Буря над Содомом

Собакоподобные существа были повсюду, под каждым деревом. Они гонялись друг за другом, да так отчаянно, как будто от этого зависела их жизнь. Бедфорд начал подмечать некоторые детали, которые прежде ускользали от его внимания. Почти человеческие лица этих странных животных различались, у них были собственные черты, причем некоторые явно женские, а некоторые — мужские. Ну что ж, логично, подумал Бедфорд. Более того — именно у мужских особей были заостренные уши и копыта на задних лапах.

Холмы плавно поднимались все выше, и, когда компания остановилась, чтобы разбить лагерь, в воздухе уже явно ощущался холодок. Первая вахта досталась Коллинзу, вторая — Бедфорду. В два часа ночи он заступил на пост. От дыхания шел пар, Бедфорд подбросил дров в огонь и придвинулся ближе к костру.

Тепло усыпляло, и он чуть не задремал. Внезапно он услышал звук. Открыв глаза, увидел Нину. Она застегивала за собой молнию палатки. Потом побежала, совершенно нагая, с развевающимися черными волосами. У палатки, где в одиночестве спал Коллинз, она остановилась. Опять скрежет молнии — и вот девушка уже исчезла внутри. Замок закрылся.

Бедфорд скорчил гримасу. Одна готова, подумал он.

Ранним утром они увидели город. Он лежал далеко внизу, сияя, как капля росы в зеленой ладони долины. Позади него последний изумрудный холм поднимался к изножью горы.

Джоан наклонила голову, прислушиваясь. И тут все они услышали звуки музыки, долетавшие из долины с утренним ветерком. Бедфорд глубоко вздохнул.

— Значит, там все-таки есть жизнь… Но почему же они не вступили с нами в контакт? У них должны быть продвинутые технологии и современные системы коммуникаций. Посмотрите на эти вышки. А вот та полоска — это, скорее всего, аэропорт или что-то вроде.

— А те маленькие пятнышки — припаркованные самолеты, — догадалась Нина.

— И все полеты отменены, — заметила Джоан. — Иначе мы увидели бы, как они взлетают и садятся.

— Может быть, из-за погодных условий, — предположил Коллинз.

— Вряд ли из-за здешних, — добавила Нина.

Внезапный порыв ветра принес новые всплески музыки.

Она была полна бурной, бунтарской радости.

— Праздники! — осенило Бедфорда. — Трех или четырехдневные каникулы. Это все объясняет.

Джоан кивнула.

— Каникулы или что-то вроде фестиваля. Например, празднование рождения их цивилизации или… — она умолкла, потому что прямо перед ней бешеным галопом промчалось собакоподобное существо. Тут же появился и преследователь — с высунутым языком и выпученными глазами. Парочка скрылась в кустах.

Щеки Джоан порозовели.

— Надеюсь, хозяева ведут себя более цивилизованно, чем их домашние любимцы, — проговорила она.

— Эти собаки не похожи на домашних, — сказал Коллинз. — Если они вообще собаки. — Он повернулся к Бедфорду. — А ты что думаешь?

Бедфорд вдруг с удивлением понял, что не хочет обсуждать эту тему.

— Трудно сказать, — ответил он. — Идемте. Если поспешим, доберемся еще до темноты.

И он направился вниз по склону. Джоан шла следом, за ней Нина. Шествие замыкал Коллинз. Он шел, не в силах отвести глаз от соблазнительно покачивающихся ягодиц Нины. Пальцы у него задрожали, виски начали пульсировать.

— Боже! — прошептал он. — Не думал он, что на свете бывают такие женщины, а ведь повидал их немало.

Его так и подмывало поделиться с кем-нибудь подробностями прошлой ночи, да вот только с кем? С Бедфордом — пустой номер. Рассказывать такое Джоан — глупее не придумаешь. Тоска, да и только. Ведь это же половина удовольствия — рассказать кому-то о своих невероятных любовных приключениях! Ну да ладно, бывает и хуже. Посмотрите на этого Бедфорда — типичный сексуальный неудачник, заходится от жалости к самому себе. Ему уж точно нечего делать в постели с такой горячей штучкой, как Нина! Коллинз едва не расхохотался.

Потом перевел взгляд на Джоан. Вон она, впереди, идет прямо за Бедфордом. Нина Ниной, но если Коллинз кого-то и хочет — так это Джоан. С такими, как Нина, ты проводишь веселые часы в дешевых отелях. А вот Джоан — из тех, о ком мечтаешь всю жизнь, мечтаешь и не можешь заполучить. Впрочем, она станет исключением из правила. Со вчерашнего вечера она с ним очень холодна — непонятно, почему, разве что из-за его насмешек в адрес классической музыки? С тех пор она ведет себя как-то агрессивно, хоть и молчит. Но это неважно: все равно она станет исключением. Бедфорда в расчет не берем. Отказавшись тянуть жребий, он просто приблизил неминуемое.

Внезапно Коллинз увидел, что Джоан идет уже не позади Бедфорда, а рядом с ним. Он почувствовал мгновенный укол ревности, но затем подумал: они, скорее всего, говорят о луне. Или о звездах. Она витает в облаках так же, как и он.

Взгляд Коллинза вернулся к роскошным ягодицам Нины. И снова у него застучало в висках. И снова задрожали пальцы. А что если они вдвоем немного отстанут… здесь полным-полно укромных уголков. Например, вот эти кусты…

Он рванулся вперед, чтобы ее догнать. И почувствовал, что бежит уже не на двух, а на четырех ногах.

Бедфорд шагал, глядя перед собой и не произнося ни слова. Тишина, как и прежде, беззвучно шла рядом с ними. На этот раз, однако, Джоан не делала никаких попыток нарушить молчание, и, наконец, не в силах больше это терпеть, Бедфорд заговорил сам.

— Если считать город надежным критерием, — начал он, — то мы найдем свидетельства существования расы, столь же развитой, как и мы сами. Некоторые здания очень впечатляют, они похожи на произведения искусства.

— Архитектура — не искусство, — сказала Джоан. — По крайней мере, не в исконном смысле этого слова. Она слишком материальна. Слово «искусство» в его прямом смысле неприменимо к зданиям и инженерам. Но мы лишили слова их настоящих значений, выхолостили их, слишком часто применяя в разговоре о не столь высоких видах деятельности. Я все жду, когда же рытье канав начнут называть «ваянием земли киркой и лопатой» или «прикладной археологией».

Она засмеялась. Зубы твои — как стадо овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними[3].

— А что вы… — начал Бедфорд, но умолк. Он собирался спросить, кем она была тем, на Земле, чем занималась, во что верила, чем увлекалась. Но это бы означало зарождающуюся интеллектуальную близость, от которой один шаг до эмоциональной, а потом и до физической. Он не хотел делать этот шаг, потому в глубине души знал: ответного движения с ее стороны не последует, отношения продолжатся на чисто интеллектуальном уровне, и она будет искать душевной и физической близости на стороне, чтобы доказать ему свое превосходство.

Но она угадала его вопрос, раздвинула занавес своего мира, и у него не было причин прятать взгляд. Он видел пышные луга и далекие величественные деревья.

— Я оперная певица, — сказала она со странным напряжением в голосе. — Сопрано. Имея такую устаревшую профессию, рано или поздно неминуемо вырабатываешь скептическое отношение к мелким обывательским шалостям.

Широкая, полная грудь, статная шея богини…

— Вы пели Вагнера?

Она кивнула.

— Фрея. Брунгильда. Изольда.

Боже! Наверняка она пела «Смерть в любви». Он вспомнил, как впервые услышал эту арию. В тот вечер он стоял, совершенно пьяный, у стойки бара в Старом Йорке и слушал музыку, которую эксцентричный владелец заведения время от времени включал вместо унылых и безжизненных современных попурри. Ария из «Тристана и Изольды» с ее выворачивающей душу мелодией, мгновенно отрезвила его, и он стоял, почти рыдая, переполненный болью, но не мучительной, а прекрасной — болью катарсиса.

Он вдруг услышал, что Джоан все еще говорит, и в ее голосе уже нет напряжения. Вначале до него долетали лишь отрывочные слова: «Основать новый Байройт на острове Фула[4]… воскресить Вагнера в колониях…»

Потом она сказала:

— Вот так я оказалась на «Анаксагоре». Быть всеми уважаемой Брунгильдой среди диких просторов космоса лучше, чем всеми забытой певицей в мире электронной музыки.

— Вы споете ее когда-нибудь для меня?

— Спою для вас что?

— «Смерть в любви», — сказал он.

И в эту самую секунду на ее лице появилось новое выражение, глаза потеплели, и он понял, что угадал пароль, открывающий ее сердце.

— Да, — проговорила она после долгой паузы, глядя ему в глаза. — «Смерть в любви». Буду рада спеть ее для вас.

Отсутствие Коллинза и Нины они заметили, только когда остановились на привал на зеленой лужайке. Перекусив, просидели на траве около часа, время от времени проверяя, не видно ли где парочки. Но, кроме пробегающих мимо собакоподобных существ, в поле зрения никто не появлялся.

Наконец Джоан спросила:

— Ну что, будем искать или пойдем дальше?

— Если сейчас повернем назад, — ответил Бедфорд, — то в город попадем, когда уже стемнеет.

— Да, но…

— А вы уверены, что они хотят, чтобы мы их нашли? — спросил он прямо.

Она встала.

— Этот обывательский менталитет вечно меня обманывает. Я слишком наивная. Пойдемте. Если захотят, найдут нас в городе.

Они пошли вперед, почти не разговаривая, овеваемые ветром, омываемые волнами музыки. Радужные птицы резвились в ветвях, расцвечивая листья яркими красками. Собакоподобные существа — а здесь их было так много, как нигде, — то и дело пробегали мимо.

— А я думал… — начал Бедфорд.

— Знаю, о чем вы думали, — сказала она, опять угадывая вопрос. — Да, поначалу Коллинз казался мне забавным, хоть он и обыватель. Но потом…

— Потом что?

Она отвела глаза.

— Он предал сам себя. Рано или поздно это происходит со всеми обывателями.

— Так уж они счастливо устроены, — сказал Бедфорд.

Когда они добрались до городских стен, тени деревьев были уже совсем длинные. Ворота отыскали уже на закате. За воротами, начинался широкий проспект, обрамленный с двух сторон изящными зданиями. Высоко над проспектом висели пешеходные мостики, легкие и ажурные, похожие на серпантин.

Ворота города были широко распахнуты. Звучала громкая, радостная, беззаботная музыка, казалось, что проспект вот-вот наполнится смехом, голосами, веселыми людьми. Но никого не было. Только тени.

Одно из собакоподобных существ выскочило из леса, вбежало в ворота и вскоре исчезло среди теней. Через мгновение появилось еще одно существо — явно преследователь. Язык высунут, глаза выпучены. И оно тоже смешалось с тенями.

Бедфорд стоял в ошеломлении. Не только из-за явно непристойного поведения собакоподобных гуманоидов, но и потому, что увидел вдруг явное сходство, которого раньше его разум не хотел осознать. Здесь, как и везде, мужская особь стремится догнать женскую. Но только теперь ему стало ясно, почему так происходит. Мужчина стремится догнать женщину потому, что у нее течка.

— Ну что, пошли? — спросила Джоан.

— Думаю, лучше дождаться утра, — покачал головой Бедфорд. — Сейчас уже слишком темно, мы ничего не увидим.

— Нет, не темно. Смотрите!

Разноцветные огни в городе вспыхивали один за одним. Фонари были подвешены в самых неожиданных местах, а некоторые, казалось, вообще никак не крепились и плыли высоко над зданиями, как огромные воздушные шары. С заходом солнца над городом поднялся туман, и теперь из-за огней превратился в застывший дождь из золотых, фиолетовых, голубых, желтых, алых, розовых, янтарных, бирюзовых, серебряных и лиловых капель.

Джейн радостно засмеялась.

— Это похоже на карнавал! Пойдемте поищем, где продают сосиски!

Бедфорд взял ее за руку, и они вошли в разноцветный туман. Это и правда похоже на карнавал, думал он. С одной лишь разницей. На настоящий карнавал приезжают тысячи людей. А здесь же их всего двое.

«Почему город пуст? — спрашивал он себя. — Что случилось с его жителями? Под землей работают агрегаты, их вибрация чувствуется, хрустальная плитка уложена безупречно. Но здания равнодушно смотрят мертвыми глазницами окон, а тротуары пусты».

Архитектура, хоть и чуждая, в целом имела сходство с земной — наверное, у населения обеих планет общие прародители. Здесь было много непристойных рисунков, скульптур и барельефов, непривычных в качестве элементов декора, но, по сути, вполне обычных. Ясно, что на Экулеусе-VI женская грудь играла очень важную роль — скорее всего, это пошло от древних обрядов, посвященных плодородию. Так или иначе, куполообразные конструкции присутствовали в изобилии, так же как и тысячи вариаций женского соска на верхушках крыш.

Они повернули в переулок, выбрали наугад здание и обследовали каждый его метр от подвала до чердака. Перемещаясь на пневматическом лифте, заходили в разные квартиры. В одной из них обнаружили подметальную машину за работой, и везде видели следы недавнего обитания. Но никого живого так и не встретили.

Уже на улице Бедфорд сказал:

— В нашем распоряжении тысячи мест, где можно расположиться. Если найдем еще и продуктовые склады, можно считать, что мы вытащили счастливый билет.

— Кстати, о еде… — напомнила Джоан.

Они вскрыли упаковки с консервированной пищей и поужинали, сидя на рюкзаках прямо посреди переулка. Закончив, отправились дальше.

Переулок привел их к еще одной широкой улице. Они свернули на нее и пошли, держась за руки, сквозь водовороты разноцветного тумана и музыки. Этот проспект отличался от первого: двери подъездов здесь были широко распахнуты, и там, за дверьми, приглушенный свет плавно переходил от оттенка к оттенку. Заинтересованные, они подошли к ближайшему входу, вошли внутрь и оказались в большом круглом помещении. В его центре стоял белый, высотой по пояс, помост, украшенный большими лепестками светлых оттенков. Медленно и незаметно он вращался вокруг своей оси. Над центром помоста висел прозрачный цилиндр, внутри которого двигались изображения. Пол в помещении был зеркальный, вдоль кирпичных стен на равном расстоянии друг от друга располагались двери. Чувственная сладкая музыка заглушала музыку с улиц, и скрытые фонари меняли свои оттенки в зависимости от мелодий.

Джоан смотрела на помост.

— Похоже на алтарь, — сказала она.

— Скорее на бар.

Джоан тут же сообразила, что лепестки — это барные стулья. Смеясь, уселась на один из них, поставила локти на стойку. Немедленно в стойке открылась небольшое отверстие, и оттуда выскочил стакан с золотисто-красной жидкостью. Джоан взяла его, но Бедфорд тут же выхватил его у нее рук.

— Давайте-ка лучше я буду подопытным кроликом.

Он понюхал искрящуюся жидкость. Вино. Вино и что-то еще. Поднес стакан ко рту, пригубил, думая, что это вино, однако вкус оказался куда многограннее. Он и не заметил, как выпил все до дна. Дрожащей рукой поставил стакан на стойку — тот тут же провалился вниз, и на смену ему выскочил полный.

Джоан встревожено смотрела на Бедфорда.

— А что, если питье — яд?

Он мотнул головой.

— Нет, не яд. Там что-то другое.

Он поднял взгляд на прозрачный цилиндр. Тот светился голубым светом. Даже будучи хорошо подготовленным, Бедфорд застыл в ошеломлении. Да уж, обитатели города точно были людьми — абсолютно точно, если посмотреть на то, что творят их изображения! Внезапно он понял, что Джоан тоже смотрит это откровенное видео и, несмотря на афродизиак, блуждающий в крови, покраснел.

Повернувшись спиной к цилиндру, он осмотрел на двери в кирпичной стене. Теперь он точно знал — это двери в номера, в комнаты с постелью, но без окон. В висках у него застучало, горло пересохло. Он быстро взглянул на Джоан и подвинул ей стакан с напитком:

— Выпей это.

Ее ясные голубые глаза смотрели на него спокойно.

— Так вот как ты хочешь взять меня? Одурманенную, беззащитную, готовую отдаться любому мужчине?

Помещение вокруг расплылось, закачалось. Бедфорд тоже покачнулся и прислонился к стойке бара. Медленно покачал головой.