— Не психопаты; я в этом убеждён. И это главная проблема с ПВП-Р: он не точен. Боб Хейр страшно рассердился семь лет назад, когда вышла популярная книжка «Тест на психопата». В ней подразумевалось, что любой может установить, является ли его сосед или начальник или просто случайный знакомый психопатом. Как говорил Хейр, требуется неделя интенсивной подготовки, чтобы научиться правильно оценивать его двадцать переменных, причём чтобы её пройти, нужно иметь формальное психологическое или психиатрическое образование. Однако его тест
— Ага, — сказала Хизер. — Но, э-э… откуда ты знаешь, что Энтони Хопкинс не психопат? — спросила она полушутя. — То есть, если задуматься, какие роли он играл? Не только Ганнибала Лектера, но и Альфреда Хичкока — человека, который был одержим производством фильмов о психах и сам был довольно бесчувственным. Может, это был тот же типаж.
— Вообще-то я думал об этом. В конце концов, Хопкинс также играл Никсона и капитана Блая, а они-то наверняка были психопатами.
— Именно.
— И поэтому я купил 4K-версию «Молчания ягнят». Этот фильм снимали на 35-миллиметровую плёнку, и 4K-сканирования достаточно, чтобы воспроизвести все детали, присутствовавшие в оригинальном фильме; у кадров крупного плана, где он сверлит взглядом Клариссу, резкость достаточная. Его глаза в самом деле выполняют микросаккады.
Хизер улыбнулась.
— Вот тебе и система Станиславского.
Её сырные палочки выглядели аппетитно, но мне их было нельзя.
— Да. Однако у Гитлера тоже был сверлящий взгляд. Он выбирал человека и смотрел на него гораздо дольше, чем обычно. Не существует его съёмок достаточно чётких, чтобы определить, были у него микросаккады или нет, но я уверен, что нет.
— Но я всё ещё не понимаю, при чём они здесь, — сказала Хизер. — Какое отношение имеет отсутствие микросаккад к психопатии? То есть, да, я понимаю, как это влияет на взгляд…
— Тут не только взгляд, — сказал я. — Видишь ли, множество передовых исследований в области психопатии были сделаны у нас, в Канаде… а это, я уверен, о чём-то да говорит. Канадец не только Боб Хейр — он сейчас профессор эмеритус в Университете Британской Колумбии — но и Анджела Бук. В 2009 году она опубликовала работу под названием «Психопатические черты и восприятие уязвимости жертвы». Это исследование и последовавшие за ним показали, что психопаты обладают почти сверхъестественной способностью выбирать в жертвы уже пострадавших людей.
В одном из моих собственных экспериментов я снимал на видео с высоким разрешением женщин-добровольцев; некоторые из них подвергались в прошлом насилию, другие же — нет. Все женщины во время съёмки общались в одном помещении с несколькими аспирантами. Потом я показал отснятое видео группе мужчин и попросил их указать женщин, подвергавшихся насилию. В случае нормальных мужчин процент успеха был такой же, как при случайном выборе: они не знали и просто пытались угадать. Однако психопаты верно определяли бывших жертв в восьмидесяти случаях из ста.
Когда я спросил психопатов,
— Вот дерьмище, — сказала Хизер.
— Ага.
Официант принёс кобб-салат для Хизер.
— Приятного аппетита, — сказал я.
Она отправила в рот первую порцию.
— А что можно сказать о социопатах в отличие от психопатов?
— Что в лоб, что по лбу. Хотя некоторые клиницисты — если подумать, в основном американские — до сих пор пытаются проводить между ними различие, «DSM-5»[6] числит их в одной категории. Видишь ли, бо́льшая часть диалога в киношной версии «Молчания ягнят» взята напрямую из книги, но в книге Лектер описывался как «чистый социопат», тогда как в фильме — «чистый психопат». Различие, если таковое существует, сводится либо к этиологии — те, кто, как я, предпочитают термин «психопатия», считают, что причина по большей части в различиях в мозгу, те, кто предпочитает «социопатию», считают, что личность, скорее всего, формируется обществом — либо к тому, как врождённое состояние проявляет себя. Некоторые говорят, что классический гладкоречивый и очаровательный, но совершенно бессердечный человек — психопат; если же он обычный жлоб, который при этом лишён совести и эмпатии — то это социопат. Мой метод способен выявить обоих. Правда…
Она выжидательно посмотрела на меня.
— Да?
— Ты знаешь, в чём разница между психопатом и гомеопатом?
Она покачала головой.
— Некоторые психопаты не приносят вреда.
— Ха-ха! — она подцепила вилкой ещё салата и проглотила. — Так как же работает твой метод? Как ты проводишь тестирование?
— Микросаккады — это фиксационные движения глаз; иными словами, они происходят только тогда, когда твой взгляд зафиксирован на чём-нибудь. И чтобы получить по-настоящему чёткий, по-настоящему хороший трек я обычно не пользуюсь видеозаписью. Вместо этого я использую модифицированные офтальмологические очки для проверки зрения. Испытуемый надевает их, и я просто прошу его в течение десяти секунд смотреть на нанесенную на очки точку. Сенсоры проверяют, остаётся его взгляд совершенно неподвижным или чуть-чуть подёргивается. Если первое — перед нами гарантированно психопат. Если второе — если испытуемый действительно демонстрирует микросаккады — то он
— Вау, — сказала Хизер. — Я могу их позаимствовать?
Возможно, я её недооценил; возможно, она всё-таки подозревает Густава.
— Нет, — ответил я, — но пригласи меня на Рождество, и я привезу их с собой.
— Замётано, — сказала она, втыкая вилку в крошечный помидор.
3
— Итак, профессор Марчук, подытожим: вы свидетельствуете, что ответчик, Девин Беккер, в самом деле является психопатом?
Хуан Санчес много раз репетировал со мной мои показания. Он хотел быть уверенным, что за ними сможет следить не только судья, которому уже приходилось слышать показания экспертов-психологов на других процессах, но также что сидящие на местах для присяжных семеро мужчин и пять женщин, которые никогда не посещали курсов психологии, увидят логику моих рассуждений, даже не желая того.
Хуан велел мне поддерживать с присяжными зрительный контакт. К сожалению, присяжные номер четыре (грузная чернокожая женщина) и девять (белый мужчина, безуспешно скрывающий лысину под зачёсом) смотрели в пол. Однако я на короткое время заглядывал в глаза остальным, хотя трое из них отводили взгляд, как только ощущали, что я на них смотрю.
Я повернулся к Санчесу и решительно кивнул:
— Да, именно так. Без малейших сомнений.
— Спасибо вам, профессор Марчук. — Хуан вопросительно взглянул на судью Кавасаки. Он говорил мне, что прямой опрос свидетеля-эксперта лучше всего проводить перед перерывом, чтобы представленные аргументы успели проникнуть в головы присяжных прежде, чем сторона обвинения попытается их разрушить; моё выступление он организовал так, чтобы оно завершилось перед самым полуднем. Однако Кавасаки либо забыл о времени, либо раскрыл замысел Санчеса, потому что он повернулся к окружному прокурору и произнёс слова, которые сам Хуан говорить не стал:
— Мисс Диккерсон, свидетель ваш.
Хуан бросил на меня разочарованный взгляд, потом повернулся и сел на своё место рядом с Девином Беккером, который, как всегда, сидел с кислой миной на худом лице.
Я обеспокоенно поёрзал на стуле. Эту часть мы тоже репетировали, пытаясь предугадать, какими вопросами разразится Белинда Диккерсон в попытке дискредитировать мой микросаккадный метод. Однако, как говорится в знаменитом изречении Мольтке-старшего, ни один план не переживает встречи с противником.
Диккерсон было сорок восемь лет; это была высокая грациозная женщина с удлинённым бледным лицом и чёрными волосами — если бы древко стоящего у стены флага Джорджии сломалось, она запросто могла бы его заменить.
— Мистер Марчук, — сказала она голосом куда более зычным, чем можно было ожидать от женщины её комплекции, — мы все немало услышали о вашей профессиональной квалификации во время вашего опроса моим оппонентом.
Это не было похоже на вопрос, так что я ничего не сказал. Вероятно, она ожидала, что я пробормочу что-то из скромности, и в обычной ситуации я бы, пожалуй, так и сделал. Но здесь, в зале суда, в этом горячем сухом воздухе — не говоря уж о надоедливой мухе, с жужжанием летающей вокруг лампы у меня над головой — я просто кивнул, и она продолжила:
— Степени, диссертации, клинические сертификаты, академические назначения.
И снова не вопрос. Вообще-то я беспокоился насчёт перекрёстного опроса, но сейчас немного расслабился. По моим регалиям она может топтаться со всем своим адвокатским удовольствием — я там ничего не преувеличил.
— Но сейчас, сэр, — продолжала Диккерсон, — я бы хотела коснуться той части вашего прошлого, которой мистер Санчес внимания не уделил.
Я посмотрел на Хуана, чья голова по-птичьи повернулась к присяжным, а затем так же моментально снова вернулась ко мне.
— Хорошо, — сказал я.
— Откуда происходит ваша семья?
— Я родился в Калгари, Альберта.
— Да, да. Но ваша семья, ваши предки — откуда они?
Мне, как и любому человеку, уже задавали раньше такой вопрос, и я обычно отвечал шуткой того сорта, который поймёт только человек из университетской среды. «Мои предки, — обычно отвечал я, — происходят из ущелья Олдувай». Я взглянул на присяжных, потом на кислое выражение на морщинистом лице судьи Кавасаки. Никакого смысла отпускать неочевидную шутку.
— Вы про мою этническую принадлежность? Я украинец.
— То есть ваша мать украинка, верно?
— Да. Ну, украино-канадка.
Она сделала рукой пренебрежительный жест, словно я пытался замутить воду бессмысленным крючкотворством.
— А ваш дед со стороны матери — он тоже украинец?
— Да.
— Когда ваш дед эмигрировал в Канаду?
— В 1950-х. Точной даты я не знаю.
— Но до этого он жил на Украине, верно?
— Вообще-то я думаю, что последним местом в Европе, где он жил, была Польша.
Диккерсон оглянулась, чтобы посмотреть на судью. Она вскинула брови, будто бы удивляясь моему ответу.
— Где именно в Польше он жил?
Мне потребовалась секунда или две, чтобы вспомнить название, и я вряд ли верно его произнёс.
— Гденска.
— Которая находится где?
Я нахмурился.
— Как я и сказал, в Польше.
— Да, да. Но
— Это к северу от Варшавы, я так думаю.
— Полагаю, так и есть, но нет ли поблизости какого-нибудь… какого-нибудь
Хуан Санчес встаёт; его челюсть выпирает даже больше, чем обычно.
— Возражение, ваша честь. Этот урок географии не имеет ни малейшего отношения к делу.
— Отклоняется, — ответил Кавасаки. — Но вы испытываете моё терпение, мисс Диккерсон.
Она, вероятно, восприняла это как разрешение задать наводящий вопрос.
— Мистер Марчук, сэр, давайте я спрошу напрямую: не расположена ли эта самая деревня, Гденска, всего в десяти милях от Собибора?
То, что она последовательно отказывалась обращаться ко мне «профессор» или «доктор», было, разумеется, попыткой уменьшить мой авторитет в глазах присяжных.
— Я не знаю, — ответил я. — Не имею понятия.
— Хорошо, ладно. Но она
— Я правда не знаю.
— Или на поезде? — Она делает едва заметную паузу, чтобы подчеркнуть предыдущую реплику, затем: — Чем занимался ваш дед во время второй мировой войны?
— Я не знаю.
— В самом деле не знаете?
Я почувствовал, как мои брови непроизвольно ползут вверх.
— Нет.
— Это меня удивляет, сэр. Это
— Почему?
— Вообще-то вам нельзя задавать вопросов, сэр; здесь всё по-другому устроено. Значит вы, находясь под присягой, утверждаете, что не знаете, чем отец вашей матери занимался во время второй мировой войны?
— Именно так, — ответил я, безмерно озадаченный. — Я не знаю.
Диккерсон обернулась к присяжным и всплеснула руками, словно говоря «я давала ему шанс». Затем она подошла к своему столу, и её молодая помощница передала ей лист бумаги.
— Ваша честь, я хотела бы приобщить к делу эту заверенную нотариусом копию статьи из «Виннипег Фри Пресс» за двадцать третье марта 2001 года.
Кавасаки жестом подозвал Диккерсон к своему столу, и она передала ему бумагу. Он быстро просмотрел её, затем передал клерку.
— Приобщается к делу как улика стороны обвинения номер сто сорок шесть.
— Спасибо, ваша честь, — сказала она, забирая лист. — Итак, мистер Марчук, не будете ли вы так любезны зачитать нам первое отмеченное предложение?
Она передала мне страницу, на которой голубым маркером были отмечены два отдельных абзаца. Без очков для чтения я не мог разобрать, что в них написано, поэтому полез в карман пиджака — и увидел, как рука охранника на дальнем краю зала потянулась к пистолету. Я медленно вытащил свои глазные костыли, водрузил их на нос и начал громко читать:
— «Новые неожиданные разоблачения ожидали нас на этой неделе в связи с публикацией документов из бывшего Советской Союза. Новая порция документов имеет отношение к Канаде. Эрнст Кулик…» — Я запнулся; в горле внезапно пересохло, когда я пробежал глазами последующий текст.
— Пожалуйста, продолжайте, сэр, — сказала Диккерсон.
Я сглотнул, затем продолжил читать: