Тиодольф был высок и широкоплеч, но так хорошо сложён, что не выглядел слишком крупным. Его любили женщины, и дети охотно прибегали к нему, чтобы поиграть. Он был самым свирепым из воинов Марки, и его подвигов не смог бы повторить никто. Говорил он всегда жизнерадостно, даже когда сам был чем-то опечален. Это был человек, не знавший сердечной тоски. Но он никогда ни пред кем не гордился чрезмерно своей выдающейся силой и доблестью, никогда не ставил себя выше других, так что даже невольники любили его.
На поле боя Тиодольф был немногословен. Он никогда не оскорблял, как вошло в обычай в то время, и не поносил бранью врага, которого хотел поразить мечом.
Некоторые из тех, кто впервые видел Тиодольфа в бою, могли посчитать его недостаточно сильным, ибо он не сразу атаковал со всей мощью, а иногда даже отходил назад. Он не бросался в самую гущу в начале сражения, но приходил на выручку родичам, которым сильно доставалось, или оказывал помощь раненым, и если дело ограничивалось лишь мелкой стычкой, сердца воинов были мужественны и всё предрекало победу, Тиодольф иногда возвращался домой, так и не обагрив клинок кровью. Но никто не винил его, кроме разве что тех, кто его ещё не знал. Ведь Тиодольф хотел, чтобы молодые воины могли завоевать себе славу, чтобы у них прибавилось мужества, а сердца их окрепли.
Когда же сражение было жестоким, и войско Марки начинало проигрывать, когда воинов оставляло мужество, а в сердцах их поселялось сомнение, Тиодольф менялся на глазах. Теперь это был опытный, быстрый и опасный воин, он бросался вперёд, словно стрела, выпущенная из лука. Тиодольф замечал всё, что происходило на поле боя, он мчался сначала в одну сторону, потом в другую, пока битва не стихала и огонь сражения не был укрощён. Меч в его руках в такие минуты рубил быстро и смертоносно, словно Тиодольф владел небесной молнией, – а он всегда сражался только мечом.
Надо ещё сказать, что, когда противник поворачивался спиной и начиналась погоня, Тиодольф больше не сдерживал свою силу, как в начале боя. В погоне он всегда был впереди всех, разя направо и налево и никого не щадя. Он призывал тогда своих сородичей не беречь сил, но сражаться усердно, пока оставалось время до захода солнца.
В таких случаях он говорил примерно так:
Таков был Тиодольф в то время. Вольфинги всегда избирали его своим предводителем на войне, и часто случалось ему быть военным вождём всего народа Марки.
Рядом с Тиодольфом стоял другой испытанный вождь по имени Хериульф, человек в годах, но весьма сильный и отважный, опытный воин, слава о подвигах которого гремела повсюду. Говорил он обычно мало, зато в битве мог петь песни, смеяться, был весел и шутил с соратниками. Хериульф был гораздо крупнее Тиодольфа. Казалось, его породили горные великаны – настолько огромным он был! Сила ему была дана под стать росту, так что никто из врагов не отваживался сражаться с ним один на один. У Хериульфа были длинные седые волосы, крупное лицо с высокими скулами, нос, похожий на орлиный клюв, широкий рот и большой квадратный подбородок, из-под его кустистых бровей яростно сверкали светло-серые глаза.
Одежда и оружие у Хериульфа были такие: защитная куртка из тёмных железных чешуй, пришитых к основе из конской шкуры, и такой же тёмный железный шлем в форме волчьей головы с разинутой пастью. Шлем этот Хериульф изготовил себе сам, ибо был прекрасным кузнецом. В руках он держал круглый щит и такую огромную алебарду, какую ни один из воинов его рода, кроме него самого, не смог бы и поднять. Как лезвие, так и древко алебарды были покрыты золотым узором с рунами. Хериульф очень любил её и называл Сестрой Волка.
Словом, выглядел Хериульф так, будто был предком своего рода, вернувшимся, чтобы бороться за Вольфингов.
Его любили за чудесную силу, как и за то, что он не отличался угрюмостью, хотя и слыл лютым и свирепым воином. И хотя, как уже сказывалось, он был молчалив, его охотно принимали и старики, и молодёжь. Хериульф участвовал во многих битвах, и чудом казалось, что Один ещё не призвал его к себе. Говорили, что Отец Павших благоволит к дому Вольфингов, раз так долго отказывает этому воину в гибели.
Ещё много часов подряд на тинг прибывали новые отряды людей Марки, но, наконец, собрались все. Тогда кольцо воинов разомкнулось, и десять человек из Дейлингов прошли внутрь. Один из них – старейший – нёс боевой рог Дейлингов, Дома, несущего бремя собрания тинга и всего, что к нему относилось. Девять спутников старца окружили Холм Речей, а сам он взошёл на вершину и протрубил в рог. Все, кто сидел, быстро поднялись на ноги, а те, кто разговаривал, замолчали, и кольцо воинов подтянулось ближе к холму, так что теперь между людьми и лесом образовалось пустое пространство, а между людьми и холмом остались только девять воинов да жертвенные кони и алтарь божеств. Речи, произносимые с холма, теперь могли услышать все собравшиеся на тинг, а было их около четырёх тысяч человек, и каждый был отважным, испытанным воином. Они привели с собой ещё около двух тысяч невольников и чужаков. Но здесь были не все свободные жители Верхней Марки. Некоторые из них охраняли тропы, что вели через лес на юг, а другие – холмы пастухов, ведь если войско противника ведёт опытный предводитель, то он с лёгкостью проникнет в эти места. Поэтому пять сотен человек, как свободные, так и невольники, остались охранять дикий лес, надеясь на помощь со стороны жителей холмов.
Один старый воин с зажжённым факелом в руке встал между людьми и лесом. Сперва он обратил лицо на юг, к солнцу, затем, развернувшись, медленно обошёл всех собравшихся с востока на запад, пока, наконец, не оказался опять там, откуда начал свой путь. Тогда он бросил факел на землю и, потушив его, вернулся в свой отряд.
В этот момент старец из Дейлингов, что стоял на вершине кургана, вытащил меч и четырежды взмахнул им по направлению четырёх сторон света, и меч засверкал на солнце. Затем старец во второй раз протрубил в боевой рог – и место тинга окутала тишина. Даже в лесу всё затихло, разве что было слышно, как боевой конь бьёт копытом о землю да щиплет траву на поляне. Птиц в этой чаще было мало, а ветра тем утром и вовсе не было.
Глава VIII. Народное собрание жителей Марки
И вот старец возвысил голос и произнёс:
Затем старец сел на земляную скамью. Среди собравшихся раздались крики тех, кто желал слушать. Без лишней суеты вперёд вышел некий воин из отряда Верхней Марки. Он взобрался на вершину Холма Речей и громко произнёс:
«Я Борк из рода Гейрингов Верхней Марки. Два дня назад с пятью другими воинами я охотился в диком лесу. Мы вышли из чащи где-то в стране жителей холмов. Пройдя немного по их землям, мы оказались в вытянутой долине, по которой пробегал ручей. Там кое-где рос тис да с краю приютилась маленькая ореховая роща, и около неё мы увидели группу людей с женщинами и детьми. У них было несколько коров и ещё меньше коней, зато их овцы паслись по всей долине. Из земли и ветвей они сделали себе шалаши и теперь разжигали костры, чтобы приготовить пищу, так как уже наступил вечер. Увидев нас, они кинулись было к своему оружию, но мы обратились к ним на языке готов с просьбой о мире. Они поднялись к нам по склону и ответили нам, тоже по-готски, хотя речь их слегка отличалась от нашей. Мы рассказали им, кто мы такие и откуда пришли, и пастухи, обрадовавшись, пригласили нас к себе. Нас радушно приняли и угостили, как смогли, а именно: дали баранины. Мы же поделились с ними добытой в лесу дичью. Так мы и провели всю ночь.
Эти люди рассказали нам, что родом они из пастушеского племени, и что в их земле сейчас идёт война, а вторгшийся враг настолько жесток, что все покидают свои дома и убегают оттуда прочь. Враг этот из могучего народа, о коем ещё тут не слыхали. Он живёт в больших городах на юге. Огромное его воинство перешло горы и Большую Реку, что течёт с них, и напало на одно из поселений пастухов, разбило их воинов, сожгло жилища, убило стариков и угнало скот и овец! Враги угнали даже женщин и детей, словно и те были скотом!
Пастухи сказали, что бежали в эти места из своих домов, находившихся много южнее, и теперь собираются построить новые жилища здесь, в Ореховой долине, в надежде, что эти чужаки, которых они называют римлянами, не пройдут так далеко, а если и пройдут, то пастухи смогут укрыться в диком лесу, что растёт поблизости.
Вот что они нам поведали. Потому мы и послали назад одного из нас – Бирсти из Гейрингов, чтобы он передал эти новости. С ним отправился один пастух, а мы сами пошли дальше, надеясь разузнать что-нибудь ещё об этих римлянах, ведь встреченные нами пастухи сказали, что не вступали с ними в бой, а бежали из страха, только заслышав об их приближении. Так мы вышли в путь, и сопровождал нас только один юноша из пастушьего племени, что носит имя Хрутингов из нагорного народа. Остальные, похоже, были сильно напуганы, хоть у всех у них и было оружие!
Пройдя в глубь той страны, мы убедились, что пастухи нас не обманули. Мы встречали и целые Дома, и группы людей, и одиночек, – все они бежали от обрушившейся на них беды. Многие оказались в нужде, оставив не только поселения, что было небольшой потерей (пастухи строят убогие жилища, ведь они не работают в поле), но и свои стада. Среди встреченных нами беглецов многие участвовали в сражении с римлянами. Они рассказали нам, что враги очень сильны и с ними лучше не вступать в бой, а ещё о том, как ужасно они обращаются со взятыми в плен, как мужчинами, так и женщинами. Наконец, мы услышали и о том, что чужаки возвели стену и построили крепость в этой земле, словно собирались остаться здесь и после наступления зимы. Чтобы из-за Большой Реки к ним могла прийти помощь, они устроили неподалёку от неё ещё несколько крепостей, хотя и не таких больших, как первая, и оставили там опытных воинов. С другой стороны Большой реки уже все народы захвачены римлянами – какие хитростью, какие силой, – и их воины сопровождают римлян в битвах. Нам самим попалось несколько таких отрядов, мы сразились с ними и даже взяли некоторых в плен. Они-то и открыли нам всё это, а также и многое другое, о чём было бы здесь слишком долго рассказывать».
Юноша сделал паузу и оглядел многолюдное собрание. Вокруг сразу поднялся шум, который долго не стихал – воины обсуждали услышанное. Когда же волнение, наконец, успокоилось, юноша вновь заговорил, но теперь его слова сложились в песню, и песня эта была такой:
Юноша замолчал, и воины зашумели сильнее прежнего, обсуждая его слова. Шум этот долго не стихал, и под него Борк, бряцая оружием, сошёл с Холма Речей, смешавшись с толпой своих сородичей.
И вот вперёд вышел воин из рода Шильдингов Верхней Марки, известный своим искусством менестреля. Он взошёл на курган, и речь его от начала и до конца полилась песней. Говорил он такие слова:
Лязгая оружием, Гейрмунд сошёл с холма и вернулся к своему отряду. С противоположной стороны кольца вышел и поднялся на холм другой воин, рыжеволосый, довольно крупный, одетый в козью шкуру. В руке он нёс лук, за спиной у него был колчан со стрелами, а на боку висел маленький топорик. Он сказал так:
«Я живу в роду Хроссингов Средней Марки, теперь я уже член рода, но я не всегда был с ними, ибо я сын прекрасной и могущественной женщины из кимров, пленённой, когда она вынашивала меня. Имя моё Рыжий Лис.
Я видел этих римлян и остался жив – слушайте! Рассказ мой будет кратким. Вот он.
Я, как известно многим, охочусь в Браниборе и знаю все его тропы и проходы чрез чащи лучше, чем мои соплеменники.
Месяц назад я прошёл пешком из Средней Марки через Верхнюю Марку в южную чащу, а из неё – в страну холмов. Перевалив через хребет, я оказался в небольшой долине. Было раннее утро, и долину ещё укрывал туман. В стороне от себя я увидел человека. Он спал на траве под рябиной, на ветвях которой висели его щит и меч. Стреноженный конь кормился чуть поодаль.
Я начал тихо ползти к нему, держа стрелу на тетиве, но, оказавшись рядом, увидел, что он из сыновей готов, и, не раздумывая ни минуты, отложил в сторону лук, встал, подошёл к нему и разбудил. Он сердито вскочил.
Я сказал ему: “Зачем же ты сердишься на своего сородича, которого встретил в этих пустынных местах?”
Но он потянулся за своим оружием. Видя это, я бросился на него, чтобы опередить. Он не успел снять с ветки меч, но, выхватив из-за пояса нож, замахнулся им на меня.
Он был крупным мужчиной, и я отшатнулся. Тогда он ринулся на меня, но я успел ударить его в голову своим маленьким топором, что носит имя Боевой Малыш. Я тогда сильно ранил его, и он упал на траву. Позже оказалось, что рана эта была смертельной.
Мне жаль, что пришлось убить гота, но он был так сердит и, совсем не понимая спросонья, что делает, обязательно убил бы меня.
Но умер он не сразу. Он попросил меня принести ему воды из колодца, что находился за деревом. Я выполнил его просьбу (у меня с собой была раковина), и дал ему пить. Я хотел было спеть заклинание, останавливающее кровотечение, я хорошо его знаю, но он проговорил: “Это не принесёт пользы. Я получил сполна. Кто ты?”
Я ответил ему: “Я приёмный сын рода Хроссингов. Моя мать была взята в плен. Меня зовут Лисом”.
Тогда он произнёс: “Лис, ты воздал мне по заслугам. Я из народа Марки, из рода Элькингов, я гостил у бургундов, что живут за Большой Рекой. Римляне стали их хозяевами, и бургунды теперь делают то, что им скажут. Даже мне пришлось подчиниться римлянам, хотя я был лишь гостем бургундов. Я, житель Марки, вынужден был сражаться против жителей Марки! И всё это из-за страха и жажды золота! Ты, чужеродный, убил предателя и негодяя! Мне причиталось не меньше, чем смерть. Дай мне ещё воды”.
Я дал ему попить, а он спросил: “Сделаешь ли ты то, о чём я попрошу тебя ради спасения своего собственного дома?” – “Сделаю”, – согласился я.
Тогда он произнёс: “Римляне послали меня, чтобы я указал дорогу к Марке и провёл их через чащу. За мной следуют другие, но здесь они будут только через три или четыре дня, так что до этого времени не останется никого из римских прислужников, кто бы мог опознать тебя или даже меня самого. Если ты достаточно смел, то поступи так: когда я умру, раздень меня, а мою одежду надень на себя. Сними с моей шеи это кольцо*, это мой знак. Когда же у тебя спросят секретное слово, скажи: «Нет предела». Это оно и есть. Иди на юго-восток по долинам, так, чтобы Холм Широкого Щита был всё время по правую руку от тебя. Пусть твоя сноровка, о, Лис, приведёт тебя к крепости римлян, а после поможет вернуться к твоему роду с тем, что ты сможешь узнать, а узнаешь ты, на самом деле, многое. Дай мне ещё глоток воды”.
Он выпил и сказал: “Того, кто носит это кольцо, зовут Хросстюр из рода Речных готов. Те негодяи зовут его так. Похорони меня, и пусть моя смерть искупит мою жизнь”.
После этих слов он откинулся назад и умер. Я поступил так, как он просил: снял с него одежду (она стоила шесть коров) и надел её на себя. Потом похоронил его, спрятал свой лук и все свои вещи в зарослях тёрна, взял его коня и поскакал прочь.
Я скакал день и ночь, пока не разыскал римскую крепость. Я смело подошёл к охране, и меня провели к их князю, угрюмому и суровому воину. Он спросил громовым голосом: “Имя?” Я ответил ему: “Хросстюр из рода Речных готов”. Он спросил: “Каков предел?” Я сказал: “Нет предела”. – “Знак!” – потребовал он и протянул руку. Я отдал ему кольцо. “Я верю тебе”, – сказал князь. А я подумал про себя: “Тебя обманули, господин”. И сердце моё танцевало от радости.
Князь задавал мне множество вопросов, и я довольно бойко отвечал на них, причём говорил что угодно, но не сказал ни слова правды, разве только что-то, что могло навредить ему. Моё сердце ликовало. Я думал тогда: придут предатели и расскажут ему правду, а он не поверит им или, по крайней мере, засомневается в их словах. В моей же честности он нисколько не сомневался, иначе потребовал бы пытать меня. Позже я видел, как он допрашивал под пытками пленённых мужчину и женщину из нагорного народа.
Выйдя от него, я прошёл по всей крепости, стараясь высмотреть как можно больше и ничего не страшась. Я видел несчастных пленённых готов, которые проклинали во мне предателя, узнав по одежде, что я их крови.
Там я провёл три дня, выяснив за это время всё, что мог, и о крепости, и о войске, укрывшемся в ней. На четвёртый день я вышел с утра, будто бы на охоту. За мной никто не следил – мне верили.
И я вернулся домой в Верхнюю Марку, где остановился у Гейрингов. Желаете ли вы, чтобы я рассказал вам что-нибудь об образе жизни римлян в крепости? Я говорил дольше, чем хотел. Мне продолжить рассказ?»
Поднялся шум, среди которого слышалось: «Говори всё, говори всё!» – «Нет, – возразил Лис. – Всё я не смогу поведать. Мне многое удалось увидеть за эти три дня. Но вот что вам следует знать. Эти люди хотят завоевать и разграбить Марку, перебить воинов и стариков и пленить тех, кто им приглянется – прекрасных и молодых. Но больше всего они жаждут наших женщин, чтобы владеть ими или продать.
Что же до их крепости, то она хорошо укреплена. Римляне выкопали ров, а за ним строят стену из глины. Глину обжигают, как горшки, и придают ей форму тёсаного камня. Получаются довольно крепкие бруски красного цвета, которые они скрепляют известью.
Копают глину, лепят и обжигают невольники, пленные готы, мужчины и женщины. За это они получают скудную пищу и отнюдь не скудные побои. Римляне – жестокий народ. Они смеются, глядя на слёзы других.
Их воины хорошо вооружены. По большей части, это вооружение у всех одинаково. На голове они носят шлем, на груди и спине – железные доспехи. Длинные щиты в битве закрывают их до колен. Они подпоясаны саксами и вооружены тяжёлыми метательными копьями. Они смуглы и некрасивы, мрачны и немногословны. Пьют и едят мало.
Над десятками и сотнями у них стоят военачальники, которыми командует тот самый князь. Он ходит взад и вперёд с золотом на груди и на голове и обычно надевает плащ того цвета, какой бывает у герани.
В самом сердце крепости стоит алтарь, на котором римляне приносят жертвы своему божеству, а божество их – всего лишь тот знак, с которым они идут в бой: орёл, набрасывающийся на добычу с распростёртыми крыльями. Но есть у них и другой бог, и, представьте себе, это волк, как будто они одного с нами рода. Вернее, волчица с двумя мальчиками у сосцов. Это удивительно.
Я говорил, что они жестоки, и вот почему я понял это. Десятиначальники и стоначальники без жалости, у всех на виду бьют воинов, если те идут не так, как требуется. И хотя воины свободные и могучие мужи, они терпят, не отвечая ударом на удар. Это самый беспощадный народ из тех, какие мне известны.
Что же до их числа, то тех, кто в крепости, едва ли наберётся три тысячи пехотинцев, а всадников пять сотен, да и те не лучшие. Лучников и пращников шесть сотен или больше. Луки у них слабые, а вот пращники чрезвычайно искусны. Ходят слухи, что когда они пойдут на нас, у них будет ещё около пяти сотен воинов из числа Заречных готов да сколько-то из их собственного народа».
После этих слов Рыжий Лис сказал следующее:
Поднялся громкий шум. Сердитые голоса смешались с лязгом мечей и звоном копий, ударяемых о щиты. А Рыжий Лис произнёс:
«Вы должны избрать один из этих путей. Впрочем, о чём я говорю? Есть только два пути, а не три: ведь если вы выберете бегство, то они последуют за вами хоть до пределов земли. Либо эти чужаки возьмут всё, что хотят, даже наши жизни станут их добычей, либо мы сохраним то, что принадлежит нам, и продолжим свою весёлую жизнь. Меч решит это. Через три дня покажется войско – они недалеко от нас».
С этими словами рыжий воин сошёл с Холма Речей, смешавшись со своими родичами. Остальные, решив, что его слова верны и мудры, шумно обсуждали услышанное. Но вот один старый воин из Нижней Марки поднялся и взошёл на вершину холма. Он был сухопар и суров, его знали и уважали, и, когда он заговорил, всё стихло. Молвил же он вот что:
«Я Оттер из рода Лаксингов. Немногое осталось сказать, прежде чем придёт время избрать князя, который поведёт нас на войну, и мы, вооружившись, отправимся в путь. От трёх достойных воинов мы узнали правду о наших врагах. Последний из говоривших, Рыжий Лис, видел их. В пути он расскажет нам ещё что-нибудь, да и самих врагов найти нетрудно. Было бы неразумно напасть на этих людей, когда они прячутся за частоколом своей крепости, ведь сложно одержать победу над стеной. Гораздо лучше будет встретить их в диком лесу – он, будучи нашим другом и защитником, станет для них сетью. Послушай, Агни из рода Дейлингов, у тебя жезл тинга, объяви, что пора избрать князя, если никто не против».
Без лишних слов старый воин, позвякивая доспехами, спустился с холма и встал среди Лаксингов. Тут поднялся старец из Дейлингов, он протрубил в рог, и сразу наступила тишина. Старец вопросил: «Дети Отца убитых! Идёт ли народ на войну?»
Воины в один голос закричали «Да!», и мечи их взлетели вверх, сверкая в лучах клонящегося к западу солнца или отливая смертельной бледностью на фоне тёмного леса.
Тогда Агни снова вопросил: «Изберёте ли вы себе князя сейчас же или после того, как все выскажутся?»
Воины закричали: «Изберём! Изберём!»
Агни опять спросил: «Выступит ли кто-нибудь против этого?»
Все молчали, и Агни спросил: «Дети Тюра*! Какого князя хотите вы себе, кто поведёт вас на войну?»
Перекрывая лязг мечей, раздался крик: «Мы хотим Тиодольфа! Тиодольфа из рода Вольфингов!»
Агни произнёс:
«Я не слышу других имён – все ли согласны? Не выступит ли кто-нибудь против? Если так, то пусть он говорит прямо сейчас, нельзя запрещать ему поработать на пшеничном поле копий! Пусть говорит тот, кто не пойдёт следом за Тиодольфом!»
Все молчали. Тогда Дейлинг воскликнул: «Выйди вперёд, князь народа Марки! Сними золотое кольцо с рогов жертвенника, надень на свою руку и поднимайся сюда!»
И вот Тиодольф вышел из круга на освещённое солнцем место, взял золотое кольцо с жертвенника и надел на руку. Это легкое, искусное украшение было столь древним, что поговаривали, будто его изготовили гномы. И было оно знаком избранного вождя народа.
Тиодольф поднялся на холм, и воины, знавшие о его военной мудрости, радостно закричали. Многие тогда удивились, увидев его без шлема, но решили, что он, должно быть, принёс клятву богам не носить его, и сердца их возликовали. А затем воины заметили гномью кольчугу. Даже издалека было видно, что это чудо создано искусным кузнецом. И многие решили, что над ней пропеты могучие заклинания, дабы защитить её владельца от копья и меча, ведь всем было известно, что Тиодольф любимец богов.
Когда Тиодольф взошёл на холм речей, он произнёс:
«Воины всех родов Марки, сегодня я ваш князь, но по обычаю, собираясь на войну, выбирают двух князей. Я бы хотел, чтобы и сейчас мы поступили так же. Наше грядущее дело – это не детская игра, и если один из князей падёт, другой должен сразу занять его место, чтобы битва продолжалась. Агни из рода Дейлингов, пусть воины изберут себе ещё одного князя, если им это по душе».
Агни ответил: «Наш князь произнёс мудрые слова. Скажите, жители Марки, кто займёт место рядом с Тиодольфом, когда вы пойдёте на чужаков?»
Раздался гам, среди которого слышались имена, и, казалось, их было больше двух, но громче остальных выкрикивали имена Оттера из рода Лаксингов и Хериульфа из рода Вольфингов. Оттер был опытным воином, и его хорошо знали все жители Марки, но Хериульфа так любили и почитали, что Оттера не называли бы, если бы Хериульф не принадлежал к тому же роду, что и Тиодольф, а выбирать князей из одного рода не входило в обычай готов.
Агни вновь заговорил: «Дети Тюра, я слышу больше, чем одно имя. Пусть теперь каждый из вас выкрикнет отчётливо имя того, кого избрал».
Воины опять закричали, но теперь было хорошо слышно, что кроме Оттера и Хериульфа не называют никого. Когда же Дейлинг вновь собрался говорить, но ещё прежде, чем он успел вымолвить хоть слово, могучий Хериульф, умудрённый годами, выступил вперёд. Когда люди увидели, что он хочет им что-то сказать, наступила гробовая тишина. Он произнёс:
«Слушайте, дети! Я стар и опытен в войне, но опыт мой – опыт владения мечом, это опыт могучего воина, который знает, куда идти, и не думает о том, чтобы повернуться к врагу спиной, пока не упадёт на поле. Такой опыт хорош против тех народов, которых мы встречали ранее, – он пригодился, когда мы сражались с гуннами, желавшими смести нас с лица земли, с франками или бургундами, которые не хотели, чтобы мы превзошли их могуществом. Но сейчас пред нами новый враг, а потому мы должны быть мудры, но по-новому, и не только мудры, но и хитры. Одного мудрого князя вы уже избрали себе – Тиодольфа. Он моложе меня и моложе Оттера из рода Лаксингов. Теперь же, если вам нужен князь постарше, который займёт место рядом с ним (а это верное решение), то выберите Оттера! Хотя его тело и старо, мысль в нём остра и в то же время легка, словно лучшие из тех клинков, что мы приобретаем у чужаков, и мысль эта принадлежит нынешнему дню, тогда как моя мысль живёт в днях прошедших. Я не смогу повести вас в бой, как повёл бы смельчака острый меч или стрела, выпущенная искусным лучником. Выбирайте Оттера, я и так уже многое сказал».
Тогда Агни из рода Дейлингов со смехом произнёс: «Один воин высказался за Оттера и против Хериульфа, пусть теперь говорят другие, если у них есть желание!»
Раздался крик: «Оттера! Мы хотим Оттера!»
«Выскажется ли кто против Оттера?» – задал вопрос Агни. Но ни одного голоса не было против.
Тогда Агни произнёс: «Выходи, Оттер из рода Лаксингов, ты будешь держать кольцо вместе с Тиодольфом».
Оттер поднялся на холм и встал рядом с Тиодольфом. Оба они взялись за кольцо, а затем каждый просунул в него свою руку. Соединив ладони, князья стояли так некоторое время, а воины приветствовали их криками.
Наконец, Агни сказал: «Теперь пора зарубить коней, принеся их в жертву богам».
После этих слов и Агни, и два князя сошли с холма и встали перед жертвенником. Девять воинов из рода Дейлингов вышли вперёд, держа в руках топоры, чтобы зарубить коней, и медные чаши, чтобы собрать в них кровь. Каждый из Дейлингов зарубил по коню для богов, а десятого, самого красивого, закололи два князя. Кровь собрали в чаши, а Агни взял кропило и обошёл кольцо воинов, разбрызгивая над ними по обычаю тех дней кровь жертвенных животных.
Затем туши коней разрубили и изжарили на жертвеннике в дар богам. Агни и оба князя попробовали мясо, а остальное отнесли в жилище Дейлингов для пира, готовящегося этой ночью.
Затем Оттер и Тиодольф, посовещавшись друг с другом в стороне, вновь взошли на Холм Речей, и Тиодольф произнёс:
Так говорил Тиодольф, а после его слов Агни поднял боевой рог и, протрубив в него, провозгласил:
Толпа разразилась криками, а затем, успокоившись, все в должном порядке, род за родом, развернулись и покинули тинг, направившись сквозь лес к жилищу Дейлингов.
Глава IX. Старец из рода Дейлингов
Вокруг бражного зала Дейлингов всё ещё толпились люди: те, кому надлежало остаться дома. На равнине под холмом прямыми рядами стояли обозные телеги. Каждая теперь была покрыта навесом: белым, чёрным, красным или коричневым, – а некоторые, что принадлежали Бимингам, – зелёным, цвета древесной листвы.
Воины спускались к этому городу из телег, совершенно пока неукреплённому, ведь нападения никто не ожидал. Там уже собрались невольники, что готовили пир, да и многие из рода Дейлингов, как мужчины, так и женщины, желавшие присоединиться к пирующим. Некоторых воинов Дейлинги повели по земляному мосту и дальше, за ограду, в свой бражный зал – там, кроме хозяев, могло поместиться ещё много людей. В числе гостей были и оба князя.