Мамонтенок Фуф [журнальный вариант]

Разбудило ее рычанье Афа. Она подняла голову и сразу увидела огромного пещерного медведя. Он наискось пересек открытое пространство перед рощей и скрылся где-то в кустах в стороне от того дерева, на котором лежала Олла. Она проследила за ним взглядом и решила, что он залег на самом краю рощи.

— Аф, — тихо позвала она. — Медведь лежит совсем близко.

— Знаю, — проворчала собака. — Что ему здесь надо?

— Спать, наверно, пришел, — равнодушно заметила Олла. — Если он пойдет сюда, ты скажи.

Она знала, что медведь не полезет на дерево. Поэтому Олла нисколько не беспокоилась и скоро задремала опять.

И на этот раз ее разбудил все тот же Аф. Он стоял, уставив куда-то уши, и время от времени бросал на Оллу удивленные взгляды. Она посмотрела, куда вглядывался Аф, и увидела медленно бредущих друг за другом мамонтенка и олененка. Впереди, болтая ушами, вперевалку шагал мамонтенок с охапкой какой-то травы в хоботе. За ним, озираясь, шел олененок. Один раз он остановился, долго всматривался в ту сторону, где прятались Олла с Афом, но потом успокоился и продолжал путь. Остановились они у какого-то места, скрытого травой. Олла не могла разглядеть, кто там был с ними еще, но кто-то был. Иногда олененок и мамонтенок переглядывались, что-то говорили друг другу, а потом снова устремляли взгляды на кого-то маленького, незаметного в высокой траве.

— Медведь! — вдруг тявкнул Аф и ощетинился так, что Олле показалось, будто его шея сразу стала вдвое толще.

Медведь большими мягкими скачками бежал от рощи. Удивительно быстро для такого грузного зверя он покрыл половину расстояния до мамонтенка с олененком, и только тут они заметили его. Олененок огромным прыжком рванулся прочь. Мамонтенок с визгом, неуклюже побежал за ним.

Олененок убегал все дальше, но вдруг остановился, поджидая мамонтенка. Он подпрыгивал на месте от нетерпения, порывался бежать, но что-то прочно держало его на месте. Он дождался мамонтенка и, поминутно оглядываясь, побежал с ним рядом.

Медведь уже не спешил. Он лениво трусил, переваливаясь с боку на бок. Он был явно уверен, что на этой широкой чистой равнине мамонтенок от него не уйдет. На олененка он вряд ли рассчитывал — догнать его, если бы тот бежал со всех ног, он все равно бы не смог. А олененок все не убегал. Он упрямо бежал рядом с медлительным мамонтенком и иногда даже принимался с отчаянием подталкивать его сзади своими небольшими рожками.

— Аф! — закричала Олла. — Он же ведь съест их!

Аф, словно ждавший этих слов, с хриплым рычаньем сорвался с места. Он бежал по-волчьи — вытянувшись в струнку и прижав уши, он стлался над землей, то пропадая на мгновение в траве, то снова на миг взлетая над ней.

Появления собаки медведь не ожидал. Когда Аф с ходу рванул его за задние лапы, медведь от неожиданности сел. Но тотчас он оглушительно рявкнул и кинулся на Афа. Собака увернулась, отскочила и залилась злобным лаем. Медведь несколько раз попытался прихлопнуть Афа своей громадной лапой, но тот ускользал, как вьюн. Медведь повернулся и побежал было дальше, но Аф опять налетел сзади и опять вцепился ему в ногу. Только тут медведь понял, что, не отделавшись от собаки, погоню не продолжить.

— Так вы все заодно! — заревел он, снова бросаясь за Афом.

Но где было большому и не очень-то уж поворотливому медведю поймать Афа, который в беге только чуть уступал антилопам, а в ловкости мог поспорить с барсом.

Олла хохотала, глядя, как медведь с ревем и проклятьями пытался ухватить Афа, крутился на месте, прыгал и даже принимался кататься от злости по земле.

Мамонтенок с олененком тем временем убегали все дальше и дальше, направляясь к большому стаду бизонов, которое паслось где- то у самого края равнины.

Наконец, запыхавшийся Аф, напоследок еще раз облаяв медведя, убежал в рощу.

Харр некоторое время тупо смотрел ему вслед, потом поискал залитыми кровью глазами Фуфа с Гаем, которые к этому времени превратились в два крохотных пятна у самого горизонта.

— Ничего не понимаю… — пробормотал он. — Что творится на свете? Какой-то маленький нахальный зверь портит мне всю охоту. Мне! Медведю Харру! Неслыханно! Уж не схожу ли я с ума?

Тут он вспомнил про Хомяка и мгновенно рассвирепел.

— Ну уж этот-то от меня не уйдет!

Он подошел к норе и рявкнул:

— Выходи!

Хомяк, труся, вылез из норы и, угодливо повиливая коротким хвостом, спросил:

— Удалась ли ваша охота, уважаемый Харр?

— Удалась, — сквозь зубы процедил медведь и мгновенно сгреб Хомяка за шиворот.

— Это ты натравил на меня собаку? И еще смеешься?

Скоро медведь лежал, зло сопя и ковыряя в зубах, и бурчал себе под нос:

— Удивительно, этот паршивец оказался на редкость вкусным. Даже не ожидал…

Потом он мрачно хохотнул и добавил:

— Хоть этим он искупил свою вину передо мной. А мамонтенок от меня не уйдет. Я еще до него доберусь!

Берлогу себе Харр нашел очень давно и жил с тех пор в ней. За многие годы там скопились целые горы костей, рогов и обрывков шкур. Спал Харр на куче сухой травы и старых веток. Хотя бояться ему было некого, все же жилище он выбрал себе такое, чтобы в нем было безопасно. Лаз из берлоги выходил на узкую кромку берегового обрыва. Сверху громоздились отвесные скалы. Кроме Харра по узкому краю обрыва никто не ходил, потому что в долине этой небольшой сумрачной речки не было ни травянистых полянок, ни зарослей орешника. Правда, где-то в верховьях речки были камышовые болота. Там жили свиньи, но они никогда почти не спускались по ней вниз, а если и ходили, то по противоположному берегу. Даже злые кабаны со своими острыми клыками предпочитали не встречаться с Харром.

Однажды под вечер Харр, возвращаясь к себе в берлогу, снова увидел мамонтенка. Фуф был не один — с ним рядом шли олененок, собака и еще одно существо, в котором Харр с удивлением узнал человеческого детеныша.

— Эт-того еще не хватало, — поразился Харр. — Собака да еще маленький человек! Попытаюсь-ка я поохотиться на кого-нибудь из них. Неужели я и в самом деле испугаюсь собаки? Смешно!

Медведь решительно спустился с горы и стал подкрадываться по кустам. Он всю жизнь жил охотой, поэтому подкрадываться-то он умел как никто другой. Ему удалось подобраться совсем близко. Со страшным ревом он внезапно выкатился из кустов и бросился, решив не обращать внимания ни на какие собачьи укусы и добраться-таки до мамонтенка. Медведь на ходу отмахивался от Афа и с каждым прыжком настигал вперевалку удиравшего Фуфа. И тут вдруг рядом раздался оглушительный треск, словно молния угодила в старый дуб. Сметая кусты и ломая молоденькие деревья, на поляну вы летел носорог Ух. Его блестящий длинный рог был устремлен на медведя. Харр всеми четырьмя лапами проехался по земле, оставляя глубокие борозды, и со всей быстротой, на какую был способен, ринулся прочь.

Неповоротливый Ух с разбегу проскочит через всю поляну, причем совершенно не в ту сторону, в какую скрылся медведь, со злости разнес в щепки громадный пень, попавшийся ему под ноги, и с грозным сопением скрылся в чаще.

После этого Олла сказала, что медведь слишком уж настойчиво охотится за мамонтенком.

— Это неспроста, — добавила она, глядя на испуганно взъерошенного Фуфа.

— И я тоже думаю, что он не оставит нас в покое, — согласился Гай. — Надо уходить из этих мест.

— Нет, мы сделаем так, чтобы он нас не беспокоил, — заявила Олла. — Мы должны сами напасть на него.

— Кто, мы?! — испугался олененок. — На медведя? Ведь он же нас передавит, как мышей.

— Вот подождите, когда я вырасту, я покажу этому медведю, — пообещал Фуф.

— До той поры он тебя давно уже съест, — грустно сказала Олла. — Я все равно что-нибудь придумаю. А сначала надо узнать, где он живет. Аф, — она повернулась к собаке, — сбегай разузнай, где живет этот медведь.

В ту же ночь Олла с Афом отправились за огнем в стойбище, где теперь жили Длиннорукие.

Перед утром, когда все племя грабителей спало, она прокралась в дом, где жила Великая Мать Длинноруких, и утащила угли, хранившиеся в ивовой корзинке, вымазанной изнутри толстым слоем глины.

Весь следующий день Аф следил за медведем, Олла с углями забралась в верховья той речки, на берегу которой была Харрова берлога, Фуф отыскал большое осиное гнездо, а Гай держался в кустах за речкой — как раз напротив берлоги.

Под вечер Харр вернулся к себе. Через некоторое время следом за ним появился Аф. Он осторожно сунул нос в берлогу и, убедившись, что медведь заснул, сел у входа.

Олененок тотчас помчался к Олле.

Спускался теплый вечер, какие нередко выпадают в конце Времени Большого Солнца. Над болотом стоял густой слитный писк комаров. В сухих тростниках бродили и, лениво похрюкивая, лежали свиньи — грузные щетинистые кабаны с длинными белыми клыками, свиньи-мамаши и визгливые полосатые поросята.

Олла сидела в кустах на краю болота и опухшими от укусов руками отмахивалась от комаров.

— Медведь спит в берлоге, — сообщил олененок, опасливо косясь на корзинку, в которой рдели угли и трепетало синеватое прозрачное пламя.

— Как только здесь начнет гореть, беги и скажи, что я уже подожгла, — шепотом сказала Олла и, прихватив угли, быстро побежала вокруг болота. Через несколько шагов она наклонялась и поджигала сухой тростник.

Очень скоро огоньки, появляющиеся вдоль ее пути, превратились в огненные ручьи. Они текли среди камыша, сливались, и уже красные дрожащие языки стали выхлестывать над зарослями.

Гай бросился обратно. К этому времени в конце запущенной тропы, ведущей мимо берлоги, стоял Фуф, держа в хоботе осиное гнездо. Дырку, через которую вылетали осы, он предусмотрительно заткнул пучком сухой травы.

Гай выскочил на самый берег и несколько раз махнул головой. Фуф вперевалку побежал к берлоге.

Гаю с того берега было хорошо видно, как Фуф бежит над обрывом. У берлоги его ждал Аф. Некоторое время они чего-то ждали. Гай стал прислушиваться и скоро услышал, как от верховьев реки с глухим топотом и визгом несутся обезумевшие от страха свиньи. Тогда Фуф размахнулся, бросил в чернеющую пасть берлоги осиное гнездо и побежал обратно. За ним не торопясь следовал Аф. Он то и делю оборачивался. Зная, что Фуф быстро бегать не может. Олла наказала Афу, чтобы он задержал медведя, если тот выскочит сразу.

Уже на тропе сверху показался целый поток свиней, а медведя все не было. Гай уже совсем решил, что свиньи так и пробегут мимо берлоги, когда в последний момент оттуда рыча выскочил Харр. Он махал лапами, клацал в воздухе клыками, пытаясь ухватить что-то невидимое, и вдруг замер. Он увидел бегущих на него свиней. Взревев во все горло и устрашающе оскалив зубы, он шагнул вперед.

Свиньи налетели плотным валов. Харр дрался как никогда, наверно, в жизни. Он пустил в ход всю свою огромную силу. Одним молниеносным ударом страшной лапы он смахнул с тропы сразу полдесятка свиней. Передние остановились, попятились, но сзади на них безостановочно напирало остальное стадо. Харр ворочался в этой куче, возвышаясь над ней. Все новые и новые свиньи летели с обрыва в воду, но слепое от ужаса стадо продолжало лезть вперед. Скоро медведя почти не стало видно среди сплошной массы свиней, все глуше становился его рев. А потом что-то большое, неясно мелькнув в густеющих сумерках, тяжело плюхнулось в воду, и поток свиней покатился дальше…

Перед утром ветер принес откуда-то тонкий холодок. Как ни был он слаб, Олла почувствовала его и как бы про себя сказала:

— Кончается уже Время Большого Солнца.

— Мы с мамой в такую пору уходили к своему Стаду, — сказал Фуф, грустно глядя туда, откуда пришли они с матерью, когда Время Большого Солнца только начиналось.

— В Белое Время без стада не прожить. — озабоченно сказал Гай. — Не прибиться ли нам к стаду бизонов? А то волки замучают…

Они помолчали и все вместе стали подниматься на холм, с которого были видны темные пока островки рощ, скалистые увалы с зубчатыми гребнями и зеленый край неба, чуть подсвеченный снизу красноватым пламенем еще далекого солнца.

10

Еще задолго до победы над пещерным медведем Олла задумывалась над тем, как прогнать Длинноруких из своего селения. Сначала она надеялась, что они скоро уйдут своими неведомыми разбойными путями. Однако Длинноруким понравилось новое место. Откуда-то подходили все новые и новые их ватаги, и уже готовых хижин в селении стало для них мало. Из костей, веток и тростника Длиннорукие наспех лепили для себя кособокие и уродливые жилища. Небольшое и аккуратное селение Рода Большой реки стало не узнать. Во много раз оно теперь разрослось и выглядело преужасно. Пробраться вместе с Афом к хижине Великой Матери Длинноруких теперь нечего было и думать — от ужасной вони и — дыма, окутывающего селение день и ночь, пес начинал неудержимо чихать. По вечерам все селение озарялось красными отблесками множества костров, а в середине, перед хижиной Великой Матери, плясали и гремели бубнами заклинатели духов. У огромного жаркого костра восседала сама Великая Мать и смотрела, как под ужасающий вой всего племени приканчивают пленных. Здесь же возвышался толстый столб, увешанный связками человеческих черепов. Считалось, что на вершину этого столба каждую ночь опускается покровитель племени — Великий Невидимый Норин.

— Надо найти твоих сородичей, — сказал однажды Аф. — Если бежать все время, мы встретим их через три дня и три ночи.

— В Белое Время без стада не прожить, — как всегда заметил Гай. — Наша мудрая и храбрая Рами, ты должна вернуться к своим.

Рами — так звали теперь Оллу на языке Лесов. Это новое ее имя было известно всем, кто ходит среди равнин, крадется в гуще Леса, летает в вышине или плещется в речных потоках.

— За нас не беспокойся, — потряхивая ушами, сказал Фуф ломким баском. — Мы…

— Мы перезимуем с бизонами, — со смехом докончила за него Олла. — Я верю, что с бизонами вам будет хорошо, но я пока но могу вернуться к своим.

— Почему? — враз спросили Фуф, Гай и даже Аф, который лучше их понимал Оллу.

— А вот почему. С тех пор, как наше селение стоит на этом месте, Большое Солнце возвращалось столько раз, сколько у меня пальцев на руках, и еще раз столько, и еще, и еще, и еще…

Считать Олла не умела, а остальные в счете были еще слабее ее, но все равно они поняли, что селение Рода Большой реки стоит на берегу очень, очень давно.

— И все это время мои сородичи строили свои хижины. Ведь их за одно Большое Солнце не построишь… И даже за два тоже, — вздохнув закончила Олла.

— Ну и что? — простодушно спросил любопытный Фуф.

— А то, — сказала Олла, щелкая его по хоботу, — что на нынешнее Белое Время мои сородичи могут остаться без хижин.

Тут Аф сделал вид, что он давно это знал, и недовольно сказал Фуфу:

— Из всех нас у тебя самые большие уши, а слышишь ты мало. Обязательно тебе все надо растолковать.

— Зато я мамонт, — обиделся Фуф. — Мне еще мама об этом говорила.

— Нет, ушастик, — засмеялась Олла. — Пока ты еще не мамонт. Вот когда ты будешь большим, даже больше носорога, вот тогда ты станешь мамонтом.

— У меня есть хобот, — защищался Фуф.

— Хобот, хобот, а рога у тебя есть? — спросил Гай.

— И защечные мешки? — лукаво добавил Аф.

— А хвост у тебя еще даже меньше, чем у Афа, — закончил Гай.

— Ты станешь хвастунишкой намного раньше, чем мамонтом, — строго сказала Олла. — Мама тебя бы отшлепала за это. Но ничего, за нее это могу сделать я.

— И я, — вмешался Гай.

— А я укушу, — Аф зевнул, чтобы показать свои острые клыки.

— Я больше не буду, — виновато помаргивая, захныкал Фуф. — Я нечаянно…

— То-то же, смотри, чтобы больше этого не было. А теперь вы гуляйте, а я полезу на дерево спать.

Олла подпрыгнула, ухватилась за нависший над ней сук и мигом очутилась в гуще ветвей. Здесь она улеглась на сплетенную из мягких прутьев постель. Фуф с Гаем отправились на поиски какой-нибудь полянки с обильной травой, а Аф, спасаясь от полуденной жары, забился в чащу.

Ты, конечно, помнишь, мой любознательный дружище, что Олла жила по правилу Лесов — спала в самую жару и еще часть ночи. А уже задолго до рассвета выходила на охоту. Ночь в Лесу — это самое оживленное время. Считается, что ночью и трава сочнее, и вода вкуснее. А надоедливая и кровожадная мошкара? Посмотри-ка, как она суетится в жару, как она радостно пищит и густыми роями вьется над всем живым! Нет, не зря обитатели Леса не спят ночью. Ну, а про хищников — волков, рысей, барсов и грозного пещерного льва — и говорить нечего. Недаром они ночью видят, как днем. Загляни однажды в глаза своей кошке, когда она будет вечером мурлыкать у тебя на коленях. Ого! Ты увидишь, как в глубине ее ленивых желтых глаз тлеет прозрачный зеленый огонек. Это навсегда оставшийся отблеск тех невообразимо давних ночей, когда над древним Лесом всходила древняя луна, горели колючие древние звезды, и весь мир окутывался призрачным и зеленым туманом. И туман этот был по-древнему таинственным, он не то колыхался, не то был неподвижен, а может, он и вовсе был не туманом, а зеленой тайной Леса…

После победы над Харром Олла уже не могла беззаботно спать днем. Она была теперь Рами, что на языке Леса означало умная и сильная, и потому должна была все время думать, как прогнать Длинноруких из родного селения.

На закате солнца четверо друзей снова собрались все вместе.

— Где мы встретимся сегодня ночью? — Олла сидела на ветке не очень высоко над землей и весело болтала ногами. — Может, опять у Темного брода?

— Нет, только не у Темного брода! — воспротивился Гай. — Мне туда нельзя.

— Почему?

— Росомаха Чива узнала, что я там бываю, и решила меня подстеречь. Мне сказал об этом красноголовый дятел.

— Чива? — Олла прищурила глаза. — Это такая нескладная прожорливая злюка с круглыми глазищами и непонятно на кого похожа?

— Рр-гаф! — подтвердил Аф. — Она, кажется, приходится дальней родственницей Харру.