Пятый неспящий

Регина обернулась, вежливо поздоровалась, не выпуская из рук лопаточки, продолжая помешивать что-то на сковороде, и одарила тетку равнодушным, безразличным взглядом. От этой холодной предупредительности внутри все сжалось и заледенело.

«За что она так со мной?» – тоскливо подумала Римма Ринатовна и порадовалась, что голос не выдал переполнявшей ее горечи.

– Доброе утро, – сказала она и уселась на свое место.

Следующая ночь, последняя перед их походом в поселок, была относительно спокойной. Римма Ринатовна не спала, а всю ночь просидела в кровати, подложив под спину подушки, не выпуская из рук книги. Порой, к ее удивлению, удавалось отдаться чтению, сосредоточиться на сюжете. Зловещий незнакомец не навестил ее, и Римма Ринатовна решила, что все начало приходить в норму. Пройдут праздники – всего-то пара дней осталась, – она поедет в город, запишется к доктору (нужно же что-то делать с этой бессонницей), подключит телефон, проведет Интернет (больше нельзя допустить такой изоляции!), и этот кошмар закончится.

И зачем они собрались идти «на разведку», как выразился Роберт? Не лучше ли просто немного подождать?

Она сама понимала, что это трусливые, беззубые мысли, каких не может быть у хозяйки собственного процветающего бизнеса, привыкшей железной рукой рулить им на протяжении многих лет. Но эти мысли вполне подходили женщине, которая провела ночь, запершись в ванной комнате.

Римма Ринатовна боролась с собой всю ночь, а поутру, сама не вполне понимая зачем, отправилась к брату. И вот теперь они все четверо столпились возле входной двери, не решаясь высунуть нос наружу, пока Роза не вышла вперед и не отперла замок.

Яркий дневной свет и свежий воздух пьянящим потоком хлынули в прихожую, и больше уже никому не хотелось оставаться внутри. Едва не толкая друг друга плечами, все выбрались во двор. За воротами намело сугробы, но они уже решили, что пойдут на снегоступах и лыжах, кому как удобнее. Сама Римма Ринатовна встала на лыжи – с юности любила ходить на них. Регина и Роза последовали ее примеру.

Не без усилий открыв ворота, их маленькая группа вышла на улицу поселка. Снег искрился в щедром свете дня и был плотным, так что лыжи скользили хорошо, идти было несложно, и Римма Ринатовна теперь уже недоумевала, почему они не предприняли свою вылазку раньше. Напряжение окончательно отпустило ее, она наслаждалась лыжной прогулкой, постаравшись выбросить из головы причину, по которой пришлось отправиться в это небольшое путешествие. «Мороз и солнце, день чудесный» – все как у классика. Позади пыхтели драгоценные родственнички – потерявшая навык племянница и Роберт, который неловко ковылял на снегоступах. Только Роза легко обогнала их всех и скользила впереди.

Дом председателя поселка был с левой стороны, почти у самого въезда. Стучаться в другие дома казалось неудобным. Римма Ринатовна почти никого из соседей не знала. Ей не хотелось ни с кем завязывать тесных отношений, она уставала от людей, они раздражали ее и утомляли. На закате жизни она считала, что может позволить себе ни под кого не подстраиваться и жить так, как ей хочется. А хотелось ей жить уединенно. Родные – это родные, от них никуда не денешься, но уж соседи пусть остаются за своими заборами.

Похоже, многие разделяли ее точку зрения, потому что никто из обитателей поселка не спешил подружиться с живущими бок о бок людьми. Все лишь здоровались друг с другом при встрече – не более. Сейчас не помешало бы пообщаться с кем-то, но… чего уж теперь.

Председателя звали Валентином Борисовичем, и жил он в двухэтажном доме из белого кирпича, с красной черепичной крышей и небольшим балконом, на котором летом стояло кресло-качалка. Вместе с председателем в доме обитала куча народу – жена и дочь хозяина с мужем, трое детей, мал мала меньше… Римма Ринатовна поначалу пыталась запомнить, как кого зовут, но потом плюнула и не стала забивать голову.

Дом окружал невысокий сетчатый металлический забор, и Римма Ринатовна частенько видела жену Валентина Борисовича, дородную, пышную женщину по имени Галина, которая увлеченно возилась в огороде, выращивая на аккуратных ровных грядках богатый урожай. Римме Ринатовне подобное времяпрепровождение казалось абсурдным: овощи и ягоды запросто можно купить, так зачем же надрываться? Но она понимала, что каждому свое, и даже пару раз останавливалась послушать, как соседка с жаром рассказывает про новые способы обработки картофеля от жука или пикировку томатов.

Сегодня, разумеется, Галины в огороде не было. Да и вообще двор был пуст. Должно быть, хозяева в доме – где же им еще быть? Римма Ринатовна подошла к калитке, где уже стояла, дожидаясь остальных, Роза. На девушке была синяя в оранжевую полоску лыжная куртка и вязаная шапка апельсинового цвета с помпоном. Щеки ее разрумянились, глаза сверкали, и она выглядела очень юной и хорошенькой. Если бы не вечное выражение усталой обреченности и недовольства то ли жизнью, то ли собой, то ли окружающими, то ли всем вместе, Роза была бы очень привлекательна. Могла бы выйти замуж, нарожать детей и не мотать матери нервы.

Не успев сообразить, что делает, Римма Ринатовна подошла ближе и погладила внучатую племянницу по плечу. Этот простой и естественный, но непривычно теплый жест со стороны тети оказался настолько неожиданным, что девушка приоткрыла рот и смешно округлила глаза. А потом нахмурила брови.

«Видимо, думает, с чего это вдруг такие нежности, – поняла Римма Ринатовна. – Что же с ними такое творится, если обычное выражение привязанности вызывает лишь подозрение и опаску, но никак не ответное желание улыбнуться?»

Римма Ринатовна подавила вздох и отвернулась от Розы.

Через пару минут подоспели запыхавшиеся Роберт и Регина.

Звонок на калитке не работал. Она надавила коричневую кнопочку пару раз – без толку. Но это было не страшно. Римма Ринатовна знала: достаточно позвать председателя погромче, и кто-то из многочисленной родни непременно выглянет в окошко, а вскоре на пороге нарисуется квадратная короткошеея мужская фигура.

– Валентин Борисович! – громко крикнула она и выжидательно уставилась на окна.

Все остальные тоже принялись вглядываться, переминаясь с ноги на ногу.

– Не слышит, видно, – высказал предположение Роберт спустя пару минут, когда стало ясно, что никто не отвечает на призыв сестры.

– Валентин Борисович! – снова позвала Римма Ринатовна, на этот раз так громко, как смогла. И снова ответа не последовало. Занавески на окнах не шелохнулись, никто не выглянул, не махнул гостям рукой.

Роза решительно протиснулась вперед, потянула на себя калитку, которая была, оказывается, не заперта, и вошла во двор.

– Неудобно! Роза… – начала было Регина, но Римма Ринатовна жестом остановила племянницу. Пусть, мол, сходит, проверит.

Девушка подошла к дому, заглянула в одно из окон. Видимо, не разглядела ничего, поднялась на крыльцо, сбросив с ног лыжи, и постучала в дверь. Сначала осторожно, потом забарабанила изо всех сил, выкрикивая при этом имя председателя.

«Бесполезно, – со странным спокойствием подумала Римма Ринатовна. – Нету там никого. Ни единой живой души. Ни в этом доме, ни в других. Мы одни. Совсем одни во всем поселке».

За ними всеми пришла беда – страшная, необъяснимая. Пришла и встала рядом. Что-то происходило, и не понять было, что именно. А помочь разобраться – некому.

Глава девятая. Десятое января. Утро. Роза

Она долго стояла под душем, задумавшись и потеряв счет времени. Дважды вымыла голову душистым шампунем, а потом никак не могла сообразить, воспользовалась бальзамом или нет. Так и не вспомнила, поэтому на всякий случай выдавила из тюбика розоватый густой бальзам и принялась втирать в корни волос.

Прошлым вечером Роза опять не выпила ни капли. Решила, что пора завязать с алкоголем, хотя бы на время. Необходимо сохранять ясную голову – слишком много непонятного творилось в последнее время в этом жутком доме. Конечно, если бы удалось забыться при помощи выпивки и таким образом пережить очередную ночь, она бы не была столь тверда в своем решении. Но раз уснуть все равно не получалось, то примешивать к страху и нервной дрожи еще и муки похмелья было полным идиотизмом.

Она больше не могла спать – следовало признать это. Неизвестно, что делают ночами другие, спят или тоже мучаются. Правда, несколько раз она слышала далеко за полночь шаги и кашель в коридоре – дед тоже бодрствовал. У матери всегда было тихо, теткина комната находилась дальше всех от Розиной, и она ничего не слышала. Разумеется, торчать под дверью в надежде услышать что-то девушка не собиралась.

Сама Роза каждый вечер теперь делала одно и то же: плотно задергивала шторы, отсекая от себя ночь, включала все лампы – ночник, бра и люстру, ложилась на диван, надевала наушники, закрывала глаза и слушала музыку. Отечественную или иностранную, рок или поп – неважно. Все, что было в памяти плеера, годилось, чтобы скоротать ночь.

Время от времени Роза убавляла звук, прислушивалась к тишине дома – именно так она и услышала передвижения и покашливание деда, но потом снова включала очередную песню на полную катушку. Это оказалось отличным выходом из положения: пусть она не могла спать, но зато никто больше не пугал ее в темноте.

Странно это все, конечно. Мягко говоря. Сколько человек может не спать. Неделю? Две? Больше? Без еды можно обходиться долго, а вот без ночного отдыха… Свихнешься же, заболеешь. Но она вроде бы и не спала, но при этом не заболевала и оставалась в здравом уме. Чувствовала себя днем немного оглушенной, заторможенной, но не более.

Хотя, вполне возможно, она давно уже двинулась умом и лежит сейчас в комнате с мягкими стенами, в знаменитой казанской психушке на улице Сеченова, где во времена брежневского застоя лечили от излишней тяги к свободе не согласных с политикой партии.

Выйдя из ванной, Роза высушила феном и тщательно уложила перед зеркалом волосы. Подумала пару секунд, потом взяла тушь и слегка подкрасила глаза. Пусть тетушка полюбуется. Нечего думать, что она одна вся из себя собранная, спокойная и безупречная.

Розе до тошноты надоели осуждающие взгляды, поджатые губы, сведенные к переносице брови – теткины и материны. Только дед не хмурился при виде помятой физиономии внучки, да и то потому лишь, что его в принципе ничего не волнует, кроме собственного гениального романа. Пускай бы все остальные провалились куда подальше, лишь бы оставили его в покое – такой уж человек. И всегда таким был. Деду никто не нужен, вполне хватает компании Достоевского с Толстым. Или еще кого-нибудь из великих покойников.

Оглядев себя в зеркале, Роза осталась довольна отражением. Говорят, если исключить алкоголь, печень сама собой полностью восстановится за месяц. И цвет лица станет лучше, и одутловатость сойдет. Будучи нетрезвой, девушка постоянно бралась за сигарету, а если не пить, то и курить не хочется. Сплошная польза. «Стану прекрасна и свежа. Роза зацветет словно майская роза», – с усмешкой подумала она. Мысль ей определенно понравилась.

Скоро, совсем скоро она выберется из этого противного дома, уедет обратно в Казань. Возьмет немного денег у тетки – та даст, никуда не денется. Снова снимет жилье, найдет хорошую работу – у нее теперь есть опыт. Никому из старых знакомых не скажет нового адреса, особенно Ленке. У нее начнется совсем другая жизнь, и все наладится.

Роза вертелась перед зеркалом, любуясь своим отражением, и настойчиво гнала прочь от себя мысль, которая изо всех сил стремилась вырваться на поверхность сознания, овладеть ею.

Нужно думать о новой, прекрасной жизни, о работе, небольшой квартирке в спальном районе, тихих вечерах, о…

«Боже мой, но почему же все-таки в поселке совсем никого нет?»

Плечи ее опустились, она прикусила губу и бессильно опустилась в стоящее рядом кресло. Никуда от этого не деться. Хочешь или нет.

Когда они шли вчера обратно к дому, снег мягко похрустывал под ногами, но этот звук больше не казался ни успокаивающим, ни приятным. Потому что это был единственный звук среди всеобщего безмолвия. Больше не слышалось ничего: ни лая собак, на карканья ворон, ни звука бензопилы, она звучала, когда кто-то решал размяться и напилить дров для бани или камина. В округе было полно домов в разной стадии строительства, но и на стройке никто не трудился. Хорошо, возможно, дело в каникулах. Но должны же быть хоть какие-то следы присутствия других людей: музыка, голоса, смех, шум автомобильных двигателей. Неужели никому не хочется выйти во двор и взорвать петарду – излюбленное зимнее развлечение. Или пройтись на лыжах. Или…

Господи, господи, что же это?!

Случилось нечто ужасное, неподвластное пониманию. Они четверо словно попали в постапокалиптический фильм. Было похоже на то, что все многомиллионное население земного шара, кроме них, чудом уцелевших, куда-то подевалось. Растаяло без следа. Города внезапно опустели, обезлюдели, как коттеджный поселок «Рябинка». Люди вымерли или превратились в кровожадных зомби. Ерунда, конечно, но все-таки…

Видимо, все случилось в новогоднюю ночь – именно она стала рубежом, который разделил их нормальную, привычную жизнь на «до» и «после». Роза была почти уверена, что необъяснимое «нечто» случилось в шесть часов тридцать первого декабря, ведь именно после этой отметки она ничего не помнила. Может, и другие так же – она не спрашивала.

Девушка и предположить не могла, что это было – ядерный взрыв, инфекция, пришельцы из космоса? А может, нарушились пространственно-временные связи, открылся неведомый портал и их выбросило в альтернативную реальность? Но почему же именно их, четверых?

Уже стемнело, когда они вчера вернулись домой. Не поужинали, не обсудили ничего – не было сил. Разбрелись по комнатам, не отваживаясь встречаться друг с другом взглядами, словно натворили что-то стыдное, плохое.

Розе было сейчас страшно вспоминать, как она, да и все остальные тоже, потеряв голову, металась от дома к дому, выкрикивая что-то, стучась в ворота. Бесполезно. Где-то, она и не помнила уже, когда и где точно, она потеряла свою пушистую оранжевую варежку, и на обратном пути рука сильно замерзла.

Всю ночь ноги гудели от непривычного хождения на лыжах, от этой бестолковой беготни. Роза натерла их пахучим кремом, долго массировала ступни и голени, и ноющая боль со временем отступила.

В поселке, кроме них, не было ни души. Не было людей, собак, кошек.

– Машины, – простонал дед, еле поспевая за ними. Он запыхался и совсем выбился из сил, но никому не было до этого дела.

– Что – машины? – отрывисто спросила тетя Римма.

– Вы не обратили внимания? На них же полно снега. И нет следов шин, и…

– И что? – снова требовательно вопросила тетка таким омерзительным командным голосом, что Розе захотелось съездить ей по физиономии, чтобы раз и навсегда сбить с нее спесь, выколотить сознание собственного превосходства над всеми.

– Разве неясно? – устало спросила мать. – В автомобилях уже давно никто не ездил. Никто не приезжал сюда и не уезжал из поселка много дней. Ты это хотел сказать?

Дед кивнул и глянул на мать с такой благодарностью, словно она только что сообщила, что ему вручают премию «Национальный бестселлер».

– Но если люди приехали сюда…

– Конечно, приехали, – снова влезла тетя Римма, – перед новогодней ночью было полно народу!

– …а теперь их нет, – проигнорировав теткин выпад, продолжила Роза. – То куда же они подевались? Пешком ушли? Испарились?

Она и сама понимала, что никто из них не знает ответа, но не могла сдержаться. Родственники молчали, глядя на нее испуганными растерянными глазами, в которых плескалась паника, и Роза, не в силах выносить их беспомощности, ринулась к очередному дому…

– Роза! Завтрак! – раздался голос матери.

Девушка очнулась от воспоминаний. Есть не хотелось, но сидеть одной в своей комнате казалось невыносимым. Она и без того была заперта тут бесконечными ночами, не хватало еще и днем торчать в этих стенах.

Роза встала с кресла и побрела к двери.

Мать приготовила омлет. Пышный, ароматный и мягкий, как вата. Сверху – тертый сыр и зелень. Роза почувствовала, что все-таки голодна, и взялась за вилку. Дед вяло двигал ложкой по блюдечку с творогом, думая о чем-то своем. Аппетита у него, по всей видимости, сегодня не было.

– Ты такая красивая сегодня, Роза.

Она подняла глаза и увидела, что мать смотрит на нее с непривычной нежностью. Когда в последний раз она так глядела на дочь, говорила с ней таким ласковым голосом?

Иногда Розе казалось, мама и не помнит, что у нее есть дитя. Или, хуже того, стыдится ее непутевости, неуспешности, ее пустой, неудачной жизни. Но сейчас все было иначе. Связь между ними, которая почти оборвалась, вдруг стала ощутимой.

– Спасибо, – выдавила Роза, боясь расплакаться. Ей внезапно стало ясно, что мать любит ее, несмотря ни на что, и захотелось извиниться за всю ту боль, что она ей причиняла.

Дверь распахнулась, и вошла тетя Римма.

– Доброе утро, – громко произнесла она.

Очарование момента было разрушено. Роза снова уткнулась в тарелку, мать принялась накладывать еду тетке.

Блеклый свет лился в столовую через большое окно. Хмурое небо почернело и набрякло: видимо, вот-вот начнется снегопад. Все их усилия расчистить дорожки пойдут прахом.

Завтракали в молчании. Слышно было только звяканье ложек и вилок о тарелки. Нужно было многое обсудить, но каждый, видимо, полагал, что разговор начнет кто-то другой. Роза почувствовала, что ею овладевает странная апатия. Может, и не нужно ни о чем говорить, ничего предпринимать – куда лучше просто пойти и прилечь, не думая, не вспоминая. И страх пройдет, и горечь отступит.

Но уже через мгновение она устыдилась своих мыслей. А как же планы начать новую жизнь? Что, сдалась? Решила повиснуть на шее тетушки, под душной опекой матери? Похоронить себя здесь, в этом поселке, который успела возненавидеть всей душой?

Роза откашлялась, собираясь сказать, что им нужно выбираться отсюда, но ее опередила мать:

– Мне кажется, после завтрака нам нужно попробовать окончательно разобраться в ситуации, выяснить, что здесь происходит.

Тетя Римма аккуратно положила вилку на стол. Роза впервые обратила внимание, что тетка оделась для выхода на улицу: на ней был толстый свитер грубой вязки с высоким горлом и коричневые вельветовые брюки.

– Давай-ка попробуем съездить с тобой в город, Регина.

– На лыжах далеко. А машина твоя не проедет по поселку – дороги непролазные, – возразила мать, не обратив внимания на то, каким именем ее назвали.

– Знаю, – кивнула тетка, – но мы возьмем машину председателя, она ближе всех к выезду. За пределами поселка хорошая заасфальтированная дорога. И потом, у председателя внедорожник, думаю, проедем.

– Ключи?

– Наверное, где-то в доме. Придется зайти и поискать – другого выхода я не вижу.

– Как вы собираетесь попасть внутрь? – спросила Роза. – Дом же, наверное, заперт.

– На месте решим, – нетерпеливо ответила тетка. – Бывает, люди хранят запасные ключи где-то снаружи: мало ли, дверь захлопнется или еще что.

– А если…

– Перестань, будь добра! – Тетка сердито возвысила голос. – Какой смысл гадать на кофейной гуще? Если бы да кабы… Проблемы надо решать по мере их поступления. – Она обвела взглядом всех сидящих за столом. – Всем вместе ехать ни к чему, Роза и Роберт пусть остаются, а мы прокатимся.

Роза хотела было сказать, что тоже должна поехать, но взглянула на деда и передумала. Сердце кольнула жалость. Похоже, вчерашняя вылазка измотала старика, он выглядел больным и слабым. Как его одного оставишь? И тащить за собой нет смысла. Пусть полежит, отдохнет.

– Хорошо, – сказала она. – Езжайте.

– Вот и славно. – Тетка потерла пальцами переносицу. – Ты одевайся, Регина, а мы с Розой посуду помоем.

Мать вытаращила глаза на тетю Римму: никогда прежде та не выказывала желания заняться домашними делами, давно превратив ее в домработницу. Потом пожала плечами, отставила в сторону чашку с недопитым чаем и приготовилась встать, как дед, молчавший до этой минуты, глядя в тарелку, неожиданно подал голос:

– Прежде чем выяснить, что там… в городе, надо бы разобраться, что у нас тут творится.

Мать опустилась обратно на стул и озабоченно посмотрела на деда:

– О чем ты, папа?

Дед упорно не поднимал головы, не смотрел ни на кого из них.

– Неужели вы не замечаете ничего необычного? В этом доме что-то не так… Здесь творится что-то! – почти шепотом произнес он.

– Роберт! – предостерегающе проговорила тетя Римма.

Дед вдруг вскинул голову – движение вышло настолько резким, что Роза вздрогнула от неожиданности.