне Харабадзе, врачу, свидетелям – тем восьми мужчинам, пусть вспомнят, как все было! Пусть верят мне! Или я убью всех и себя тоже!
– Скажу, скажу, сынок!
– Что ему нужно было?! Сидели мы, никого не трогали! Кто его звал?! Чего он к нам привязался?!
– Не знаю, сынок! Успокойся, дорогой, все я сделаю, все! Успокойся, родной!
– Нет, нет, нет!
Я был на грани истерики. Мать вскочила, обняла меня за плечи.
– Успокойся, мой мальчик! Я сделаю все, что в человеческих силах! Если это будет нужно, я пойду с протянутой рукой! Я буду молить за тебя бога, и если он потребует от меня жертвы, я принесу на его алтарь свою жизнь. Все я сделаю, сын мой! Я не покину тебя! Я на коленях вымолю у судьи разрешения последовать за тобой, куда бы тебя ни выслали! Или же я совершу преступление, и тогда мы будем вместе! Не бойся, мой мальчик!..
Я опустился на колени, припал головой к материнским коленям, стал осыпать её руки поцелуями.
– Прости меня, мама! Прости!..
– Молчи, сынок! Это я должна просить у тебя прощения, – пришла, разбередила тебе душу… Но ничего, все будет хорошо!
Вошел надзиратель.
– Время свидания истекло, – проговорил он, не глядя на нас.
– Ещё минуту, сынок, одну только минуту! – взмолилась мать.
Надзиратель молча вышел.
– Встань, мой мальчик! Успокойся! Ну-ка, посмотри на меня! Помни: я сделаю все, что обещала. Не бойся!
– Спасибо, мама!
– На днях тебя вызовет новый следователь.
– Спасибо, мама!
– Не груби ему!