Он промычал в ответ что-то несуразное, без сил плюхаясь на переднее сиденье.
— Тебя какого лешего сюда занесло-то? — вновь заговорил водитель. Загорелое лицо было грубовато-простодушным, выдавая в мужчине заядлого дачника. Судя по морщинам и седым волосам, он давно разменял седьмой десяток.
Немного придя в себя и отдышавшись, Евгений спросил:
— На Москву?
Водитель кивнул.
— Ты как здесь очутился? В аварию, что ли, попал? — не отставал он, с любопытством поглядывая на Золотарева. Его внимательный взгляд заскользил по грязной мотоциклетной куртке. — Рокер? Или как там сейчас по-модному… Байкер?
— Вроде того, — устало отозвался Евгений.
— От тебя бензином несет, — потянув носом, заметил водитель. И вдруг в лоб: — Сбил кого?
— Нет, — как можно спокойней ответил Золотарев. — Просто упал. Точнее, меня сбили.
— А где драндулет? — продолжал допытываться шофер.
«В п…де», — хотел раздраженно огрызнуться Евгений, с трудом сдерживаясь. Вслух же он произнес:
— Ехал себе по трассе, никому не мешал. Вдруг какие-то уроды на ржавой «Ниве» догоняют, начинают к обочине прижимать. Один орет, мол, подрезал я их где-то. Ржут, бычки швыряют. Ну, доприжимались, колесо повело, и я в канаву. Отключился. Пришел в себя — ни мотоцикла, ни телефона, ни денег.
— Ого, — присвистнул водитель.
«Про деньги я зря солгал, — запоздало подумал Евгений. — Чем расплачиваться-то? Сейчас этот старый пердун меня высадит…».
От него не ускользнуло, как тот насупился, и Золотарев поспешил заверить:
— Не переживайте, у меня карточка есть. Остановитесь у банкомата Сбербанка, я заплачу.
Водитель фыркнул.
— Да мне твои деньги на хрен не нужны, — сказал он с легким презрением. — Тебе ж в ментовку надо, да?
— Надо, — вынужденно согласился Евгений. — Вы меня, главное, до МКАДа подкиньте, там я сам.
Водитель согласно кивнул, подавляя зевок.
Евгений расслабленно выдохнул. Окунув затылок в мягкий подголовник, он с безмолвной задумчивостью следил за пыльно-серой лентой асфальта, высвечиваемой лимонным светом автомобильных глаз. Водитель включил радио, настроившись на волну с классикой, и Золотарев, убаюканный тихой безмятежной музыкой и мерным урчанием двигателя, задремал.
Во сне он увидел жену с дочкой. Время словно переметнулось на десять лет назад — Анжелика еще совсем кроха… Он был за рулем машины, а его любимые женщины неторопливо шагали по дороге, держась за руки.
Они не оборачивались, хотя что-то подсказывало Евгению — жена и дочка знают, что он следует за ними.
«Постойте!» — кричит он, высовываясь из окна, но они словно не слышат его. И автомобиль почему-то полз едва-едва, как беременная улитка, хотя Золотарев изо всех сил давит на газ.
Вокруг ни души, только он в машине и его жена с дочкой на шоссе. Евгений пытается выйти наружу, но двери автомобиля не открываются, их словно заклинило, и ему ничего не остается делать, как волочиться с черепашьей скоростью в этой проклятой железной коробке на колесах.
Воздух вокруг дрожит и искрится, пронизываемый голубоватыми всполохами, а внутри что-то тревожно колышется и болезненно вздрагивает, как гнойная опухоль при касании.
«Марина, Анжелика!» — надрывается Евгений.
Наконец боги слышат его мольбы, и они замирают на месте. Между тем машина продолжает катиться вперед, и теперь он судорожно жмет на тормоз.
Не срабатывает. Автомобиль хоть и медленно, но едет. Расстояние между ним и его семьей неумолимо сокращается.
Они поворачиваются, и Золотарев видит их застывшие лица.
«Почему ты ничего не рассказал нам?» — осуждающе спрашивает Марина.
У дочки в руках ножницы, ее красивые васильковые глаза преисполнены печалью.
«Зачем тебе ножницы?! — кричит Евгений. — Выброси их!»
Хищные лезвия, блеснув, раздвинулись и тут же соединились, и от этого необычайно громкого и пугающего лязга Золотарева обуяла паника.
«Ты убил этого парня. Если бы я знала…» — с грустью говорит Марина, и Евгений взрывается, теряя контроль:
«Тогда бы умерла Анжелика, тупица! Я спас нашу дочь!!! Как ты смеешь меня упрекать в этом, дура?!»
«Мне жалко этого дядю», — шепчет дочь, вонзая ножницы себе в живот. Остро отточенные жала входят в детское тело, как в мягкий торт. На голубенькой маечке быстро расцветают кровавые лепестки.
«Жалко, — хлюпает дочь, вновь и вновь тыча в себя эти страшные ножницы. Лезвия больше не блестят, они сочатся клейко-алыми каплями. — Мне ничего от тебя больше не нужно, папа».
Евгений задыхается от ужаса.
«Забери у нее ножницы», — визжит он и вдруг застывает на месте — вместо Марины на него, ухмыляясь, смотрит Шанита. Черные волосы всклокочены, как проволока, лицо в саже, глаза сверкают дьявольски-безудержным весельем, еще больше придавая ей сходство с ведьмой.
Она подмигивает, ее тело истончается и становится прозрачным, пока она полностью не растворяется в вибрирующем воздухе, а машина с Золотаревым продолжает катиться вперед, прямо на Анжелику. Его дочь обессиленно падает на колени, ножницы торчат из живота, из глубокой раны выглядывает петля кишок, мерцая влажным перламутром.
«Папа».
Евгения трясет, как в лихорадке, автомобиль, как громадным каток, с ленивой неотвратимостью движется прямо на нее.
«Прости, папа», — беззвучно плачет Анжелика, и ее огромные глаза, мокрые от слез, были последним, что видел Золотарев перед тем, как под колесами хрустнули детские кости.
Он подскочил на сиденье, часто моргая и испуганно озираясь по сторонам. За окном мелькали оранжевые огни, лес давно закончился.
— Приснилось что-то? — спросил водитель, ковыряясь в зубах пожухлой зубочисткой.
— Где мы? — вместо ответа задал вопрос Евгений.
— Скоро кольцевая. Ты уверен, что тебе не надо в полицию? У тебя кровь на лице. Давай хоть в травмпункт довезу, — предложил шофер. — У меня в аптечке есть перекись водорода.
Золотарев покачал головой.
— Так сколько я тебе должен? — глухо спросил он после недолгого молчания.
— Нисколько.
Евгений исподлобья покосился на водителя. Что-то в выражении лица пожилого мужчины и то, как он ответил, ему не понравилось.
«Конечно, — хихикнул внутренний голос. — Поставь себя на его место. Едешь себе спокойно, а тут чучело в байкерском наряде, морда в крови, бензином воняет… а потом какую-то муйню рассказывает про ржавую «Ниву»… И при этом напрочь отказывается ехать к ментам… Самому не смешно бы было?»
Ну, или догадывается.
И, конечно же, если все вскроется, он обязательно расскажет, как в ту ночь подвозил странного мужика в мотоциклетной куртке…
Невдалеке сверкнул овально-прозрачный купол автобусной остановки, и Евгений очнулся от своих мыслей:
— Притормозите, я выйду.
«Хендай» моргнул поворотником, перестраиваясь. Когда автомобиль остановился, Золотарев повернулся к водителю:
— Огромное спасибо. Если бы не вы…
Тот хмыкнул:
— Лучше пересядь на четыре колеса. Знаешь, как вас называет наш брат? Донорами. В общем, будь аккуратен на дорогах.
«Гляди, как он смотрит на тебя», — прошептал все тот же голос.
— Вижу, — тихо сказал Евгений.
Пожилой мужчина напрягся.
— Не понял. Что видишь? — спросил он подозрительно.
— Это я так… Ну, всего наилучшего!
Улыбаясь, Золотарев протягивал руку водителю, этому худощавому мужику лет шестидесяти с коротким седым «ежиком», имени которого он даже не знал. Помедлив, владелец «Хендая» нехотя ответил на рукопожатие.
И тут же нахмурился, с удивлением разглядывая ладонь. При скудном освещении на первой фаланге мизинца краснела чуть заметная точечка.
— Черт…
Но Евгений уже не слышал этого — он быстро вылез из автомобиля, хлопнув дверью.
Недовольно фыркнув, иномарка тронулась с места, а Евгений, не переставая улыбаться, смотрел на быстро удаляющуюся машину.
Что ж, а кто сказал, что будет легко?
«Все нормально. Поймаю другую тачку и скоро буду дома», — успокоил он себя.
Золотарев не видел, как сзади на огромной скорости неслась «Тойота-камри», стремительно сокращая расстояние. Как и не знал, что за рулем машины был молодой двадцатилетний парень с подругой — они возвращались домой после гулянки в ночном клубе. Как и не знал, что и тот и другая были в невменяемом состоянии из-за галлюциногенных таблеток, которые они употребили на шумной вечеринке. Как и не знал, что через секунду двухтонный автомобиль потеряет управление и его вынесет на автобусную остановку, где он сейчас и стоял.
В последнюю долю секунды Евгений услышал нещадный визг покрышек и резко обернулся.
Сильнейший удар, и перед глазами словно опустили стальную черную заслонку. Сознание отключилось, как если бы кто-то просто щелкнул кнопкой на пульте, вырубая телевизор.
Все окружающее пространство, казалось, состояло из неразборчивого и унылого гула, нещадно царапающего барабанные перепонки.
Рядом над ухом слева что-то монотонно пикало, как часы, вслух отсчитывающие секунды.
Постепенно гул превратился в несвязное бормотание.
«Где я?»
Мысль шлепнулась в разбухший мозг, словно ледяная капля на разгоряченно-обветренные губы, которые давно позабыли живительный вкус влаги. Между тем во рту торчало что-то твердое, больно упираясь в нёбо.
«ГДЕ???»
Веки приоткрылись и тут же снова опустились, как шторки, — ослепительно-белый свет ланцетом впился в воспаленные глазницы.
«Очень светло, — определил Евгений, пытаясь держать себя в руках. — Значит, я в больнице?»
Золотарев попытался вытащить странный предмет изо рта, но не смог поднять руку. Он хотел приподняться и сесть, но его странно потяжелевшее и обмякшее тело не шелохнулось даже на миллиметр.
Абсолютная беспомощность и неподвижность.
Он лежал, как гниющее бревно в лесу, обрастая мхом и вонючей плесенью.
Холодея, Евгений решился снова приоткрыть глаза. В этот раз свет не так сильно резал глаза, и он несколько раз поморгал.
Между тем невнятное бормотание медленно обрастало буквами, слогами и словами, разделяясь паузами, в итоге трансформируясь во вполне понимаемую человеческую речь.
Говорили двое — мужчина и женщина.
— …уже вам говорила, попал в аварию, — она рассказывала торопливо и слегка запинаясь, словно боялась, что правдивость ее слов вызовет сомнения. — Сбила машина на остановке. Водитель вылетел через лобовое стекло, его буквально разорвало на две части… его спутница была пристегнута… Осталась жива, почти не пострадала. Этот — единственный, представляющий для вас интерес. Да и то, можно сказать, парня вытащили с того света.
«Кого, меня?»
Евгений был сбит с толку. Какой парень? Он, конечно, неплохо сохранился для своих сорока девяти, но уж парнем его точно не назовешь!
Он хотел что-то сказать, дать о себе знать, наконец, чтобы на него все же обратили внимание, но изо рта вырвался лишь жалкий писк. В глотке слякотно хлюпала горькая слюна, будто бы он пил всю ночь напролет.
«Эта трубка означает только одно — я подключен к аппарату искусственной вентиляции легких!»
Женщина умолкла, и Евгений с надеждой подумал, что теперь-то они уж точно смотрят на него.
— Он нас слышит? — полюбопытствовал мужчина. Голос у него был уверенный и властный, и Золотарев вдруг подумал, что он кажется ему странно знакомым.