Вопреки или Ненавижу Мишку

* * *

«…. РИА — Новости. По последним данным, прекращены поиски пропавших без вести людей, потерпевших аварию в самолёте, следовавшим рейсом «Лондон — Москва…».

* * *

Была ночь. И была тишина, которая блистала золотистым светом так, что даже шорохи природы смолкли, заслушавшись. Величие искренних чувств было безмолвно.

Не было ни прошлого, не было и будущего. Был бесконечный миг, восхитительный сон, в котором ночь распахнула свои объятья двум людям. Иллюзия их искренней любви была выше всех предрассудков, смысла которым нет. В жизни любого человека слишком много грошовых сокровищ, но гораздо значимей то, что бесценно. Они отдали себя друг другу, ничего не прося взамен, и тем самым потеряли себя, исчезли, чтобы стать другими…

Художница

В небольшом провинциальном городке жила художница. Её картины были великолепны. Студия талантливой девушки была заставлена набросками, этюдами, акварелями. Здесь были изображения воздушных замков и дворцов, невероятные сценические эскизы, где Мельпомена, как на маскараде, меняла одну за другой маски. На полотнах невообразимые чувства выказывали немые актёры театра Кабуки. Каждая картина была неимоверно красива тем, что казалась почти реальной, настолько мастерски и искусно была создана.

Девушка не была бедной и несчастной, подобно известному грустному художнику. Нет, она была счастлива тем, что у неё есть возможность рисовать столь удивительные картины бытия, которые до неё никто, как ни старался, не мог создать. Художница жила желанием показать людям то, что рисовало её воображение.

Ни одна из волшебных, почти осязаемых, картин художницы так и не проснулась. Фантастические животные оставались зверьками.

Шум прибоя, который она пыталась воссоздать на полотнах, так и оставался безмолвен. А рисованные люди походили на марионеток из материальной жизни.

Однажды художница увидела Его. Мимолётная встреча, случайный взгляд. Насмешка судьбы или испытание — она не ведала, да, это было и не важно. Художница знала, что никогда больше не увидит того, кого встретила случайно на перекрёстке судьбы. Но взгляд незнакомца так и остался в её сердце. Художница поняла, что все предыдущие желания и стремления, даже её восхительные картины, превратились в карикатурные наброски тривиального, серого бытия.

Жизнь художницы приобрела иные оттенки. Теперь она просто любила, без цели и без смысла. Она жадно ловила каждый его взгляд и слово, который, конечно, был обращён не к ней. Абсурдность чувств, невозможность самой жизни, смыслом которой были именно эти чувства. Грусть, тревога, тоска, сомнения. Маскарад иль дьявольская месса, когда ты знаешь, что обречён на жизнь, на муки, на которые сам же и согласился.

Художница поняла, что хочет создать картину, невероятную картину Любви. Она пыталась рисовать дождь иль снег, неистовый океан и горные вершины. Сюжеты её картин, мир её воображения изменился — он стал совсем иным. Порой казалось, что он бесцветен — и она впадала в уныние, а порой — приобретал особый, истинный смысл, в котором молчание важнее слов, а сделанное, как насмешка, кажется абсурдным.

Она пыталась рисовать Любовь, как нежные и тёплые капли дождя, скользящие по стеклу. Иногда ей казалось, что Любовь должна быть такой же, как безбрежное и волнующее море, или вовсе неугомонный странник — ветер. Девушка живописала полотно за полотном, но понимала, что ни один из придуманных сюжетов не может передать хотя бы ничтожную толику Любви. Наконец, её воображение нарисовало божественную картину.

Долгими днями и ночами, штрих за штрихом, на картине появлялись фантастические сюжеты. На полотне она смогла воссоздать и величественный Олимп с грозными богами, и все чудеса света, столь искусно воспетые поэтами и прозаиками. Здесь были и одинокие бригантины, затерянные в морской дали, и отвесные скалы с заснеженными вершинами, от которых захватывало дух, и ласковое прикосновение ветра, и даже аромат невиданных цветов можно было услышать, глядя на картину. Художница осторожно смешивала краски, боясь нечаянным мазком разрушить идиллию портрета Любви.

Прошло много времени. Это был настоящий шедевр — вакханалия чувств, где слились воедино слёзы и радость, адская боль и нега, отчаянье и надежда, словом — все те чувства, которые может выказывать сердце. На картине остался недоделанным лишь один небольшой участок. Художница долго искала нужный оттенок, перебирая все возможные варианты, но….

Её нашли на рассвете. В крохотной ручке художница зажимала кисть, которая так и не нашла нужного оттенка, чтобы окончить картину. На груди у художницы алела капелька крови, которая была самого обычного оттенка, как бы подтверждая суждение о том, что любовь — это не жертва. Незавершённая картина будоражила и восхищала воображение многих и многих поколений, говоря о том, что, сколько бы ни старался искусный живописец, музыкант или поэт нарисовать Любовь, но никогда, во веки веков не суждено этому произойти.

Не укради

Мишка был безрассудным ребёнком. Впрочем, безрассудства в нём было ровно столько, сколь его было в каждом из нас, когда тебе 10 лет, когда мир должен жить по твоим законам и правилам. Исконный детский максимализм, который с годами становится лишь сильнее. Вечно разорванные штаны, драки — разборки с такими же мальчишками из соседних дворов. Жизнь — не только борьба, но и извечное желание, требующее неимоверных усилий, быть лучшим во всём и всегда.

Мишка жил в небольшом городке, со стандартными коробками и людьми, чьи нравы и обычаи были веками прописаны и назначены предками. На окраине города, рядом с полуразрушенным остовом завода, символом несбыточного социализма, стоял городской рынок.

Поистине, для мальчишек этот рынок был раем для глаз и души. Ватага взъерошенных сорванцов каждое утро прибегала смотреть, как торговки аккуратно выкладывают ароматные фрукты и ягоды. Прилавки с яствами сменялись красивыми витринами с диковинными вещицами. День обещал стать незабываемым, если ты мог с утра прибежать в этот эдем ароматов и невероятно — удивительных вещей. Просто дотронуться до золоченого меча, просто помечтать о том, что, когда выросту и разбогатею, то обязательно всё куплю на этом рынке, чтобы доказать Димке из соседнего двора, что лучший. Димкины родители работали в ведомственных структурах. Именно у Димки появлялись такие желанные для любого мальчишки вещи. У Димки был велосипед, магнитофон с кассетами, и даже боксёрские перчатки. Неудивительно, что именно в Димку были влюблены все девчонки в классе.

На рынке, конечно Димке, чаще других, из всей шумной ватаги озорников, удавалось обмануть бдительных торговок, и утащить свежеиспечённую булку или яблоко, и тогда добычу делили на всех. Кусок булки или фрукта превращался в изысканное лакомство в извечно пустой утробе. Естественно, добытчику — Димке неизменно доставалась большая часть. Одному только светловолосому мальчугану Мишке всё никак не удавалось стащить хоть маленькую булочку на рынке, чтобы с дерзким видом оторвав больший кусок себе, доказать превосходство перед Димкой.

Весенний день клонился к закату. Набухшие почки призывно возвещали о том, что совсем скоро станет тепло, и можно будет ходить на речку и всласть наслаждаться чистой водой и ласковым солнцем. Голубоглазый Мишка брёл в безнадёжно — мрачном настроении домой. Было плохо и весьма безотрадно на душе от крайне неудачного поединка, к которому он готовился несколько дней. Подбитый глаз, множество ссадин. Мучительно больно и отчаянно плохо. Димка из соседнего двора был и выше, и сильнее — увы…. Не его день, не его победа.

Мишка увидел эти выразительные глаза на кровавом месиве тела, в большой луже подле ворот рынка. Истерзанный либо сородичами, либо людьми, этот тощий и облезлый пёс умирал.

Умирал от голода, от мощи всесильных сородичей, от людского равнодушия.

Голубоглазый Мишка единожды в жизни нарушил священную заповедь «не укради», дерзким образом украв самую большую булку на глазах у испуганной продавщицы. А на лице у Мишки появилась неподдельная улыбка, от осознания того, что иначе он поступить не мог.

Нищая любовь

Они познакомились поздней осенью. Когда буйство красок ещё не потревожили первые морозы. Карминные листья шелестели под ногами, а бродяга — ветер протяжно скулил минорную песню. Они встретились взглядом, скорее, прикоснулись душами, в какой — то точке унылой серости дня иль ночи. Они потом пытались отыскать, по каким-то только им ведомым приметам, то самое место, но так и не смогли этого сделать. Да, и так ли важно место, одеяние, и другие абсурдные мелочи, которым мы столько уделяем времени.

Это были странные чувства не менее странных людей. Они могли часами сидеть на лавочке, и, не шевелясь, смотреть в одну точку.

Каждый из них знал, что чувствует, осознаёт и постигает другой.

Они никогда друг другу не звонили, не делились новостями и мыслями. Это было не нужно. Были только чувства. Надрыв бездонных чувств. Она каждый день слушала его шаги и ждала прихода, зная, что он у жены с ребёнком. Она его любила — страстно, нежно, пылко

— так, как любят раз и навсегда, но у него больной ребёнок. Впрочем, ожидание его шагов, которых не будет — ныне было для неё единственным возможным способом для существования.

Они не дарили друг другу подарков и цветов, они не признавались друг другу в чувствах — это было не нужно. Нищая любовь была обогащена чистейшей страстью и негой, в которой растворялись отблески эфемерного бытия. Нищая любовь, которой не нужны были подарки, как оценочный вариант того, как к тебе относятся.

Были лишь нежные взгляды, которые даровали сладостную истому, в коей хотелось раствориться, чтобы не помнить о делах, заботах, проблемах. Ласковые слова становились ненужной данностью — их не было. Они впитывали и постигали друг друга, боясь потерять в тех украденных у жизни, случайных встречах, понимая, что каждый миг, проведённый вместе, мог быть последним.

Это была странная, нищая, сумасшедшая любовь длиною в вечность жизни. Миг, вырванный из души, сладостной и желанной боли, который вгрызался в тело шрамами в их исступлённых ласках длиной в две зимы. Вечный миг, который боле не повторится.

Подлинного дня она ждала целый год — он должен был провести его с ней, отдав себя без остатка, рассказав жене о срочной командировке. Так было в прошлом году, и, повинуясь какому-то нелепому раскладу, в этом. Это был день её рождения. Не нужна была романтика свеч, чувственной музыки и каких-то бесполезных слов и подарков. Нужно было ничтожно мало и невыносимо много — просто быть рядом.

Она ждала его весь день и всю ночь. Жадно ловила такие знакомые шорохи и звуки блеклой юдоли, в которой всё теряло смысл, когда его не было. Лишь под утро мальчишка-посыльный принёс конверт, в котором лежал билет на морской круиз длинной в два дня. Этот круиз должен был стать последним аккордом их любви. Реквием по тому, что никогда больше не повторится. Он должен был уехать навсегда заграницу, чтобы вылечить сына, много лет прикованного к постели.

Тёмной ночью, когда блистание далёких звёзд можно было удержать в ладонях. Когда безнадёжные песни чаек смолкли над водной гладью. Когда даже дыхание терпкого моря не трогало слух. Они, стоя на кромке жизни, вручили себя бескрайней морской пучине, понимая, что это единственный шанс на жизнь — просто быть вместе…

Просто мечта

У Мишки была мечта. Он вожделел построить дом — уютный и добротный, где можно было бы отдохнуть от всех проявлений, порой не очень приятных, мирского бытия. Не роскошный дворец или особняк, на зависть кому-либо, а тихую гавань души. Это должен был быть дом, как некий бастион иль духовный архетип, в основании которого бытийствовала бы любовь, а креплением для высшего проявления чувств — непременно — вера и мечта. Взаимосвязь неразрывных понятий была бы залогом того, что любой страждущий мог обрести покой или умиротворение, так невыносимо нужное всему сущему. Любовь. Вера. Мечта.

Строительство шло очень долго. Нельзя было, повинуясь общему закону, скупать сырьё по дешёвке, зная, что любовь не может быть мелочной. Нельзя было надеяться на чудо, думая, что кто-то поможет, из жажды прославиться, что внёс вою лепту в строительство столь удивительного творения. Нельзя было торопиться, так как

Мишка понимал, что всё истово духовное должно было быть фундаментальным, истинно крепким, и не подвластным желчи, злобе, меркантильности, чёрствости и другим особенностям этого, исконно построенного на любви, мироздания.

Мишка нежно, вкладывая всю свою теплоту и любовь, возводил по крупицам эту пристань грёз, где можно будет наслаждаться дыханием времени и ароматом каждого мига мимолётного бытия. Мишка строил дом и слышал музыку. Божественную песнь, которая звучала где-то внутри. В самых отдалённых отголосках души иль сердца. Упоительные звуки подбадривали диковинной серенадой, когда было неимоверно трудно находить в себе силы возводить оплот будущего дома. Чудесные трели сердца согревали в морозное ненастье. Бесподобное звучание души не мог заглушить даже свирепый людской гул, порицающий невиданную затею. Ноктюрная мелодия была залогом того, что живёшь, что чувствуешь истовое веяние вселенской сути, помогающее строить невероятную мечту.

Иногда Мишка уставал, и жажда возвести утопичное жилище, похожее на воздушный замок Фата-морганы, нежели на реальное здание, исчезала в мирской жестокости. Мишке хотелось отказаться от желанной мечты, но, непонятно откуда, вновь и вновь, появлялись силы довести свой замысел до конца. Камень за камнем, создавая удивительные узоры на стенах и арках, Мишка претворял свою самую немыслимую и призрачную химеру. Дом строился мучительно долгое время. То, что делается чистым сердцем и искренней душой, не зиждется на мирских условностях.

Мишка построил великолепный дворец, сравнимый по красоте лишь с девственной природой. Янтарные блики солнца меркли перед роскошным сиянием этого рукотворного творения, так как всё дышало истовой и неподдельной любовью и верой. Верой не только в величие горнего мира, но и в то, неподдельно светлое и чистое, сокрытое в каждом живущем, в мире дольнем.

Мишка отдал этот дворец детям, так как прекрасно понимал, что никакая внешняя атрибутика, вычурная и гротескная лепнина никогда не заменит то истово бесценное, духовное тепло, которое всегда было и будет, в каком бы месте и доме он не жил.

На паперти

Багряное марево рассвета нежно коснулось золотистого купола, который отозвался упоительным благовестом. Она сидела у ворот храма, а из бездонно-серых глаз струилась горькая соль. В её, некогда упругом и утончённом, теле всё ещё угадывалась былая красота.

И лишь глаза, так трогательно и выразительно выказывающие непомерную грусть, говорили о неистовой боли, затаённой в сердце, которое так и не смогло залечить всемогущее время.

Лера родилась в маленьком, уютном городке, без перспектив на счастливую жизнь. Перст судьбы подарил ей мужчину. Сергей был успешным бизнесменом, с большими перспективами и возможностями. Этот милый парень являл неимоверное количество внимания и заботы о гадком утёнке. Кроткая Лера, под чуткими руками Сергея, распустилась, как диковинный бутон в слезах росы. Любимая сказка о Золушке стала реальной. Сергей научил любить Леру этот мир. Серая явь заиграла феерическими красками. Любовь преобразила тривиальную обыденность, в которой стал ценен каждый миг своей значимостью и величием быстротечности. Идиллия гармонии, приятия и полного растворения друг в друге, была истовой и непритворной. Любящие не могли даже ругаться, зная, что сделав больно ничтожными словами, могли потеряться навсегда.

Чудесная сказка жизни прервалась внезапно, приготовив тяжкие испытания. Сергей ушёл на работу и не вернулся. Передел собственности братьев по бизнесу, сделал Сергея выгодным жертвоприношением. Былое богатство влиятельного бизнесмена, под ловкими руками друзей — маклеров, кануло в лету. Лера в одночасье потеряла всё, без права на существование.

Близкие надругались над памятью, лишив Леру права исполнить священный долг, чтобы покойно уйти в безвозвратное небытие жизни. Преданные друзья и подруги оставили её на асфальте жизни, понимая, что времени помочь былой красавице — нет.

Невозможность тризны жизни, которая забрала всё, но оставила жгучие воспоминания о некогда светлом, и безвозвратно ушедшем.

Удивительная жизнь даровала тяжкое бремя вины от гнетущей боли, и веру в чудесное исцеление.

Багряное марево рассвета нежно коснулось золотистого купола, который отозвался упоительным благовестом. Она сидела у ворот храма, а из бездонно-серых глаз струилась горькая соль. И только пара монет в грязной коробочке на чёрном асфальте, да перезвон колоколов — давали надежду на то, что она когда — нибудь сможет похоронить мужа…

D

— Скажи, Создатель, — в который раз вопрошал старец. Для чего живут люди? Ради веры в Тебя? Но мир полон безверия, да и сама вера стала, скорее, модным атрибутом. Всё чаще люди сетуют на свою жизнь и обвиняют в этом Тебя. Ради Мечты? Но людские мечтания превратились в желания обладать чем-то материальным, а отнюдь не духовным. Ради Любви? Но искренняя Любовь в алчном мире подобна цветку в безликой пустыне. Люди стали слишком циничны и злы, и легко отрекаются от того, что даровано. Что важнее для каждого из существующих: быть человеком, живя в согласии со своей душой, или только казаться оным и быть таким, как все?

— Этот мир и эти люди были созданы для того, чтобы искать истину. Впрочем, каждый, из некогда живущих, задавал эти же вопросы и находил ответы. Истина одна, вот только интерпретирует её каждый так, как ему удобно, — ответил Создатель.

— Тогда надо открыть людям истину, пока этот мир не изжил сам себя безверием и жестокостью, и не стал обителью хаоса, — сказал старец.

— Если бы мир был таким, каким его проецируют люди — он был бы слишком тривиален, и давно бы прекратил своё существование.

Понимание истины кроется не в мудрых фолиантах, а в душе. Только утратив, человек осознает ценность того, чем наделила его судьба.

Только пройдя череду испытаний и поражений, человек постигнет вкус победы. Только испытав ненависть и жестокосердие, человек научится любить. Только испытав неимоверные страдания, человек сможет познать наслаждение. Дуализм мира, возможных решений, предначертан каждому. Фатум зависит только от выбора….

* * *

Он получил это письмо с утренней почтой. «Ваша душа приглашается на чистилище».

— Что за глупая шутка, — думал Михаил, откладывая лист с гербовой печатью в сторону.

Это было уже третье письмо, которое он получил за последнюю неделю. На самом конверте не значилось ни имени отправителя, ни координат неизвестного благодетеля, приглашающего на «чистилище». Абсурдность и нелепость сего факта заключалось в том, что имея все возможные средства связи, письма приходили таким старомодным способом — почтой, в конверте с вычурным экслибрисом или вензелем — «D».

— Что за ерунда, — рассуждал Михаил, закрыв глаза и качаясь на офисном стуле. Кого, в этом, забытом всеми святыми, мире, может волновать помыслы души, да и должна ли душа, равно, как и сам человек, отчитываться перед кем-либо? Человека оценивают по результатам, которые начинают прописывать ещё со школьной скамьи.

А душа, её помыслы и стремления — личное дело каждого. Какие могут быть каноны и нормы, если они никому, кроме тебя не нужны?

Самое сложное препятствие в жизни — только сам человек. Как бледные тени седого мироздания, мы мучительно стремимся вырваться из цепких лап событий и безумных целей. Но крепкие, железные обязательства вгрызаются в горло, и не дают нам жить, не дают любить, не дают просто быть собой. Залоговая повинность, «должен» оставляет лишь ничтожное право — быть силуэтом в яркой, но тусклой, юдоли с канонадными всплесками эмоций. Человек практически всемогущ, он может управлять стихией, досконально просчитав природные катаклизмы. Человек может подчинить гигантские машины. Человек может быть наделён неограниченной властью и управлять другими, но… Единственное, что всегда останется не подвластным человеческому разуму — помыслы чужой души. Душа — костёл, священная лавра, открытая каждому, и в нужный момент всегда изыщется средство помочь кому — либо, но сакральные мысли…

Нельзя теребить свою душу воспоминаниями, гадая о потерях и неудачах. Невозможно жить прошлым — оно стёрто давностью зим, за ненадобностью. Заказано жить будущим — ты не успеешь насладиться тем, чем владеешь в этот короткий, восхитительный миг жизни. Наличествует только сейчас. Есть лишь одно жёсткое правило в жизни — ты можешь исчезнуть исключительно тогда, когда уничтожил своего врага. Без вариаций и возможных оговорок на недостижимость целей. Всё могу. Страха нет, и не может быть. У Михаила было лицо человека, который знает вкус поражения, и готов был всегда погибнуть за недостижимый горизонт Мечты.

Жизнь, как и цель — свеча. Огонь твоей свечи будет заметен лишь тогда, когда он будет разительно отличаться от других, но находиться рядом с обжигающим пламенем — опасно. Сильные и выдающиеся личности были всегда одиноки, но их огонь давал такую энергетику окружающим, что свечение оставалось в веках. Если цель ничтожна, то она легко покорится стремлениям, но взять бастион недосягаемого пламени — непомерно трудно, стихия не покоряется слабым. Бытие проецируется согласно желаниям. Мы всегда будем иметь исключительно то, на что дерзнули, так как сами решаем — побеждать или проигрывать.

Жизнь бессмысленна, мы все приходим на короткий миг, чтобы поставить нелепые, никому непонятные цели, чтобы уйти туда, откуда пришли — в небытие. Мы ставим немыслимые цели и, при наличии желания, способны сделать всё для своего счастья, но наши же сомнения, которые не обязательно будут выражаться в том, что ты не хочешь никуда идти, но в том, чтобы найти неминуемый, единственно правильный путь.

Абсолютная победа над самим собой — выиграть бой с тенью. Это противостояние длиною в жизнь, но душа против любого противостояния. Цена любой победы — иллюзия, которая быстро теряет свою значимость, так как впереди новая вершина. Достоинство поражения — неоценимый опыт. С одной стороны, сомнения — это разрушители любых идей и стремлений, и способны убить любое начинание, а с другой — колеблясь, мы познаём то, что нужно именно нам. Просветление, равновелико, как и постижение истины, приходит лишь тогда, когда множество раз осмыслил и сопоставил, а не принял на веру. Естественно, сетовать на проблемы, окружение и просто судьбу — проще.

Мы боимся своих желаний, чувств, своих истовых помыслов души, считая, что не способны что — либо изменить. И что страшнее всего — мы боимся самих себя.

Легче всего жить — подражая чужим нормам и принципам, добровольно навязывая себе оные. Возвышенный путь — путь немого созерцания и познания, при котором ты сам себя понудил на бездействие — становишься философом, который выдвигает догмы и постулаты. И, пожалуй, самый горький и сложный жизненный путь — стезя ошибок, утрат и нахождений, когда ты в равной степени обречён на восхищение и порицание окружающих, ты можешь стать и победителем, и парией. И лишь нашей душе не важно, проиграем мы или выиграем в борьбе за пьедестал, душа против любого противостояния.

Михаил пытался найти в интернете расшифровку странной аббревиатуры, указанной на конверте. Но экслибрисы никогда не указывали на владельца, а были лишь знаковым отличием обладателя.

В самом письме был указан номер телефона отправителя, но в известных базах этот номер не фигурировал.

Михаил набрал указанные цифры, и на том конце провода тут же взяли трубку.

— Я знал, что вы позвоните, — услышал Михаил в трубке. Вы не могли не позвонить, не так ли?

— Можно у Вас узнать, с кем я имею честь разговаривать, — оставив без ответа вопрос, сказал Михаил.

— Моё имя Вам ни о чём не скажет. Вы можете называть меня как угодно, — ответил незнакомец.

— Что Вам от меня нужно? Что за глупые письма вы мне присылаете? — спросил Михаил.

Это был странный диалог. Казалось, что собеседник абсолютно точно знал, что скажет Михаил.

— Можно кричать в толпе и быть незримым, а можно шепнуть глазами, воззвать силой мысли, и будешь услышан. Так ли важен логос, когда нет понимания и доверия. Слово никогда не сможет вобрать в себя подлинный, заложенный смысл. Вуаль мыслей призрачна, она лишь жалкое подобие Абсолюта. Мы же разрушаем себя своим страхом. Мы боимся, в первую очередь, своей тени. Мы боимся сами себя!

— Вы говорите «Мы»? — с усмешкой воскликнул Михаил.

— Не надо так акцентировать своё внимание на словах — это бессмысленно, равно, как и сама жизнь, — сказал собеседник. Слова беспомощны и ничтожны, как вычурная виньетка «D», которая красуется на конверте, и значение которой вы пытались разгадать несколько дней.

— Я просто пытаюсь понять, что вам от меня нужно, — ответил Михаил.

— Вы счастливы? — не ответив на вопрос, спросил незнакомец.

— В смысле? — раздражаясь, сказал Михаил.

— Без цели, без смысла, вы счастливы? Почему простой вопрос у 29

вас вызывал такую бурю эмоций? — парировал собеседник.

— Да, я счастлив, у меня есть деньги, возможности, цели и возможности достижения оных! — без раздумий ответил Михаил.

— Вот видите, — продолжал незнакомец, — понятие счастья вы соотносите именно с целями, и дело же не во всепоглощающей любви, прописанной вечными книгами. Отнюдь. Были бы вы счастливы, если бы у вас не было денег, целей, возможностей? Рок выбрал другого, а вам была бы уготована роль немого созерцателя, и что тогда?

В чём было бы тогда ваше счастье? Не надо мне отвечать на этот вопрос. Ответьте на него себе сами. Михаил, вы же не можете не прийти?! И собеседник отключил телефон …

* * *

Прошёл ровно год. Опять письмо с экслибрисом. Опять приглашение.

Нет, и не может быть никаких сомнений. Михаил знал, что не будет звонить. Он вновь пойдёт на чистилище, чтобы в который раз доказать самому себе, что всё делает правильно. В достижении цели не может быть ни гордости, ни тщеславия, есть только цель. Если сдашься — тебя убьют или сделают удобным. Каждый день новое сражение за место под солнцем, а, скорее, за возможность быть самим собой. Но на любом витке бытия, поиска — достижения целей, планов и идей важно одно — жить в согласии со своей душой, перед которой нужно держать ответ. Эту битву он опять выиграл — ему не в чем себя упрекнуть, он чист перед душой. Завтра новое сражение, в котором он не имеет права на поражение. И в невиданных мечтах он опять предугадает будущее, которое обязательно станет явью, но никогда не будет осколком зла для других. Незабываемый вкус жизни каждого, память об оном, зависит только от человека. Нельзя изменить и покорить этот мир, но нужно измениться самому — стать чище и светлее, таким, каким и должен быть, и не дать погрязнуть в грехах тем, кто рядом.

Истинное счастье

Мишка летел по почти уже безлюдной, до боли знакомой дороге.

Мелькали одинокие фонари, встречные авто мигали матовым блеском. В магнитофоне играл приглушённый джаз, и даже глуповатый диктор не мог своими бессмысленными фразами испортить отличное настроение. Ни хмурое небо, ни промозглый дождь не терзали душу своей унылостью и безликостью в этом сумасшедшем городе возможностей и перспектив…