Восьмая карта накрыла седьмую. На рисунке были дядя и тетя Эш. Они стояли на летней поляне, а вместо рук и ног у них были ветки и корни. От изображения на Эш повеяло надеждой, но одновременно дохнуло и какой-то угрозой.
— На что тебе надеяться.
Ряд продолжила девятая карта. На ней была видна спина какого-то человека, карабкающегося вверх по скале. До вершины оставалось всего чуть-чуть, но ему не за что было больше уцепиться. Сверху свешивалась рука, протянутая альпинисту для помощи. Судя по одной только руке, нельзя было сказать, кто же там, на вершине.
Это я карабкаюсь вверх, подумала Эш. Но чья же это рука?
— Чем сердце успокоится, — сказала Кэсси, вытаскивая из колоды последнюю карту.
Она положила ее поверх девятой, закончив ряд вправо от креста.
Как только Эш увидела эту карту, ее взгляд стремительно метнулся к лицу Кэсси. Сердце заколотилось с бешеной скоростью, напоминая неистовый аккомпанемент гитарной импровизации.
— Что… что это значит?
В глазах Кэсси застыло выражение, которого прежде Эш никогда не видела. Как будто она погрузилась в глубь себя и в то же время витала где-то еще. Где-то там, вдали, но мысленно уже возвращалась. Или только что была где-то здесь, но уже унеслась вдаль.
Тревога Эш возросла. По спине быстро пополз на крысиных лапках страх.
— Кэсси? — переспросила Эш, не дождавшись ответа. — Что происходит?
— Я… я не знаю, — ответила Кэсси.
Они обе снова посмотрели на последнюю карту. Она лежала на прежнем месте, и на ней… ничего не было. Никакого рисунка. Ни малейшего изображения. Абсолютная чистота.
Показалось, что тот покой, который наполнял сад, внезапно улетучился и в воздухе разлился холод.
Кэсси потянулась было за последней картой, как вдруг невесть откуда налетевший порыв ветра швырнул разложенное гадание на дорожку к их ногам. Карты в беспорядке рассыпались, как опавшие листья. Кэсси сидела, все еще протягивая руки к картам и всматриваясь в никуда.
Ничего страшного, твердила себе Эш, пытаясь унять дрожь.
А что, если это она принесла сюда что-то дурное? Что, если внутри нее таился какой-то злобный дух, который вырвался здесь наружу, уничтожая магию, сворачивая ее? Так, как он уже поработал в ее душе…
Вдруг Кэсси встряхнулась. Странное выражение ее лица сгладилось. Самым прозаическим образом она наклонилась и собрала карты. Стянув с запястья резинку, скрепила колоду и положила ее обратно во внутренний карман куртки.
— Кэсси? — спросила Эш. — Что происходит? Почему на последней карте ничего не было? И как там могли оказаться я, Нина и все остальные?
— Я говорила тебе, — ответила Кэсси. — Это магические карты.
— Со мной случится что-нибудь плохое?
— Нет, если мне удастся помочь тебе.
Не очень-то утешительно, подумала Эш.
— А что карты…
— Никто не причинит тебе вреда, — заверила ее Кэсси. — Я даю тебе в этом слово, а Кэсси Вашингтон зря не болтает. Идет?
— Но гадание…
— Я его еще не закончила, — сказала Кэсси. — Мне нужно разобраться во всем до конца, прежде нем толковать его.
Она встала и накинула рюкзак на плечо.
Боже, подумала Эш, Кэсси давала деру. Она не могла себе этого и представить.
— Пожалуй, сейчас я не смогу остаться одна, — сказала она.
— А кто бросает тебя? Ты, детка, идешь со мной.
— Куда же мы пойдем?
— В мою нору. Я хочу кое-что обсудить с Боунзом.
Озадаченный взгляд Эш вызвал у Кэсси улыбку.
— Я же говорила тебе, подружка. Он колдун, а что мы здесь пустили в ход? Чары — таинственные и могущественные. Поэтому кто нам нужен — так это колдун, который прояснит, что все это значит.
Эш плохо улавливала суть происходящего. Но она достаточно доверяла Кэсси, чтобы позволить ей увлечь себя сначала из парка, а потом в подземку. Там они сели в поезд, идущий на север, в район Верхнего Фоксвилла, где Кэсси и Боунз жили в заброшенном доме вместе с дюжиной других таких же бездомных.
Эш никогда не бывала в той части Верхнего Фоксвилла, где обитали Кэсси с Боунзом. Их дом был через два квартала к северу по Грейси, как раз в центре района с квадратную милю, заполненного пустующими зданиями в окружении вымощенных булыжником мостовых. Это было все, что осталось от благих проектов ассоциации по благоустройству, которая планировала перестроить окраины по типу центральной части города. Когда-то весь этот район был точно таким же, как и кварталы в южной части Грейси, — многоквартирные дома с дешевым жильем, но теперь он стал пристанищем только для бездомных, наркоманов, рокеров и прочей подобной публики.
Пожалуй, в такое место Эш не пошла бы по своей воле. Бывают местечки, куда просто не стоит соваться. Вышагивая по булыжной мостовой, пусть даже рядом с Кэсси, Эш чувствовала себя неуютно. В одном проулке она заметила кучку наркоманов, которые провожали их оценивающими взглядами, пока они проходили мимо. Свист и улюлюканье каких-то уличных хулиганов летели им вслед. На углу возле дома Кэсси какой-то рокер-одиночка с эмблемой Чертова Дракона, украшающей спину его грязного джинсового жилета, сидел верхом на застывшем на месте «харлее»1 и наблюдал за ними из-под опущенных век.
Эш вздохнула с облегчением, когда наконец вслед за Кэсси вошла в дом.
Внутри стены подъезда были размалеваны многочисленными рисунками и надписями — от анархических символов, выведенных аэрозольными красками, до небрежно нацарапанных комментариев по поводу различных половых извращений. Мусор и отбросы сплошняком покрывали вестибюли и лестницы. Но на втором этаже стены были выскоблены, а все помещения подметены.
— Как ты? — спросила Кэсси, когда они шли длинным пустым коридором.
— По-моему, нормально.
Эш живо представила себе все, что произошло в Силеновых садах.
— Но я все еще какая-то обалдевшая, — призналась она.
— Я тоже, — сказала Кэсси.
Эш с тревогой посмотрела на нее. От сознания того, что Кэсси разделяет ее страхи, ей немного полегчало. Однако она надеялась, что Кэсси все ей объяснит, и если уж Кэсси считает, что дело плохо…
Она не позволила себе додумать до конца.
— Крепись, — сказала Кэсси. — В нашем затруднительном положении Боунз — могучая поддержка.
Боунз был индейцем — чистокровным кикаха, выходцем из небольшого местного племени. Он был старше Кэсси, и, с точки зрения Эш, неполные тридцать лет делали его просто глубоким старцем. Кожа Боунза отливала темной медью, а все черты лица были какими-то широкими — приплюснутый нос, широко расставленные темные глаза, квадратный подбородок. Свои длинные черные волосы он заплетал в косичку, которая была почти такой же длины, как и у тети Эш, а одевался на манер панка: вылинявшие черные джинсы, разодранные на коленях, обшарпанные рабочие ботинки, простая белая футболка.
Они обнаружили его в дальней комнате второго этажа, где он сидел, скрестив ноги, перед небольшим вигвамом из прутьев. Между прутьями были вплетены странные вещи. Маленькие раковины. Голубиные перышки. Нечто похожее на звериные когти. Небольшие полоски кожи с остатками меха какого-то животного.
Боунз оказался совсем не таким, каким Эш представляла его себе. Он выглядел таким же отрешенным, какой в парке была Кэсси: взгляд, обращенный внутрь себя, и в то же время как будто устремленный в никуда. И никаких признаков, что он хотя бы заметил их появление.
Отлично, подумала Эш. Мы пришли посоветоваться с познавателем Вселенной. Но как только Кэсси и Эш уселись напротив, взгляд его темных глаз переместился на них. В течение какого-то мгновения от него исходила такая энергия, что волоски на руках у Эш встали дыбом, как от статического электричества. А потом он расплылся в ухмылке до ушей, которая в глазах Эш превратила его лицо в обыкновенную клоунскую маску.
Он вытащил из кармана пластиковый пакет с желейными конфетами, сунул в рот красную и черную и принялся с наслаждением их жевать. Очевидно, он разделял пристрастие Кэсси к сладкому. Эш только надеялась, что Кэсси имела в виду не эти конфетки, когда говорила, что он колдун.2
— Привет, Кэсси, — сказал он. — Что, неважные сборы?
— Я совсем не работала, — ответила она. — Случайно встретила подругу, а у нее сложное дело.
Клоунская физиономия повернулась в сторону Эш.
— Привет, Эш, — сказал он. — Приятно познакомиться. — Он протянул ей пакет с конфетами. — Хочешь?
Эш отрицательно покачала головой и быстро взглянула на Кэсси.
— Э… может, я напрасно пришла сюда… — начала она и тут же осеклась, пристально уставившись на Боунза.
Как он узнал ее имя?
— Я знаю, на кого он похож, — сказала Кэсси, говоря о Боунзе так, как будто его здесь не было, — но положись на меня. Он не имеет права помогать, действуя своими методами. В его крови слишком много от нанабожо.
— Нана… кто? — спросила Эш.
— Надо смеяться, — сказал Боунз. — Не можешь смеяться — будешь плакать.
Кэсси закивала.
— Ну вот, разве это не правда?
Эш только покачала головой. Происходившее здесь имело какой-то особый резонанс, и она никак не могла уловить его.
— Так вот в чем проблема, — приступила Кэсси к их делу.
Она начала рассказ о том, что произошло в парке, заставив Боунза выслушать все подробности незаконченного гадания и на чем оно прервалось. По мере того как она описывала изображения на картах, каждое из них настолько отчетливо всплывало в памяти Эш, как если бы карты все еще были разложены у нее перед глазами. Эш вздрогнула, когда Боунз неожиданно заговорил с ней.
— А тебе понятны были эти изображения? — спросил он.
Клоун исчез — разве что в темных глазах Боунза затаились неуловимые искорки смеха. От его внезапной серьезности Эш растерялась. Изображения на картах — такие ясные в ее памяти, когда Кэсси говорила о них, — в беспорядке перемешались у нее в голове.
— Э… — начала она.
— Будем брать их по очереди, — сказала Кэсси, придя ей на помощь. — Первым было изображение девочки твоего возраста.
Эш с благодарностью посмотрела на нее.
— Это моя кузина Нина.
С небольшой подсказкой Кэсси Эш прошлась и по всем остальным, разъясняя, кто были эти люди и какое отношение они к ней имели. Некоторые изображения были ей непонятны — волк в венке с шипами, старая индианка; о смысле других она могла только догадываться — сгоревший дом в Сент-Иве, где они жили с матерью, ее дядя и тетя на лужайке, у которых вместо рук и ног были ветки и корни.
Когда они обсудили все десять карт, Боунз задумчиво покачал головой.
— Понятно, — сказал он.
С пола позади себя он подобрал небольшой мешочек из дубленой кожи и положил его себе на колени. Закрыв глаза, сунул в него руку. И пока он там шарил, до Эш доносился странный приглушенный перестук.
— Что он делает? — спросила она Кэсси.
Та приложила палец к губам.
И тут Боунз начал издавать какие-то звуки:
— Аххх, хейх, хейх-но, но-я.
Сначала Эш подумала, что он стонет, но потом догадалась, что это была какая-то монотонная песня. Ощущение энергии, которое длилось лишь мгновение, сразу после их с Кэсси прихода, вернулось — на этот раз заполнив всю комнату. По рукам побежали мурашки, и ее заколотила неуемная дрожь, которая зарождалась где-то в глубине ее существа, буквально в мозге костей.
Протяжная песня зазвучала громче.
— Ах-на-хи, хей-но, хей-но.
И вдруг резким движением Боунз выдернул руку из мешка. Разжав пальцы, он высыпал на пол перед собой то, что было зажато у него в кулаке.
Так вот откуда взялось его имя, подумала Эш.
На полу врассыпную лежали маленькие косточки,3 образуя какую-то комбинацию, которая ничего не говорила Эш, — а возможно, и Кэсси тоже, подумала она, — но, очевидно, была полна смысла для Боунза. Он наклонился и растопыренными пальцами стал ощупывать воздух над беспорядочно разбросанными косточками, почти касаясь их.
Теперь он затих. Тишину в комнате нарушало только их дыхание. Эш рассматривала кости, силясь понять, что же такого он в них увидел.
Интересно, чьи они? Птичьи? Мышиные? Пожалуй, лучше этого не знать.
Таким же резким движением, каким он сначала разбросал кости, Боунз сгреб их и положил обратно в мешочек.
— Лично тебе ничто не грозит, — объявил он, убирая мешочек назад, за спину. — Эти неприятности свалились не на твою голову, хотя и имеют к тебе некоторое отношение. Твое горе и озлобленность послужили приманкой — вызвали призрак из мира духов. Но, очутившись здесь, он нашел кого-то еще, за кем и охотится.
У Эш снова быстрее заколотилось сердце.
— Как… как это? — спросила она.
— Он хочет сказать, что сила твоих переживаний привлекла призрак из потустороннего мира, — объяснила Кэсси.
— Брось, — сказала Эш. — Не шути.
— Беда в том, — продолжила Кэсси, как если бы Эш и не перебивала ее, — что он нашел кого-то другого и стал его преследовать.
Эш покачала головой.
— Так если все это правда, что же в этом плохого? Я тут больше ни при чем, ведь так?