Помоги проекту - поделись книгой:
– Ее построил Шах Джахан, чье имя буквально означает «Повелитель мира», – рассказал он и медленно повторил для нее призыв, звучавший с минарета: – «Ашхаду алля́ иляха илля Лла́ху ва ашхаду анна Мухаммадан расу́лю Лла́х», – сказал он, выделяя каждую букву, а потом перевел: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его».
Взобравшись на высокий минарет мечети, они смотрели оттуда на многолюдную суету Старого Дели и на Красный форт.
– Оттуда нами правили моголы, персы и британцы, – объяснил он.
Потом они перевели взгляды на Ворота Индии, церемониальный проспект и президентский дворец.
– Как странно, – сказал он.
– Что? – не поняла Лотта.
– Видишь вон тот красный мост? Мост Минто. Под ним я спал, мерз и голодал. А там, – он показал на президентский дворец, который был всего в нескольких километрах от моста, – я пил чай с президентом Индии.
Она не сразу, но нашла в запутанном городском ландшафте большой купол.
– Как в сказке.
Она бросила на него скептический взгляд. Наверное, решила, что он все выдумал.
Вновь сев на моторикшу, они поехали на юг, к мавзолею Хумаюна, еще одной туристической достопримечательности. Всю дорогу они говорили. Общаться с ней было легко. И он опять задумался о предсказании. Которое обещало, что его будущая жена родится под знаком Тельца и будет музыкальной. А еще астрологи сказали, что она будет владычицей джунглей.
Но как Лотта могла быть владычицей джунглей?
Потом Лотта отправилась дальше. Уже на следующий день они с друзьями погрузились в микроавтобус «Фольксваген» и продолжили путешествие. Они собирались посетить храмы в Кхаджурахо и посмотреть в Варанаси на пилигримов, которые купались в водах священного Ганга. Пикей скучал по ней, но уже скоро начал сомневаться. Она туристка, задержится ненадолго и поедет дальше. В жизни ее ждет еще столько всего, в Индии она точно не останется. Сомнения смешивались с воспоминаниями о ее нежном голосе.
«Мост Минто. Под ним я спал, мерз и голодал».
В канун Рождества, в свой день рождения, он получил письмо, на конверте из бумаги ручной работы были аккуратно выведены его имя и адрес. С замиранием сердца он открыл его. Это была яркая поздравительная открытка с изображением веселой рыбы, плещущейся в грубо прорисованных волнах. Вульгарно, как сказал бы его учитель в художественной школе. Коммерческая, примитивная работа. Но он еще никогда в жизни не получал поздравительных открыток на день рождения. Теперь, сияя от радости, он подставлял переливающуюся блестками открытку под солнечные лучи, и яркая красная рыба сверкала.
Он прочел:
«Как же далеко пришлось забраться, чтобы встретить такого хорошего друга, как ты. Поздравляю с днем рождения, желаю счастья, Лотта».
Дни до ее возвращения были сущим мучением.
В ржаво-красных сумерках новогоднего вечера он внезапно увидел в толпе у фонтана Лейфа с огромным рюкзаком на спине. Пикей подбежал к нему. Лейф был один и рассказал, что они ездили в Кхаджурахо и видели тысячелетние храмы с эротическими скульптурами. Потом спросил, может ли Пикей посоветовать ему хорошую и дешевую гостиницу.
– Забудь о гостинице, живи у меня.
Он дал ему ключ от комнаты в Лоди Колони.
– А где же Лотта?
– Сняла комнату в особняке у одного семейства. Мы с ними в поезде познакомились.
– Лотта тоже могла бы переночевать у меня, – простодушно сказал он.
Разумеется, он не тешил себя надеждой, что она предпочтет уютной кровати в отдельной комнате большой виллы его тесную и убогую каморку.
Выглянув в первый день нового года на улицу, которая вела к домам Лоди Колони, он заметил в тени деревьев желто-красную точку. Она увеличивалась. А потом превратилась в женскую фигуру. На ней были джинсы и желтая футболка, а на спине – красный рюкзак.
Этот момент стал для него личным триумфом. Ему хотелось кричать о своем счастье: смотрите, она променяла роскошь на мою бедность!
Но вместо этого он спокойно и сдержанно поприветствовал ее:
– Добро пожаловать, Лотта!
Лейф будет спать на его сломанной чарпае, деревянной кровати с сеткой из переплетенных пеньковых веревок. Для Лотты он расстелил на полу тонкий бамбуковый матрас. А сам решил спать прямо на бетонном полу.
– Ничего, я привык спать на твердом, – заверил он Лейфа и Лотту.
Больше всего его беспокоило отсутствие постельного белья. Но она казалась вполне довольной, когда раскладывала на бамбуковом матрасе под окном свой спальный мешок.
Пикей и Лотта перекусили омлетом с соусом масала, поджаренным хлебом и чаем, которые он приготовил на спиртовке на веранде, и отправились на моторикше в Коннот-Плейс, где пересели в «тук-тук», набитый пассажирами трехколесный мотоцикл, который с тарахтением полз к Старому Дели.
Пикею казалось, что город, которого он так боялся три года назад, теперь стал его частью. «Пусть она прочувствует жизнь этих торговых улиц», – думал он, словно они могли ей рассказать о нем.
Они бродили по улицам старого города, а потом через узкое отверстие в стене попали на еще одну улочку, которая вела к маленькому, освещенному люминесцентными лампами внутреннему дворику. Там пахло древесным углем и жареным мясом. Во дворе готовили еду, а гости сидели за столами в четырех домах, окружавших его, и ели. Они заглянули в один из домов: кафельная или каменная плитка от пола до потолка, гости, поглощающие жареное мясо с тонкими, как кружево, лепешками.
В зоопарке Дели, который устроили в развалинах старого форта, они гуляли по лесу и берегам искусственных озер, безостановочно разговаривали и смеялись – часто над одним и тем же. Наконец они опустились на траву. Он был счастлив, но испытывал смешанные чувства. В душе росло беспокойство, и он часто ловил себя на мысли о том, что вскоре его счастью придет конец. Так было всю жизнь, так будет и сейчас. Счастье окажется предвестником несчастья. Он просто не предназначен для того, чтобы быть счастливым. Она отправится домой, в Европу, а он останется в Индии. Она озарила его жизнь, как молния, и исчезнет так же быстро.
Ему оставалось доучиться семестр в Колледже искусств Дели, и у него не было денег на то, чтобы куда-то ехать.
«Это невозможно, из нашего романа ничего не выйдет, наша встреча обречена стать коротким, но прекрасным воспоминанием», – думал он.
Но Лотте он ничего не сказал о своих сомнениях.
Они отправились дальше, на базар Пахаргандж. Бок о бок они бродили среди прилавков с фруктами и чайных лавочек. Пикей думал только о ней и жил только настоящим моментом. Они разговаривали с мальчишками-пекарями, которые голыми руками залезали в красные печи тандур[37] и раскатывали там комки теста. Они ловили на себе взгляды налитых кровью глаз старух и стариков, которые отдыхали на своих лежанках вдоль стен домов, закутанные в серые платки. Они чуть не споткнулись о человека, который разобрал коробку передач и разложил прямо посреди улицы на картоне по порядку пластины, гайки и подшипники. Они прошли сквозь козье стадо. Водили руками по шелковым спинам коров, вдыхали запах горячего пара и влажной ткани, проходя мимо женщины, которая гладила рубашки паровым утюгом. Посмеивались про себя над человеком, который вспенивал переделанной дрелью теплое молоко. И несколько минут наблюдали за стариком, который выстроил на доске под голой электрической лампочкой пирамиду из сотен куриных яиц. Он сказал им по-английски:
– Если одно упадет, все посыплются.
И они засмеялись.
Они отгоняли от себя собак, смотрели, как шьют, чинят серебряные цепочки, как девушка подметает улицу перед дверью. Вдыхали дым, пахнущий горелой листвой, и слушали храп какой-то женщины. Люди пели, разговаривали, месили тесто, играли в карты, лежали, растянувшись на спине.
Ему казалось, что сами они – часть всего, что есть вокруг, часть этих людей, улиц, запахов и неба.
К шести часам они вышли к фонтану, и Пикей начал развешивать картины для своей ежедневной выставки. Лотта помогала ему. Он смотрел, как она, напевая себе под нос, закрепляет картины на крючках. «Боже, пожалуйста, пусть эта женщина станет моей женой», – подумал он и сел на табурет, чтобы рисовать портреты желающих. Она села рядом. На четвертом рисунке они решили все собрать и пойти в кино.
Перед кинотеатром «Плаза» толпились сотни человек. Очередь к кассам выливалась на улицу. Премьера фильма «Месть и закон» прошла полгода назад, но он до сих пор собирал полные залы. Они долго изучали нарисованный от руки рекламный плакат, на котором Амитабх Баччан расстреливал злодеев из пулемета. С верхнего яруса с видом на партер, где они расположились, было видно, что большинство зрителей – одинокие мужчины, которые поглядывали на них с тоской.
Пока шел фильм, он переводил для нее с хинди на английский, но когда сладкоголосая Лата Мангешкар запела Jab tak hai jaan, он умолк, откинулся в кресле и наслаждался. Во время одного из красочных танцев она придвинулась ближе, опустила голову ему на плечо и вложила в его руку свою. Беспокойство, с которым ему удалось справиться после зоопарка, вспыхнуло вновь. «Для чего все это? – спрашивал он себя. – Что высшие силы хотят мне сказать? Так начинается любовь?» Он ничего не понимал и только сейчас осознал, как чудовищно неопытен. Он будто снова стал вдруг двенадцатилетним.
Чему быть, того не миновать. И он попытался успокоить свои сомнения мантрой: между нами возникла особая связь, наши души на одной волне. Много раз повторив эту мантру, он наклонился и поцеловал ее в лоб, беззвучно шепча: «Ма Махешвари, Ма Махешвари» – это было имя богини джунглей, которой молилась когда-то его мать.
В Дели пришла зима. По ночам небо было ясным и звездным, туман сгущался лишь перед самыми сумерками, а воздух становился ледяным. Они молча бродили в темноте по обезлюдевшему городу, мимо фонтана, который теперь был выключен. Потом направились по бульвару на юг, мимо церемониального проспекта Раджпатх и триумфальной арки Ворот Индии к Лоди Колони. Сначала он только держал ее за руку, но потом, осмелев от того, что они были одни в ночном городе, обнял. Он ощущал тепло ее тела и в то же время остро чувствовал, что делает нечто запретное, как будто у уличных фонарей были глаза и они следили за ними. В какой-то момент ему почудилось, что он покинул свое тело и видит себя, идущего рядом с Лоттой, словно с крыши дома, с высоты метров двадцати над землей.
Прогулка оказалась долгой. Но какое это имело значение? В два часа ночи они вернулись домой. Лейф крепко спал в своей постели и громко храпел. Они взяли одеяло, вышли на веранду и уселись, закутавшись в него, на бетонную лестницу. По улице с лаем бегали собаки. Он держал ее за руку и смотрел то вверх, на звезды, то снова на нее. Долго смотреть ей в глаза было чудесно, но в то же время мучительно. А звездное небо позволяло ему иногда отводить взгляд.
«С момента моего рождения божественная сила вела нас друг к другу, – думал он. – Чтобы сбылось то, чему суждено сбыться». Он знал, что люди с Запада обычно рассуждают иначе. Но знал на собственном опыте, что жизнь устроена именно так. «Это наша ночь, – говорил себе он. – Наша волшебная, предначертанная ночь любви». Он снова и снова целовал ее в лоб, в щеки. Сначала глаза, потом разум и только потом сердце. Так любовь овладевает человеком. Так было всегда, и так будет до скончания времен.
«Боже, пожалуйста, пусть эта женщина станет моей женой».
Он шепотом позвал ее по имени. Она не ответила. И они долго сидели в тишине.
– Я люблю тебя, – наконец решился сказать он, но тут же в этом раскаялся.
«Зачем я только позволил этим словам вырваться изо рта, – думал он. – А что, если она сейчас встанет и уйдет? Или только посмеется надо мной? Или скажет: “Ты мне нравишься, но не настолько”?»
– И я тебя, – решительно сказала она, наклонилась и поцеловала его в лоб.
После паузы он добавил:
– Я был бы самым счастливым человеком на земле, если бы ты стала моей женой.
Ее тело съежилось.
– Я не так все себе представляла. Еще рано! Я столько всего должна успеть до того, как выйду замуж.
– Я не говорю – прямо сейчас, – поспешно сказал он. – Я могу ждать много лет, если ты так хочешь.
Разговор закончился сам собой. Он не хотел обсуждать это дальше.
Они молчали и слушали храп Лейфа, который долетал до самой веранды. А потом вернулись в комнату. Он лег на пол, она – на свой бамбуковый матрас у окна. Он пытался заснуть, лежал на спине и смотрел в темноту. Ворочался с боку на бок – лег на левый, перевернулся на правый, потом опять на левый – но никак не мог найти удобную позу. Услышав, что она тоже ворочается, он хотел было заговорить с ней. Но тут ощутил движение воздуха и услышал тихий шорох. А потом почувствовал, как легла на его плечо нежная рука. Почти бесшумно она скользнула к нему под одеяло и устроилась рядом на холодном бетонном полу.
– Тоже не можешь заснуть? – шепнула она.
– Да, – ответил он.
– Мне немножко страшно там, у окна, можно я лягу здесь?
– Ко-конечно, – пролепетал он.
Ее руки обхватили его шею. В нем проснулось желание, и он стал смелее. Но тут она снова съежилась.
– Если не будешь держать себя в руках, я вернусь на свой матрас, – прошептала она. – Я не за
О чем он только думал? И он устыдился своей настойчивости.
Они лежали на бетонном полу, покрытом бамбуковым матрасом. Пикей смотрел на Лотту. Во сне она казалась довольной. И он задумался о ее реакции на его слова накануне вечером. Она инстинктивно отпрянула, когда он предложил ей пожениться. Но он не знал иного способа признаться в любви. Если они не поженятся, то не смогут жить вместе. Если они не поженятся, вся романтика исчезнет. Любовь не живет без торжественных обетов и официальных уз. Так он считал. Но Лотта сказала, что хочет подождать. И это было трудно понять. Что у нее могут быть за причины, если она тоже его любит, а ее отец не против? Было очевидно, что Лотта приехала из совершенно другой страны.
Но он не собирался сдаваться и решил попытать счастья еще раз.
– Давай поедем в Ориссу, – предложил он за завтраком.
Она посмотрела на него с любопытством.
– Я познакомлю тебя с отцом, сестрой и братьями.
– Почему бы и нет, – сказала она.
Он не знал иного способа признаться в любви.
Она не стала спорить с ним, задавать вопросы. Значит, действительно хотела ехать с ним? Правильно ли она его поняла?
Все произошло так быстро. Они словно следовали плану, и на сомнения времени не оставалось. Они упаковали вещи в рюкзак Лотты и быстро оделись. Он надел те же штаны и ту же пыльную рубашку, что и вчера. Ему было неловко, особенно сейчас, когда с ним в комнате находилась женщина, но выбора не оставалось – чистой одежды у него не было.
«Я нормально пахну?» – переживал он.
Потом обернулся и посмотрел на Лотту. На ней было новенькое сари распространенного в Бенаресе фасона. Светлые волосы и красное сари! Какая же она красавица.
Они отправились на рикше в Коннот-Плейс, чтобы купить подарок отцу Пикея и символические гостинцы для братьев. Перекусив в китайском ресторане, они бродили по магазинам, смотрели друг другу в глаза и смеялись. Жизнь казалась такой прекрасной, будто поднималась к одной из своих наивысших точек. Вопрос был только в том, как долго это будет длиться, прежде чем он очнется в очередной пропасти. Впрочем, он, как обычно, оставил все сомнения при себе.
Они сели в «Джаната экспресс», перед самым закатом длинный поезд выполз из вокзала и с черепашьей скоростью поплелся на восток. Прохладный ветерок дул из зарешеченных окон, а заходящее солнце окрасило равнину в цвет желтого манго. Он смотрел на волосы Лотты, которые развевались на ветру и иногда закрывали ее лицо. Невозможно было оторвать взгляд от этих волос, которые в закатном освещении казались позолоченными.
Пикей вспомнил, как он, пятилетний, ехал по джунглям на слоне своего деда. И как учитель бросал в него камни за то, что он не той касты. Он вспомнил своего школьного друга, который принадлежал к более высокой касте и не мог больше играть с Пикеем после того, как его родители узнали об этом. И вот теперь он здесь – взрослый мужчина, сидит в поезде с прекрасной иностранкой.
Они заказали ужин, который подали в картонных упаковках. Овощи, рис и чапати. Они молча сидели, скрестив ноги, на пластмассовых сиденьях и ели. Снаружи было темно, и слабое вагонное освещение окрашивало все легкой синевой. Поезд грохотал по шпалам, локомотив свистел, а вагоны качались, как лодка в открытом море.
Они легли, прижавшись друг к другу, на одну из узких верхних полок. Лотта пыталась читать книгу о религиозных празднествах в Ориссе, но вскоре уснула. Он еще долго лежал, любуясь ее лицом. Спокойным во сне, с закрытыми глазами и светлой кожей.
Он вспомнил об одном их недавнем разговоре.
– Ты заставил меня поверить в бога, – сказала она ему.
– Но я беден и не могу обеспечить тебя, дать тебе уверенность в завтрашнем дне, – ответил он.
– Для меня ты не беден, – заверила его она.
– Я хочу стать художником, а быть настоящим художником – значит жить в бедности.
– Я охотно разделю жизнь в бедности с тобой, – убежденно сказала она.
За несколько часов до рассвета они сошли с поезда в металлургическом городе Бокаро, где работал старший брат Пикея. Тесно прижавшись друг к другу, они сидели на темной платформе и ждали, когда взойдет солнце. Тут же лежали тюки, на которых спали люди. Может быть, они ждали своего поезда или родственников, которые приедут за ними на рассвете. Было слышно, как лает на улице напротив вокзала целая стая собак, иногда где-то проносился с громким гудком одинокий автобус.
Когда рассвело, Лотта пошла в здание вокзала и переоделась в другое сари, которое прикрывало волосы. Издалека было невозможно заметить, что она иностранка. Пикей посмотрел на нее и подумал, что брат точно оценит ее уважение к традициям.
Поделиться книгой: