Все годы президентства Путин побеждал себя самого
Олег Туляков,
Первые выборы в марте 2000 года он выиграл с результатом 52,9% голосов, в 2004-м победил куда весомее – 71,3%. Западная пресса тут же отметила: русский народ желает, чтобы им правила сильная рука. Мне, как человеку, который много лет живёт на Западе, было особенно интересно. Как всё развернётся? Волновало, сможет ли Путин не стать «небожителем»?
Сильная рука… В истории России немало примеров, когда правили именно так. Вот даже Александр Керенский. Яркая фигура, и когда он согласился войти во Временное правительство, его с ликованием внесли в зал заседаний. Обожают на Руси вождей!
Социалистический период, его 30-летняя сталинская фаза, явил трагедию восточной деспотии на базе технических достижений ХХ века. И пошло-поехало чередование персонифицированных культов, один причудливее другого.
Моя юность выпала на правление Хрущёва. Сейчас забывается, но первый в мире космонавт Ю. Гагарин положил начало традиции рапортовать о победе ленинскому ЦК и лично Н.С.Х. Хотя какая логика: если всему ЦК, то ясно, что и первому лицу? В 1964-м методом дворцового переворота закончили «великое десятилетие» Хрущёва с двойными обкомами, кукурузой в Сибири, кубинским и берлинским кризисами, прожектом построения коммунизма.
С Брежневым поначалу – успешные годы без зональных совещаний по травопольным и пропашным оборотам, без глупых речей, но через пять лет в тоне дикторов послышались заискивающие нотки, а вскоре загремело: «выдающийся личный вклад». Вспыхнула «горячая любовь советских людей» к генсеку. Портрет Брежнева повесили даже в кабине космического корабля. Генсека увенчали множеством наград и Орденом Победы – наряду с боевыми маршалами… Как-то за скобками остаётся, что самодовольная и лицемерная брежневщина стала основой лёгкого развала СССР.
При Ельцине, в «новой России», сервильная номенклатура и рептильная пресса с ходу стали приучать публику к штампам типа «Семья», «Царь Борис», но «царя» скоро подвело здоровье. Однако факт: он первым самостоятельно отказался от власти.
31 декабря 1999 года России представили нового лидера. Всем бросилось в глаза: не престарелый, не больной, непьющий-некурящий, владеет немецким языком, может к месту процитировать классиков. А ещё спортзал, дзюдо, хоккей, полёты в боевом самолёте, а то и погружение с аквалангом за амфорой... Главное, все заметили: он стремится по-современному, последовательно, без срубания голов и, что называется, по-людски вести дела.
Россия заговорила своим голосом. Внешнеполитические успехи, среди которых, конечно, возвращение Крыма, несомненны, а старательные недруги то и дело получают по рукам и вынуждены считаться с Россией.
Знаю, в стране много критики в адрес внутренней политики. Однако издалека тоже кое-что видно. Посмотрите, вот долгие годы инфляция была мучительной болезнью России, из-за чего экономика топталась на месте, от рубля бежали к доллару. Тогда встали на путь таргетирования инфляции, она снизилась менее чем до 4%, а в 2017 году опустилась и вовсе до 2,5%. Это дорога к стабильности, инвестициям, экономическому росту.
То же самое с облигационным рынком, когда негромко звучащие меры способны активизировать внутренний рынок и побудить его работать на самого себя, без значительных институциональных реформ и внешних заимствований.
Настоящие воины могут локальные поражения превращать потом в победу: санкции побудили развивать импортозамещение (и уже есть успехи), уходить от сырьевой зависимости, оживлять регионы и Север, цифровые технологии. Налицо стабильность, прогресс в единой фазе с мировым рынком. Укрепляется национальный бизнес, увереннее чувствуют себя люди дела. Россия стала развиваться, извините за выражение, как нормальная страна.
Многое поменялось. Например, не все дороги ведут нынче в Москву, проводятся международные мероприятия в регионах, президентские выступления в полном виде не публикуются (кроме кремлёвского сайта) и не цитируются взахлёб. Победные рапорты редки, а остро-критические, даже хулительные статьи и выступления на ТВ – в изобилии. Очевидно усиление борьбы с коррупцией, повышается её потолок. Имена тех, кто осуждён или арестован, известны, хотя работа предстоит ещё серьёзная.
Все достижения страны, как и неудачи, связаны с именем Владимира Путина. Он в Кремле уже 17 лет, но пока не воссоздалось ничего похожего на былые трагикомические культы. Победит он на выборах или нет, но у него есть основания остаться в памяти благодарных потомков личностью, достойной новой, свободной и демократической России.
Взамен развития – утешение
Взамен развития – утешениеВзгляд изнутри
Политика / Новейшая история / Навстречу выборам
Фото: Максим Гончаров
Теги: политика , выборы , президент
Предстоящие выборы президента России вызвали бурную общественную дискуссию – не только в СМИ и соцсетях, но и, что называется, на кухнях. Конечно, обсуждают кандидатов, и фигуру нынешнего президента в особенности. Но речь идёт и о многом другом. Какой мы хотим видеть свою страну, что мешает её развитию, какие проблемы требуют особого внимания? Об этом и не только пойдёт речь в предвыборной рубрике. Приглашаем к разговору авторов и читателей «ЛГ».
Эффективная экономика или чрезмерная религиозность?
Вадим Кирпичёв,
Полвека, особенно с брежневских времён, череда самообманов преследует нас. Всё тот же цикл: застой–кризис–застой. Уменьшается наша доля в мировой экономике.
Что мешает? Да, сложился определённый базис, строй, который в конечном итоге определяет производительность труда, хотя рост пока невелик. Есть политическая надстройка – для России годится только крепкая вертикаль, благодаря чему страна держится. Но нужна и сверхнадстройка в виде национальной или цивилизационной идеи. Сейчас у нас нет чётко сформулированной, охватывающей всё и вся национальной идеи, необходимой для собственного развития и защиты от планов Запада по расчленению нашего государства. Вместо этого народу предлагают некое квазирешение в виде возрождения православия и определённой опоры на ислам. Политические резоны ясны: исламские субъекты Федерации дают власти большой процент голосов.
Но совместима ли чрезмерная христианизация-исламизация с современной эффективной свободной экономикой?
Среди пятнадцати стран с наивысшим ВВП нет ни одной исламской. Это своего рода приговор исламу в частности и чрезмерной религиозности вообще в современном мире. Избыточная религиозность, как показывает опыт, несовместима с эффективной экономикой, ещё и поэтому Запад, по сути, подчинил себе многие исламские страны. Подобный разгром пытается учинить и нам.
После холодной войны остатки СССР оказались на периферии Пакс Американо. Для США РФ по сей день – недобитый Советский Союз. Как проигравшим, нам первым делом навязали неэффективный строй, бросили в прошлое. А идейный застой обычно сопровождает застой экономический. Если у строя нет будущего, идейную защиту он ищет в прошлом – православие, ислам, избранные места из советского социализма.
России нужен обращённый в будущее новый цивилизационный проект. Невозможно сражаться за достойное будущее, вооружившись щитом из Средневековья или ракетами советской закалки.
Что делать? Ответ просматривается. Эффективная экономика – это социальное рыночное хозяйство с максимально свободной конкуренцией и постоянной, системной борьбой с коррупцией. Существенный пересмотр устройства экономической жизни с учётом и прошлого опыта и современных реалий. Строй чиновно-олигархического капитализма считался обречённым ещё в начале ХХ века, во времена Джека Лондона и его «Железной пяты». Родимые его пятна – низкая производительность труда и системная коррупция. А мы за него всё ещё держимся.
Для выживания и расцвета России необходим эффективный экономический строй плюс прогрессивная, не религиозная национальная идея, с крепкой социальной и этической основой.
Пока же нас ненавязчиво уверяют: нынешний чиновно-олигархический строй способен на модернизацию, реальное развитие, а не только на слова-слова. Твердят, что власть ведёт нас «вперёд», а мы видим бег трусцой. Вместо национальной идеи – пустое место. За четверть века недокапитализма, как его порой называют, Россия потеряла 2000 заводов, фабрик и уникальных производств. Зато построено и отреставрировано около 2000 мечетей и храмов. Для проигрывающей цивилизации это логичная рокировка. Если нет политической воли для модернизации, надо подданных утешать.
Спасение только в осознании
Спасение только в осознании
Литература / Литература / Проскурин – 90
Пётр Проскурин и Виль Липатов
Фото: Вадим Крохин
Теги: Петр Проскурин
Нужно идти путём горькой правды
Его звезда взошла на литературном небосклоне в начале 60-х годов ХХ века. Роман "Горькие травы" стал во многом принципиально новым произведением и по содержанию, и по форме. А в романе "Судьба", увидевшем свет в 1973 году, зазвучала ставшая в последствии основной для творчества писателя тема - отношения власти и народа. О том, насколько эта тема была близка и понятна самому народу, можно судить по тому, что в 70-х годах снятая по мотивам П.Л. Проскурина кинодилогия "Любовь земная" - "Судьба" стала лидером общенационального кинопроката, а "Судьба" и второй роман-трилогия "Имя твое" в течение нескольких лет лидировали в библиотечных рейтингах СССР.
Эта главная для писателя тема была развита в третьем романе-трилогии "Отречение". Роман этот оказался пророческим: в нем писатель предугадал отчуждение народа от власти, которое так трагически проявилось в событиях 1991 года.
В последнее десятилетие своей жизни Петр Лукич необыкновенно много работал, по большей части в Твери. Здесь были написаны романы "Седьмая стража" и "Число зверя", повести "Аз воздам, Господи" и "Мужчины белых ночей", вторая часть автобиографической повести "Порог любви", многочисленные рассказы, удивительные по своей тонкости и глубине образов поэтические произведения. И при этом - острейшая злободневность и актуальность!
Будучи на вершине писательской славы, Петр Проскурин обращается к самым острым, самым животрепещущим вопросам современности, высвечивая грозные черты нарастающего день ото дня общественного неустройства: разрыв между словом и делом, засилье краснобайства, казнокрадства, социальной коррозии. Писатель-патриот идет путем правды, какой бы горькой она ни была.
Страстное желание понять, что происходит с русским народом, с Россией, а главное, что такое народ, в данном случае - русский народ, денно и нощно преследовало Петра Проскурина, пронизывало его прозу последних лет жизни. В одной из наших бесед он признавался мне: "Это очень сложный вопрос, больной для всякого мыслящего человека. Потому что, на мой взгляд, русский народ, то ли в силу своей исторической судьбы, то ли в силу каких-то непонятных обстоятельств, как народ, по сути дела, перестал существовать. Это очень тяжелый вывод".
Тем не менее, даже в самых трагических своих произведениях, написанных на рубеже тысячелетий, Проскурин попытался отыскать те образы, с которыми он связывал надежды на будущее, на прорыв, на возрождение русского духа. И всегда эти образы были связаны с борьбой против власти, борьбой активной и бескомпромиссной.
Взвихренность, неуспокоенность, мятежность с особой пронзительностью звучат со страниц сборника прозы "Аз воздам, Господи".
Рассказ "Свидание с собой " сразу обращает нас к нынешней действительности с ее "свинцовыми мерзостями". Прошедший "Афган и Чечню", главный герой рассказа Гоша видит их на каждом шагу в родном городе, столице России. С болью в сердце и ожесточением слушает он откровения соседки, сердечной подруги своей умершей матери: "Сейчас даже но-шпу купить - половина моей пенсии... Никак не нажрется наш всенародный, чтоб он подавился нашим горем! А я еще, дура старая, за него голосовала, горло драла! Всех одурманил... гляди-ка, мол, свой в доску! Простить себе не могу..."
Реальность сегодняшнего дня во всей наготе своей встает перед израненным и едва оставшимся в живых Гошей. Видит он первопрестольную в зазывной рекламе чуждых России казино и иных "вертепов". Видит он и "зримые плоды" "дерьмократии", пестуемой "всенародно избранным" и его камарильей, - "однорукого" мальчика-нищего (он имитирует свое убожество), сидящего в конце подземного перехода на грязной подстилке. И вдруг (вдруг ли?) между этим маленьким нищим и бывшим офицером, уволенным в запас после взрыва чеченской мины "по пожизненной инвалидности", установилась какая-то больная и необходимая связь, и она прорастала с каждой новой встречей все глубже, подчас становилась неодолимой, пронзительно сквозящей, мучила Гошу, и он не знал, что это такое.
Еще совсем недавно боевой офицер, защитник России, он принимает бескомпромиссное решение стать покровителем мальчика, эксплуатируемого как побирушка и крепостной, мафиозным жлобом, шикарно одетым, вооруженным и ездящим на иномарке. Тайно оберегаемый посторонним дядей мальчик бросается убивать "хозяина", когда тот схватился в смертельном поединке с Гошей. Закабаленное детство ринулось защищать доброту.
Концовка рассказа - ясный и недвусмысленный прогноз. Увидеть Россию, поруганную ее недругами, снова державной, единой и непобедимой доведется если не Гоше, то Ваньке (так, оказывается зовут мальчика-нищенку) - это уж точно. В том убеждают слова маленького мстителя, завершающие рассказ: " Я не маленький! Вы меня еще не знаете... да!"
Повесть "Аз воздам, Господи" являет логическое продолжение отмеченного нами выше. Будучи талантливым и совестливым писателем, искренне любящим Россию, главный герой Тулубьев не приемлет все то, что творят сокрушители и растлители.
Сосед по подъезду, преуспевающий "новый русский" опасается "тлетворного" влияния Тулубьева на своего сына-подростка, тянущегося к светлому и праведному писателю. И здесь, в этой повести П. Проскурин сводит в диалоге людей, коих можно определить так: "небо" и "земля", "свет" и "мрак":
"- Сознавайтесь, Родион Афанасьевич, - пытается убедить прохвост Тулубьева, - ваш прекраснодушный и романтический мир разрушился, исчез. Россия теперь другая, теперь главное в России - деньги. Это и сила, и власть...
- Ошибаетесь, господин Никитин! - покачал головой Тулубьев. - Россия... сейчас она в глубоком помрачении, но это, поверьте, обязательно пройдет. Вы слишком много на себя берете. Не нами было сказано: "Аз воздам!"... Так было, так будет всегда: "Аз воздам!" Ну а если все повернется по-вашему, то это будет уже не Россия, а нечто иное".
"Цена человеческой жизни" - ничто для "новых бесов", наводнивших Россию, грабящих ее, растаскивающих награбленное по своим многоэтажным и многомерным преисподним. "Господин" Никитин, не отягощая себя даже проблеском мысли о суде Господнем, по-своему разрешает намечающийся союз писателя-патриота и своего смертельно больного сына Сережи. Трагичность ситуации усиливается тем, что убийство Тулубьева происходит в тот самый момент, когда он узнает об исполнении своей самой сокровенной мечты - рождении внука: "Тулубьев расправил плечи, и в тот же миг тяжелая пуля, вылетевшая из мрака, точно ударила ему в середину лба и, выходя, выломила рваный кусок кости из затылка. Время вспыхнуло, рассыпалось и погасло. Вздернув руки, он обвис на решетке балкона, в одно мгновение разделившей два несовместимых, взаимно исключающих и непрерывно переливающихся друг в друге мира".
В рассказе "Тихая пристань" П. Проскурин поначалу настраивает читателя на "глоток кислорода" после удушающего смрада, заполнившего русскую действительность: "Под карниз дома привычно и ловко метнулась ласточка, повисла на уже наметившейся на фронтоне подковке будущего своего гнезда, добавила в постройку еще один комочек грязи, разгладила его клювиком, радостно щебетнула и вновь умчалась за новой порцией материала - время не ждало, и птичьих хлопот впереди было хоть отбавляй - и гнездо построить и выстелить его изнутри пухом да сухими травинками..." Намеренно прерываю фразу, ее продолжение снимает ту умиротворенность и душевное равновесие, что сопровождали Кузьмича, героя рассказа, "пытливым взглядом" окинувшего свое хозяйство, наблюдавшего за действиями пернатых зодчих.
"Пытливым взглядом" Кузьмич, простой труженик, на каких всегда держалась и сейчас еще чудом держится Россия, охватывает не только свой небольшой дом с балкончиком в сад, но и смотрит далеко окрест. Вновь проследив за стремительным полетом ласточки, наш герой и не хотел, но задержался взглядом на сказочном дворце в четыре этажа, "возникшем перед изумленными жителями поселка... как бы во сне, вроде бы за одну ночь".
И не вина, но беда Кузьмича, что его домишко, как то ласточкино гнездо, слепленный "по крошке" за долгие годы, оказался помехой для этого самого сказочного дворца: именно через него должен пройти парадный въезд в усадьбу "в мавританском стиле". А что дальше? Вроде повезло Кузьмичу: уже и дом отгрохали взамен его "гнездышка". Есть в том доме подвал, мастерская, газовая колонка, горячая вода, туалет кафельный. Короче говоря, "тихая пристань", по словам "нового хозяина жизни".
Проскурин вновь обращает внимание читателя на то беззаконие, что творится в больших и малых городах России, на то, как растаскивается, разворовывается, вывозится за границу народной ее достояние. И делается все с ведома и согласия властей предержащих аж до самого верха. Вот он, "новый нерусский", представленный нам бабкой Натальей, женой Кузьмича: "Слышь, Степан, опять этот ирод, Колька Голованов. Слышь, не перечь ты ему, у него, говорят, вся область в кулаке, у него, говорят, сам областной прокурор в кумовьях ходит, вроде у него какая-то алмазная труба в Якутии в кармане. Он, говорят, к самому Бориске Ельцину дверь ногой открывает - бац выступком, и все тебе. А раз народ говорит, так оно и есть. Слышь, может, согласиться? Ну его к лешему, дожить спокойно не дадут..."
И вдруг что-то непонятное произошло с Кузьмичом, он вдруг вспомнил о своих орденах и медалях "а их было ровно одиннадцать", он долго рассматривал их, и неожиданное решение, непонятное пока читателю, принимается безотлагательно: "Кузьмич неожиданно подхватился и, повеселевший, чем окончательно поверг жену в недоумение, к вечеру уехал в Москву... Вернулся он только на третий день, молчаливый, осунувшийся... спустился в мастерскую. Оглядевшись, он достал из внутреннего кармана куртки тяжелый сверток, полюбовался новеньким вороненым пистолетом, загнал в него десятизарядную обойму, с удовлетворением подбросил еще раз на ладони и, вновь завернув в промасленную бумагу и тряпицу, спрятал в потаенное пространство между слесарным шкафчиком и стеной, где у него всегда теперь хранились на всякий случай самые дорогие и нужные инструменты".
Нет, не уступит Кузьмич, не уступят такие, как он, построенного и завоеванного своей жизнью! В этом убеждает нас концовка рассказа: "...Зашелестел крупный косой дождь, и следом рванул шквальный ветер, Кузьмич почувствовал, что его сбивает с ног какая-то бешеная шалая сила, но устоял, с места не сдвинулся, лишь подставил лицо хлынувшему с неба потопу".
Сам Петр Проскурин о книге " Аз воздам, Господи" говорил следующее: "В ней я размышляю о том, что сейчас происходит с нашим обществом, с нашим народом. В общем-то, оптимизма у меня там мало. Я, не желая что-то предрекать, хочу сказать, что предстоит очень и очень трудный период русской жизни, русского пути. Слишком глубоко зашло разрушение. А спасение только в осознании своего национального пути, своего национального характера. Спасение придет только тогда, когда русский народ осознает себя историческим народом, как это было раньше, и чего попытались его лишить".
Пётр Майданюк,
Сокровищница бесед с классиком
Сокровищница бесед с классиком
Литература / Литература / Проскурин – 90
Парпара Анатолий
Встреча с читателями, 1980 г.
Фото: ИТАР-ТАСС
Теги: Петр Проскурин
О несуетности писательских поисков и тревоге за судьбу планеты
Имя прозаика Петра Лукича Проскурина (1928–2001) в особой рекомендации не нуждается – его своеобразной визитной карточкой стала знаменитая трилогия о судьбе России: романы «Судьба», «Имя твоё», «Отречение». Могучую эпопею, включившую в себя историю русского народа за весь ХХ век (брежневско-ельцинские времена ярко охарактеризованы в другом талантливом романе «Число зверя», 1999), полюбил всесоюзный читатель и любит до сих пор всероссийский, о чём нагляднее всего говорят пиратские издания последних десятилетий, мгновенно исчезающие с прилавков книжных магазинов.
Эти романы, а к ним необходимо добавить и такие произведения, как «Чёрные птицы», «Седьмая стража», другие повести и рассказы, были впервые опубликованы в популярном тогда журнале «Москва», где я заведовал отделом поэзии и был одним из членов редколлегии. В нередких беседах со мной он всегда с чувством благодарности к коллективу редакции вспоминал о трудностях прохождения его произведений через цензуру.
Вот некоторые из моих дневниковых записей:
«25. X. 84. Главлит всё-таки снял роман Проскурина, и пришлось ставить вместо него Л. Карелина. Большая потеря!
10. Х. 85. Рассказал ему о Циолковском – для него это было новостью. Обещал ему дать почитать «Монизм вселенной» и беседу с выдающимся учёным Чижевским.
Беседовали вначале о его прозе «Порог любви», который так обкарнали, что и мне видны провалы в повести. На этот раз говорили о творчестве малоизвестного Всеволода Никандровича Иванова.
14. III. 87. Давно не было такой вязкой недели на работе: трудности с публикациями… Дозвонился до Проскурина (договорились беседу перенести на конец моего отпуска). Пётр Лукич тяжко дорабатывает третью часть «Судьбы»...
Петра Лукича можно охарактеризовать одним словом: защитник. Всё творчество народного заступника было обращено к людям, хотя для светского общения он был трудным человеком. А разве можно говорить правду о настоящем положении русского народа и улыбаться? Не для него были правила моветона. И речь его была тяжёлой от ночных раздумий и горечи несправедливости, ощущаемой русским народом – тягловым народом. Как можно гулять и пировать на банкетах, когда многие ложатся спать голодными. Разве сейчас не актуальны слова Пушкина, сказанные по другому, но всё равно юбилейному поводу: «Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий с голоду»?
Конечно, Пётр Лукич был человеком тяжёлым для лихих объятий. Не помню случая, чтобы он кидался кому-то навстречу, обнимал, похлопывая по плечу. Чувствовалось, что он в своей жизни столько встретил ядовитых стрел недоверия и зла, что его сердцу надо было убедиться в неподлости улыбки, в честности объятия, в ясности намерений…
Оттаивал он долго. Зато, когда видел родное, дружеское лицо, то глаза его распахивались навстречу, и строгая улыбка, чуть виноватая за строгость, обдавала тёплой волной приязни.
Он был крупным человеком, не скорым на любезность. Если что-то ему не нравилось, он мог быть и резким. Помню, в 1995 году мы Петром Лукичом проводили литературный вечер, посвящённый Лермонтову, в Пятигорске. В застолье Иван Иванович Никишин, глава города и мой добрый друг что-то сказал Проскурину неудачное. Пётр Лукич резко ответил ему и встал из-за стола. Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы восстановить мир и доверие.
Начало нового тысячелетия Проскурин отметил выходом в свет книги «Мужчины белых ночей» («Роман-газета», 2001), которая включала в себя семь маленьких повестей, чутко отразивших фактологические и духовные изменения в нашей жизни, что позволяет сказать о Петре Лукиче не только как о талантливом, но и остросовременном прозаике. И в новых произведениях писатель оказался верен своей природе: живописать только правду, пусть и горькую, о радостях и страданиях своего народа, из глубины которого он вышел. И поразительна та мощная, неподкупная сила, с которой он встаёт на защиту исторических ценностей родной земли от разграбления…
Мне близко творческое поведение Петра Лукича Проскурина: и несуетность его писательских поисков, и озабоченность судьбой родного народа, и продолжительное, с годами всё более углубляющееся исследование русского характера во всём его многообразии, и редкостное умение сразу отличить видимое, кажущееся от подлинного, и обострённое чувство современности, и тревоги за судьбу планеты... Далеко не всё из того, о чём мы с ним неоднократно говорили, зафиксировано в публиковавшихся мной беседах и мною расшифровано… Ниже приводится ответ Петра Лукича на мой вопрос о влиянии жестокой войны на его раннюю юность. (Я и сам в начальном детстве испытал горечь фашистской оккупации.)